Сно Видения жизни

 
   Загадочная неоимпрессионистическая история о нереально-возможной любви на тонком, метафизическом уровне. Это не ванильно-сахарный рассказ о сумашедшей страсти. Это исповедь человека, познавшего суть жизни и любви. В книге отображена яркая палитра чувств и состояний: горечь обид, боль разочарований, острый цинизм, и вместе с тем неумирающая надежда и всепобеждающая любовь.
Адресуется всем ценителям тонкого художественного слова.





                ПРЕДИСЛОВИЕ


     Счастье, ты есть…





   Снег, ледяной, холодный снег – насколько хватает зрения, насколько хватает сил смотреть, видеть и воспринимать окружающую действительность жизни. Это было мое снежное поле, по крайней мере я так думала, и не было рядом его, человека, который привел меня в пустыню своих грез, и я была одна. Мне было страшно, холодно и пустынно. Мир снежной усталости, чужой и молчаливый… Что я здесь делаю? Зачем я пошла по следам Незнакомца? И почему его нет рядом? А может, я – это он?.. Откуда исходит тепло, согревающее тело? Глаза устали от вопросов снежной бесконечности….
   Через приоткрытые веки я видела легкий свет ночного светильника, и у меня не было желания открывать глаза, ведь это означало вернуться к действительности прошедшего дня. Минутное колебание сменилось решительностью долга. Долга жены.

   Больничная палата. Блок интенсивной терапии. Все могло бы быть и проще, но муж привык получать все по максимуму, в том числе и лечение; в его понимании словосочетание «интенсивная терапия» должно дать быстрый и максимальный результат. Я не спорила – столько лет вместе… К приступам мужа привыкли все: друзья, знакомые, соседи, родные – и относились к рецидивам с участливо-прохладной снисходительностью, но для меня они со временем превратились в бесконечные минуты безысходного созерцания и болезненного равнодушия. Я удобно устроилась в небольшом кресле по правую сторону от кровати мужа, слева от меня находился еще один пациент. Незнакомец. C момента нашего поступления он ни разу не пошевелился, лежал спокойно, дыхание, как у ребенка, ровное и легкое, руки вдоль тела, ладони слегка собраны в кулаки, лицо, освещенное мерцающим светом лампы, излучало безмятежную уверенность мечты, под легким покрывалом просматривалось тело, достойное спортивных достижений. Поражали глаза: ресницы сомкнуты сном, а на ресницах... ресницы покрыты инеем! Поначалу я подумала, что стресс не дает мне адекватно реагировать на происходящее вокруг, и постеснялась задать вопрос об этом персоналу. После первоначальной суеты и нескольких инъекций мужу в палате стало тихо. Я умостилась в кресло, любезно предоставленное мне заведующим отделением с похотливыми глазами, накрыла ладонью руку мужа и осторожно взглянула в сторону Незнакомца – что ж, я не ошиблась, иней сверкнул холодом и красотой узора. Удивление граничило с паникой: почему никто?.. Внезапно его левая рука вздрогнула и ладонь, согнутая прежде в кулак, разжалась и протянулась ко мне. Я не испугалась, нет, наоборот, решила, что это приглашение, и осторожно, но без колебаний вложила свою ладонь в его… Мне стало спокойно и уютно, и это было тем более странно, учитывая место происходящего. Я чувствовала, как легкое поглаживание тепла его руки мягко, но настойчиво заполняет мое тело. Меня интриговало мое состояние, меня завораживал иней ресниц, меня пугал вздрагивающий муж, меня увлекал магнит спокойствия. Я погрузилась в вопросы раздумья: кто он? почему он здесь? что его привело в эту палату? как его имя? иней?.. когда он проснется? чувствует ли он меня?

   Сон забирал меня в свои объятия… я шла за Незнакомцем, он двигался уверенно, не торопясь, без суеты… мы направлялись куда-то вверх… он держал мою ладонь, не отпускал… я смотрела ему в спину, не оглядываясь по сторонам… я доверилась ему, ощущала его силу, я дрожала в возбуждении от неизвестного… мы остановились на ровной поверхности; была ли это вершина, не знаю; мне необходимо перевести дух, я на миг закрываю глаза, открываю – Незнакомца нет, я одна, я и снег…
Долг жены. Я взглянула на мужа, поправила ему одеяло, аккуратно – подушку, губы прикоснулись ко лбу – температуры нет, румянец на лице – здоровья ему не занимать, но лечение необходимо; мысленно пожалела его, погладила дружбой…
Рассвет. Муж, слава богу, спит. Незнакомец по-прежнему неподвижен. Я наслаждаюсь воспоминанием о касании наших ладоней, хочу снова ощутить неповторимое тепло, дотронуться сама боюсь – жду знака от него. Сон меня встревожил, смешанные чувства сразу же после пробуждения сменились уверенностью, что он показал мне себя, свою душу… снежная пустыня… откуда же тепло в руке? что укрыто снегом?

   Вошла медсестра. Обычные вопросы о прошедшей ночи, привычно профессиональные манипуляции руками и абсолютно никакой реакции по поводу узоров инея на ресницах Незнакомца. По ее быстрым взглядам, брошенным в мою сторону, я поняла, что ей не терпится узнать обо мне немного больше и она не против поболтать в оставшиеся минут тридцать тишины. Я решила воспользоваться моментом и получить ответы на свои вопросы, касающиеся Незнакомца.

    Как оказалось, он поступил в отделение за неделю до нашего появления, очень легкий в общении как с персоналом, так и с другими пациентами; несмотря на то, что заведующий – его друг, ведет себя скромно и неприхотливо; навещала пару раз жена и ребенок, быстро и сухо, во всяком случае, такое впечатление у персонала; бывали и друзья, все разные, но не злые; имени его не запомнила, все называют его Рио, ему нравится; улыбается, говорит, что так себя чувствует; откуда это пошло, и кто его первый так назвал, никто не знает, но с момента его появления отделение дышит интригой карнавала. Но вот незадача: сутки назад он уснул и до сей минуты не просыпается; все всполошились: проверяли, подключали к разным диагностикам – все в норме; доктора пожимают плечами: наблюдать надо – вот и наблюдаем, и непонятно, спит он или просто прикрыл глаза, может, видеть никого не хочет, или чтобы не видели его. Шеф, заведующий, принял решение нас к нему в палату подселить, вроде бы как и под присмотром, да и веселее, хоть и спит, сказал: терапия обществом. Ну вот, негусто, а про ресницы… она взглянула пристально в лицо Незнакомца – да нет, ничего невидит, аккуратно прошлась пальцами – и холода не чувствует, поинтересовалась, не принести ли мне воды, и, потерев виски, вышла из палаты. Про меня она так ничего и не спросила…

   Да и что, в сущности, я могла рассказать о себе первому встречному, обычный набор фраз из биографии: мама, папа, брат, учеба, раннее замужество, муж, ребенок, быт… наверное, как у всех, тем не менее легкий налет ощущения финансовой мощи выше среднего превращал мою жизнь в глазах большинства женщин в романтическую сагу.

   Утро раскрывало свои объятия наступающему дню, мелодии весны убаюкивали боль и давали надежду всем, кто любил жизнь. После проведенной ночи в закрытом помещении иллюзий Гиппократа, выйдя на улицу, я вдыхала свободные минуты спокойствия и размышляла, как распланировать сегодняшний день. Задания мужа касались посещения финансовых, государственных и других учреждений, напрямую связанных с успешным ведением семейного бизнеса, и все это накладывало отпечаток грусти на мою от природы романтическую внешность. Бюрократический мир города я знала достаточно неплохо, благодаря предусмотрительности мужа и его друзей, пропитанной запахом обильного алкоголя, различными деликатесами и, по ситуации, денежными знаками. Но дела делами, а привести себя в порядок, приготовить завтрак ребенку, отправить его в школу и поколдовать наедине с чашечкой кофе или чая – прежде всего. Я умостилась в свою любимую машинку, которую считала подружкой, мысленно поприветствовала ее и, включив музыку настроения, отдалась в руки очередного дня.

   Рассекая волны городской жизни, где уверенной походкой, где снисходительным взглядом, где безразличным комплиментом или восхищенным молчанием, я съедала минуты своей свободы, наполняя счастьем карманы чиновников. Эти пасторы государства с чувством превосходства светились гламуром казацкой элегантности, отточенной китайскими брендами, что придавало им уверенности в безусловном продвижении по карьерной лестнице и, как следствие, собственной непогрешимости. Рассуждая о происходящем в организациях власти и финансов, мне приходило на ум сравнение государственной деятельности с рыбалкой. Естественно, был рыбак, естественно, было удилище и прочие необходимые снасти. Так вот, удилище – это была структура той или иной организации, крючок с наживкой – это симбиоз законов и прочих неприступных правил с возможными путями их невыполнения, ну и конечно же поплавок – это служащие, которые так или иначе реагируют на улов.

   От высоты занимаемых должностей зависел и размер поплавка: маленький, большой, средний. Иногда поплавки ломались, некоторые, отслужив свое, ложились в коробочку почетных снастей, бывало, поплавок становился рыбаком, а бывало, – наживкой. Рыбалка – вещь прогнозируемая, но непредсказуемая, поэтому поплавки являлись для рыбака индикаторами контроля за ситуацией в мутных водах государственного обмана, а контролировать хотелось все, вот вся страна и оказалась во власти рыбаков, усеянная поплавками, светящимися магнитом всемогущества. К счастью или несчастью, меня утомляли любые проявления бюрократического магнетизма, поэтому я до минимума сокращала общение с ними и под разными предлогами побыстрее покидала апартаменты мнимых надежд и вынужденных иллюзий.

   Я держала на ладонях город, в котором счастливо родилась и жила. Я рассматривала его, наблюдала за ним, пыталась разгадать его, как линии судьбы… Он представлялся мне казаком, на грязное тело которого натянут жупан и шаровары, расписанные турецкими и польскими узорами… но его грубость отражалась нежностью в моих глазах. Я люблю его и… и не очень.

   Люблю за воды великой реки, волны которой омывали берега, за могучие леса, наполнявшие воздухом легкие страны, за несравненного поэта и за мудрого воина-правителя, родившихся и нашедших покой на этой земле, за просторы полей урожая, за мерцание звездных дорог, за ветер с еле уловимым запахом мечты и за надежду, навеянную близостью столичного аэропорта.

   И не очень люблю за лайнеры-заводы, которые, наполнив свои паруса химическим прогрессом, тянули город на встречу с «Титаником», за убийственную архитектуру денег, за бедность народа, пропитанную славой казацкой вольности, и за кричащую тишину глянцевой свободы.

   Мысли зачастую трансформируются в эмоции и чувства, которые делают нас счастливыми, или наоборот. Город, который я люблю, обнимал меня безымянной историей, в которой не было будущего моей мечты. Поэтому я любила его и… и не очень.

   Остаток дня я посвятила радостям спорта, наслаждаясь физическими возможностями своего тела, технической оснасткой спортклуба, его банно-масажными процедурами, периодически пресекая холодным презрением неподдельное внимание беспардонной похоти. К счастью, присущая моему романтизму порядочность не давала возможности мужской части клуба превратить общение со мной в дешевый авантюризм. Думаю, так я спасала их души, что позволяло их телам справляться с
максимальными физическими нагрузками. Длилось это удовлетворение от двух до трех часов и давало великолепную возможность, находясь среди людей, оставаться в полном одиночестве, превращая мысли сердца в чувства души.

   Звезды вечера блекло уставились на меня, напоминая, что необходимо сворачивать свою свободу и двигаться в сторону «счастливых» минут супружеского присутствия. Несмотря на это, я была в хорошем расположении духа и целовала свое настроение, которое подарил мне этот день.

   Ничего не изменилось. Муж требует моего внимания и заботы, без них лечение не дает результатов, и это его настораживает. Он человек действия, и бездействие его угнетает. Персонал беспомощно разводил руками, утверждая, что утро вечера мудрее и что время – лучший доктор. А Рио… иней на его глазах был не так колюч, как вчера. Вот и все новости у меня на сегодняшний вечер. В воздухе царила неизвестность. Впереди была ночь. Но она не пугала меня, а завораживала. Так было всегда, сколько я себя помню. Мир теней и полутонов, мир фантазий и иллюзий, мир луны и звезд, мир мечтаний и надежд, мир шаткого равновесия между добром и злом… мир ночи был полон неизведанного, непознанного, таинственного, и в нем я иногда искала и находила себя. Впрочем, метаморфозы моего поиска себя ложились восхищением на все проявления природы и на жизненные выборочно. Но сегодня я хотела попробовать найти, или увидеть, или, может быть,почувствовать, или даже помочь ему, Незнакомцу Рио. В течении дня мои мысли возвращались к нему, и думаю, стимулировали мое настроение возможным приключением.

   Вечернее лето заливало солнцем небольшой дворик с приземистым пошатнувшимся домиком; яблони устало просили влаги; подсохшая трава вела дорожку к деревянной калитке. Рядом с домиком – навесы с углем, дровами и хозяйскими инструментами. Навесы невысокие и бедные. Я была мальчиком лет шести, глаза скандинавского неба, волосы песчаной Балтики, датская кость, все с отблеском янтаря. Я лежала на крыше навеса, вдыхая запах нагретого об солнце рубероида вперемежку с запахом соседского ужина, и испугано слушала голоса, доносившиеся из домика. Это были голоса мамы и папы. Ругались. Папа пьет, часто бьет, бьет жестко и жестоко, иногда до крови. Не меня – маму. Сила алкоголя… Уголь под навесом с предусмотрительно оставленной на нем ветошью зачастую служил нам с мамой
кроватью, но это летом, зимой спрятаться было негде… Но сегодня отец трезв, серьезный разговор: они делят себя… и меня. Я жду, когда мама позовет меня. Я всегда этого жду, даже если она рядом. При этом я всегда вздрагиваю, от интонации и ноток в ее голосе. Такое чувство, что она боится, что меня могут украсть. И в этот момент я чувствую, что меня уже украли. Я вздрагиваю – позвала. Не отвечаю. Они выходят из домика.

   Ее глаза встревожены болью до безумия. Они меня не замечают. Я вздрогнула – опять позвала, на это раз на полную грудь, с надрывом. Уверенна, соседи всполошились. С опаской отзываюсь и робко спускаюсь к ним; мне страшно: мама может подтвердить свою тревогу физически. Стою перед ними, смотрю снизу вверх: два красивых и родных мне человека, которые любят, но не понимают друг друга и меня не понимают. Вопрос, который они хотят мне задать, висит в воздухе: они разводятся. С кем я хочу остаться? Меня поставили перед выбором, меня, шестилетнего мальчика?! Внезапно дрожь в моем теле и душе исчезла. Я по очереди смотрела в их лица и спокойно обдумывала заданный мне прямой вопрос. Мама, солнце моего сердца, казалась мне сильной, умеющей найти выход из любой ситуации, мама, которая может сварить себе кушать, постирать, погладить, у которой есть работа, мама, которая из свинарника сделала уютный домик, в котором мы жили; и папа, грусть моей души, неприкаянный, нуждающийся в постоянной заботе, без постоянной работы, пьющий. Я сделала свой выбор. Как он будет один, без меня ему никак, пропадет, я должна быть с папой…

   Ответ ошеломил обоих, на маму больно смотреть, да и он растерялся, я спокойна. Пару минут раздумий – и результат ответа определил мое отношение к жизни, и я перестала быть ребенком, а надежда осталась ни с чем. На моих ресницах появились первые снежинки… их принес ветер будущего со снежной вершины, которая виднелась вдали. Мы с Незнакомцем стояли на этой вершине, холод снега придавал ясность мыслям, журчание тающих ручейков предвещало наступление оттепели. Он держал меня за руку, внизу мир небольшого дворика и его обитателей растворялся в вялой суете города, который я люблю и не очень…

   Сны – это самые интимные, самые загадочные и интригующие моменты в жизни человека. Иногда мы их помним, иногда нет, иногда сны нас преследуют, иногда – мы их, но всегда, хотя бы на миг, мы задумываемся, что же с нами произошло во время сна, мы советуемся с близкими, друзьями, с сонниками, и, бывает, получаем ответы, как правило, туманные и размытые. Сны входят в нашу жизнь, а жизнь входит в наши сны, влияние взаимно, но почему реальность – это то, что происходит с нами при открытых глазах в затуманенном навязанными условностями мире, а не то, что происходит во время приключений души в поисках своего мира, с закрытыми глазами, в свете созвездий иллюзий прошлого, настоящего и будущего.

   Я раздумывала над тем, что произошло со мной во сне, почему этот мальчик, которым я была, сделал выбор и лишил себя свободы детства, почему он не выбрал их обоих, тем самым пристыдив надежду, почему не развернулся и не убежал или же просто не расплакался, как это сделал бы любой ребенок, тем самым вызвав жалость и сняв с себя ответственность жизни… Сном я вошла в его жизнь и желала узнать если не все, то многое о нем, а может, и о себе. Луна придавала моим мыслям оттенок нежности, романтики и надежды. Тепло от прикосновения наших с Незнакомцем ладоней заполняло мое тело и обволакивало сердце. Он дарил мне путешествие своих снов, он мне доверился, я это чувствовала небом. Я всматривалась в его лицо и видела, как две снежинки растаяли в уголках его глаз и росой скатились в мою душу. Душу, в которой могла бы уместится целая вселенная, но скованную страхом, навеянным холодом недоверия и непонимания, исходившим от мужа.

   Удивительное дело: провести ночь в больнице, пускай даже в роли сиделки, достаточно утомительно, но я не чувствовала усталости, наоборот, прилив сил и эмоциональный подъем, который был вызван, как я понимаю, моим общением с Незнакомцем. И странно, что, не сказав друг другу ни слова, мы слышали и слушали, переживали и понимали, смотрели и видели, мы знали, знали откуда-то. И день превращался в ночь, а ночь – в день, и сны становились реальностью, и наоборот, и звезды были ярче солнца и мудрее луны, и вселенные наших душ неизведанными нитями соединялись в одну, и казалось, что мы заново открываем мир. Без единого слова.

   Я увлекаюсь фотографией. Пытаюсь в запечатленном моменте разгадать тайны природы, неба, земли, людей. Увидеть и насладиться красотой жизни. Каждый из нас – фотограф, и для этого не нужен фотоаппарат: достаточно активизировать мозговые картинки, сердечные струнки, душевные нити, как перед тобой открывается альбом твоей жизни. Но мне этого мало, я не хочу рассказывать себя, смутно вспоминая эмоции, я хочу показывать себя, вызывая эмоции, и, может быть, каждый раз другие, я хочу делиться собой, какая я, какой мой мир, как я его вижу, и мне нужны вещественные доказательства. Солнце детства сформировало теперешнее мое увлечение, и, будучи маленькой девочкой, нежной, как сон на рассвете, я рассказывала свои картинки жизни близким. И кто из них помнит мой первый кораблик, распустивший свои паруса в журчании волн весенней капели, унося мои мечты за пределы родной улицы?! А я, между прочим, являлась принцессой детского квартала, и в подтверждение этого возле моего с бабушкой и дедушкой дома высился снежный трон, правда, слегка подтаявший ранней весной! И принцессой меня выбрали не за красивые глаза, хотя никто и не отрицал их волшебство, а за веселый нрав, за дух приключения, смелость мечтаний, интригу действий, ну и за снежный трон, конечно, который соорудил мой дедушка. Я всегда робко рассказываю истории о себе, осторожно наблюдая за реакцией своих близких, а они, хоть и по-доброму, но ухмыляются, мол, вбила себе в голову и живет с этим.

   Эх, было бы побольше фотографий моего детства,юности… тогда бы родные, глядя сейчас на фото, заметили бы то, что не разглядели раньше, увлеченные выживанием в условиях тотального дефицита, и поняли бы, насколько моей любви к ним не хватало ласкового внимания с их стороны. И, может, увидели во мне, маленькой девочке, нежную душу чистых озер, открытую безудержному потоку чувств, стремящуюся к знаниям вселенной, наполненную силами природы. Да и красивой я была, как выяснилось позже! Но в жизни всегда присутствует «что-то»! «Что-то», что мешает увидеть очевидное, и это очевидное является главным, и это очевидно, но как-то потом… Вот очевидное я и фотографирую теперь, а «что-то» пускай остается отговоркой без памяти.

   Папа, гордость моей жизни, настоящий мужчина, морской волк, он для меня сродни волшебнику. Все ждали его появления, и всегда это было неожиданно, с весельем, заморскими подарками и сладостями. Мама, беспокойство моего сердца и души, всегда рядом, но безучастна, для нее папа тоже как волшебник, с ним она женщина, королева мира! Раньше между мной и мамой всегда присутствовало «что-то», зачастую «что-то» был папа, иногда брат. Сейчас, когда я и мама повзрослели, мы открыли друг в друге очевидное и любим свои минуты счастья-несчастья. Папа же… папа так и остался моряком-волшебником – для меня, а для мамы – моряком и время от времени волшебником.

   Предрассветное время загадочно, в нем сны встречаются с реальностью, земное – с неземным, прошлое – с настоящим, будущее – с нами. Можно даже растеряться при пробуждении. И я растерялась. За каких-то пару часов я побывала в своем прошлом, прошлом другого человека, вспомнила свое настоящее, и мне кажется, что все происходящее формировало мое будущее, и я не хотела прерывать нить, которая связывала миг возможного откровения. Мое желание остаться возле Незнакомца было вызвано не просто любопытством, но и интригой неизвестного, и возможным приключением, и необходимым пробуждением, и просто желанием.

   А муж… нет, я не могла допустить, чтобы он видел меня в таком состоянии, он принимает, но не понимает мой мир, и это приносит ему страдания, он считает, что мир у всех один, и таким он его любит. Представив боль заблуждения в его глазах, я быстро написала записку, объясняющую мой ранний уход (позвонила мама, необходимо к ней заехать, и все такое, в общем, обычные уловки женской солидарности), и, взглянув на не изменившуюся за ночь обстановку, вышла из палаты и быстрым шагом покинула больницу.

   Мне было необходимо разобраться со своими мыслями и эмоциями. Эмоции… я очень чувствительна и к прикосновениям жизни, и к своим фантазиям, интуитивно понимая, что хорошо, а что плохо, поэтому я никогда не стеснялась и тем более не боялась проявлений своих эмоций в действии, в слове, улыбке, слезе, взгляде... Но сейчас в мой мир проникал свет нового, до сих пор мне не известного чувства и неопределенность его сияния меня тревожила, так как до сегодня я была уверена, что знакома со всеми нотами своей души. Да, свет тревожил, но и завораживал!

   С такими вот загадками души я решила прогуляться по одному из нескольких приятных мест моего города: пара парков, пересыпанных дубовыми листьями, живописно-крутые берега реки, сосновый лес царской короной. Для прогулки я выбрала более обыденное, но не менее интересное место – великолепный бульвар, единственный в городе. Он представлялся мне поясом судьбы, пролегающим через весь город и соединяющим в своем продолжении дорог две столицы государства – гетманскую и историческую. Начинался бульвар дубовой рощей со стороны нынешней столицы и, казалось, символизировал мощь власти, незыблемость сегодняшнего, заканчивался он степями в обрамлении лесов со стороны священного места казацких престолов и символизировал свободный дух надежды народа, преданную тайнами вчерашнего. Поэтому бульвар, по которому я прогуливалась, был своеобразным
мостом между прошлым, и настоящим, и, может быть, будущим. И поэтому он носил имя великого поэта, олицетворявшего эти три состояния времени земли.

   Мне нравилось находиться в этом месте, я видела шум и движение улиц, и каштаны, выстроившись в ряд от начала до конца, как древние богатыри-герои, охраняли меня от вредных привычек этого города. Размышляя о хитросплетениях человеческих судеб, и своей в частности, я натыкалась на постоянный перекресток (так выбор жизни представлялся большинству), но сейчас бульвар открывал мне движение жизни под другим углом, и даже более того – отражал во многом всю жизнь. Бульвар не только соединял прошлое и настоящее, он еще и разъединял сам город и людей, в нем живущих и двигающихся в разных направлениях и потоках. Перекрестки являлись местами контролируемого выбора направления, и этот выбор пропитан ограниченной самостоятельностью. Мало того, перекрестки, да и сам бульвар, на всем протяжении пестрели указателями, светофорами и прочими знаками контроля, жизнь по которым предполагала медленное отмирание мозга в угоду общественным иллюзиям.

   Можно было и проигнорировать бульварную жизнь и, минуя перекресток, сменить направление в любом другом месте, но это было связано с риском быть сметенным потоком судьбы, по сему на это отваживаются немногие: либо отчаянные смельчаки, либо безрассудные глупцы.

   Бульвар контролировал жизнь города. И если въезжать в него со стороны столицы, то по правую сторону находилось все то, что является правдой жизненной несправедливости: заводы, рабочие кварталы, рынки, плохие дороги, авто- и железнодорожные вокзалы, макдональдсы и множество других невкусностей; а также вкрапления государственных учреждений: суды, районные и городские исполкомы, прокуратура, СБУ, МВД, тюрьма, ну и другие заведения, обеспечивающие контроль проживания в столь неуютной части города.

   По левую сторону размещались признаки более приличного и для многих желанного существования: площади, фонтаны, торговые центры, дворцы культуры, модно-ночные клубы, невкусно-дорогие рестораны, участки условно-дорогих построек настоящего и будущего, праздники; а также государственные учреждения: дом губернатора и налоговая инспекция, обеспечивающие контроль потоков финансового благополучия – и все это в обрамлении песчаных пляжей с водными и сосновыми просторами, ну и немного истории, испорченной облысевшими ростками бессмысленной бузины. Пропуском в эту часть города служили денежные знаки, и они давали шанс приобщиться к жизни желаемого существования; отсутствие денежных знаков превращало вас в пассивного обывателя, осуждающего увиденное. И это осуждение – единственная роскошь, которую мог себе позволить обыватель в данной ситуации. Зачастую отсутствие денежных знаков компенсировалось кратковременной молодостью тела, но это другая история.

   Волею судьбы, а может, в результате случайности материальных желаний я имела недвижимость как в правой, так и в левой от бульвара частях города, и это сохраняло во мне тот баланс демократии, который позволял мне чувствовать себя достаточно свободной в рамках установленных правил.

   Ух, да уж, фантазировать я умела на профессиональном уровне! Размышляя о постороннем, я пыталась оттянуть момент разговора с собой, или, может быть, даже своего рода признания себе. Только вот признания в чем?! В этом-то и нужно разобраться, но мне было так приятно находиться в неведении, быть ведомой мечтой. Судьба дарила мне счастливый случай стать откровением жизни для другого и получить его откровение взамен. В этом и было мое признание себе! Я это чувствовала сердцем, душой, телом, дыханием весны, и, осознав это, мне стало легко и свободно. Туман оков золотого кольца растворялся ветром утренней зари.

   День близился к обеду. Телефонный звонок проинформировал меня, что муж компетентно оставил больничные старания и возвращается к домашнему уюту. Немного неожиданно, но в общем-то прогнозируемо. Что ж, независимо от результатов лечения я была рада, рада тому, что отпадала необходимость посещения больницы. Но в то же время мне нужен был он, Незнакомец, и уверена, что я ему нужна была еще больше. Настало время противоречий между желаниями и возможностями, между сердцем и разумом, искренностью и притворством, правдой и вымыслом, между равнодушием и любовью. Я, как пилот воздушного шара, наполненного силой мечты, оказалась между небом и землей, потоки ветра настоящего разрезали прошлое и будущее, и от моего мастерства зависит полет: на какой высоте, с какой скоростью, в каком направлении. И я желала этого полета!
Мы вдвоем: я и он. Один на один. В палате никого. Глаза его закрыты. Иней. Он спит?!

   Зная, что нас никто не потревожит, я под видом необходимости забрать вещи мужа заехала в больницу повидаться с ним. Я смотрела, разглядывала его, прикасалась, бродила по телу, лицу, волосам, слушала его сердце, дыхание, мысли. Я спросила разрешения прийти в его сны и пригласила в свои, я сказала, что теперь он не один, что у него есть я и что я… прикосновение губ, нежный поцелуй… и две снежинки слезами в ладонь. Он слышал, чувствовал меня, он знал…

Хочу в глаза твои взглянуть
И заблудиться в них;
Хочу дыхание вдохнуть
И раствориться в нем;
Хочу дотронутся рукой,
Почувствовать тепло!
Хочу…

   Нам нельзя расставаться. Я ушла.

   Домашние хлопоты вечера. Ужин, новости дня, планы на завтра, телефонные звонки, немножко глажка, немножко готовка, глаза ребенка и голос его пожеланий, диван, книга, телевизор, жизненные постулаты брака и… и иногда в удовольствие. За окном луна ласкает серебром уставший город, звезды охраняют мглу неба. Я не устала, но сил на дом нет, движения вялые и не точные, а мысли лихорадочные и хаотичные. Мое тело участвует в пьесе, роль знакома, но без души, механична, и я пытаюсь найти себя в интонациях повседневной жизни и не нахожу... казалось, я растворилась в реальности, или же реальность растворялась во мне, освобождая место новому, новому миру, миру в котором я рождалась заново. И, думаю, я была готова к этому.

   Мои веки, обнимая глаза, закрывали занавес прошедшего дня, погружая меня в чарующий мир сновидений, навстречу откровениям души моего Незнакомца, навстречу моим откровениям.

   Сон сковал меня своей правдой. Где-то там, на краю географии мысли, возвышалась снежная гора моих надежд. Она таяла… я брела по каменным выступам вдоль ее вершины, наблюдая, как ручьи моих иллюзий устремились к городу, смывая мусор с его улиц, и растворялись под палящим солнцем. Он был рядом. Его дыхание наполняло меня силой и уверенностью. Мы встретились, сейчас мы вместе, как он и обещал. Сны превращали наши мечты в реальность. Я смотрела в его глаза, погружаясь в мир на страницах его истории.

   Новостройки города. Во всех частях страны бывшего режима, они были абсолютно одинаковы, жилые многоэтажки, детсад, школа, пару магазинов, дом быта и иногда культуры, детские и спортивные площадки – в общем, все то, что необходимо для замкнутого цикла жизни, и все это на фоне пейзажей недалеких заводских и фабричных труб, дымящихся запахом работы.

   Я находилась в центре одного из таких микрорайонов. Замкнутость его жизни определялась еще несколькими атрибутами счастливой жизни обывателя: в непосредственной близости находились больница и кладбище. Дополнительное очарование придавало и народное название микрорайона – Луна. Да уж, до центра цивилизации города было добраться не так-то просто. Некоторые, отдавая дань уважения укоренившимся народным традициям, которые активно пропагандировались, добавляли к названию слово «чарка». Получалось Луна и Чарка – жутковатая смесь на выходе, но это уже другая история…

   Мне двенадцать. Как для мальчика такого возраста я повзрослела очень рано, во всяком случае, мне так казалось. Мама, спасая свою жизнь и мое будущее, развелась с отцом и отдала себя мне без остатка. Квартира в высотке, полученная согласно очереди, служила слабым утешением разрушенным мечтам и разбитой любви, но вселяла в нас чувство хоть и мнимой, но независимости и защищенности. Свой угол. Я до конца не понимала, но чувствовала, сколько ей понадобилось силы и мужества не побояться остаться одной с ребенком в мире злобы кривотолков, хищной похоти и беспардонных желаний. Она боролась за нас, где-то по привычке, но в основном из-за гордости и желания доказать другим: мы не пропадем! В сферу ее борьбы попадала, естественно, и я, что иногда отражалось синяками на моем теле и ранами в душе. Ошибки с моей стороны не допускались, детство рядом с моей мамой пряталось под одеялом. Я тоже боролась, пыталась. Вариантов борьбы было мало, и самый действенный, как я полагала, был кулаками. Беспечно и жестоко поколачивая своих сверстников во дворе и в школе, я утверждалась во мнении, что я как сын смогу защитить нас с мамой и без отца. Не раздумывая ни секунды, я бросалась в драку с агрессией дикого зверя, как только возникали хоть малейшие намеки на шаткость моего положения; размер и физические данные оппонентов не имели значения. Я утверждала себя таким образом без апелляций. Такое положение дел доставляло определенные хлопоты во взаимоотношениях моей мамы с родителями других детей и с руководством школы, но меня это мало волновало. Я знала свою правоту, а сверстники ее ощущали физически. Что тут добавить, меня все устраивало. Успехи в школе показали, что я способный мальчик, все предметы давались легко, на уровне игры. Сплетение умственных и физических качеств, замешанных на быстроте принятия решений и легкости их исполнения, притягивали ко мне окружающих. Кто-то искал во мне друга, кто-то защитника, кто-то свою уверенность, кто-то чужое внимание. Я раздавала эмоции положительные и отрицательные направо и налево. Вместе с тумаками. Так прошло пять лет с момента переезда в новую квартиру и до сегодня.

   Сегодня были летние каникулы и я была дома. Одна. Я размышляла о том, что произошло двадцать минут назад во дворе. Мы, я и тот мальчик, который сейчас лежал на детской площадке, жили в одном доме, учились в одном классе и, наверное, были друзьями. Он был упитанным сыном благополучной семьи. Как часто случается, благополучие игнорирует благоразумие, а упитанность не замечает осторожности. Получая все то, что ему хотелось, он невольно вторгался на территорию запретных для него тем, не замечая сломанного. Мы играли во дворе, с нами были еще дети, было весело. Он совершил ошибку. Он сказал… что же он сказал?! Я даже не могла вспомнить, что он мне сказал! Неважно… я не могла остановится. Удар в насмешку – и он оказался на траве, попытался подняться – еще удар, уже не подымается, лежит и зовет маму и… и папу. Я в бешенстве, он представляется мне обожравшимся боровом, которому хватило наглости забраться в чужой огород, но не хватает смелости ответить за это. Нет, он не достоин удара, он заслуживает розги унижения. Я срываю ветки плачущей ивы и хлещу его спину до изнеможения. Он верещит. Дети стоят в оцепенении, из окон квартир появляются лица обезумевших от увиденного и услышанного соседей. Все начинают кричать и останавливать мои нервы. Но никто не может подойти и остепенить мальчика, у которого нет отца. Боятся. Я прекратила сама. Мой гладкий друг уже не кричит, он, всхлипывая, лежит лицом к земле, не шевелясь, боясь спровоцировать меня на новые действия. Оглядевшись вокруг, я всматриваюсь в лица окружающих, я чужая, разворачиваюсь и спокойно ухожу домой…

   За последнее время подобных ситуаций было немало, но сегодня, сейчас произошло что-то иное, что-то иное со мной, внутри меня. Я размышляла над произошедшим сидя на кухне и уставившись в окно. Я ждала, что в дверь позвонят, и на пороге появятся разъяренные родители мальчика, и мать, и отец. Я готова была принять их гнев в любом виде лицом к лицу. Но они так и не появились. И если раньше я считала это своей очередной победой, то сейчас все было иначе.   Вдруг мне стало ясно, что они не пришли не из-за боязни или равнодушия, нет, они не пришли из-за жалости ко мне! И как бы больно им не было за своего ребенка, они жалели меня, и если они могли защитить своего сына от меня и других, то меня защитить от них было некому! Они это понимали и знали. Это поняла и я.

   Поступили ли они благородно по отношению ко мне и как объяснили свою реакцию ребенку, я не знаю… но одно я знала точно: доказывая свою правоту силой, я проявляла слабость, тем самым вызывая жалость. Осознав это, я заплакала, и нет, не слезы обиды, жалости или разочарования текли по моим щекам, это были слезы откровения. Через них я увидела людей с их проблемами и счастьем, с их особенностями и интересами, с юмором и суровостью, с их привычками, слабостью и с их силою. И я увидела себя среди них. Кому-то я была безразлична, кому-то интересна, кто-то показывал пальцем, кто-то отворачивался, кто-то злился, кто-то восхищался, но у всех просматривалась снисходительная жалость. Решение изменить себя, свое отношение к жизни, к окружающим, пришло тогда не моментально, но обдуманно. Я пошла просить прощения...

   Солнце осветило лучами вершину снежной горы. Мы с Незнакомцем, прильнув друг другу, чувствовали, как меняемся, как меняется мир вокруг нас, как тает каждая снежинка у нас под ногами, как ручьи наших грез напитывают почву для новой жизни. Наступало утро, и реальность ночи сменяла реальность дня. Необходимость расстаться ужасно давила на сердце и сковывала тело, но надежда встречи давала силы проснуться и крылья, чтобы жить. Обняли друг друга, до встречи…

   Я не торопилась. Сон держал меня своей интригой, и я нежилась в кровати, обдумывая себя. Как сложилась жизнь мальчика, которым я была, сумел ли он изменить себя? Его внутренняя борьба и сила признания ошибок определенно отрезвляли мою правду. Не успев как следует проснутся, я уже считала минуты до следующей встречи перевоплощения.

   Сегодняшний день был с привкусом девичника. Периодически мы с подружками организовывали себе праздники, на которых могли уделить внимание себе и своим желаниям, танцевать, выпивать, флиртовать и, что самое важное, не нужно оглядываться на настроение мужа, зависеть от его желудка и наполненного стакана. Как правило, девичник имел тематическую подоплеку с привязкой к какому-нибудь атрибуту одежды либо времени года, музыкальному периоду, что придавало изюминку и времени ожидания, и подготовке, и проведению. Мы хотели выбраться за рамки банальностей, слегка фантазировали и шалили, получая глоток свободы, независимый от условностей мужчин. Заранее выбирались место, время, тема, оговаривались нюансы.

   В этот раз я и мои подруги готовили шляпное пати. С самого утра пошли звонки, переговоры, советы, шутки. Я подготовилась заранее, сформировав и воплотив в одежду свой образ, поэтому наслаждалась предвкушением праздника без нервной суеты. Кроме всего прочего на день, мне было безумно необходимо увидеть, дотронутся, встретится со своим Незнакомцем, но как, как я могла осуществить свое желание, как объяснить мое очередное появление рядом с ним?! Мысли перескакивали с одной идеи на другую, ничего путного, все притянуто за уши или слишком рискованно.

   Рисковать я не боялась, риск был у меня в крови, муж называл это безрассудством, но сейчас мне некогда было разбираться в его заблуждениях. Рискуя, я не могла позволить подвергнуть риску другого человека, тем более, что с каждой минутой он становился мне все ближе и ближе. Что ж, к счастью, у женщин, в отличие от мужчин, всегда есть на один рациональный вариант больше. И мне не оставалась ничего другого, как воспользоваться им. В нем заключалась немножко кокетства, жеманности, жалости, беспокойства. Жалость и беспокойство, естественно, за других. Все это мужчины называли капризом, ну и еще несколькими невкусными эпитетами их близорукости. Как бы то ни было, я решила преподнести подарок-каприз своему мужу в виде беспокойства о его здоровье, и если он не хочет находиться в стационаре, то отказываться от консультаций доктора-специалиста просто непростительно глупо. Он согласился, лишь бы я не компостировала ему мозги и занималась этим сама.

   Второй подарок-каприз предназначался заведующему отделением интенсивной терапии. Его глаза, переполненные анатомическими особенностями женского тела, подтверждали мои надежды на успех моего решения. Получив формально-снисходительное добро мужа, я, не откладывая все в долгий ящик, быстренько собралась и поехала осуществлять свое желание. Слава богу, заведующий был на месте. Он с радостью встретил меня, провел в свой кабинет, напоил чаем. Я извинилась за некорректное поведение мужа, объяснив неожиданный уход неотложными делами, требующими его присутствия, так же выказала беспокойство по поводу состояния здоровья в дальнейшем, и мы обсудили условия возможных консультаций у такого специалиста. Он был польщен.

   Казалось, его не интересовало, по какой причине я пришла сегодня и какая причина приведет меня завтра. Думаю, он был абсолютно уверен, что я здесь только благодаря его неотразимому шарму. Ох уж эта самоуверенность мужчин! Я не стала его разочаровывать, пока. Осталось самое малое для достижения моей цели.  И вдруг доктор сам заговорил о Незнакомце, о том, какой это необычный случай, о разных симптомах болезни и выздоровлении, также были медицинские термины и все такое. Я проявила определенный интерес как образовательный, так и человеческий к положению вышеназванного пациента. Доктор сам провел меня к нему и, видя мою живую реакцию, разрешил мне посещать палату с целью наблюдения за изменениями в состоянии больного. Доктор ухмылялся: кому как не ему быть снисходительным к женским капризам. Что ж, капризы мои, а решения принимали мужчины – равновесие достигнуто!

   Пусть совсем недолго, миг, но я увидела своего Незнакомца, проявляя чисто женскую заботу, поправила одеяло и подушку, при этом слегка дотрагиваясь к нему, смотрела на него, видела влажные следы на щеках и была уверена,
что это растаявшие снежинки прошедшей ночи сна. Уходя, я получила порцию яростных пожеланий доктора в том, что его двери открыты для меня в любое время суток. Он был невероятно навязчив в своих эмоциях. Наконец-то попрощались. Я была довольна собой и тем, что получилось увидеться с Незнакомцем. Присутствовало легкое жжение неловкости: он остается здесь один, у меня вечеринка, но жизнь остановить невозможно.

   Все шло по плану. Девочки собрались без опозданий. Каждая выразила свою фантазию. Образы шляпок – изумительно милы: были смешные, таинственные, игривые, простые и претензионные – разнообразие… Мы делились мыслями выбора, идеями, шутили, смеялись, менялись образами, фотографировались, танцевали, вспоминали прошлые пати, устраивали розыгрыши, пили вино и шампанское.

   Как и следовало ожидать, наш праздник доставлял удовольствие не только нашей компании, но и всем находящимся в зале ресторана, особенно мужчинам. Знаки внимания пополняли наш стол букетами и напитками, танцпол парами, лица улыбками, записные книжки номерами телефонов.
   Кто знает, что будет завтра, а сегодня флирт празднует возможную удачу вечера.
   Это ощущают все, и в какой-то момент желание обладать мечтой плоти выливается в общее веселье.
   Некоторые шляпки уже сорваны и украшают винные глаза новых знакомств.
   Музыка разливает эмоции по бокалам, шампанское стирает грани страха, полутьма осаждает неприступность смелостью, свобода приветствует прикосновения с жаждою.
   Время застыло картинкою.

Коньяк уносит в мир иллюзий,
Теплеют мышцы в животе,
У мыслей появляется простор,
Они свободны и тягучи,
И хочется поговорить…
И так уютно и красиво,
Свеча с сигарою горит…
Дым обволакивает лица
И все загадочно вокруг…

   Стихает мелодия закрытия. Свет понемногу отрезвляет иллюзии. По инерции наполняются бокалы. Наступает момент колебания решений.

   Те, кто покинул пиршество раньше, может быть, наслаждается счастьем или же разочарованием нового, тот, кто остался, пил коктейль сомнений, состоящий из размышлений о дороге домой и о возможных приключениях в шуме очередного ночного заведения. Чаша весов имела множество голосов подружек, а также мужских и женских возгласов, вдобавок телефонные звонки – одни противоречия… я наблюдала за происходящим, участвуя в нем, и мне были знакомы проявления всех деталей действа. Но сегодня мне было многое безразлично, нет, я была веселой, беззаботной, красивой, шумной и шутливой для окружающих, а для себя самой меня не было, желание быть рядом с ним и невозможность этого тревогой жгло по телу и внутри, мысли наждачной бумагой неожиданно возникали и так же терялись в сознании. Мысли, чувства теряются быстрее всего.

   Они – как морские волны: каждая следующая усиливает красоту предыдущей, но предыдущую уже не вспомнить, усилившись, они поглощают друг друга, образуя безбрежное море, океан – океан чувств. Да, ручей познания нового превратился в реку познания жизни, которая наполнила море познания нас, которое растворялось в океане чувств. И я отдавалась его волнам с удовольствием, но и с опаской. Подружки, так и не заметив моих внутренних тревог, приняли единогласное решение и, смеясь, усадили меня рядом с собой в подъехавшее такси.

   Ночные клубы открывают свои двери полуночным мечтателям, прожигателям жизни, искателям клубничных приключений, веселым компаниям дружбы, да и просто зевакам. Такие клубы являлись атрибутами ночной жизни города и в зависимости от посещаемой публики делились на условные ранги престижности и модности. Мы двигались в сторону самого-самого. Он, естественно, находился по левую сторону бульвара и привлекал к себе новизной семилетней давности.

   Конечно, мне следовало поехать домой и попытаться избежать скандала двадцатиминутного опоздания, но девчонки увещевали смелостью, играя на струнах моей личной свободы. Я знала, что через пять минут по приходу в клуб все они рассеются между танцующими и окончательно растворятся под действием винных паров, усиленных ароматом кальяна, и что я уже не буду им так необходима, как сейчас.   

   А завтра с невыразительными глазами и словами будут удивляться потерей друг друга, сетуя на алкоголь. Это тоже были определенные атрибуты ночной жизни. И если для меня посещение ночного клуба ассоциировалось с понятием «дежавю», то у многих других – как вредная привычка, которая бросала их вместе с уходящей молодостью или же с исчезнувшими вдруг деньгами. В общем, я решила проигнорировать угрозу буйства ревности и, пассивно уступив свое внимание подружкам, вошла в шумное логово спящего разума провинциального гламура. Музыка, запах алкоголя и сигарет, улыбки знакомых и незнакомых, пестрые одежды, свет полутьмы, вальяжные диваны, свистящие коктейлями бармены, золото в красном – все это обрушивалось с силой безрассудства.
   Выбраться отсюда бывает очень непросто.

   Отдав дань уважения подружкам совместным заходом и сделав пару глотков приличия с повстречавшимися знакомыми, я засобиралась домой, но тут как на зло – одноклассница, которая отмечала день рождения и с которой мы не виделись довольно долго.

   Гостеприимство ее столика не знало границ. Пришлось украсить ее счастье тостом дружбы и наполненным бокалом. Она, расчувствовавшись встречей и выпитым, усадила меня возле себя и, как это бывает в таких случаях, ударилась в воспоминания. Встать и уйти было непозволительно трезво, и мне пришлось принять на время это насилие, надеясь, что длится оно будет недолго. Слушая ее звуки, я наблюдала за происходившим вокруг.

   Не знаю почему, но мне пришла в голову ассоциация увиденного с окружной дорогой. Как ни странно, но в моем городе, городе среднего звена, не было окружной дороги. Есть дворец губернатора и дворцы других вкусных кресел поменьше, есть красивые дачи и роскошные дома чиновников в курортных зонах города, есть великолепные приусадебные шоссе, даже есть намытые на могучей реке острова частной жизни, даже есть речной вокзал и аэропорт, пусть не работающие, пусть превращенные в рестораны и склады, но есть! А окружной дороги нет!

   Все дороги идут через город – пожалуйста, наслаждайтесь, жители, видами мирового автопрома ежедневно, прям из окон, дышите свинцовым воздухом прогресса, свежим, не испорченным лесной прохладой, отдыхайте от назойливого аромата жизни химической индустрии, радуйтесь, обманутые жрецами власти и розой ветров зеленой экологии! А вы, водители-гости, шоферы дальних странствий, не торопитесь покидать светофоры наших пробок, насладитесь дорогами нашего города, сервисом наших СТО, шиномонтажных, отсутствием закусочных и туалетов. Нам скрывать нечего, мы город, в котором вы по-любому задержитесь!

   Смутно радовало осознание того, что окружной дороги не было и в столице, и непонятно, было ли это подражанием архитектурному стилю или же вековым традициям управления казной?! Думаю, и то и другое, и мое мнение укреплялось переименованием одной из центральных улиц моего города в название центральной улицы столицы, к сожалению, архитектурное сходство удовлетворилось только сменой табличек. Великие архитекторы города, как упыри*, высасывали культурную кровь жителей в угоду традициям управления казной, подражание… И все-таки были в нашем городе настоящие патриоты, молодая кровь, альтруисты денег, вернее их количества, движущиеся к своей цели по кривым улочкам закона и морали, не забывая при этом о простом обывателе. Они-то, по моему мнению, и воплотили в жизнь идею наличия окружной дороги, но в связи с ограниченными финансами решили ее в миниатюре, по-своему.

   Да, в этом ночном клубе было если не все, то многое от окружной дороги в традиционном ее понимании.

   Во-первых, клуб находился в подвале, под землей, то есть вне города; в нем имелась дорога вокруг барной стойки, представляющей закусочную или придорожное кафе со стоянкой; по другую сторону дороги находились диваны и столики, олицетворявшие остановки или карманы для отдыха; музыка в зале давала присутствие радио дорог, исполнявшее заказы путников.

   Во-вторых, присутствие участников движения; главными действующими лицами были, естественно, дальнобойщики, они перемещались клубной окружной без своих авто, но их представляли брязкающие ключи с логотипами мировых автопроизводителей. 
   
   Также имелись патрульные в виде охраны правил происходящего, как и везде, уставшие и с голодными глазами-мигалками, ну и конечно же попутчики, попутчицы, которые располагались на остановках-диванах в надежде, что их кто-то подберет. Они были разношерстны и преследовали разные цели, но объединяло их одно: внимание дальнобоев в том или ином выражении. Без их внимания присутствие на окружной клуба теряло смысл и не оправдывало себя в финансовом отношении. В то же время, в основном благодаря присутствию попутчиков попутчиц и их стараниям взять все на себя, придавали движению настоящую пикантность. Дальнобои курсировали по окружной в ореоле финансовой иллюзии, выбирая себе попутчика, попутчицу и раздавая страждущим свою безразличную щедрость: кому шампанское, коктейль, кому рукопожатие, улыбку, кому поцелуй, объятия, иногда чаевые. Дальнобоев желали все: и охрана, и бармены, и попутчики, попутчицы.

   Был на окружной клуба и контролирующий элемент. Идейные потомки казачьих походов на Крым и автоматных прелюдий бутлегеров сухого закона присутствовали здесь, как и в любой другой сфере финансовых удовольствий. Их можно было распознать по выпирающим интригой мышцам и добрым глазам. Чтобы не нарушать традиций жанра, для них немножко в стороне от окружной выделена комната уюта, то есть небольшой пункт наблюдения, дающий возможность как неожиданного появления, так и неожиданного исчезновения, что придавало эффект таинственности и будоражило умы непосвященных. Что там? Кто там? Но как бы ни было, я мысленно успокоила жителей города, порадовав их наличием окружной дороги, тем самым
оставив статус города среднего звена в неприкосновенности. Эх, метро бы еще нам! Мечты наших горожан о подземном техническом чуде воплотились в постройке провинциального глобуса-метрограда, что было довольно смело и подчеркивало дополнительное сходство-подражание со столицей…

   Наконец-то моя одноклассница отвлеклась: романтика медленного танца определила ее в возможные попутчицы к лысому дальнобою с мясистым носом. Воспользовавшись моментом, я покинула клуб и, поймав такси, направилась домой. Хуу-х! Было поздновато для своевременного возвращения, и я готовилась к неожиданностям предстоящих объяснений.

   Так было всегда, даже когда вовремя, но привыкнуть к стремительно-грубым вопросам ревности я так и не могу. Внутреннее напряжение вызывало легкий привкус тошноты несправедливости. Иногда женское орудие ласкового соблазна смягчало ситуацию, оттягивая веер бессмысленных упреков до утра, но я устала, и пользоваться этим приемом не было никакого желания. Как будет в этот раз, не знаю… В окнах свет, может уснул, забыл выключить. Зашла по-тихому, прислушалась: так и есть, спит храпом младенца. Не дождался. Редкость, достойная праздника! Что ж, быстренько раздеться, умыться – и в постельку снов.

   Но, увы, уснуть, оказывается, не так просто, несмотря на усталость и позднее время, ближе к утру. Прошедший день выдался достаточно интенсивным на события, и эмоции, мысли, приправленные отголосками музыкальных шедевров окружной дороги, метались по ступенькам сознания не находя себе покоя. Постепенно беспокойство растворилось в проблесках сновидений утренней зари.

Пусть ночь взмахнет крылом –
И свет звезды в моей постели нежно засияет,
даря чудесный сон...

   Ритмы ночи тонули в мелодичных звуках мощного двигателя. Я наслаждалась скоростью, свободой и, самое главное, – тем, что он рядом, он – мой Незнакомец. Мы были вдвоем, мы мчались навстречу путешествиям и своему единству. Музыка любви разных поколений сопровождала наш порыв души, солнце с радостью улыбалось в небе, звездопад желаниями сыпался в ладони и мечтой устремлялся в будущее. Дороги стирали грани неизвестного, раскрывая тайны нового за горизонтом. Мы разговаривали обо всем, смеялись, шутили, грустили немножко, делились впечатлениями, вспоминали прошлое, радовались настоящему, мечтали о будущем. Сегодня мы видели то, на что вчера, будучи не вместе, даже не обратили бы внимания. Поля, засеянные усердным трудом отважных фермеров, представлялись нам живыми картинами голландских маляров. Реки, превращенные в ручьи и болота стараниями прогрессивных чиновников, мы наполняли казачьими ладьями под парусами духа свободы завоевания. Леса, обнесенные частоколом денег калифов времени, манили тайной ведьминых избушек, звериными тропами, вкусностями ягод и веселыми грибами. Степи, забытые равнодушием полезных ископаемых и в следствии этого людьми, дарили нам ароматы трав, цветов и просторы фантазий архитектурных шедевров арабского Востока. Города и села, преданные властью обмана и наживы, рисовали нам сюжеты сталкера в холодном дыхании Марса. Постройки «исторических посещений», великих и не очень, дарили ощущение перемещения во времени и представлялись дворцами или как минимум усадьбами просвещения во всех его проявлениях.

   Люди, застывшие в нирване ежедневной однообразности, приветствовали нас с отрешенностью буддийских монахов, достигших просветленного истощения. Прикасаясь к истории, природе земли, мы открывали себя в ней и себя друг в друге. Мы упивались чувством понимания. Впечатления от поцелуев взрывали наши остановки отдыха, и не было ни сомнений в вопросах, ни недосказанных многоточий, ни преград запретного. Путешествуя вокруг планеты, мы были ее осью, осью чувств, вокруг которой вращалась сама планета, наша планета! Стук наших сердец задавал ритм и скорость, души сплетались нитями и превращали миг в бесконечность, наши тела, усыпанные волшебным фейерверком поцелуев, слились в одно целое. Мы создавали свою планету! Мы сами превращались в планету! Планету любви!
   Сны мои, сновидения…

   Даже не знаю, что требовало моего внимания в первую очередь: то ли разбалансированное алкоголем тело, то ли мысли, открытые сном, то ли глазки, припухшие после веселья. Внутреннее беспокойство сменялось апатией пустоты, и сосредоточиться было достаточно проблематично. Но я, как и любая из женщин, в любом состоянии должна выглядеть на все сто. Поэтому телу – почет, мыслям – порядок. День неукротимо надвигался моим поздним пробуждением и следовал за мной по пятам, ускоряя мои слегка похмельные манипуляции. Дома я была
одна, и это давало возможность упорхнуть в новый день, сохранив до вечера демонстрацию женской справедливости перед мужем.

   Как я уже упоминала, замуж я вышла довольно рано. Рано и по возрасту, и по реализации моих мечтаний. Это было не спонтанное решение, но под воздействием определенных обстоятельств. Их было несколько, и они не зависели друг от друга, но переплетались, образуя результат моих действий и поступков. Так уж повелось, что надежды на благополучное будущее моей родительской семьи были связаны с успехами либо моего папы, либо старшего брата, то есть с мужчинами. И к окончанию моей учебы в школе, несмотря на довольно неплохие результаты, все родные отнеслись с вялым энтузиазмом, прохладным равнодушием и с определенной долей растерянности. Что дальше? Планов на будущее никто со мной не обсуждал, да их и не было. Мои возможные предложения воспринимались скептически как в духовном, так и в финансовом отношении. Меня такое положение вещей пугало и возмущало. В то время как мои подружки и одноклассницы наслаждались мыслями и надеждами о недалеком будущем, я чувствовала себя одинокой, преданной, никому не нужной. Мои отношения с родными заходили в тупик безнадежности совместного существования. Ошибалась ли я тогда, не знаю…

   И вот я, подарив свое отчаяние мечты звездным тайнам неба, встретила его, своего будущего мужа. Была ли наша встреча неожиданной или же случайной, сейчас трудно сказать. Ясно одно: так распорядилась судьба. Он был напорист, горяч, уверен в себе, обстоятелен в решении вопросов быта и будущего. Меня, оставленную в потоке жизни родителями, это подкупало и волновало возможностями. Кроме того, он выглядел эффектно, высокий рост, крепкие руки, щирая улыбка. Ни дать ни взять, великолепный образец народной творчести. Явный потомок гоголевского Вакулы-кузнеца. Верит в Бога, но сам черт ему товарищ. Нет ничего не возможного в его желаниях, ни в работе, ни в обладании, ни в любви.

   Он окружил меня заботой и вниманием, дарил уверенность сегодня и в завтрашнем дне. Полюбил. Любила ли я?! Знаю точно, что рядом с ним чувствовала себя независимой. В первую очередь, независимой от родителей, от условностей жизни, от выбора завтрашнего дня, от финансовой невозможности, от неясного будущего и… и от мечты. Нет, мечты у меня были, но они теперь были ограничены царскими туфельками… Родители были рады его появлению в моей жизни, своим отношением он практически снимал с их плеч груз ответственности за мое существование. Оставался лишь один вопрос: как долго это будет продолжаться?

   Да, он любил меня и желал всем сердцем и душой, говорил, что я единственная и навсегда! Но я… я не торопилась замуж, мне нужны были веские желания не его, а моего сердца! Оно же было наполнено безмерной благодарностью за свободу от родительского равнодушия и финансового невнимания, но можно ли назвать это любовью? У моего сердца не было опыта любви. Мое тело, испытав не изведанные до сего прикосновения страсти, окутывало мою душу нитями привязанности. У моей души не было опыта любви. Благодарность и привязанность на фоне новой свободы, основанной на уверенности и благополучии завтрашнего, и это прямо сейчас, а не когда-нибудь. Я не успевала узнать разнообразие мира, но предлагаемая им стабильность семейной жизни снимала многие мои стремления правдой. Но была ли это любовь? Мои сомнения были стерты в один день, в один миг, неожиданно для меня и, как я подозреваю, прогнозируемо для него. Мой тест был в положении; я – в шоке слез, он – в радостной иллюзии желаемого. Что ж, за каких-то два месяца после окончания школы я получила в подарок от судьбы все то, что другие получали постепенно в течении как минимум двух-четырех лет: ребенка под сердцем, благословение родителей на плечах, свадебное платье на теле, кольцо на руке, мужа под рукой, любовь в голове, сомнения в душе.

   Мой муж, как и большинство мужского населения земли, относился к женщине с традиционным эгоизмом сильного, тем самым ослабляя себя. Он полагал, что женщина по своим умственным качествам ушла не дальше гадания на ромашке «любит – не любит», по деловым – на ежедневное устранение бытовых неприятностей дома, по моральным – лишь на украшение мужчин головными уборами с запахом оленьих шкур. Первые два качества тешили его эго и давали власть превосходства, хоть и мнимого, как я полагаю. Третье же качество не давало ему покоя ни днем, ни ночью и, естественно, его беспокойство отражалось на мне как морально, так иногда и физически. Были ли для этого причины? Нет. Я сохраняла духовные, моральные и этические нормы семьи в неприкосновенности. Но стереотипы общества и мужских страхов были сильнее моей преданности. И эта несправедливость угнетала мою верность. Клетка семейного счастья с позолотой благополучной стабильности закрыла за мной свою дверцу.

   Наблюдая за падением звезды в ночном небе, я знала, что на самом деле хочу видеть рождение новой…

   Я мчалась к Незнакомцу. Мне необходимо увидеть его, рассказать о вчерашнем вечере, о том, что он был все время со мной, рядом, о том, как я думала и скучала о нем, о беспокойстве и уверенности своих чувств, о том, что я видела сон нашего путешествия, и что мы теперь – одна планета, и что я теперь знаю. Я держала его за руку и говорила, говорила, говорила, и видела, и чувствовала, чувствовала, что он слышит меня, обнимает, целует, вдыхает, впускает к себе и проникает в меня… мы наполняли друг друга теплом понимания и страстью мечтаний. Но как же мне нужны его глаза и голос… и не знаю почему, но я была обнаженной перед ним, обнаженной и чистой! Сомкнутые веки его взгляда говорили мне, что прошлое не изменить, поэтому его для нас нет, есть только будущее, которое превращает наше настоящее в эйфорию счастья. Но пока мое счастье ограничивалось надеждой его пробуждения и на то, что, наконец-то открыв глаза, он увидит новый мир, мир, в котором будем мы. Надежда…

   Дни проплывали облаками весенних дождей, растворяясь в лучах долгожданного солнца, оставаясь в памяти ароматом цветов проснувшейся земли. Праздники религиозных иллюзий разных народов следовали один за другим, превращая периоды духовной пищи в последующие радости бесконечного чревоугодия тела. И, думаю, справедливо, что в тот момент, когда духовное и телесное в получении своих желаний встречаются в точке равновесия, наступает время праздника, праздника, который по сей день объединяет людей, проживающих на территории бывшей страны свободы, равенства и братства. День Победы!!!

   Я никогда не увижу его глазами победителя… НИКОГДА!!!

   Но я знаю, что он есть, был… я знаю! Я выросла с этим знанием, родилась с ним, уверена: он – во мне на генетическом уровне, я его чувствую, ощущаю физически его приближение, я вдыхаю его, наполняя себя гордостью цветущей сирени и запахом крови на обгоревшей земле. Скупые слезы ветеранов стекают потом по моему телу, шепот погибших будит меня на рассвете, и я оглядываюсь в сторону ветра уносящего в будущее боль прошлого…
День Победы… душа и тело двигаются в одном направлении.

Ура, ура, ура!!!
Нас не победить,
Наш бог – любовь!
Цветами разорвем войну!
Слезой скупою памяти
Героям павшим и живым
Мы душу отдадим,
Колени преклонив пред ними,
Благодаря за небо чистое,
За мир!!!

   Я стояла на вершине холма, в ногах величественной статуи, олицетворявшей Родину-мать. За моей спиной шумели просторы великой славянской реки, передо мной шумел поток людей, пришедших выразить свою любовь, благодарность, преклонение героям живущим и героям погибшим. Родина-мать обнимала рукавами цветущего холма могилы нашедших здесь место вечной славы и всех, преклонивших головы перед подвигом усопших… казалось, что она обнимала весь город, защищая его!

   День, когда народ был Народом, а страна – Страной, отрезвлял меня суровыми буднями военных лет, но фейерверк памяти, освещая ночное небо радостью, дарил уверенность в завтрашнем дне…

   Еще совсем недавно я была одним целым со своим городом и наслаждалась пресными интересами его жизни, вплетая в будни улыбку своих впечатлений, но после встречи с Незнакомцем, после наших снов и наших откровений моя душа наполнялась совсем другими мирами, а сердце стучало в ритме приключения, в ожидании чего-то необычайного и необыкновенного. Невидимая связь, которая установилась между нами, позволяла, находясь не рядом, быть вместе, видеть окружающий мир глазами друг друга, чувствовать и прикасаться к нему. Ощущение счастья единства захватывало меня своей легкостью, и я, проявляя максимум уважения к жизни, требовала от нее чуда со смирением монашки.

   Иногда мне хотелось поделится всем происходящим с кем либо из своих подруг, но я не могла толком себе объяснить ситуацию, что уж говорить о других. Думаю, не поймут, а разочаровывать себя их глазами желания не было. Поэтому, встречаясь с ними, задумчиво наслаждалась своим знанием и их неведением. Они же мило болтали сплетни своей маленькой вселенной, наслаждаясь своим знанием и моим неведением. Разговоры обо всем и ни о чем, как правило, сводились к персонам, попадавшим в поле зрения и… сплетни, сплетни, сплетни!

   Данный информационный портал служил источником удовольствия моего народа еще задолго до изобретения книги, радио, телевидения и Интернета и зачастую приобретал форму высокого искусства. Сплетня для многих являлась признаком самодостаточного знания в мире всеобщего образования, самовыражением своего «я» сегодня и сейчас, триумфом минутной значимости, основной нотой в мелодиях дня. Проникая спрутом в сознание, она тревожила душу предвкушением случайного рождения и вырывалась наружу громким шепотом. Бывало, сплетня превращалась из шепота в гром, молнию, а то во всепоглощающий шторм, бывало, наоборот, затихала и, как правило, со своим источником, ну, а бывало, становилась одной из главных страничек в чей-то биографии…

   Сплетня беспощадно жонглировала судьбами и так или иначе захватывала всех своей нелепой правдой. И очень часто за ужином в своих резиденциях, попивая чай или законный вечерний полтинник, и президент, и дворник болтали со своими близкими одну и ту же сплетню. Трогательно, правда!? Без сомнения, женские сплетни выгодно отличались от мужских и эмоционально, и по интересам, и по содержанию, это целые трагикомедии в словах и мыслях, направленные на конкретных особей. Политика женщин не интересовала – интересовали политики, спорт не увлекал – увлекали спортсмены, поэзия не впечатляла – впечатляли поэты, банки не нужны – нужны банкиры, песни скучные – певцы веселые, в космос не хочется – хочется космонавта… необходима романтика, но романтика дорого.
   
   Я узнавала многое о многих, не задумываясь, правда это или нет, просто слушала, думая о своем. Такие встречи происходили нечасто и нередко, иногда спонтанно, иногда запланировано, бывало, случайно, в тишине немногочисленных веселых кафе, в окружении столиков, заполненных обывателями романтическими меню, предоставленных жизнью.

   Вот и сегодня, по-быстрому обласкав брезгливым вниманием посетительниц соседних столиков и, судя по взглядам, получив такое же внимание взамен, мои подруги переключились на более нейтральные сплетни мужских профилей. Сплетня о мужчине складывалась из определенного алгоритма информационных блоков, весьма примитивных, но очень интересных.

   Первый блок был отголоском биографических данных: имя фамилия (кличка), возраст, место рождения, возможно, учебы, род занятий, семейное положение, дети… и являлся стартовой площадкой для неконтролируемого запуска цепной реакции слухов.

   Второй блок был кладезем возможной перспе-ктивы: положение в обществе (должность и т. п.), материальные блага (счет в банке, дом, квартира, машина и т. д.), круг общения (где отдыхает, с кем…). От информации, полученной во втором блоке, зависело, важно ли запоминать информацию первого блока, она же определяла отношение к третьему, поэтому второй блок являлся осью интереса к индивиду.

   Третий блок освещал как бы личные сюжеты, а в угоду интересу и интимные подробности мишени: насколько семьянин, любовные связи (возможно, скандалы и т. п.), физические и постельные данные (размер рук, носа, стопы и т. д., выносливость…), ну и конечно: жадный (т. е. практичный) / щедрый (т. е. глупый).
От полученной в ходе разговора информации определялось ее дальнейшее использование: интерес / забвение, восхищение / охлаждение, влечение / отвращение. Совокупность позиций алгоритма и людей, которые над ним корпели, представляли этакий информационный коллайдер, способный создавать сплетни-предпосылки разрушения / созидания / отчуждения. Потенциал этой маленькой сплетни, рожденной мимоходом в непринужденной болтовне, был очень велик! Набравши силу, она, как горная лавина, сметала чьи-то миры, или же наоборот, подхватив легкой волной, убаюкивала под лучами иллюзий славы. Народный пиар был тоже в ее компетенции.

   Кстати, сплетня о женщине могла быть выражена одним лишь словом, вздохом, а то и просто взглядом молчания, что порождало, в отсутствии видимого интереса, интерес с неограниченной фантазией. Очень опасно и очень перспективно!

   Но, пока мои мысли кружились вокруг природы возникновения народного оргазма, подружки сплели очередную дорожку домыслов и слухов к очередному представителю мужской стати. Что ж, выбор был достаточно прогнозируемым, об этом мужчине говорили все, иногда громко, но по большей части тихо, очень тихо, и всегда с опаской, осторожно, с придыханием тайны. Он был… черт, даже не знаю, как озвучить его положение одним словом. В общем, он был тем, кто на протяжении последних трех десятилетий имел все, что мог предоставить наш город и весь край целиком. К счастью для жителей, делал он это весьма деликатно, в отличие от других всемогущих (давно почивших в суете желаний) соседних регионов.

   Его история начиналась в смутные времена, когда золотой телец, разорвав оковы свободы, начал вспахивать целинные умы обывателей ежемесячных зарплат. Сердце в законе перестало биться правдой, руки власти обвисли в карманах, глаза растерялись в желании. Алчность беспредела сеяла легкость дармовых обедов.

   Никто толком не знал, как и каким образом он смог обуздать непомерно разраставшийся аппетит жителей, предоставив им диету бодрости, продлевающую жизнь и гарантировано свободу передвижения. Со временем власть, набравшись жадной наглости и пересилив страх напускной порядочности, взялась наверстывать упущенное благо и беспардонно присоединилась к диетическим обедам, тем самым превращая их в постный завтрак с привкусом веночка свадебной лошадки. Но право первой ночи было за ним, и он умело пользовался привилегией лучшего, поэтому, в отличие от тяжеловесов от власти, меняющихся на престолах разного значения с быстротой опавших листьев, он являлся бессменным по сей день, источником и гарантом мудрой силы от народа.
   
   Раньше таких героев воспевали в песнях довбушей и кармелюков. Сейчас же их сравнивали либо с легендарным королем южного города, прожившего короткую, но яркую жизнь, и который продолжает жить после смерти в сказаниях и на волшебных страницах еврейского писателя, либо же с заморскими пастырями, обладающими эксклюзивным правом крестить по церковным правилам средиземного острова. Глядя на его уверенные движения, улавливая цепкий и пытливый взгляд, слыша нотки металла спокойного голоса, видя открытую улыбку, я решила, что его сила заключалась в уважении к окружающим и любви к городу. Он знал людей и правил ими и, думаю, достоин пера истории, а не шепота зависти за спиной. Но шепот-сплетня продолжала свое шествие, невзирая на личности и регалии, подменяя свободу мысли беспардонной фантазией значимости.

   Ну все, хватит, надоело! Попытки отвлечься от мыслей о Незнакомце утомляют больше, чем расставание. Я попрощалась с подружками, оставив их в мире слухов. Быстрей домой, в кроватку, окунутся в сны, встретится с ним…

Вот день закончился,
И ночь пришла,
Желания мои она исполнить может.
Весь день не видела тебя,
И вот пришла пора увидеться…
Мой сон, моя мечта,
моя…

   Тишина страха дышала неизвестностью в коридорах этой больницы. За окном ветер играл листьями осени. Я стояла в полусвете отделения, в котором находилась моя мама. Ждала ее. Сейчас процедуры, после их окончания я ее увижу…

   Мне двадцать четыре, возраст достижений. Еще совсем недавно, будучи мальчиком, а потом юношей, я мечтала о путешествиях и приключениях, беззаботно увлекая в мир своих грез близких и друзей. Мама поддерживала меня, но аккуратно направляла на путь достижения жизненных необходимостей. Конечно, служба, а потом учебные классы закрытого учебного заведения мало походили на романтическую сагу, но был результат, позволяющий сориентироваться в дальнейшем выборе. Да и я взглядом оптимиста во всем искала одухотворенность жизни, что позволяло реализовывать свои фантазии и тягу к неизведанному при довольно обыденных обстоятельствах. Были и новые друзья, в которых я находила поддержку и опору в суровых буднях, и это придавало уверенности в себе и своих силах. Я была по-своему счастлива.
   
   К моменту окончания учебы я выглядела достаточно эффектно: спортивная фигура, высокий рост, матовая кожа, серо-голубые глаза, диплом опять же. Прекрасный набор для молодого человека, чтобы покорять вершины будущего! К этому времени мама вышла на пенсию и нашла применение своей неуемной энергии в освоении торговых премудростей. Получалось у нее довольно неплохо, и она была рада и своим маленьким успехам, и новым знакомствам.

   Я не стала создавать маме конкуренцию в родном городе и решила подарить себя возможностям морского города на юге. Со временем я поняла, что бизнес на полях фермерских фантазий и страсть рыболовецких иллюзий вызывает во мне по большей части интерес только созерцательный. Тем не менее неплохие перспективы стабильного финансового будущего и постройки дома на берегу собственного водоема превращали мое вялое созерцание в активное действие. Родственники, у которых я жила и которые направляли мое будущее, где советом, где строгим наказом, души во мне не чаяли, а я не чаяла души в них. Я была счастлива нашей привязанностью друг к другу. Периодически я приезжала домой, к маме.

   Мы болтали о том о сем: мне нравится, какая она красивая и веселая, радуется за себя и за меня, рисуя картинки будущего, мы уже сейчас понимали, что постепенно вырываемся из клещей необустроенного прошлого. Труд, терпение, стремление и вера в себя давали свои результаты. Так было и в последний мой приезд, восемь дней назад.

   Побыв дома, я уехала, оставив маму, красивую, как солнце на рассвете. Потом был звонок… маму положили в больницу, неожиданно, по скорой. Никто толком ничего сказать не может. Неизвестность пугала. Родной город стал чужим… Скрипнула дверь палаты; прервав свои мысли, я повернулась с надеждой увидеть свою маму, но ее не было. В мою сторону, еле передвигая ноги, двигалась бабушка, больничный халат сутуло обвис на плечах, руки в бессилии повисли вдоль тела, ее пошатывало. Мне стало жаль ее слабости, но мой взор устремлен в ожидании мамы, мимо этой бабушки. Тем временем она приблизилась ко мне вплотную, протянула руки в мою сторону и подняла голову. Я попыталась аккуратно обойти ее, наши глаза встретились – Боже! Мое сердце замерло от боли: передо мной стояла мама; тихо повторяя мое имя, она с мольбой смотрела на меня, не веря, что я могла ее не узнать. Я обняла ее, осторожно, все еще до конца не веря,что это она… слезы капали на руки обжигая душу страхом. Что ж это была за болезнь, которая в течении недели превратила красивую жизнерадостную женщину в беспомощного физически и опустошенного неожиданной переменой человека? Она была не одинока в своем горе, я была рядом, и буду столько, сколько нужно! Мое решение было быстрым и непоколебимым.

   Перспективы южных земель превратились в мираж. Нет, осадка не было – была цель, был долг, было желание быть рядом в минуты тяжелых испытаний с тем, кого ты любишь, кто тебе дорог, и бороться за каждую крупицу жизни, бороться и продолжать жить – вместе. Мы еще не знали, что нас ждет впереди, но мы знали, что вдвоем нам под силу любые испытания. Город по старой дружбе принимал меня обратно, и я надеялась на его помощь. Мама уснула, снявши боль моим присутствием, и я вышла на улицу. Свежий воздух минутной безнадежности трепал мои волосы… Вдали, в тумане тающего снега, виднелась гора, по ее склону двигались две фигурки, они то приближались, и я видела все в деталях, то удалялись, сливаясь в одно пятнышко призрачной тени.   Следуя за чистыми ручьями исчезающей ледяной вершины, эти тени спускались к подножию горы. Поля нераспустившихся цветов замерли в ожидании скорого пробуждения…

   Привычная дорога, ежедневно меняющая краски временами года, дорога, ставшая родной и желанной, приближала меня к сердцу моих чувств, к источнику моих мыслей и моих сновидений. Как бы быстро я ни ехала, дорога была бесконечно длинной, и все вокруг, до мелочей, – теплотой по моим мыслям. Остатки дубовой рощи, раскинувшись парком, наполняли воздух мощью природы. Это был запах близкой встречи и запах расставания. Сегодняшний сон растревожил меня. Нет, он был таким же ярким и понятным, как и предыдущие, но что-то было новое, что-то, что взволновало мое сердце, душу, тело, мысли. И только сейчас, проезжая мимо парка с «Эйфелевой башней» моего города, я вдруг почувствовала, как во мне звучат нотки голоса прошедшей ночи. Поначалу он был тихим и еле узнаваемым, но с каждой секундой становился все четче и ярче. Это был голос моего сна, голос, который, как в кино, за кадром, комментировал все, что мне снилось сегодня, голос, который комментировал меня, вел по сну и поддерживал чувства. Он проник в меня сном, и теперь, когда вернулся днем, казалось, оставил во мне навсегда свою силу.

   Я вошла. Взгляд надежды и нежности на него. Снежинки… С каждым днем их становилось все меньше и меньше, каждый день я дыханием шептала им свои сны, пересчитывая их по сотни раз, иногда видела, как они тают, скатываясь серебром на ладони. Две. Сегодня их две! Последние ледяные замочки сверкали узором угасающего холода. Какой будет мир, когда они исчезнут? Я улыбнулась. Мир будет его, мой, наш!

   Я являюсь патриотом роскоши! Мои мысли, мое воображение находили роскошь во всем, что меня окружало с самого детства. В прожилках цветущих лепестков, согретых весенним солнцем; в странствиях ветра, приносящим прохладу; в волшебстве рассвета и заката, наполненных мечтой; в тайнах ночи, срывающих откровение; в магии неба, заколдованном неизвестностью; в музыке дождя, услышанной нотами грез; в журчании ручья, впадающего в шумное море; в молниях грома, возбуждающих страх; в глазах мамы и голосе папы, превращающих сны в сказку. С течением времени моего взросления мои представления о роскоши приобретали черты и материальных желаний. Начиная от элементарных бытовых предметов (посуда / еда / техника), естественных (одежда / косметика / украшения), необходимых (квартира / дом / машина) и заканчивая душевными (мечты / отношения / чувства), на всех моих желаниях лежала печать роскоши, вызванная моими мыслями и действиями.

   Я создала свою роскошь, и ее основой была гармония. Иногда комфорт подменял роскошь своим спокойствием, но я научилась разделять купленное от достигнутого. Я сама стала роскошью! Я дышала ей! И мое дыхание заполняло гармонией все, что меня окружало. Вот и сейчас, находясь в месте, казалось бы, никак не предназначенном для создания роскоши, я делала все возможное для ее присутствия, и постепенно каждая деталь интерьера этой небольшой комнаты была заполнена мной, моей нежностью, моей теплотой, моими чувствами и… и моей надеждой.

   Предчувствие скорого выздоровления преследовало меня, и я готова была пойти на все, чтобы это произошло сегодняшней ночью.
Молодой месяц раскачивал ясли рождавшихся звезд, которые веселым танцем отражались в моих глазах. Ночь опустила волшебный занавес мира. Я присела на кровать рядом со спящим зимой незнакомцем, взяла его руку в свои ладони. Сегодня я останусь с ним. До утра. Мне необходимо это сделать, я приняла решение. Будь что будет… Осторожно убрала одеяло, опустилась рядом, обняла. Тело в тело, губы в губы, дыхание одно, нежность истомой в прикосновениях, нити в области души сплелись притяжением сердец, сладкий уют единства. Шепчу слова – в них все и ничего: события дня и чувства жизни, эмоции ветра и удивление детства, тайны неба и любопытство знания, дыхание моря и мечтания удачи, в них – я и мои мысли. Слышит ли он? Обнимаю ресницами оставшиеся снежинки, они холодные, но мягкие, кажется, они тают…

Ночь в волосы мои вплетает сны,
А звезды на глаза бросают блики,
Я засыпаю в облаке мечты,
Волной надежд, укрывшись до рассвета…

   Поля непроснувшихся цветов у подножия горы. Земля пропитана свежестью талых вод. Мы стоим перед пробуждением. Он осторожно обнимает меня за плечи, я прижимаюсь к нему. Одновременно первый совместный шаг – и… и цветы вокруг нас распускаются весенними красками! С каждым нашим шагом цветы – прекрасней, краски – насыщенней, ароматы – пьянящее, мы – свободнее – поле расцветало поступью наших сердец!
   Позади осталась гора сбывшихся честолюбивых свершений, навязанных общественной моралью, гора снежного тщеславия, взбираясь на которую в течении жизни, оказываешься в объятиях иллюзий могущества, скованного ледяным одиночеством.Впереди, на крутых берегах главной реки славянских героев, раскинулся мой город. Не спеша, наслаждаясь разнообразием природы, мы шли к нему, пока не оказались на набережной, тополиная аллея которой дышала кипарисами средиземноморского побережья. Янтарные волны реки, играя солнечным песком, смывали суету города и дарили жителям надежду мечтаний. Мир вокруг нас светился новыми признаниями, и мы продолжали идти за южным солнцем и течением реки. День сменила ночь, солнце уступило место луне, и млечный путь, присыпанный чумацкой солью, стал ориентиром для нас. Тополиную набережную сменила полевая дорога, ее – лесная тропа, далее – луга и степи, рощи и овраги, корабельные пристани, набережные других городов… страна ложилась нам под ноги ласковым желанием, а река уводила нас все дальше и дальше. И вот, разлившись широкой душой, она встретила море, растворившись в нем покорным удовольствием. Позади остался родной край, тревоги прошлого и боль настоящего, да и вершины снежной горы уже не видать, но дорога закончилась… Море накатывается дыханием силы на берег, оно не спокойно,волны темные и мощные, луна серебром пытается приглушить волнение, и ветер, помогая ей, старается разогнать тучи неба. Мы стоим на скале, холодно-соленые брызги освежают наши мысли, звезды разгадывают наши желания, сердца сливаются в одно дыхание, души дрожат откровением, тела охвачены пламенем…

   Рассвет. Утренняя звезда радуется пробуждению, лучи солнца успокаивают море, оно прозрачно и приветливо, ветер легкими порывами рассеивает туман, и мы видим, как от скалы в морскую даль уходит дорога, она широкая и тянется до горизонта, за горизонт, к океану… эта дорога кажется очень зыбкой, но море шепотом волн призывает нас идти дальше… Мы стоим обнявшись, наши лица обращены в день, к солнцу, к океану будущего, глаза блестят счастьем. За нами – ночь, луна, море, бьющее в спину штормовыми каплями прошлого. Мир на наших глазах разделен экватором судьбы на разные полюса. Перед нами – день и ночь, солнце и луна, шторм и лазурная гладь, сны и реальность… Мы – на грани настоящего…

   Сон постепенно освобождает мое тело, я чувствую сплетение наших тел, слышу дыхание, приоткрываю ресницы и вижу его глаза, они светлые, как утреннее небо, и нежные, как первый луч рассвета. Снежинки растаяли дыханием нашего сна. Я замираю увиденным… Он осторожно поправляет прядь моих волос, его голос звучит мелодией счастья:

– Я люблю тебя!
– И я люблю тебя!

   Это была точка отсчета бесконечного мига откровения. Это было начало и конец бесконечности: бесконечности взгляда, бесконечности слова, бесконечности прикосновения, бесконечности сердца, бесконечности жизни, бесконечности любви…






                ЭПИЛОГ

    Сколько длится счастье...




Банадысев Р.
Сновидения жизни / Руслан Банадысев — Черкассы : издатель Чабаненко Ю. А., 2013. — 82 с.
ISBN 978-966-493-718-1