Злодей

Никитич, Евгений Никитович Балабанов, после того, как ушел на пенсию, выпивать совсем перестал. Хотя любил это дело и бывало не просыхал по нескольку дней. А вот тут, когда и никуда торопиться не надо, и выпивать можно спокойно, а не манит его. И такое его от этого расстройство взяло, что хоть в омут сигай. Стал Никитич еще замечать то, на что раньше и внимания бы в жисть не обратил: вот из трамвая, когда он кошелёк дома позабыл, его кондукторша выставила. Ладно бы просто, а так еще перед людями опозорила, - жуликом и депутатом обозвала. Мол ты чо, депутат, без билета ездиешь? И куда не пойдёт Никитич - везде так. То ли дело раньше - выпил, и солнышко ярче, и люди кругом милые. А вот сегодня в Собесе, совсем Евгения Никитича обругали, когда он в ихних бумагах, в коих сам чёрт ногу сломит, разобраться не смог, так ему и сказали - "Не можешь разбираться, так лучче бы помер, хрыч старый, а теперь кормить тебя государевым людям".
Пошел Никитич домой как оплёванный. Приходит, а в почтовых ящиках полным-полно бумаг насовано. "Ну, етить твою мать, снова выборы каки-то!" - подумал Никитич. И впервые в жизни взял домой бумажек этих. Почитал-почитал пенсионер обещаний, и решил хоть раз живьём поглядеть на тех, кто во власть рвётся. Нашел на бумажке адрес и пошёл к этому, ядрёна вошь, кандидату.
Пришел. Встретили Никитича ласково. Молодые все девчонки и парни по конторе ихней, - как бишь его? - офису, крутятся. Кофею предложили. А к самому, к кандидату то есть, не пускают. Стал тогда Евгений Матвеевич этим девчонкам на жизнь свою жаловаться. Смотрит - погрустнели они все, стакашик свой пластмассовый с кофеем отобрали, и говорят, - "Иди-ка ты, дед отсюдова подобру-поздорову! У нас и без тебя делов навалом! А ежели мы с тобой дед, да с каждым разбираться станем, когда ж нам о главном думать?".
Пришел Никитич домой, собрал бумаги эти выборные, уж выкинуть хотел - а смотрит, а бумага-то с одной стороны с фотографиями да с обещаниями, а с другой-то! - с другой стороны чистая! Белая, гладкая.
И стал Никитич на каждого, кто его чем обидел, картинку рисовать. Благо бумаги полно - "Хуть какая ни на есть, а польза от выборов!" - подумал Никитич.
Вспомнил про кондукторшу - рисует кикимору; вспомнил про Собес - рисует выводок драконов. Да все такие поганые на вид, аж самому противно стало. Нарисовал. Успокоился малость.
Выходит на другой день, навстречу ему соседка, довольнёханькая, какой он уж её давно не видал. Угрюмая ходила Татьяна Васильевна, да и как сам Никитыч, и все другие. А тут прям не узнать - чуть не светится.
"Откуда ты такая довольная, Татьяна?" - спрашивает у соседки, - "Ты, понимаешь, Женечка, - это она Никитычу, которого никогда так отродясь не называла, - ходила я в Собес с утра. Так ты знаешь, встретили, усадили, все как есть бумаги сами заполнили, ни за какими другими не погнали, а я паспорт дома позабыла, так они говорят, - да и не надо нам! Мы вас и так знаем!". Удивился Никитыч. Попрощался с соседкой и поехал в Большой гастроном, хоть и далеко, а всё там подешевле продукты. Сел в трамвай, а там та самая кондукторша, что его не так давно выставила. А тут она прямо вся цветёт - здоровается с каждым, не орёт, не ругается, остановки объявлять стала.
И понял тут Никитыч, что всё, что он не нарисует, прямо так и меняется.
Выскочил из трамвая на первой остановке и рванул домой. Дома сразу за карандаши и к бумаге. Рисует двор свой, как есть весь, аж с газонами машинами заставленный. Выглянул в окно - а там люди приехали, машины со двора уводят, газоны подравнивают, на площадке детской вместо машин качели и карусели ставить стали. Прямо как раньше, как в детстве было.
И решил тогда Никитич нарисовать депутатов с президентом. Рисует, а они как были в телевизоре, так и торчат. Как врали раньше, так и врут. Дошло тогда до Евгения Никитича, чтобы рисунок сработал, надо ему вживую увидать. А как их увидишь, если даже до кандидата в депутаты и то не пустили.