Карандыш, Микула и Юрка Гагара

Когда Больша Война осколками Русь пахала - на поле бранное не всех посылали.
И в тылу надо было робить: в заводах да полях пот проливать, ребятишек в школах учить, в госпиталях изувеченных людей долечивать.
Но во время битвы просила душа хоть на миг от тоски смертной ослобониться.
Хорошо с этим справлялись певцы, танцоры, артисты иного жанра.
Опять же клоуны  народ смешили.
Вот и Карандыш на этом поприще блистал.
Удалось ему удачну репризу придумать –  фашиста филаткой выставить.
Карандыш Хитлерские усики под нос наклеил – ну сущий Супостат!
Токо махонький.
А потому и вовсе смешной.
Для большей хохмы выходил на сцену с большищим, но плохо кормленным псом, которого Енералом Гнидарианм обозвал. 
Много они мест исколесили. И по фронтам разъезжали, и по стране, и в Касли как то актерская судьба закинула.
Завод-то у нас тогда в три смены на войну робил..

Но, к несчастью для Карандыша, в рыбных Каслях пес его плюнул на бесприютну актерску работу и ускакал каслинских щурогаек обхождению да манерам столичным учить.
Однакоть  - Карандышу  на сцену пора!
В бывшем доме заводчика, что у Попова Озерка, клуб был, и в нем долгожданный концерт.
Народу битком!
Выскочил Карандыш в скверик,  вокруг фонтану обежал – пищит:
- Енерал! Енерал!
А тот уже за щурогайками, похотливый нос вытянув,  ухлестыват.
Те от таких неожиданных амуров хвосты задрали - заманивают заезжего Плейбея в камыши лягушек искушать да свадебку собачью устроить.
Вспотел Карандыш: что делать? Нельзя концерт сорвать!
Гля, а дли клуба неразумна Параньки Чеботарихи щурогайка – мотыляется. 
Все не поймет, зачем народ собрался – то ли свадьба, али похороны – радостно лаять, али  тоскливо выть?
Карандыш  мигом смекнул, что это его спасение.
Шляпой ее накрыл и - на сцену.
А сам под шляпой кусок рафинаду сует.
Тут суметлива каслинска сучка, окромя лягушек ничего слаще не едавшая, в артиста сразу по уши и влюбилась.
Сахар в зубах зажала, словно лыбится. А сама рафинадину тихохонько языком полизыват. Сласть то кака!
Клоун шляпу поднял – а собака лыбится!
Зал в смех – Параньки Чеботарихи пустолайка– лыбится!
Клоун шляпой накроет и спросит:
- Енерал, тебе русс зольдат в морду дал?
Шляпу подымет – а щурогайка опять лыбитца!
Щляпой накроет и снова спросит:
- А еще пинка под зад хочешь? - Шляпу подымет – а щурогайка сызнова лыбится.
Кто то из зрителей уж по полу валяется.
Дивятся: как так пискун московский сумел тощую щурогайку Паранькину за одну минуту лыбиться обучить?
Так всем пондравилось, что потом Карандыш с этой репризой полстраны проехал.
А страна–то у нас большая. Пока до Владивостока докатил, Паранькина щурогайка состарилась и околела.

Клоун в разных городах всяких собак перебрал, а лучше каслинской нет.
Тогда Юрку Микулу-солдата демобилизованного, что у него в то время на подхвате был, в Касли сманил.
Карандыш, хоть мелконькой ростом, ох, и хитрой оказался.
Они клоуны делятся  - на рыжего и главного.
Главный, вроде как начальник, а рыжему все оплеухи достаются.
А Карандыш ростом метр со шляпкой, голосу писклявого, с усишками, как у Хитлера.
Юрка же - бравый парень, только что с фронту пришел.
Ну, короче, никак нельзя, чтоб мелкота всякая с усиками под Хитлера да не воевавшая бывшему бравому солдату каверзы устраивала.
Так Карандыш и тут сдерибасничал: предложил Юрке:
- Давай, я, для виду, буду рыжим, а ты главным. Но только знай, в жизни – будет все наоборот. Это на фронте ты был герой, а здесь – мой ученик.

А Юрке все равно – лишь бы выступать. Шибко артистом стать хотел.
Но Карандышу уговору мало  – он еще Юрке и каверзы устраивал.
И в Каслях изголился.
Народ собрался на представление в клуб, а Карандыш, на сцену высеменил и объявил, что сейчас будет выступать великий московский артист Юрий Микула.
А Микулу тогда и вовсе никто не знал.
Выходит он на сцену, смущается, правой рукой левое плечо чешет, левым башмаком правую ногу трет. А Карандыш бегом-бегом в оркестровую яму, которая дощечками прикрыта, и затаился.
Юрка что-то говорить зачал и от волнения по сцене ходит. И как над Карандышем очутился, тут проныра одну дощечку и отодвинул.
Юрка в яму – грох!
Зал в хохот – думали так и надо.
Но Юрка, хоть и больно ногу зашиб (потом гипс пришлось накладывать) - да парень с фронту – не такое видал, вылез и пошел анекдоты рассказывать.
Тут зал еще громче регочет.
Короче, Карандышу на сцене после Юрки и делать уже неча.
Пока Микула народ смешил, Хитлеренок с кульком сахара на Попов Озерок кинулся щурогаек заманивать.
А там их всегда полно.
Кто провианту добыть, кто – морду сому натреушить.

Так вот и исполнили оба свою мечту: Карандыш – нову сметливу собачку сыскал.
А Микула – славу.
Его находчивость здеся до сих пор вспоминают.
Потом он в кино снимался. На фильмы – всеми Каслями завсегда ходили.
Хохотали, вспоминали его приезд.
А щурогайки каслинские далеко пошли. И этому уже другой Юрка - Гагара  поспособствовал.
Он с Ваняткой Гулевым в одном техникуме учился.
Юрка формовщиком должен был стать. Собирался к нам в завод приехать и тут робить.
Ох, и шалопай по молодости был!
Как-то в каникулы на товарняке в Касли прикатили.
Гагара шибко нырять любил.
На неглубоких да теплых Перетасках глаза защурит, воздуху поболе наберет и – мырнет. Да все норовил туда, где девки купаются.
Руки вперед вытянет, ладони лодочкой складет и тихо, как щука, крадется. А как среди девок окажется, так непременно одну али две ухватит.
Визг! Писк! Плеск! Сердце колотится! Вот она жисть молодецка!
Но само сладко, когда руки, сложенные лодочкой, нежданно девке меж бедер угодят.
Вздрогнут бедры девичьи от неожиданности, раздвинутся. А потом над водой такой визг раздастся! Вода забурлит. Девичья пятерня ухватит за вихры! Отбросит в сторону! Тут в суматохе воздуху хватай, и – павороть «ластами» греби подале! А то в усмерть песком да щебнем донным закидают.
А Гагара вынырнет вдалеке, улыбнется белозубо – не, я де!
Ох, и любили девки эту улыбку Гагары! Да и Гагара их!
А однажды втюхался!.. Прямо в грудь голую...
Глаза раскрыл – а перед ним краса ненаглядная под водой стоит.
Как негритоска черна, а груди туги да ладны. И бедры блестят, как алмазны! А волосы – что волны сини!
Как плесканула Дева Подводна хвостом рыбьим – взлетел Юрка над водой, как гагара испугана! И далеко-далеко где-то за Прямой Пристанью в воду плюхнулся. А когда домой к Ванятке Гулеву воротился – вдруг серьезным стал. Задумываться начал. Опосля другу и объявил – в летчики пойду.
Ну, а дале вы знаете – космонавтом стал.
Только вот что с ним в Каслях на озере было – никому не сказывал.
То ли стыдился своего уже ушедшего молодечества, то ли время пришло – и сам посерьезнел.
То ли Дева Подводна ему каку тайну шепнула.
Теперь о том уж никто не узнат.
Одно, правда, – хоть погиб потом Юрка – летчик космонавт геройский, а мечты своей высокой достиг.
А все с Руси-Девки началось…