Моменты

                I

        Ранняя весна. Он (Я?) вышел из дома пораньше. Удивительная штука – мысль! Светит солнце, и в голове растут и множатся воспоминания о хорошем, в ногах приятная легкость – они сами ведут его к футбольному полю. Глаза видят мир в мягком цвете – как будто смотришь через нежно-розовый коралл («ангельская кожа» - подходящее название из книги. Это если забегать вперед). Как хочется петь! Но нельзя. О чём подумают люди? С другой стороны, зачем себя сдерживать – он ведь так юн. Остановился подумать. Столкновение прекрасного настроения и законов этики мучительно дается в такой день. Что ж? Как всегда выручает «золотая середина». Пойдем вприпрыжку, напевая под нос песни из головы. Инфантильность? Бросьте. Он пока не знает этого слова. Какой запах! – Спустился к ручью. Где вода, там и просыпается жизнь. Знакомое место. На дне ручья темнеет древний чугунный утюг. Смотрится нелепо, потому и желанный. Придёт время, и он его достанет. До футбольного поля всего ничего…

        Облако поглощает солнце. В коралловых мечтах он уже обводит Саню. На воротах Степа и гол – дело решенное. Стоять никто не умеет – все нападающие. Красивейший гол и – вот везение – неожиданно проходит тренер…
        Но глаза видят другое. Коралловый мир вовсю отступает. Вонь какая! Ручей постарался – гонит весь людской сор с прошедшей зимы, а под ногами грязь. Последний придёт, как пить дать. Сразу на ворота. А в команде Егор, Саня и Юра. Они то забьют? Как бы не так.
        Думает. Саня здоровый – на ворота не поставишь, так мне и стоять. Дудки! Ладно хоть пачку из схрона взял, а до горы рукой подать.
        Внизу стройными рядами стояли дачи, чернел загаженный пруд, гоняли мяч пацаны. Солнце кусками светило вдали – вот на Смалиной проглянуло, Дерябовка в лучах, смотри-ка, и Бабьему Яру перепало. Да и здесь светит, только коралл потемнел.
                II

        «Голова раскалывается». Лежит на раскладушке в позе младенца, ноги голые и мерзнут – длинный. Попытался вытянуться – ох, опять рвотный позыв. Вот и полюс у студентов!
        «А вчера хорошо посидели: вино, коньяк, виски, абсент – всё как у людей. Хотя… С абсентом перегнул – слишком жирно для общаги. Или был?... Вот в чём проблема русских людей – отсутствие культуры пития. Нельзя по-человечески? - Нет, нельзя. «У нас пьют досыта!» Хех. О-о-ой. Срочно в туалет… А с Машкой опять не вышло. Даже не пытался. Ещё бы, столько яств и питий. Вот так всегда, просто замкнутый круг.
        А как всё начиналось – «Уважаемые студенты, вы будущее страны… Дорога в жизнь…»
        А потом: «Мы не учим вас работать по специальности, мы учим вас думать как специалисты…»
        И в конце: «Поздравляем Вас (не «вас», а «Вас» - что ж вы хотели – Я-центрическая модель мира) с окончанием… Новый шаг на пути к…к…к… (ккк – к работе, к семье, к смерти)». Здорово, нечего сказать. Послевесельевское утро – ни попить, ни выпить. Надо идти. Всё, встаю.»
        Пошел.
        Не мыт, не брит (даже не сакс) – не чист, зарос. Не удивительно, что продавщица смотрит с ухмылкой. «Хых, студент, гы, гы, гы.» - А у самой рожа как две мои, да, судя по фигуре, пара детёнышей. Краска для волос зато отлично лежит – белый верх, черные корни. Муж ещё попивает, наверное. А, плевать, начинаю думать как «они». Пробила? Теперь в парк. О, стой, жвачку (жЕвачка правильно, у Даля коровы жевали жвачку, не люди. Не у него лично, а… Тьфу!) забыл.
        Прохлада. И зачем в технари пошел? Ясно зачем – позвонили первые. А какие сочинения писал, весь класс рыдал. Чего только это стоит… Стоит… Хм… Какая девушка идет. Фигура – сказка. Что ж ты в джинсовке с такими руками красивыми? Вот же лопух, вслух сказал. Улыбается! Надо подойти, надо…
        Лучи солнца пробивались сквозь деревья, создавая на земле тени кусками – как искажённые отражения вещей, вытянутые, темные и потому по-детски слепые (Так он их видел, смотря под ноги и глупо улыбаясь рядом с ней).
        Красивая девушка, только ушки крохотные. И серьги с бирюзой небесно-голубого цвета.
                III

        «На Ближнем Востоке бои возобновились с новой силой» - старая песня. Так, а что там со спортом. О, «Ахилл» - «Надир» в полпятого. Глянем. Хех, «Ахилл» - сколько там? N лет без побед.
        Разлёгшись на диване, он… (даже описывать не нужно), а из кухни доносился аппетитный запах старого доброго борща… Эх, идиллия. Посмотрел в окно.
        «Гляди, какая осень, вся в золоте, как в литературе. Эй, Куманёнок… Тсс… Спит.»
        На цыпочках пробрался на кухню. 
        «Милая, а где второй? Играет? К обеду прибежит. Ай, что значит не мешай, уж поласкать нельзя. Нет, бельё сама поласкай. Вредная, как кум и Куманёнок в него. Смотри, какая осень. Надо прогуляться перед футболом. Колечком новым сверкнёшь, всё таки бриллиант. Ай, и огурец взять нельзя. То нельзя, это нельзя – я на ком женился? Да шучу, что ты. Кстати, знаешь, как древние греки называли алмаз? Adamas – несокрушимый. А бриллиант – это огранённый алмаз и значит «сверкающий». Вот поднеси руку на солнце. Всё, всё, ухожу…»

        Он сидел у окна, уставившись в одну точку, и курил, впервые за двадцать лет. Голые деревья, голая земля, голые стены, да и он не особо одет. Проверив одну, затем вторую банку, он потянулся за третьей. Пусто.
        «Да, пусто… А всё почему? Да из-за простоты твоей, дурень. Доверился другу, поручился… Да что теперь. Могла бы понять – и понимала до поры до времени. Сам виноват. Она молодец, хоть что-то сберегла – на неё бы повесили. И дети с ней, и правильно. Старшой молодец, поступил на бюджет. Надо набрать, поздравить. Э-э-х! И телефона нет. Зайду как-нибудь, где-то адрес был».
        Обшарив то, что когда-то называлось семейным гнездом, он вернулся на место. Взгляд упал  на загаженный стол. Кольцо с бриллиантом слабо блестело, казалось чужим в этой пустоте. «Несокрушимый – это верно. А выпить хочется…»

                IV

        Зима. А что зима. Сижу, кашляю помаленьку. Опять янки нам крысу подложили. Но ничего, и не такое бывало. Живу неплохо, жаловаться нечего, только спина пошаливает. Бабка вредная стала до жути. Вот, говорят, зеленоглазые злые. Как бы ни так. Дудки! Кикимора эта ночью бахнулась об кровать – вся хата ходуном. А я виноват. У самой один глаз карий, другой бельмом, а я виноват! Говорил, лечись. Э-э-эх. Тьфу! Опять под окном гудят. Эй, мерин гортоповский, чего гудишь? Сейчас кирпич брошу…
       Старая карга всё о колье изумрудном печётся. Мол, помру, пусть хоронят в ожерелье. О-же-ре-лье! А камни красивые, как глаза у моей Катеньки. Интересно, как она там?...

       Солнышко выглянуло, на балкон что ли выйти. Гляди, внучок идёт…