История вторая. Лесоруб с золотым топором

 В не застекленное окно замка врывался холодный ветер. Осколки разбитого витража давно уже убрали с каменных плит пола. Денег на новое узорчатое стекло у лекаря не было. Он владел лишь замком Долгого леса, а не всей огромной территорией, и то только потому, что владение досталось ему от тетки. Золота, собранного на анатомических представлениях, едва ли хватало на содержание самого замка Долгого леса, что уж говорить про его реставрацию. Да и не нужно вовсе это окно, ведь для оживления трупа нужна чистая природная энергия в виде молнии, а каждый раз заказывать из столицы новые витражи – только время тратить.

 В замке Долгого леса стало промозгло и сыро. С севера периодически надвигались сильные бури, а по утрам на владения Людвига Шервигонского нередко опускался прозрачный туман. Слугам приходилось накрывать все свечи стеклянными колпаками, от чего замок казался еще мрачнее и таинственнее.

 Каждое представление лекаря собирало все больше и больше народу. Люди хотели увидеть воскрешение мертвого тела, слухи о страшном оборотне, созданном Людвигом, будоражили сознание знати, заставляя платить все больше денег за места в первом и втором рядах. Но «чуда» все еще не происходило, анатомический театр показывал обычные сцены расчленения человека, бойкий парнишка с упоением рассказывал про строение брюшной полости, ноги, руки… Интерес постепенно угасал, и неверие уже было достигло крайней точки, как однажды на листовках появилось кроваво-яркими буквами: «Не пропустите! Воскрешение человека! Что таится за гранью небытия?!»

***

- Дамы и господа! Рады приветствовать вас на единственном в мире представление, на котором вы увидите чудесное воскрешение человека! Профессор Людвиг Шервигонский сотворит невозможное во второй раз! Все получили свои свечи? Так начнем же!

Голубоглазый мальчишка дернул за позолоченную кисть и занавес открылся. Зрители ахнули. Некоторые дамы закрыли лица веерами. Они не были готовы к таким неожиданностям. Одно дело - когда при тебе вскрывают не покалеченный труп, но совсем другое - когда ты видишь «это».
Ноги до середины бедра высокого тридцатилетнего мужчины были буквально размозжены. Кости, мышцы, связки – все было перемешано и измельчено. Людвиг Шервигонский, стоявший слева от разделочного стола, чуть улыбался, видя недоумение на лицах знати. На нем был неизменный кожаный фартук и плотные белые перчатки. Они должны увидеть это, увидеть его мастерство!

- Простите, но как вы собираетесь оживлять труп, что не сможет ходить? – подал голос известный граф с первого ряда.

Он мало верил во всю эту чушь про вторую жизнь, оборотней, проклятия… Но жена так умоляла его пойти, что он смилостивился и приехал на представление. Всем своим видом граф выражал презрение, скептически глядя на раздробленные кости.

- Как вы вообще собираетесь это восстановить? Пфф! Вздор, да и только, - граф поправил свой сюртук и закинул ногу на ногу.

Он был единственный без свечи под стеклянным колпаком.

***

- У меня нет денег! И я вам ничего не должен! – большой кулак с силой стукнул по столу.

Кувшин с водой опрокинулся, заливая скатерть и большую тарелку с бараниной. Женщина, сидевшая на скамейке, вздрогнула и поспешила убрать мокрую скатерть.

- Простите, господин, мой муж не хотел… - она дрожащими руками стала вытирать полотенцем с лица толстого гонца капли воды.

Тот, набычившись, недовольно смотрел на сжимающего кулаки крестьянина.

- Оставь его! Хватит лебезить пред этим боровом! – черноволосый мужчина схватил женщину за руку и оттолкнул к стене. - Вон из моего дома, паскуда! И хозяину своему передай, чтобы не совался сюда больше! Мы давно уже заплатили все долги! Он и так берет втридорога! Что, взяток уже не хватает?

Гонец брезгливо отодвинул от себя стол и встал, отряхнув камзол от пыли. Он поправил сумку на плече и, переваливаясь с ноги на ногу, пошел к низенькому дверному проему. По пути мужичок зло зыркнул на двух пятилетних близнецов и, остановившись у порога, обернулся.

- Пожалеешь, Вернер, - гонец гадливо сплюнул и, кое-как взгромоздившись на ухоженного ослика, поковылял к узенькой дорожке.

- Господи! Что же ты наделал, Вернер?! – Элине подбежала к мужу. - Что же теперь будет? Как мы жить дальше будем? Почему ты не отдал ему свой чертов топор? – она сжала его рубаху, еле сдерживая слезы. - Почему?

- Молчи, женщина! – Вернер высвободил ткань из рук жены и хмуро взглянул на детей. - Мы не змеи подколодные, чтобы перед напыщенным наместником пресмыкаться! Я не собираюсь больше это терпеть! Хватит! Нахлебались уже! Детям жрать нечего! А топор я свой не намерен отдавать! Мне его лично король пожаловал!

- Да чего стоит твой топор?! Король тебе его пожаловал да и забыл про тебя! Для тебя железяка важнее детей! – взвилась Элине.

- А вот этого вот не надо! Ты прекрасно знаешь, как я их люблю!

- А меня уже нет, да?

- Да что ты понимаешь, дура?!

Мальчики забились в угол, тихо всхлипывая и зажимая уши руками. Им было страшно и обидно. Мама с папой еще никогда так не ругались.

- Ах, значит, дура! Ну, да, я же «баба», а она должна смиренно сидеть за вышиванием, готовить стирать, убирать! Чего тебе еще нужно? Не ты ли женился на мне потому, что я была «не такая, как все», а?

- Да перестань ты! – Вернер залепил жене пощёчину.

Повисла гробовая тишина. Элине неверяще подняла на супруга глаза полные слез. Вернер же смотрел на нее, закусив губу. Что же он наделал…

- Я… ох, прости меня, Элине, - мужчина выдохнул, подходя к жене и заключая ее в объятия, - прости. Я совсем уже сошел с ума из-за этих денег, долгов… Все мы сошли с ума. Лилиан, Дирей, идите сюда, - тихо произнес Вернер.

Дети сорвались со своих мест и подбежали к родителям. Их обняли, принимая в круг.

...

 Последняя краюха хлеба, остатки молока, взятый в долг у соседей творог – узелок собран. Мужчина взвалил на плечо палку с мешочком из старого платка, взял в руку топор и уже собрался было уходить, как жена окликнула его:

- Вернер, возвращайся скорей. Последнее тебе отдаем, ты уж постарайся там, заработай. Не зря же тебе топор этот пожаловали. Второй раз тебе не повезет, не выиграешь, - Элине поцеловала его в щеку.

- Пока, папа! – хором ответили близнецы.

 Мужчина улыбнулся семье и вышел из покосившейся избы. Слабый туман окутывал всю маленькую деревеньку по ту сторону северной речки Стремни. Вернер взглянул на опушку леса напротив. Странно, раньше вроде такой погоды не было… Мужчина хмыкнул и устремился к деревянному мосту.

***

 В лесу было непривычно холодно и темно, хотя на дворе август. Ели словно выросли и потемнели, трава поредела. Вернер долго блуждал у опушки, подыскивая крепкий дуб. Но все широколиственные деревья куда-то делись, будто бы и не было их никогда. Ни осин, ни березок, ни тополей, одна только хвоя. А ведь Долгий лес славится своей многогранной природой. Ни в одном месте Вирднера не было столько видов растений, сколько в нем. Не могла же природа измениться за какой-то месяц, пока Вернер рубил деревья на юге? Да и туман этот…
От чего-то мужчина не решался войти в лес. Нехорошее предчувствие мучило его, мурашки по спине пробегали… а сердце сжималось, крича: «Не ходи туда, пропадешь!» Но он же обещал жене и детям вернуться с деньгами. Плевать на беспочвенный страх, хочешь жрать – работай! Вернер целеустремленно направился вглубь леса.

Чем дальше он шел, тем темнее и непрогляднее становилась чаща. Мерещились какие-то странные звуки, шорохи. И ни одного дуба! Да как такое вообще возможно?! Даже птицы не поют. Мужчина от досады с силой вонзил топор в ближайшую ель. Если завтра к девяти он не вернется домой с золотом за дрова, это будет конец. Неожиданно он заметил что-то светлое меж деревьев. Здесь есть кто-то еще?

- Э-эй! – закричал мужчина, идя в то место, где только что видел человека.

Он совершенно забыл про топор, так и торчащий в искореженной ели.

- Подожди! Где тут дубы растут, а?

 Игольчатые ветки больно хлестали по лицу, царапали руки. Туман все сгущался, походя на мутный кисель. Вернер остановился, окончательно заблудившись. Он то и дело нервно оборачивался, ходил взад-вперед. Вдруг белое марево перед ним расступилось. В трех метрах от него стояла маленькая девочка с удивительно светлыми волосами до поясницы, чуть завивающимися на концах. Она была совсем голенькой, а кожа будто бы светилась. Девочка стояла к Вернеру спиной. Спокойно, неподвижно.

Мужчина отчетливо понял – уже поздно бежать. Это не сон, не бред, не наваждение. Это ужас, тот самый, о котором ходило столько слухов в народе. А он не предавал этому значения, считая сказками для простачков и трусов. Вернер судорожно сжал правую руку, но в ней не было рукояти топора. Мужчина застыл, быстро соображая, что же теперь делать.

- Д-девочка, - начал он, мало надеясь на милость. - А… как ты тут оказалась? Может, поможешь мне выйти к речке? – хотелось сказать что-то убеждающее в своем праве на жизнь, но изо рта вырывалась лишь несвязная околесица.

Малышка обернулась. Вернер чуть было не бросился бежать, но вовремя понял, что просто на просто из-за паники врежется в дерево или споткнется о корни, сломает себе шею… Губы девочки покрывали аккуратные стежки, как и ее живот, грудь. Взгляд ярко-голубых глаз был бездумным, пустым. Казалось, что это вовсе не ребенок, а кто-то другой управляет этим маленьким тельцем. Справа что-то хрустнуло. Мужчина мгновенно обернулся на звук, но ничего не обнаружил. Девочки уже не было на прежнем месте.

Сердце мужчины забилось чаще, дыхание стало тяжелым, надрывным. Звенящая тишина давила на уши. Где же она? Где?

- А знаешь, - нервно смеясь, произнес лесоруб, - у меня двое мальчишек! Они такие же, как ты. Близнецы, представляешь?

Слева мелькнула тонкая рука девочки, справа взметнулась золотистая грива волос. Перед глазами мужчины все крутилось и темнело. Он уже не понимал, где находится, что происходит, кто он… Тупая боль в затылке положила конец безумству, уступив место кромешной тьме.

***

 Тяжелые веки чуть приоткрылись. Мужчина секунд десять бездумно рассматривал свинцовое небо. Потом тяжело поднялся. Тело ныло, не слушалось, но увечий Вернер не обнаружил, только вот башка трещала неумолимо. Он все еще смутно помнил, что произошло. Мужчина сфокусировал взгляд на стволе ближайшей ели. В нем, чуть поблескивая, крепко сидел золотой топор, пожалованный королем за выигрыш на Вирднерских состязаниях. Под ним на коре были криво накарябанные буквы: «Иди домой. 17.08.» Вернер тупо уставился на надпись и нахмурился, соображая, что это могло бы значить. 17.08… Семнадцатое августа… А он уходил в лес пятнадцатого…

- Черт!

Вернер выдернул топор из ствола и кинулся к речке. Как он оказался практически на опушке? Да какая разница? Деревянный мост через Стремню казался хлипким и старым. А ведь его ставили каких-то три недели назад. Доски начали уж гнить, а толстые сваи оседали. Вернер не думал, упадет он или нет. Он бежал, несся сломя голову домой. 17 число! Он не принес денег к шестнадцатому! Провалялся без сознания почти три дня! Что же с Элине, Лилианом и Дирейем? Деревянные доски рушились за мужчиной. Их уносило стремительное течение северной ледяной реки.

 Избы, заборчики, сараи. Все это проносилось мимо Вернера. Было раннее утро, жители деревни еще мирно спали, даже петухи не горланили как обычно. Вернер остановился перед приоткрытой дверью своего дома. Он все еще надеялся на то, что его ждут. Пусть его поругают, Элине даст звонкую пощечину, дети укоризненно посмотрят, будут жаловаться на голод. Может, его выгонят из дома, но те, кого он любит больше жизни будут живыми и невредимыми! Надежда умирает последней, но от этого еще больнее. Подсознание человека слишком разумно, оно всегда знает, что делать, говорить и что произойдет, стоит ли надеяться. Но сам человек отмахивается от него, вбиваю в голову глупые надежды. Неразумно? Да. Но смогли бы мы жить без надежды? Нет.

Надрывно заскрипели несмазанные петли. Вернер медленно открывал тяжелую дверь, как бы оттягивая момент. Он скользнул взглядом по комнате, но ни жены, ни детей там не было. Горькое облегчение нахлынуло на него. Возможно, их просто взяли в плен? Он займет денег, надо – украдет, выполнит любую работу, плюя на гордость. Но он их спасет! Обязательно.

На столе лежал дорогой пергамент. Мужчина пробежался глазами по строкам, выведенным синими чернилами.

«Дорогой, Вернер!
У тебя такая прекрасная семья! Ты всегда исправно платил налоги, выполнял поручения. Что же произошло? Гордость? Это чувство никогда не приносило пользы. Помнишь своих соседей? Я уверен, что да. Так вот, они тоже были гордыми. Ты, наверное, заблудился в лесу? Какая жалость, но это не отменяет твоего долга. Ты просрочил оплату – получи свое. Денег у тебя, конечно, нет, но какой красивый топор. Он украсил бы мою коллекцию… Жаль, что приходится действовать такими способами, но что поделаешь? Все честно и по правилам. Но я же милосердный господин. Найди своих жену и детей сам, так уж и быть, я отдам их тебе.
П. А. К. Ассони.»

Лесоруб яростно скомкал бумажку и бросил в стену. Подлый, паскудный герцог! Мужчина выбежал из дома, целеустремленно направляясь к первому попавшемуся курятнику. Он должен найти свою семью.

***

 Смеркалось. Люди давно уже попрятались по избам, опасаясь сизого тумана, пришедшего с противоположного берега реки. Жители давно уже перестали ходить туда. На колодце в самом центре деревни, согнувшись и закрыв лицо рукой, сидел высокий мужчина. Вернер обошел каждый уголок селения! Он весь день пытался отыскать жену с детьми, но все тщетно. Их нигде не было. Мужчину уже не пугал странный туман, не страшили сумерки. Ему было все равно. Он снова и снова прокручивал в памяти места, где он побывал, пытаясь найти ошибку. Что он упустил? Может, не зашел в погреб? Или не залезал на сеновал? Он поднял затуманенный, усталый взор на окрестности. Недалеко стояла все та же девочка с голубыми глазами. Вернер тяжело встал с каменного колодца и побрел к малышке. Туман будто расступался перед ним.

- Где они?

Пустые голубые глаза смотрели на мужчину.

- Я спрашиваю, где они?! – не выдержав, заорал Вернер. - Ты все прекрасно знаешь! Это из-за тебя все это произошло! Из-за тебя! Монстр Долгого леса, приносящий несчастья! Зачем ты вернулась?! – уже ничего не боясь, мужчина начал трясти девочку за плечи.

Малышка спокойно отвела его руки хрупкими ладошками и, развернувшись, пошла к реке. Мужчина последовал за ней. Несколько раз девочка оборачивалась, проверяя, идет ли за ней Вернер. А он шел, уже мало надеясь на чудо. Куда его ведет это чудовище? Да и какая разница?
Она не была виновата, да и не она это вовсе была. Лишь посредник между тьмой и светом, помогавший первой потихоньку пробираться в мир. Зло всегда стремиться испортить самое чистое.

 Стремительная речка бушевала, то и дело грозясь выйти из берегов. Деревянный мост давно уже смыло, оставив лишь железные столбы для канатов. Вдруг девочка остановилась. Ее начало ломать изнутри, но уже не так, как это было в первый раз. С каждым превращением становилось все легче, но маленькие крупинки души, в которых таилась жалость и скорбь, постепенно тлели, заменялись пустотой. И вот перед Вернером уже стоит ободранный волк с зашитой пастью и… детскими голубыми глазами. Чудовище одним прыжком преодолело расстояние от берега до берега и выжидающе уставилось на лесоруба. Он подошел ближе к воде и заглянул вглубь Стремени.
Мужчина чуть помедлил и прыгнул в воду. Сильное течение относило его все дальше от волка, волны накрывали с головой. Но Вернер упрямо продолжал плыть. Он захлебывался, тонул, но снова и снова выплывал на поверхность. Он не собирался становиться утопленником, найти семью – вот главная цель.

Наконец ослабевшие руки крепко схватились за какие-то колючие кусты на противоположном от деревни берегу. Тяжело дыша и отплевываясь, мужчина взобрался на берег и упал на траву. У него не было сил. Он попытался подняться, но попытка закончилась неудачей. Волк стоял напротив него и ждал. Мужчина с ненавистью посмотрел на животное, хотя животным это тяжело было назвать. Надо, надо встать и идти, чего бы это ни стоило! И он поднялся. Чуть ли ни рыча от боли и слабости, проклиная себя и весь мир, но встал.

- Куда, черт возьми?

Волк лишь махнул хвостом и развернулся в сторону опушки. Вернер взглянул туда же.

- О, Боже! Нет! – упавшим голосом прошептал мужчина. - Нет…

На ватных ногах он устремился к высокому дубу.

Каких-то двадцать сантиметров от пальцев ног до черной земли. На ветках дерева висело три трупа, чуть покачиваясь от ветра. Глаза открыты, на лицах гримасы ужаса. Мужчина упал на колени, обнимая ноги жены. Горькие слезы полились из его глаз. По лесу разнесся человеческий вой. Страшный, полный ненависти и боли. Глупые рухнувшие надежды из-за письма еще больше резали сердце. Спина мужчины сотрясалась от рыданий.
Он встал. Его будто бы распирало изнутри, в горле встал ком. Дуб. Чертов дуб! Тот, что он искал, тот, который мог бы спасти его семью! Единственный дуб северной части Долгого леса! И на нем повесили жену с детьми?! Вернер резко повернулся в сторону девочки.

- Это все специально… чтобы больнее было?! – крик разорвал тишину.

Клочки тумана отпрянули от мужчины. Девочка подошла к Вернеру и вложила в его руку золотой топор. Хрупкая белая фигурка удалилась в лес.



- Ненавижу!

 Пространство оглушали звуки удара топором по дереву. Щепки летели во все стороны. Мужчина с силой всаживал орудие в древесину. Он уже не чувствовал рук, не было особых эмоций. Только желание срубить ненавистное дерево, уничтожить его. Тяжелый золотой топор глубоко входил в ствол. Четверть, треть, половина… А лесоруб не жалел ни себя, ни раритетное орудие труда, ни ни в чем неповинный дуб. Цели давно уже не было, как и желания жить. Не для кого. Последний удар, дерево заскрипело и начало заваливаться вперед. Вернер было хотел отбежать в сторону, но нога застряла в мощном корне дуба, вылезающем на поверхность. Мужчина упал.

Треск, грохот. Высокий дуб рухнул, поднимая столб пыли с грязью. Лесоруб попытался встать, но не почувствовал своих ног. Он медленно обернулся. Так все и было: толстый ствол дерева придавил ноги мужчины. А возможно и раздавил, Вернер не знал этого. Боли не было, но он понимал – скоро умрет. Он не сможет выбраться из-под дерева, да и зачем? Мужчина положил голову на руки и закрыл глаза.

- Элине, Лилиан, Дирей, я иду к вам…

***

- Ну-ка, помоги, Люссиль, мне одному не справиться.

Девочка уперлась ладошками в ствол дуба.

- Поднажми! – Людвиг Шервигонский тоже попытался сдвинуть дерево с места.

Малышка надавила сильнее. Махина поддалась дьявольской, неестественной силе.

- О! Осторожно! Надо сохранить все как есть! – восторженно воскликнул лекарь. - Это будет замечательным опытом!

***

 Кусочек за кусочком, капля за каплей. Главный «актер» анатомического театра собирал ноги мужчины. Публика завороженно наблюдала за восстановлением конечностей. Голубоглазый мальчишка периодически подавал профессору инструменты и клей.

- Но как вы собираетесь восстанавливать кости с помощью клея? – снова подал голос граф с первого ряда.

Людвиг задумчиво посмотрел на него и ответил:

- Это лишь первая мера. Дальше все сделают за меня.

Скептик уже хотел спросить про тех, кто это сделает, но мальчишка умело предотвратил диалог, снова начав рассказ про берцовые кости.
Десятки швов. А может и больше. Лекарь трудился пять часов, не прерываясь даже на стакан воды. Зрители же смиренно ждали, зевая за кружевными веерами и ладонями в бархатных перчатках. Но вот конечности были относительно собраны. Пришло время главного действа.

И снова короткие стежки покрывают губы, человеческое сердце вынимается из груди. «Волчья суть» уже занесена над головой, как в зале снова раздался брезгливый голос:

- А зачем зашивать человеку рот? Вам не кажется, что это лишнее?

Людвиг Шервигонский терпеть не мог, когда его прерывали в самый ответственный момент.

- Чтобы новая жизнь не вырвалась из тела, - раздраженно произнес он.

На мгновение молния расчертила залу, на некоторое время все ослепли. Когда же зрение вернулось, на столе уже не было трупа лесоруба, а у графа Лиена, племянника герцога Ассони, не было головы…

...

 Уже густой туман заволок деревню по ту сторону реки Стремня. Он не решался продвигаться дальше, не хватало энергии, сил. Клочки, что пытались проникнуть в березовую рощу, растворялись не достигнув своей цели. Слишком сильной была аура любви…

 Супруга гонца Стрипы не обнаружила на утро мужа в постели. Собаки надрывно лаяли, бросаясь на двухэтажный деревянный дом. На заборчике с острыми пиками на крыше висел труп, заливая кровью порог.

А на деревенском кладбище появилась новая общая могила с корявой надписью на кресте: «Еще не скоро».

***

 Людвиг Шервигонский выпил еще один бокал вина. И какой он уже по счету? Это стало уже привычкой – пить по вечерам после представлений. Лекарь не знал, от чего делает это, а возможно просто боялся признаться себе самому. Окровавленные белые перчатки валялись на роскошном диване. Руки лекаря дрожали.