Зямзямчики Из цикла Монологи случайных попутчиков

       Все знают, что любая поездка становится значительно короче,  если  попадается  интересный и разговорчивый  попутчик. Когда собеседник уверен, что никогда вас больше не увидит,  он  настолько  откровенен,  что  его  рассказ  иногда превращается в исповедь,  но  чаще  это  просто наполненное болью повествование  о  близком  человеке.  Немолодая,  но энергичная на вид женщина с добрыми усталыми глазами не скрывала своих чувств:
– Пусть  говорят:  алконавт, конченый,  совсем  пропащий... «А он мне нравится, нравится, нравится…» – помните, как Анна Герман, земля ей пухом, пела? Просто больной, поломанный  на  чужой  войне  человек. А ведь  толковый  какой и рукастый по жизни был. Профессий сколько – пальцев
на руках не хватит пересчитать. Он и водитель классный, и тракторист, и строитель, и электрик, и сапёр – без  малого двести  мин  обезвредил.  Ну и с автоматом,  ясное  дело, не расставался.  Как  же  без  оружия  на границе,  на  афганской границе… И вот, что удивительно: вроде есть человек, а в то же время его нету. Столько лет прошло, а он, как привидение, живёт одновременно и здесь, и в том трижды проклятом Афганистане. Кому была она нужна эта десятилетняя война на чужой земле? Сколько горя принесла она матерям погибших по всему тогдашнему Союзу! А сколько инвалидов и психически искалеченных ребят? Попробуйте у него трезвого про войну спросить – он только отмахнётся и пробурчит невесть что. А если примет на грудь и размягчится – то такое услышишь… И как целую заставу ночью вырезали, и как кожу с живого  земляка  содрали и самого  подвесили,  как  барана, а
другого за половые органы привязали к системе сигнализации. Ночами, бывает, кричит, будто в бреду, зовёт Витюху, дружка, который пять лет назад пропал где-то. Их три друга было – никого  не  боялись,  даже  больших  начальников  своих,  поскольку  были  мастера,  специалисты – им и на  граж-данке  цены не  было. А нынче  Коля  сам  остался – третий друг, Генка, ещё раньше от передоза помер. Вот и завис мой Колюня,  как  на  границе  меж  двумя  мирами – в прошлом и настоящем, в родном  селе и среди  чужих  гор… Особенно обидно было, когда военком, сам родом из Западной Украины, лет десять назад не просто сказал, как другие, что, мол, он лично его в Афганистан не посылал, а даже захватчиком обозвал.  Колечка  неделю  после  этого  не  просыхал –  пил безбожно… Ещё обидно,  что все  его  награды,  фотографии, документы  сгорели  во  время  пожара, и теперь  он  даже  ни-чем подтвердить не может, что воевал. Ну и, само собой, какие  там  льготы,  какой  санаторий,  какая  реабилитация?  Военкомы  пинают  его в разные  инстанции,  как  футбольный мяч, – и никаких  концов.  Дело в том,  что  сгорели  какие-то архивы, и получается, что часть 2072, в которой он служил,
просто не существовала! И теперь триста семьдесят пять таких  же,  как и он,  солдатиков  тоже,  получается,  не  существуют… Вот вроде они есть, но в то же время их не было с 1979 по 1981 год. А ведь «погранцы» не по два, а по два с половиной года служили. Пока не подготовишь себе замену,
и не думай о дембеле. Я и в Киев, и в Москву, и в Подольский архив писала. По России они числятся, а у нас – йок… нет.  Вот и получается:  разбежались  ребятки  по  белу  свету, как зямзямчики. Это так они ящериц в Афганистане называли.  Потешные  такие,  шустрые. У нас  одна  жила в доме – всех  мух и комаров  переловила. А потом  пропала  где-то… Нет  ребят  ни в прошлом…  да и в настоящем  многих  уже нет – быстро уходят из жизни… Председатель нашей районной организации афганцев Хлебцов говорит, что единственный выход – через суд восстанавливать в правах, свидетелей вызывать. И где  теперь  этих  свидетелей  искать,  да и разве Коля на это согласится?
     Недавно  в  День  вывода  войск  слушала  выступление какого-то власть имущего у памятника погибшим афганцам, что, мол, никто не забыт и ничто не забыто, и страна заботится о «потерянном поколении». Не верю я им – о себе они заботятся. И что обидно: понятно, не Отечественная война,
когда  их  деды  на  своей  земле  жизни  положили, а как  же интернациональный долг? Что, теперь выходит, не шурави, не друзьями, а правда захватчиками были?
     Два года назад я думала: помру со страха. Приехал оттуда какой-то нерусский дед, чёрный такой, крепкий ещё, не то, что мой худющий, от ветра шатается. Разузнал, где Коля живёт, где похмеляется, и встретил его один на один на футбольном  поле,  через  которое  тот  домой  ходит.  Мне  потом
Коляша  рассказывал:  подходит к нему,  смотрит в упор и спрашивает:  «Ты  Николай  Биденко?  Помнишь,  как  моего сына  убил? Я за  тобой  приехал,  хочу  тебе в глаза  посмотреть». А сам здоровенный тесак из куртки тащит и к Колиному животу приставляет. Ну а Коле делать нечего – на груди у себя ворот рванул: «Режь, раз приехал…» – говорит. А тот  посмотрел  ему  в  глаза  и…  отпустил.  «Ты –  воин», – только и прорычал,  да  ещё  заставил  войти в церковь и поставить  свечку  за  упокой  души  его  сына. А сам в храм  не заходил – мусульманам  их  вера не  позволяет.  Коля  после этого неделю в рот спиртного не брал – чернее тучи ходил, а потом по новой запил... Камнем на душе у него этот пацан всегда  лежал.  Когда  не  было  строительных  работ, его привлекали к «зачисткам» от душманов. И вот во время одной «зачистки» выпрыгнул на него мальчишка с автоматом – так Коля в него весь магазин из своего калаша и выпустил. Короче, разрезал его очередью на две части. А мальчонке лет восемь  всего  отроду  было…  Правда,  пограничники,  что раньше на вышках дежурили, его опознали: он у своих уже в героях  значился – человек  двадцать  наших  солдатиков  положил. Жестокая война была – выкуривали, можно сказать, людей из родной земли. Газ, бывало, такой пускали, что он в любую  нору  просачивался, а потом  от  него  даже у  зямзямчиков лёгкие окаменевали… Вот и суди: кто прав, кто виноват? Только мне кажется, старый «дух» не потому отпустил Николая, что он воин, а потому, что увидел, как Аллах его уже наказал. И если бы Коля как сыр в масле катался, весь цвёл и пах, то дед сразу бы ему живот распорол…
     А Колянчик мой всё живёт, да пьёт. Но когда хворает, никакие  обезболивающие  уже  его  не  берут. Я сама  медработник, так что часто его спасать приходится. Ведь ни родичам, ни даже родной матери он не нужен, а человек он хороший, потому и спасаю. Вот первый муж мой, вроде инженер,  культурный  весь  из  себя,  а  в  семье –  лютый  зверь. У Колюни же, пусть иногда и речи нет без мата, но под любым градусом он на меня ни разу даже голос не поднял, а не то что руку. Добрый душой, ласковый… И Сашко, мой сын
от первого брака, сердцем принял его, как всех его побратимов-афганцев.  Сейчас  сынок  вырос и в Москве  на  заработках. Так он сумел оставшихся в живых однополчан собрать в Белгороде на встречу, даже замполит ихний из Благовещенска приехал, хотел помочь. Честный и справедливый мужик.
Уважали его сильно. Так Колюша не поехал – стыдно, видите  ли,  ему.  Напился,  как  обычно, и всё  тут…  Вот  за  какие грехи  Господь  так  его  наказал?  Ведь  живой  человек, а не ящерка какая… И душа живая – не закаменела ещё совсем…