Баловень судьбы

История основана на реальных событиях. Некоторые имена изменены.
Пострадавшим от наркотической зависимости посвящается...


                Баловень судьбы.
                Повесть.
                Пролог.

   Когда я вернулся из армии, полностью отдав долг Родине, а Родина, у нас тогда была одна и, в мятой парадке, с фурой на затылке, сошёл на перрон, было тёплое июльское утро 1991 года.  Парадка измялась в дороге, шутка ли, переть, шесть суток через всю страну!?
   А ехал я, из Забайкалья в Эстонию. В маленький городок, под названием Тапа, название города происходит от эстонского слова tappa (убивать). Милое название! Это был тихий, сонный городишко, в котором я родился и вырос, и знал в нём, если не лично, то в лицо — каждую собаку.
   Увольнялся я, с гауптвахты, как и положено «приличному раздолбаю», - каковым я и являлся. А по-простому с «губы».
   В конце июня, в понедельник, я проснулся часов в восемь, как обычно без подъёма. Нас оставалось трое дембелей в роте, я, «Бокарь» из Питера и «Игнат», бродяга с Алтая.
   Ротный, здоровый мужик, с переломанным красным носом, его так и звали - «Нос», как то вызвал нас к себе, и сказал:
– Короче, дембеля, делайте что хотите, но чтоб я вас не видел! Сидите в «парке» и носа не высовывайте!
   Так мы сидели в «парке» целый месяц, даже в столовую не ходили, «бойцы» всё доставляли на место, пока не замаячила следующая партия на увольнение.
   Так вот, проснувшись в один солнечный понедельник в казарме, я вытащил из тумбочки остывший, армейский кофе и два куска белого хлеба с маслом. «Бойцы» позаботились. Правило, что дембеля масло не едят, на нас уже не распространялось, мы были уже «полугражданскими» кренделями. По быстрому проглотив хлеб и поморщившись от холодного кофе, я побрёл в каптёрку, гладить парадку. Предполагалось, что во вторник мы покинем это, Богом забытое место.
   До обеда я наглаживал парадку, пришивал погоны и шевроны, начищал ботинки. Стояла жара и притомившись, я пошёл вздремнуть до обеда. «Бокарь» и «Игнат» занимались тем же, и тоже повырубались. Разбудил меня заместитель командира бригады, подполковник Бесчастный. Оправдывая свою фамилию, выглядел он, как Кащей Бессмертный и голос был гнусавый, и противный.
– Ну что дембеля, спите?! Дежурного по роте ко мне! - прогнусавил он, куда-то в сторону «тумбочки».
   Дневальный, с «тумбочки» поплёлся будить дежурного по роте, а нам Бесчастный сказал:
– Трое суток ареста! Дежурный! Отвести этих оборванцев, на гауптвахту! Приду, проверю! - Да, выглядели мы в тот момент, не очень...

   Когда он ушёл, мы вышли на крыльцо, закурили, я спросил:
– Ну что, пойдём?
– На «губу»!? Да пошёл он! - сказал Бокарь.
– «Дембеля-я!» - передразнил он его вдогонку, гнусавым голосом.
   И не успел он закрыть рот, как из-за угла, точно чёртик из табакерки, выскочил Бесчастный!
– Вы ещё здесь!? Дежурный! Почему эти олухи ещё здесь!? – прошипел он, как змея.
Малыш, дежурный по роте, здоровый , кудрявый пацан, стоял потупившись, подтягивая ремень.

   Не буду описывать, что там и как дальше было, но сходив в столовую, Малыш отвёл нас на губу. Дежурный по караулу, ошалевшими глазами смотрел на нас, он наверно никогда не видел, что бы трезвые солдаты, в сопровождении только дежурного по роте, сами приходили садиться на губу! Принялся лихорадочно звонить в штаб и, удостоверившись, что всё-таки такое распоряжение было, мы «благополучно сели»!
   На третий день, в неурочное время лязгнул засов и в камеру вошёл начальник штаба, подполковник Никифоров. Среднего роста, спортивный мужик, настоящий офицер, осмотрел нас и сказал:
– Ну что  дембеля, увольняться-то думаете?
– Конечно, товарищ полковник! Так точно! - в один голос заорали мы.
   Мы стояли в пол оборота, так как знали, что в любой момент можно получить по яйцам, за неправильный ответ.
– Короче, делаете караульный городок и отчаливайте завтра восвояси! К вечеру проверю!

   Мы живо принялись за работу! Посрубали дёрн с дорожек, посыпали края известью. Скелет караульной вышки, сваренный из труб и уголков, обшили досками. Оставалось очистить окопчик, в полный рост, откуда предполагалось кидать гранаты.
   Бокарь по быстрому организовал «бойца» с КТП, который дневалил там, я забрался на вышку сидеть на атасе, а Бокарь с Игнатом подгоняли его, что бы успеть к ужину. Так мы менялись на вышке, не меняя «бойца» с лопатой, когда я увидел, что в нашем направлении движется делегация, во главе с Никифоровым. Я маякнул Бокарю, и он, схватив лопату, было почти всё выкопано, прогнал «бойца»!
   Они осмотрели нашу работу, покивали и Никифоров сказал:
– Хорошо, завтра в девять приходите за «обходными». - Это было «Веление свыше»!

   Подписав обходной и получив сто тридцать девять рублей дембельских, я вышел из фин-части. Дембельских давали сто пятьдесят, но одиннадцать рублей у меня вычли, за штык-нож, который я сломал пополам, когда был дежурным по роте и от безделья, швырял его в дверь!

   Как мы ехали, это уже другая история, один Байкал чего стоит! Пол дня, по самой короткой его части ехали! Да ещё, один майорский отпрыск, ехавший с папой в Омск, свинтил у меня с кителя, нагрудный знак «Гвардия» и вышел ночью в Омске. Обнаружил я это только в Москве, когда одевал парадку, что чрезвычайно меня расстроило.
– Вот сука! - теперь все значки перевешивать!
– Давай помогу, - сказал Бокарь, и помог мне ровненько разместить оставшиеся значки на кителе.
   В Москве, мы взяли билеты, я до Тапа, он до Питера, доплатив по рублю за скорость и направились к выходу, думая, куда бы деть последние двадцать шесть рублей?
   Тут к нам подскочил, какой-то хмырь, в железнодорожной фуражке.
– Чё пацаны, в отпуск?
– Не, домой — ответили мы.
– У меня тут шесть рублей есть, может скинемся, отметим!
– Давай — мы переглянулись.
   Мы дали ему деньги и он повёл нас в переход, и петлял там, пока мы не потеряли его из виду.
– Вот козёл! Слинял! - мы же не знали, что таких лохов, как мы, тут разводят  ежесекундно.

   Короче проводил я Бокаря на сухую, а сам побрёл на Ленинградский вокзал и устроился в жёстком неудобном кресле. Я дремал, вспоминал часть, оставленную пять дней назад, пацанов, с которыми служил, суровое и весёлое Забайкалье, представлял, как сойду на перрон в родном городе и от этого, по телу пробегал лёгкий мандраж.

   Там-то в Забайкалье, как я теперь думаю, всё и началось...


  Живя для себя, не забывай думать о других, тогда возможно, тебе и удастся спасти свою душу...
 
               
                Глава 1.

                Подарок.

   Отслужив два года и испробовав на собственной шкуре, все прелести армейской жизни, я высадился в родном городе. И тут же, по обыкновению ударился в беспробудное пьянство. И пил бы наверное дальше, пока не захлебнулся, но тут приехал брательник.
   Мой старший брат, который был мне вместо отца и который научил меня всему, что я  умею, поскольку отец наш умер, когда мне было девять. Отца я  плохо помню, но с уверенностью могу сказать, что и сейчас, и тогда, в детстве, любил его... Умер он в приступе белой горячки, ударившись головой о рояль.
   Ах да! Я же не сказал, я музыкант. И все таланты свои, генетически перенял от отца и талант к музыке, и талант к употреблению горячительных напитков, и ещё кое-чего, о чём расскажу чуть позже.

   Так вот, спустя пару недель, продирая глаза, очередным похмельным утром, я увидел над собой фигуру, с кружкой чая в одной руке и сигаретой в другой. Это был брательник. Мы не виделись с тех пор, как два года назад, он запихал меня, пьяного, как педаль в такси и отправил в военкомат.
– Хорош бухать! Одевайся, поехали. Ты кладку делал в армии? - спросил он поправляя очки.
   Я посмотрел на него непонимающим взглядом.
– Какую кладку? – спросил я вставая.
– Ну, кирпич в армии клал? Приходилось?
– А... это... ну да… - прозвучало это как-то не уверенно, но он не обратил на это внимания.
– Поехали, халтура есть. Хоть приоденешься, а то вон, шмотки все довоенные!
– Куда ехать-то?
– Сначала ко мне поедем, в Кейла. - он протянул руку, и мы обнялись.

   Вот так, я и поехал. А чего нищему собраться, только подпоясаться!    Следующие две недели, я учился класть кирпич, месить раствор и быть трезвым. Нет, выпили конечно с братаном, за мой дембель, но потом всё, работа!
   Закончив с халтурой, я собрался обратно. По пути, прикупив себе новые кроссовки и джинсы, пофлиртовав с продавщицами и с мыслями, что жизнь всё-таки хорошая штука, сел в пригородный поезд. Приехав домой и, прогуляв остатки денег с друзьями, я решил, что пора бы и честь знать, на работу устраиваться, не гоже въюнышу без дела болтаться.
   Мой одноклассник, барабанщик и собутыльник, Колян(Хохол), с поезда я наведался к нему первому, вернулся на две недели раньше и уже во всю, успел влиться в «мирную» жизнь и начал репетировать. С шестнадцати лет мы играли в группе под названием «Абрис», с двумя мужиками, на одиннадцать лет старше нас! У нас неплохо получалось и все свадьбы в городе были наши.  Колян же, оправдывая своё прозвище, так же успел устроиться и на теплое местечко в котельную спирт-завода. О, да! Это было - золотое дно, платили хорошо, да и спирт рекой!
   И вот однажды, в один из понедельников, я решил, почему бы и мне не попробовать себя в кочегарном деле. Я сел в автобус и поехал, «на поиски своего счастья»! На тот самый спирт-завод, где работал Колян.
   
   Побеседовав с начальником отдела кадров и узнав что завод в моей помощи не нуждается, по крайней мере «пока», я направился навестить своих закадык, которые работали в той котельной, в предостаточном количестве.
  Когда я, вышел из конторы, время было предобеденное, и народ на заводе начинал скидываться на закуску, поскольку спирта можно было достать и так без особого напряга. Пройдя по территории и поздоровавшись с несколькими встреченными мной знакомыми, я вошёл в котельную.
   Ревели котлы, где-то, что-то гремело, откуда-то сифонил пар! Коляна почему-то не было. Зато, работал ещё один мой корешок детства, Костя (Квас). Симпатичный, мускулистый парень, правда слегка психованный. Мы росли с ним в одном дворе и жили в одном подъезде, сколько себя помнили. Он был на год старше меня и дембельнулся уже пол года назад, с осенним приказом, был так скажем, «черпаком» гражданской жизни.
   Обойдя это шипяще-гремящее помещение, я обнаружил его в компании ещё одного моего знакомца, по прозвищу «Крот». Семнадцать лет лагерей! Прозвище он получил своё из-за заикания, в честь того Кротова, из «Противостояния», которого немцы током лечили, от заикания, был такой сериал. Раньше, он конечно был Лихим Стасом, но теперь от былой лихости остались лишь татуировки и шрамы... Подойдя поближе, я приветствовал их жестом латиноамериканских коммунистов, подняв сжатый кулак вверх.

 - О! С-санёк! Т-ты ч-чего здесь? - воскликнул Крот. Костя, оторвавшись от грязной табуретки, протянул руку.
 - Здорово, брателло! Что, не взяли? - Костя, по-соседски знал, что я приеду устраиваться.
– Да, говорят, приходите попозже. - ответил я, - во сколько автобус, домой поеду.
– Погоди, у меня для тебя подарочек есть!
– Что за подарок? Мне с детства никто подарков не дарил!
– Сейчас узнаешь, пошли!
– Куда!? Что за подарок!?
– Да не дёргайся ты, сейчас сам всё увидишь! И мы двинулись через дырку в заборе, в деревню, в которой находился этот завод.

   Продравшись сквозь кусты, мы вышли на грунтовую дорогу. Старый, деревянный, двухэтажный дом, стоял на берегу речушки, медленно, по-эстонски, тянувшейся к морю, цепляя край и нашего городка.
   Мы поднялись на второй этаж. Попахивало сухим туалетом. Костя постучал в дверь. Нам открыл невысокий, поджарый парень.
– Это Саня, представил меня Костя, - только что дембельнулся, в Забайкалье служил.
– Дима, - протянул руку тот.
– Ну что, сделал? - спросил Костя, пока Димас закрывал дверь.
– Не успел, Ленка только ушла. И они засуетились по кухне.
   
   Я непонимающим взглядом, следил за их манипуляциями. Димас вытащил из ящика половник, которым разливают суп, достал из кармана пакетик, снятый с пачки сигарет, и достал оттуда кусочек коричневой марли.
– Что это, - спросил я?
– Ханка. Опиум, знаешь? Мак, вчера вечером около дома собрал. - сказал Костя.

   Я ещё ничего толком не понимал, но следил за ними с интересом. В армии, я служил в тех местах, где в изобилии росла конопля и наверно половина, из трёхсот солдат и сержантов, служивших со мной, включая и меня, употребляли эту дурь, почти круглый год. Так что, можно сказать, я был немного подготовлен в этом вопросе.
   Тем временем, Дима уже вываривал бинт, в том самом черпачке.
– И что с ним делать?
– По вене! Такой приход! Колики! Музон! Почесуха! - восторженно сказал Костя.
   Видно было, что он уже пробовал. Я слышал про эти колики в армии и мне стало интересно. Дима уже выбирал в стеклянный шпритц, коричневый раствор...
– Давай ему пару децелов сделаем, а то "отъедет" ещё? - сказал Дима, подходя ко мне со шприцем.
– Я что, первый!? - удивился я.
– Да не бойся, мы тоже сразу, просто посмотрим, что бы ты не отъехал. - и хоть бы одна извилина шевельнулась, что это опасно!!!
– Ладно, давай! - и я закатал рукав.

   Ничего... Ничего я не почувствовал! Ни коликов, ни почесухи... Тщетно пытаясь хоть что-то услышать и почувствовать, я спросил:
– Что за херня?
   Они смотрели на меня во все глаза, видимо ожидая, что я сейчас упаду, но я не падал. Они убедились, что со мной всё в порядке и принялись колоть себя.

   Следующим был Костя. Ему Дима, сделал уже побольше. Только он вытащил иглу, как Костя покраснел, его согнуло, он закряхтел и зачесался, и через минуту сидел обмякший, с осоловевшими глазами. Зрачки сузились в точку.
– Ну как!? - спросили мы в один голос.
– Нормалёк! Колики! - он потёр лицо руками.
   Я смотрел, как плющит Костю и во мне начинала шевелиться зависть... Дима укололся последним, он был уже старый торчок, со стажем, поэтому держал ситуацию под контролем. Его приходнуло так же, как и Костю, он закурил и начал промывать шприц, и убирать следы деятельности. Я смотрел на них и не понимал, почему меня так не плющит?
– Э! Я тоже так хочу, меня не вставило! - Дима, держа сигарету в зубах и прищуривая глаз от дыма, пробормотал:
– Сейчас смывки сделаем.
   Он плеснул немного воды в черпачок, в котором варился бинт, закипятил и выбрал мне ещё пол кубика. Я закатал рукав во второй раз...

   Миллионы иголок вонзились в моё тело! Меня бросило в жар, медленно, мощная, приятная волна прошла сквозь всё тело, начиная с ног, переходя на спину и вышла через руки!!! Когда приход прошёл, меня погрузило в «мягкую ванильную массу». Всё было в кайф! Сидеть, говорить, слушать музыку, я закурил, и курить было приятно!
– Во! - сказал я, голос немного подсел. - Теперь другое дело!
   
   Я тогда даже и предположить не мог, чем всё это закончится...


                Глава 2.

                Джеф.

   До конца дня, я провалялся у Димаса, слушая музон, вставая на перекуры и бегая в низ, поблевать в кусты, после каждого перекура. Каждая выкуренная сигарета, давала новый толчок, накрывала новой волной ванили, до тошноты... На удивление, тошнило легко и приятно, высвободив желудок, от очередной порции воды, сушняк был неимоверный, я возвращался в комнату.
   Так прокайфовав там, часов до пяти, я поехал домой.

   Вернувшись в город, я слонялся до вечера и, встретившись с Коляном, рассказал ему о «ханке». Колян, тоже живо заинтересовался этим фактом.  В армии, он тоже познакомился с конопляными изделиями, был слегка в курсе и расспрашивал меня весь вечер, о моих ощущениях. Я, конечно, описывал, как мог!
– О! У меня в огороде растёт! - сказал Колян.
   В конце концов, мы сговорились сходить как-нибудь, к нему в огород и попробовать сделать всё это сами.
   
   Как в любви, бывает, встретишь человека, посмотришь ему в глаза и понимаешь, всё, без этого человека тебе никак!!! Ты должен постоянно ощущать его присутствие, у тебя почти не бывает плохого настроения, только расставания приносят неприятные минуты... и так далее, по списку. Так и тут, я влюбился с первого укола! И хоть я тогда этого ещё не понимал, но психологически, подсел я крепко!
   Оказалось, что компания у нас создалась не маленькая, охочего до опиума народу, прибавлялось с каждым днём! Мы устраивали массовые набеги на огороды по ночам и потом, всё оставшееся время, резались в покер, испольуя шайбы от шиферных гвоздей, в качестве фишек. Я жил один, поэтому варили, кололись и резались в покер у меня. Костяк в основном был один - я, Хохол и Костя. Потом подтянулся и Стас.
   Стас, был умным, но своеобразным человеком, я знал его ещё со школы. Невысокий, но с высоким лбом и начинающимися залысинами, внешне был похож на меня и нас частенько с ним путали. Читал Ницше, интересовался Гитлером, слушал Мэркури и «Пинк Флоид», был атеистом и генетически предрасположенным...
   Он был уже не новичок в этом деле, первый раз, попробовал в армии эфедрин и уже два года после армии, переодически использовал местные разносолы.
   Недавно, Стас съездил в командировку, в «благословенные места», ходили у нас раньше такие составы, возили эстонских коров, казахским и узбекским животноводам и каждый день, приходил с пакетиком «шмали», размером с пол ведра! Пропитав за ночь, несколько бинтов, мы тупо убивались анашой, уже находясь под «чёрным», иногда кто-нибудь приносил пиво...
   Моя мать, всю жизнь работала в медицине, и дома у меня был неплохой арсенал шприцов, ваты, всяких таблеток, разных медицинских штучек и литературы. Может от того, что с детства я играл с такими игрушками, теперь подсознательно меня тянуло использовать всё это по прямому назначению?
   Она вышла замуж во второй раз, за тылового майора, когда я учился в седьмом классе, и переехала к мужу. Не далеко, в десяти минутах ходьбы и проходя мимо, на работу, или с работы, она заходила меня проведать и приносила что-нибудь вкусненькое. После армии, она почти не заходила, тяжело было уже ходить, да и муж у неё был... ладно, о покойниках, либо хорошо, либо ничего…
   
   Всё лето мы просидели в этом «раю», пока не засопливила осень. Мака в огородах становилось всё меньше, а желания снова почувствовать этот приход и  потащиться в кресле, раскладывая партейку в картишки, всё больше. Вскоре, зелёного мака, с молоком, было уже не найти и мы варили «кокнар». Такой чай из мака.
   Как всё это закончилось, я уже и не помню, но ломок небыло! Наверно мы просто забухали и отвлеклись от этого? Да и организм был ещё сильный.

   Мы с Коляном, в то время играли в кабаке. Наша группа, которая с моим возвращением возобновила свою деятельность почти в прежнем составе,   басист правда играл другой, а я стал свободным вокалистом, разделилась пополам, и мы играли в обоих кабаках нашего города. В «Берёзке» и в «Вишенке».
   Нет, питейных заведений в нашей дыре хватало, но это были рестораны. Два настоящих ресторана, со швейцарами и официантами. Другой раз, когда гитарист из «Вишенки», так скажем «заболевал», мне приходилось подменять его, поскольку «Вишня» пользовалась большей популярностью и заработать там можно было гораздо больше. Чему я собственно, был несомненно рад.

   И так, одним унылым вечером мы сидели в «Берёзе», вяло перебирая, кто струны, кто клавиши. Колян потихоньку отстукивал по ободу малого барабана. Я «рисовал» соло на гитаре, в «Берёзке», я был гитаристом. Мы играли, «Романс» - медленную, современную мелодию, неизвестного автора. Нет, автор есть, просто я до сих пор не выяснил кто, да это в принципе и не важно.
   Так мы инструменталили, в ожидании посетителей. За огромными стёклами моросил дождь. Петь не хотелось, посетителей не было.
   Где-то в пол одиннадцатого мы начали сворачиваться. Нам с Коляном, было в одну сторону и, распрощавшись с музыкантами, мы пошли домой. Движения не было, поэтому мы шли прямо, по середине дороги.
              - Колян, я Химику ключи дал, они там чего-то варят - сказал я.
              - Что варят? - спросил он.
              - Солутан какой-то.
              - Кто там ещё?
    - Костя и Куля.
    Куля, это ещё один наш знакомый, который был в «теме». Химик, был залётный, дальний родственник одного из наших кентов. Он появился внезапно, так же как и пропал, но сыграл в моей жизни свою роль.
   
   Так мы дошли до железнодорожного переезда, на котором днём, обычно стояли очереди из машин. Иные водилы, не желая ждать неизвестно сколько, может пять минут, может час, объезжали десяток километров, чтобы оказаться в трёхстах метрах от этого переезда, только с другой стороны.
   Навстречу нам быстрым шагом «летел» Куля. Он уже «вмазался», и бежал домой, к жене и детям. На переезде мы поравнялись и остановились поздороваться.
– Ну как там? - спросил я.
– Идите скорей, может на «вторяки» успеете! - ответил тот.
   Мы ускорили шаг, тогда еще никто не жалел этого ширива, в каждой квартире стояло, по одной-две, а то и по три банки, того самого «Солутана». Никто не гасился по квартирам что бы, не дай Бог, никто не узнал где ты, с кем ты и сколько ты нашустрил? Сейчас для нас, всё было в розовом цвете. Всё было в новинку и даже не новизна, а причастность к какой-то избранности, будоражило душу больше!

   Прибежав ко мне, мы застали пацанов, в завершении процесса. В стеклянной колбе, со стеклянным же змеевиком, бурлила светло-коричневая жидкость. В баночку из под «Солутана», капал чистый эфедрин. Самогонный аппарат в миниатюре!
   Когда коричневая жидкость на дне колбы подсохла, а капельки со змеевика стали капать с меньшей интенсивностью, Химик снял колбу с плитки и попробовал капельку со змеевика на язык.
– Горький ещё! - морщась сказал он.
– Готовь уксус-марганцовку, - добавил он в сторону Кости, - на реакцию ставить будем.
   Как я потом узнал, если горький, значит концентрация эфедрина в жидкости достаточная. Ну, в смысле, вставляет!
   Химик тем временем, выбрал содержимое из бутылька, и перелил всё в рюмку. Насыпав на клочёк бумаги несколько горочек марганцовки, он лихо опрокинул их в стакан, вжикнул из шприца уксус, и надев на иголку колпачёк, стал помешивать тем-же шприцом.
   Жидкость в рюмке стала тёмно-вишнёвой, потом бурой, а потом и совсем чёрной и пенной. По кухне разнёсся сильный запах миндаля, или вишнёвой косточки? Я спросил:
– И вот это «вмазывать»!?
– Ну да.
– Она же чёрная!
– Сейчас будет белая! - засмеялся он.
   Я смотрел, как через иглу с намотанной, на конец ватой, большим шариком(петухом), в шприц медленно поступает прозрачная жидкость.
– Быстро тянуть нельзя, - сосредоточенно вытягивая «джеф» из рюмки объяснял он дальше - а то, пробьёт «петуха».
– Из колбы капает эфедрин, а после реакции, он становиться эфедроном, который и даёт этот приход! - продолжал Химик пояснять свои действия.
– А что за приход, как у «чёрного»? - спросил я.
– Не-ет! Абсолютно другой! Энергии как у атомной станции! Бабу охота сразу! Или на дискач пойти!
   В этот раз был первым Колян. Химик объяснил ему, как надо делать на приходе. Колян пережал вены одной рукой, а другой стал работать кулаком. Химик аккуратно подтянув, с поддувом, проткнул кожу и когда в шприце, появилась кровь, начал потихоньку вводить раствор.
   Колян сопел. Он обычно посапывал, когда сосредотачивался и по мере поступления наркотика в кровь, начал сопеть всё сильнее и сильнее. Химик вытащил иглу.
– Ух ты! - воскликнул Колян и побежал, сгибая руку в локте, в тёмную комнату, рухнул на диван, прикрыв  глаза другой рукой.
– Ну чё, Хохляра!? Что за кайф!?
– Ништя-як! - протянул он.
   Я рванул обратно на кухню.
- Давай! - я уселся на стул, устраивая руку между колен...
   
   Джеф, как семечки! Дабы не вводить во искушение молодёжь и подростков, с ударением на первом слоге, я не стану описывать то, что я почувствовал на приходе. Что бы, ни дай Бог, они не приняли моё повествование, как руководство к действию!

                Глава 3.
               
                Первая ломка.

      Да, «джеф», как семечки! Лето сменилось осенью, «чёрный» сменился «джефом». Всё было хорошо. Я был молод, вены были хорошие, «джефа» было навалом. Живи и радуйся! Что я собственно и делал.
   
   Жизнь моя проходила легко и весело. В ту пору разваливался Союз нерушимых республик, и Эстония, как и многие другие республики тоже отделилась. Военные стали сворачивать свои позиции и в связи с этим открылась хорошая возможность, безнаказанно брать всё, что плохо лежит. Чем многие и не преминули воспользоваться. Каждый тащил всё, что мог. Наверное, только ленивый, не грел рук, на этом «Пире чумы». Мы тоже не брезговали, но сейчас не об этом.
   В ту пору бардака расформировывались и санчасти, и штабы гражданской обороны, где в большом количестве имелись разные наркотические препараты и кто имел к ним доступ, быстро скумекал, что можно на этом неплохо заработать. Мы покупали за откровенно небольшие деньги Промидол и Эфедрин, перемежая употребление наркотиков с пьянками до синевы. Короче, как я уже сказал, жизнь была не жизнь, а «малина»!
    Не стану утомлять Вас, рассказами, что, где, как и сколько мы употребляли, но скажу, что этого было много, настолько много, что довольно быстро появились «дорожки» на руках.
   К следующему сезону, то есть лету, когда поспевает мак, мы уже готовились основательно.  Днём ходили, вычисляли где растёт, какие подходы и опасности с этим сопряжены, а вечерами делали налёты на эти огороды. Так продолжалось несколько месяцев, пока я не начал замечать, что к вечеру у меня начинают болеть спина и ноги. Поначалу я списывал всё это на то, что целый день находился на ногах и к вечеру естественно уставал. Но потом я стал понимать, что после укола, мне вдруг становится гораздо легче и ничего не болит. И вот тогда-то, я стал по настоящему подозревать у себя признаки ломки. Хотя я и не знал точно, как это должно было происходить, но интуитивно чувствовал, что это начало!
   Это меня немного напугало, я не хотел признавать этого и поначалу даже не говорил об этом вслух, но с каждым разом становилось всё яснее и яснее, что это она, ломка.

   К тому времени, наша компания немного сменилась. У Коляна, каким-то образом хватило ума понять, что такой образ жизни ни к чему хорошему не приведёт, и он как-то отошёл в сторону. Мы всё ещё репетировали и выступали вместе, но торчать он как-то перестал. Химик пропал, Куля залип на джефе, а в нашу опиушную компанию влились ещё несколько молодых, охочих до ощущений бродяг, Лёха «Сафрон», Гена «Тушёнка» и Серёга "Ослик". Серёга был не глупый парень, любил тяжёлый рок, и с ним можно было поговорить о серьёзных вещах. А прозвище своё он получил ещё в школе, за упёртость. Тушёнка был здоровый, плотный, сам себе на уме.  Дома у него, на стене висел большой, чёрный, перевёрнутый крест. Сатанист, одним словом. Сафрон, был нормальный парень, хорошо играл на барабанах, но тоже, как и Туша, любил адский рок. Вот только бухать ему не рекомендовалось, потому как, крыша его имела обыкновение съезжать, после определённого количества спиртного. Может поэтому он и стал торчать?
   И вот, в один из вечеров, после того как мы сварили и вмазались, и когда волна разлома прошла по всему телу, я признался Сафрону:
- Лёха, меня походу ломает.
   Он тогда ещё не испытывал ничего такого, поэтому отнёсся к моему признанию, так скажем прохладно. Правильно, у него ведь ничего не болело.
   Варили мы в ту пору у него. У него была однушка в старом деревянном доме, на отшибе, где соседями были всякие алкаши и старые сидельцы, все в наколках, отмотавшие по, пол жизни в лагерях. Сам он там не жил, делал ремонт, но как варочная квартира, в простонародье притон, она вполне подходила.
   
   Всё, что мы собирали, тащили туда. Бинты сразу пропитывали молоком и варили, а головки, раскладывали сушить. Потом, когда головки высыхали, мы их мололи в мясорубке и ссыпали в мешок. К концу сезона, когда мак высыхал прямо на грядках, и молока уже было мало, мы начали варить химию.
   Химия, это вытяжка из маковой соломки, которую мы сушили всё лето. Она заливалась растворителем и с помощью некоторых, нехитрых манипуляций, превращалась в раствор, который надо было вводить в вену. Получалось совсем не хуже, чем чистый, летний опиум. Не буду рассказывать, откуда мы узнали такой способ, «добрые» люди подсказали, но игра тогда уже пошла всерьёз. Ломало уже не одного меня, мы подсели на систему, хотя мы и не знали тогда ещё, что существует такое понятие.
   Система, это когда ты нуждаешься в дозе, как в еде, утром, в обед и вечером. Тогда-то и начались первые конфликты из-за наркоты. Мы стали считать дозы, кто, что сделал ради этого и кому сколько полагается. Ведь всё лето, все трудились в одну копилку, кто-то больше, кто-то меньше, но, каждый знал, что он вложился туда и имел право на какую-то часть. Но где границы этих вложений, знали только основные. Начались первые обиды и «кидания» друг друга, мы становились волками, которые бьются за свою добычу.

   День наш начинался так. С вечера договорившись, ведь мобильных телефонов ещё не было, мы встречались на той квартире, варили утреннюю дозу, и расходились по своим делам. После обеда нашустрив денег на растворитель, или вообще, украв его из магазина, мы, обычно с Костей, шли варить себе новую дозу, чтобы потом спокойно пойти в город, и найти новые места, где ещё оставался мак в огородах. Либо ходили по магазинам в надежде что-нибудь украсть. К вечеру опять на хату подтягивался народ, приносил, кто растворитель, кто сухие головки и снова начиналась варка.
   Так продолжалось изо дня в день. Теперь, чтобы утром особо не беспокоиться о том, что тебя начнёт кумарить и ты не сможешь ничего делать,  пока не «поправишься», мы варили дозу себе с вечера на утро, таким образом, втягиваясь в систему всё глубже и глубже.
   Постепенно я начал задумываться, а что со мной будет, когда всё кончится? Тогда у нас уже начались перебои в системе, и я чётко ощутил на себе каково это. Постоянно текущий нос, зевания, вследствие чего слёзы в глазах постоянно, ломота в мышцах ног и спины, бросание то в жар, то в холод, понос! Ты не находишь себе места, одной минуты спокойно просидеть не можешь, а спать вообще невозможно! Короче жопа! Вот такой вот кайф! Точнее расплата за то, что ты им пользовался! В те времена я ещё не слишком придавал значение той фразе, что за всё нужно платить, а точнее, вообще не придавал!

    Короче в один из дней приехал брательник и предложил мне работу. В строительном деле я уже поднаторел с его же подачи, поэтому он смело мог ко мне обращаться, правда, он не знал, что я без дозы работать не смогу.
   В воскресенье вечером, сварив себе на дорожку пару доз, я решил, что попробую переломаться. Взяв с собой на всякий случай пару коробков анаши, я уехал из Тапа, что бы в понедельник с утра начать работать.
   Первый день прошёл нормально, мы плодотворно потрудились, но к вечеру у меня начала болеть спина. Забив себе пару косяков, я таки пережил первую ночь.
   Утром было хуже. Как пастух корову, стегая по лыдкам и загоняя в стойло, понос поднял меня с постели и погнал в туалет. Мой нос нещадно тёк, болели ноги и спина. Работал я в тот день через силу. Между делом покуривая косяки, в надежде, что меня немного отпустит. Но от анаши становилось только хуже. Её сенсетивные качества, которыми она славится, тут сыграли плохую роль, оказали, так скажем, медвежью услугу, не снимая, а наоборот усиливая боль.
   Вторую ночь я уже не смог заснуть и маялся, в полубреду. Утром третьего дня, мне стало совсем невмоготу, да так, что брательник заметил это и где-то после обеда напрямую спросил:
   - У тебя что, ломка?
  Отпираться не было смысла, и я ответил:
   - Да, меня уже третий день кумарит.
Он посмотрел на меня как-то странно, толи с жалостью, толи с ненавистью и сказал:
   - Да, хреново.
   - Я думал, я смогу… начал было оправдываться я, но он перебил и начал заваливать меня вопросами, которые мне были не очень-то приятны.
   - Сколько ты уже сидишь?
   - Если ты о ломках, то не долго, а вообще попробовал сразу, как дембельнулся.
   - И что ты употребляешь?
   - Мак, опиум. Знаешь, что в огородах растёт.
   - Да точно, у меня на огороде стоит, все головки порезанные!
Я вспомнил, что я видел там, на огородах рос мак, но он был уже сухой и сварить я из него всё равно ничего бы не смог. Если только молоко, но с дороги,  которая  шла рядом, было видно, что он сухой. Да мне и негде было бы это всё делать, я бы сразу запалился, а я этого очень не хотел.
   - Ну и что ты собираешься делать? - спросил братан.
   - Надо как-то ломаться, ответил я, сам не веря в себя.
   - Что, сильно гнёт?
   - П….ц! Выругался я.
   - Может, водки выпьешь?
   - Да неплохо было бы…
Я сходил в соседний магазин и принёс ноль семь какой-то водки. До вечера мы раздавили с ним этот пузырь, большую часть из которого выпил я и меня немного отпустило.
   По приезду домой мы перекусили и меня начало клонить в сон. Я подумал, что надо пользоваться моментом и ложиться, пока есть желание. Тогда я ещё не знал, что от водки потом становится только хуже!
   Короче я проснулся через два часа, от того, что у меня болело всё тело! Таких болей я ещё не испытывал! В доме все уже спали и не раздумывая больше минуты, я рванул с места!
   Найдя кусок бинта, вытащив лезвие из бритвенного станка, я вышел из дома. Ноги несли меня на огороды, где я видел несколько кустов этого дьявольского растения.
   В кромешной темноте, я ползал на карачках, пригибаясь к земле, чтобы на фоне уличного фонаря разглядеть среди прочей растительности маковые головки. Набрал я на удивление много, настолько, что мне удалось из всей кучи выбрать свежие головки и пропитать молочком тот кусок бинта, что я взял с собой. Домой, кусты я нести побоялся, не хотел, что бы братан, или его жена меня застукали за этим палевом, поэтому сидел и резал их в подъезде, на лестнице. Короче я добился своего, осталось сварить и вмазаться! Потихоньку, собрав головки, я вынес из подъезда ненужные кусты и пошёл в квартиру, варить тот самый злополучный бинт.
   Приход был мощный и ужасно приятный! Тяжёлая волна медленно прокатила по всему моему телу, подолгу задерживаясь на разных его частях, разламывая, возвращала меня к жизни и погружала в глубокий сон.

   Наследующий день, я дотерпел лишь до обеда и, не выдержав сорвался на вокзал. Там в родном городишке меня ждало всё что нужно.


                Глава 4.

                Сафрон.   


   Нет, работу я не бросил, просто я отчётливо понял, что всё гораздо серьёзней, чем я предполагал. Приехав домой, я тут же раскумарился, правда, пришлось немного побегать! Через пол часа, я был уже «поправленный», а ещё через час, полностью насладившись разломом и поболтав с кентами, я принялся за подготовку.
   У меня в распоряжении, было пару дней выходных, и я решил основательно подготовиться к следующей рабочей неделе. Не хотелось выглядеть в глазах брата совсем уж падшим. Походив по окрестностям, я собрал неплохой урожай. У меня в распоряжении теперь было несколько стаканов перемолотых маковых головок - «сена» и добрый кусок пропитанного опиумом бинта – «тряпка» или «портянка» - как мы это называли. На неделю я был полностью упакован.
   Теперь мы работали с брательником без проблем. Когда меня начинало подкумаривать, я делал себе укол и работал дальше.
   Закончив работу, я уехал домой, прихватив с собой нашедшиеся у него случайно таблетки, психотропного действия. Вырубало от них знатно! Я специально взял их с собой, потому что знал, что рано или поздно, мне таки придётся отламываться.
   Когда пришло то время, я глотал эти таблетки по несколько штук сразу и вырубался, не чувствуя боли. Просыпался, чтобы попить, глотал еще пару штук и засыпал снова.
   Так я проспал целую неделю. Когда я проснулся окончательно, меня уже не ломало, правда, появился один побочный эффект, теперь, без этих таблеток я не мог заснуть! Но это было уже полбеды. Таблетки у меня были, и мне пришлось потратить пару месяцев, чтобы постепенно снижая дозу вернуть себя в нормальное состояние и отказаться от них полностью.
   Самое ужасное было в том, что всё это происходило на глазах моей матери. К тому времени, она уже вернулась в нашу родную квартиру, поскольку ее майор скоропостижно скончался и теперь она жила со мной. Сейчас я могу только догадываться, насколько тяжело ей было осознавать, что ее сын стал наркоманом!

   Короче, отломавшись, я воспрянул духом! Теперь у меня ничего не болело, и я мог спокойно заниматься делами, но моя «предрасположенная» натура постоянно требовала праздника!
   На наш «чёрный рынок» периодически заходили партии Солутана и эфедрина. Из Солутана мы вываривали тот же эфедрин, только для этого нужно было много всяких приспособ. То ли дело чистый джеф! Пять минут, на реакцию и, полный вперед! Но мне, честно говоря, больше нравился всё-таки Солутан. Хоть на его приготовление и надо было больше времени, но на «вкус» он был гораздо приятней. Короче, мы перепрыгнули на джеф. От него не ломало, но психологическая зависимость была ужасной. Стоило только кому-нибудь заикнуться о джефе, как начинались «гонки». Если что то было у барыг, то сразу начиналась шустрёжка денег, а коли в «чёрных закромах» ничего не было, «сало» выхватывали прямо так, из квартир, под разными предлогами, то бабушка заболела, то ребёнок. И ведь давали же! Люди тогда были еще не пуганные, доверчивые.
    Приведу небольшой пример. Зашел как то ко мне один эстончик Мелис, из нашей наркоманской конторы. Стал хныкать, что дюже джефа охота.

    - Ладно, пошли шустрить - сказал я.

   Мы шли по городу, заходя на выбор в разные квартиры, и спрашивая, нет ли у кого Солутана? Кто говорил, что нет, кто говорил, что когда-то был, а кто говорил, «ща посмотрю» и смотрел…
В общем, зашёл я в одну квартиру и получил оттуда пятую часть бутылька, остатки. Я прикинул, что одному мне на пару доз хватит и решил приколоться над Мелисом.

Выйдя из подъезда, я показал ему бутылёк со словами,

    - Я себе уже нашустрил! Ща пойду, сварю в одну репу!
    - Подожди! – крикнул Мелис и с горящими глазами метнулся в соседний дом.

   Через 5-7 минут он вышел из подъезда и сияя, показал почти целый бутылёк! Вот, такова была сила желания. Называемая - «гонками».

   Торчать на джефе, это как лузгать семечки. Сначала вкусно, потом потихоньку начинает надоедать, но ты всё-равно продолжаешь их щёлкать. Потом, начинает болеть язык, от того, что шелуха защемляет его в одном и том же месте, но ты, невзирая на это всё продолжаешь и продолжаешь их грызть.
   Так  и тут, первые три укола проходят замечательно, с приятным миндальным привкусом, лёгким ветерком, приподнимая волосы на голове и унося тебя в какие то розовые дали. У тебя как будто крылья за спиной вырастают, а все последующие инъекции ты делаешь чисто автоматически, вдогонку, не испытывая уже того первого ощущения. «Съесть» его можно было очень много. Ты будешь им вмазываться, пока он не закончится или пока ты не вырубишься от истощения. Когда торчишь на джефе, не хочется ни есть, ни спать. Ты только колешь, колешь и колешь себя! Скрипишь зубами, сжимая челюсти  от внутреннего напряжения, дрожащими руками выбираешь в «баян» раствор, пытаясь попасть в вену, а в вену нужно попасть обязательно, иначе не почувствуешь прихода, что самое важное в этом деле. А вены уже набитые, все в синяках, болят, потому что, когда раствор попадает под кожу, это очень неприятно и больно. Ну а когда всё заканчивается, начинается такой отходняк!... Находит такая депрессия, как будто ты убил человека и все об этом вдруг узнали. Ну, это так, грубо.

   Однажды мы торчали, таким образом, целую неделю. Нашей группе предложили халтуру. Надо было отыграть одну свадьбу. Свадьба должна была состояться через неделю. В тот день, когда я об этом узнал, я сделал первую инъекцию и пошло, поехало! Под рукой у меня был календарь и я не прозевал эту халтуру, но к тому времени, мой организм настолько истощился, что играть  я уже не смог. Я просто засыпал на ходу! Вовка, наш главный, помню, так разозлился, что выгнал меня оттуда взашей. Не знаю, как они отыграли тогда. Бедная моя печень, как она только выдерживала такие удары? Хотя в тот раз, она таки не выдержала, и я загремел в больницу с гепатитом «А».

   Пока в городе был джеф, так было постоянно. «Снимались» мы транквилизаторами или алкоголем. Как только организм восстанавливался, всё начиналось снова.

   Так продолжалось несколько лет. В середине 1995-го года, когда сезон снова был в разгаре, в наши края стали заезжать гастролёры с востока. Такие же наркоманы, только из Нарвы. Они наезжали группами, по 3-5 человек, носились по окрестным огородам, пугая местных жителей, чем создавали нам определённые проблемы. Люди стали озлобляться и либо выпалывали мак сразу, как только он начинал подниматься, либо сидели, караулили и при малейшем шухере вызывали полицию. Полиция начинала трясти и нас.
   Но со всеми этими неудобствами, они привезли нам и одну очень полезную для нас вещь. Ангидрид! На сленге «кислый». Кислый, перевешивал все неудобства связанные с этими гастролёрами. Всего один кубик кислого усиливал кайф, примерно в 2 раза и делал его гораздо чище. Скажем так, если с одного стакана сена, без кислого, можно уколоться раза три, то сваренный с кислым тот же стакан, ты сделаешь на 5-6 доз. Сто процентная прибыль!
   Теперь мы торчали с кислым. Если его не было, никто даже портить не хотел исходное сырьё! Кислый, доставали любыми способами, из школьных кабинетов химии, из заводских лабораторий, но в основном кислый поступал на рынок из больниц. Его использовали раньше в больничных лабораториях при исследованиях анализа крови. Если у тебя был кислый, считай, тебе и шустрить-то не надо было. К тебе просто приходили, и за кубик кислого, ты имел нормальную дозу…
   Как раз в те времена и начались первые «отъезды». То ли от жадности, то ли от не знания, многие делали передоз. Это определялось сразу. Губы и лицо начинали синеть, человек вырубался, едва успев вытащить иглу из вены, а то и не успев, обмякал с торчащим из руки баяном. Он переставал дышать, заглатывая язык и перекрывая тем самым себе дыхательные пути, начинал громко храпеть. Поэтому мы следили друг за другом и в случае необходимости принимались откачивать отъехавшего. Били по лицу, обрызгивали холодной водой, поворачивая на бок, или наклоняли вперёд, не давая заглотить язык. Сопровождалось это всё некоторой паникой, естественно, никто не хотел, чтоб на твоих глазах отдал концы приятель и потом тебя обвинили в его смерти.

   Первым из нашей конторы, умер Мелис. Он где-то пропадал две недели, потом, бухой, появился на варочной квартире и стал клянчить дозу. Пацаны конечно не хотели рисковать, но он выпросил, и вмазавшись, тут же отъехал! С матом-перематом они привели его в чувство и отправили домой, строго наказав не ложиться спать. Он конечно сразу и не лёг, но это его всё равно не спасло. Тётка его потом рассказывала, что придя домой, он выпил чаю и долго сидел на кухне. Уже ночью, она положила его спать. Он громко храпел по началу, а потом успокоился. И тётка успокоилась, а утром нашла его уже холодным.

   Теперь мы торчали с кислым, постоянно балансируя на узкой грани, между жизнью и смертью. Не буду рассказывать, как мы отламывались очередной раз, но скажу, что это было уже покруче, чем просто с опиухи. Ведь используя в приготовлении ангидрид, это уже получался, так скажем, технический героин.
   В межсезонье, когда запасы мака в огородах и в наших закромах заканчивались, мы практиковали, так называемый нарко-туризм. Собирались небольшой компанией, скидывались, ведь многие из нас тогда ещё работали и наведывались с ответным визитом к нашим нарвским "коллегам". Они только были рады, ведь они имели небольшой процент, от наших посещений. Какой дурак, откажется от дозы, да ещё и нахаляву.

   В то время, моя музыкальная деятельность уже подходила к концу, я связался с сатанистами. Нет, на кладбищах я могильные плиты и кресты не рушил, но музыка мне их нравилась. Тяжёлая, брутальная музыка. Хард рок, который мы играли и на котором я вырос, по сравнению с «дэф-металлом» казался мне тогда просто попсой. Мне казалось, что я уже вырос из той музыки, и мне хотелось идти дальше, пробовать себя в новых направлениях. Некоторые музыканты меня поддерживали, другие отрицали эту бесовщину. Мы даже параллельно, стали репетировать с Сафроном и ещё одним нашим музыкантом, но дело далеко не пошло.
  Вечерами, мы сидели на квартире у «Фитиля», высокого, длинноволосого парня, который тоже был лоялен к наркотикам, курили шмаль, или вмазывались, если кто-нибудь, что-нибудь доставал и слушали эту адскую музыку. Мечтали, что и мы когда-нибудь так заиграем.
   Как то зимним вечером туда пришли пацаны, Тушёнка, Серёга и Сафрон. Мы с Костей уже были там, и думали, чего бы замутить. К тому времени мы уже переломались, и стали вести беседу, что не мешало бы уже съездить в Нарву и порадовать себя ощущениями. Я сказал, что я бы тоже хотел поехать, но у меня нет денег, на что кто-то из пацанов, я уже точно не помню кто, сказал:

   -Да фигня, найди на билет и поехали с нами!

   Сафрон с Фитилём отказались, поскольку были приглашены на день рождения к одному их однокласснику, по прозвищу «Быча», я неприменул воспользоваться случаем и сказал Сафрону:

   -Лёха, может, дашь тогда мне свой проездной?

   Они все работали на железной дороге и имели возможность ездить по Эстонии на поездах бесплатно, ну и что, что фотка чужая, если быстро показать, то и внимания никто не обратит, тем более, что фотка была, чёрно-белая. Все тогда так ездили. Он сказал, что с собой у него нет, но завтра он возьмёт проездной с собой и я смогу зайти туда, на праздник, и получить его. На том и порешили. Никто и не подозревал тогда, чем всё это обернётся…

   На следующий день, как мы и договаривались, часов в девять вечера, я наведался в «черёмушки». Так назывался район на отшибе города, где ещё во время войны в бараках, жили военнопленные. Теперь там жили люди, в основном ассоциального типа ну и конечно же нормальные люди, волею судьбы прожившие там всю жизнь. Там то и жил Быча. Когда я подошёл, праздник был в самом разгаре. Для приличия поздравив Бычу, я хлопнул две поднесённые рюмки водки, взял у Сафрона проездной и отправился восвояси, предвкушая, как завтра мы приедем в Нарву и разкумаримся на славу!
   До утра, мне нужно было как-то скоротать время и ноги понесли меня в один бар, злачное место, где в любое время можно было напиться и без денег. Там наверняка сидел кто-нибудь из знакомых и осаживал свою печень.

   Так и получилось, зайдя туда, я обнаружил там уже изрядно поддавшую компанию, моих знакомых, которые тут же позвали меня за свой стол. Мы сидели, выпивали, болтали за жизнь, время летело незаметно, а алкоголь делал своё дело. Часам к двум ночи, туда подтянулись и Сафрон с Бычей, как обычно это и бывает за догонкой.

   - О! А где Фитиль? – спросил я
   - Там остался, вырубился – ответил Сафрон.

   Я конечно, обрадовался этому стечению обстоятельств, так как не ожидал их увидеть здесь, да и моя компания уже разбрелась по домам, а мне к тому времени уже требовалось добрать кондицию.
   Быча взял бутылку водки и мы продолжили веселье уже вместе. Он был не красивый и не далёкий человек, а когда выпивал, вообще, был похож на олигофрена. Уж не знаю с чего всё началось, может от того, что Быча совал свою пьяную физиономию куда не попадя, толи от того, что распугал, ей же, всех немногочисленных тёлок в этом злополучном баре, но Сафрон, промолвив что-то вроде:

   - Он мне ещё со школы надоел, - повёл его к туалету.

   Я вышел почти сразу за ними, но Быча уже лежал на полу и ругался матом, а Сафрон пинал его ногами в район живота. Я постарался оттащить Сафрона, что у меня не без труда получилось, и повёл Бычу к умывальнику, чтобы смыть кровь. Но что-то у Сафрона переклинило в голове и он налетел на Бычу с новой, удвоенной яростью. Сбил его с ног и начал прыгать у него на голове. Быча лежал посреди туалета в луже воды, которая уже перемешалась с кровью, а Сафрон всё не унимался. Я почувствовал, что сейчас всё и закончится, и рванул на Сафрона, прижимая его к стене и рискуя сам получить хлёсткий удар в голову. Через несколько минут вытолкав Сафрона в зал, я помог подняться и умыться Быче. Сев за столик, Быча моментально вырубился. Мы ещё потусовались там с часок и к шести утра, нас уже выпроваживал хозяин бара.

   Выйдя на улицу, я побрёл в свою сторону, а они в сторону Черёмушек. Я спросил у Сафрона:

   - Лёха, а ты куда? Тебе ж в другую сторону?
   - Я Фитиля заберу - ответил он.

На том мы и расстались.

   Я шёл домой через весь город, в одиночестве. Уж лучше бы я кого-нибудь встретил тогда! Проснувшись через пару часов, я обнаружил, что безнадёжно опаздываю на поезд. Схватив штаны, я увидел на них, розовые пятна. Подумав, что в таком виде на люди выходить, не очень-то прилично, я быстро натянул другие и рванул на вокзал. Заскакивал я в поезд почти на ходу, там уже сидели мои кенты. Поздоровавшись, я принялся рассказывать, как я вчера нажрался, как мне плохо, и как Сафрон отпинал Бычу. Через пол часа, поезд сделал остановку и в вагон зашёл он. Никто не ожидал его здесь увидеть, тем более в таком виде! Его куртка, руки, штаны, ботинки, были заляпаны высохшей кровью, благо одежда была тёмная, и сильно это в глаза не бросалось, вид был мрачный. Я подумал тогда, что это с похмелья он такой.

   - Лёха! А ты чего тут!? Ты же не собирался ехать! – сказал я.

Все обратили свои взгляды на Сафрона, это был он.

   - Это что, от Бычи столько крови было? – я вспомнил свои штаны и поэтому не слишком-то удивился. Пацаны, уже подготовленные мной, вроде бы тоже.
   Лёха молча протиснулся к окну. Так мы ехали, болтая, особо ни о чём, отпуская шуточки по поводу Лёхиного вида. Я сидел рядом с ним и увидел, что из под рубашки у него торчат какие-то провода. Я потянул за них и из под рубашки показалось обмотанная коричневым скотчем амонитовая шашка, с электро детонатором.

   - Зачем тебе это? – спросил я.
   - Да так, на всякий случай. – ответил он.

   Я знал, что у него были напряги с одним местным бандитом, и он уже подумывал подорвать его машину, поэтому я не очень-то удивился, так как уже слышал об этой адской машине.
   Приехав в Нарву, мы сразу нашли то, что искали. Придя на варочную хату, в одной из многочисленных общаг и сварив, стали разбирать раствор по баянам, а тот, кто варил, предупредил:

   - Смотрите осторожней, раствор крепкий.

   Все вняли его совету и решили, что лучше потом догнаться, чем сразу отъехать. Сафрон же, напротив захотел сделать себе всю дозу сразу. Мы стали его отговаривать, мол, с похмелья это опасно, но ему было всё равно. На удивление, он не отъехал, хотя по идее, должен был, и нам тогда не показалось это подозрительным, ведь все уже вмазались, и каждый ловил свой кайф.
   Возвращаясь обратно, Сафрон сказал, что он выйдет в Ору, это небольшой посёлок, неподалёку от Нарвы, сославшись на то, что у него завтра репетиция. Я был с ним там один раз. Пацаны из местной группы нашли ему там однокомнатную квартиру, что бы он мог приезжать на репетиции и не торопиться обратно, где мы и переночевали тогда. Это тоже не показалось нам странным, потому что, все знали об этом.

   Приехав обратно в Тапа, на перроне нас тут же облепили несколько пацанов из нашей конторы.

   - Где Сафрон, его менты ищут?! – почти в один голос возбуждённо запричитали они, - он Фитиля грохнул!

   Короче, пацаны рассказали, что случилось. Фитиля, спящего, зарубили топором, Бычу и Бычину жену, вроде бы тоже, но точно никто не знал. Точно знали только то, что нашли три трупа и винили в этом злодеянии Сафрона. Сказать, что мы все были в шоке, ничего не сказать. Теперь-то, по крайней мере, для меня, всё встало на свои места. Теперь я понял, откуда на нём было столько крови, почему его не вырубила мощная доза ханки и, почему он вышел из поезда, гораздо раньше. Теперь я думал и о том, как он воспользуется этой амонитовой шашкой.
   
   Костя, взял у Лёхи ключи, после смерти бабушки, в её квартире поселился Костин дядя с которым он был не в очень хороших отношениях и ему негде было жить. В ту пору он скитался, от одного кореша, к другому, и мы пошли забирать каждый свои вещи к Сафрону на квартиру, опасаясь, как бы нас там не накрыли менты. В подъезде света небыло, замок вроде бы открылся, но дверь не поддавалась. Посветив спичками, мы увидели, что дверь заколочена огромными гвоздями. Значит менты, здесь уже побывали. Позаимствовав у соседей «фомку», мы проникли в квартиру. Было видно, что менты не слишком церемонились во время обыска. Вещи были раскиданы, содержимое печки было вывернуто на пол, а из кладовки, менты забрали мешок проваренного сена, из которого уже ничего нельзя было вытащить, но это была улика.
   Мы сидели у Геши «Тушёнки», его мать выставила пузырь водки, и разговаривали, о произошедшим. Никто не мог поверить, что Сафрон мог учинить такую расправу, тем более над Фитилём, ведь они были друзьями! Никто не видел и мотива этого преступления. Лёха всегда был такой спокойный. Каждый выдвигал свою версию произошедшего, но ни одна не была похожа на правду.
   Наговорившись вдоволь, мы стали расходиться по домам. Я шёл через город и подходя к круглосуточному магазину, встретил Старого, своего отчима, который в ту пору жил с моей матерью. Он вышел за сигаретами и ещё кое-зачем… Он стал мне рассказывать, что днём у нас дома менты провели обыск и забрали мои окровавленные штаны, тогда я понял, что вляпался я крепко!
   Сделав покупки, мы направились домой,  и только мы отошли от магазина, как около нас остановилась ментовская машина. Уточнив мою фамилию, они запихали меня в «собачник», и довольные, с чувством выполненного долга, повезли меня к себе в контору.

                Глава 5
                Следствие.

   Приехав, они заперли меня в клетку, а сами ушли. Я подумал,  всё, пи…ц,  встрял! Не успел я додумать, как в предбанник перед клеткой влетели два здоровых мужика в гражданке. Стали орать, колотить по решётке ногами и руками, пытаясь напугать меня и выведать, где находится в данный момент Сафрон. Надо сказать, своей цели они добились, испугался я неподетски! Но вместе с тем, и обозлили тоже, поэтому у меня непроизвольно вырвалось:
   - Вы его всё равно живым не возьмёте!
Вдруг воцарилась тишина и один из них с интересом спросил:
   - Это почему?
   - Потому что у него бомба!
   С этой минуты, всё пошло совсем по-другому. Они вошли в клетку и стали, подозрительно-дружелюбно меня расспрашивать, что за бомба, откуда я об этом знаю, и так далее. Я рассказал им, что видел у него под рубашкой какие-то провода и что-то похожее на взрывчатку.
   Надев на меня наручники и обыскав, вдруг у меня тоже бомба, они посадили меня в машину и повезли  в районную ментовку. Там меня часа три допрашивал оперативный следак, после чего отправил в обезъянник, до утра.
   Сиделось мне довольно приятно, несмотря на карусель событий и переживания связанные с ними. Ведь меня тогда ещё не отпустила дневная доза. Я размышлял о том, как же так получилось, что Лёха замочил Фитиля, строил разные версии, и никак не мог понять почему он это сделал? Ладно Быча, с ним понятно, он мог опять достать Сафрона и тот не сдержавшись прибил его насмерть, но причём тут Фитиль и Бычина жена!? Как свидетелей убрал что ли? Я стал вспоминать, кто что говорил, и у меня в голове всплыла чья-то фраза о том, что они чего-то мутили меж собой, Фитиль и эта баба. Тогда всё более-менее укладывалось. Если допустить такой момент, что Быча шёл впереди, а Лёха к примеру, остановился отлить и оторвался от него минут на пять, тогда можно предположить, что придя домой Быча застаёт Фитиля со своей бабой в постели, берёт топор, и хрясь, нет Фитиля. Ведь говорили же, что его нашли в постели толи голого, толи полуголого. Тут подтягивается Сафрон, видит эту картину, что его дружбан лежит весь в крови, с пробитой головой, и начинает мочить Бычу и его жену, до кучи. Тогда вроде бы всё укладывается. А может и жену свою Быча сам завалил, из ревности, и тогда получается, что вовсе не Сафрон замочил Фитиля и бабу, но это конечно не отмазывало его от убийства Бычи. Думал и о том, что ему придётся-таки предстать перед законом, или уходить из страны по лесам и жить потом всю жизнь с чувством страха, что тебя когда-нибудь поймают. Думал и о той штуковине с проводами, что видел у него под рубашкой и о том, как он ей воспользуется…
   Вот так, всю оставшуюся ночь, я сидел и размышлял.
   Утром за мной пришёл тот же следователь и повёл в свой кабинет, по дороге выясняя у меня, были ли у Сафрона татуировки. Я сказал, что есть, но потом меня как чайником по башке стукнули, ведь по татуировкам трупы опознают! Как ни странно, но на меня эта мысль особого впечатления не произвела, так-как я всю ночь готовился к чему-то такому.
   Войдя в кабинет, он набрал номер и включил громкую связь на настольном телефоне. На том конце провода представился какой-то мент и следак сказал:
   - У меня тут этот парень, которого вчера задержали, можешь задавать ему вопросы, он тебя слышит.
На том конце провода, что-то крякнуло и сдавленный проводами, и расстоянием голос спросил:
   - У Сафронова были татуировки?
   - Да, ответил я.
   - Где, на какой части тела?
   - На правой руке, между локтем и плечом, уточнил я.
   - Можешь описать её?
Я задумался на несколько секунд, а потом ответил:
   - Не знаю, по моему это какое-то месиво тел, черепов, змей, из которых пытается вырваться человек, протягивая руку вперёд, с растопыренными пальцами. Эта рука занимает довольно большую площадь…
   - Всё, хватит, оборвали меня с того конца, это он!
   Хоть я и был готов к чему-то такому, но внутри меня что-то ёкнуло, что-то просело, как будто я получил удар под дых. Следак, видимо заметив мою реакцию, открыл сейф и достал оттуда полную трёхлитровую банку, с прозрачной жидкостью.
   - Самогон, сказал он, протягивая мне банку. Хлебни, помяни друга. Сегодня утром он подорвал себя в школьном автобусе, ехавшим из Ору в Йыхви.
   Я почувствовал, себя героем какого-то остросюжетного фильма, полный нереал! Я приложился к банке, постарался сделать глоток как можно больше, когда ещё теперь доведётся, и спросил, занюхивая рукавом:
   - Кто-нибудь пострадал?
   - Нет, насмерть никто, только раненые. Взрывное устройство было безоболочным. Ему живот разворотило, всю силу взрыва он принял на себя. Похоже, что он вообще случайно взорвался, ты не помнишь, концы тех проводов были заизолированы?
   - Точно не могу сказать, но вроде бы нет.
   - Если ты говоришь, что под рубашкой у него был свитер, то он мог быть источником статического электричества, которое и сыграло роль батарейки, так что радуйся, что не взлетел на воздух ещё в поезде! И чего вы попёрлись в эту Нарву? Ладно, иди пока обратно, решим, что с тобой делать.
   Ночью, на первом допросе он три часа меня мурыжил, пытаясь добиться от меня более-менее внятного ответа, какого хрена мы попёрлись в Нарву. Я что-то плёл о каких-то мифических друзьях, к которым мы ездили, якобы делать татуировки и никак не хотел говорить о том, что ездили мы туда для того, что бы купить, сварить, вмазаться и привезти с собой, наркотик под названием опиум.
   Меня привели обратно в тот обезьянник, из которого выдернули утром и оставили сидеть. Я сидел и думал, что со мной будет дальше, отпустят или нет? А если и отпустят, то когда? Со смертью Сафрона, я становился единственным подозреваемым и самым поганым было то, что я никак не мог доказать, что я не имею к этому никакого отношения.  Вот когда я пожалел, что никого не встретил по пути домой! Хозяин кабака выпроводил нас троих около шести утра. Выходили мы вместе, и после этого меня никто не видел, а менты нашли у меня дома штаны с пятнами, похожими на кровь.
   Короче. Где-то после обеда, за мной пришёл мент, и отвёл меня в соседнее здание, которое находилось во дворе ментовки. Это было КПЗ - камера предварительного заключения. Мне объяснили, что меня задерживают на десять суток, до выяснения обстоятельств! Я подумал, ну всё, становлюсь уголовником. Меня слегка подтряхивало. Я был наслышан от друзей, которые уже побывали в местах не столь отдалённых, что там встречают не очень то дружелюбно.
   Войдя в камеру, я услышал:
   - О! Кешер зашёл!
   Там горела очень тусклая лампочка, поэтому с непривычки я не сразу понял, кому принадлежал этот голос. В комнате, размером примерно пять на три метра, сидели несколько человек. По периметру, слева направо, буквой «Г» был выстроен невысокий, деревянный подиум. Предположительно это были нары, но там никто не сидел. Все сидели или лежали на полу, на каких-то тряпках, или на краю этого подиума. Как я потом понял, это было сделано намеренно, потому что отопление в камере проходило именно в полу, а лежали они на собственных же куртках. Окна, или какой-нибудь форточки не было, а справа от меня, в углу, стоял бачок, литров на сорок, с крышкой, от которого несло мочой. Это была пресловутая «параша». Всё, больше в этой комнате из мебели ничего не было. На входе в КПЗ, мне дали пол буханки чёрного хлеба и железную, глубокую миску холодного супа, видимо меня тут уже ждали. Я стоял и не зная куда это всё деть сказал:
   - Здорово, пацаны.
   - О, Саня, здорово! А ты что тут делаешь!?
   На моё счастье, там оказались пару пацанов, которые меня знали лично и «вливание в коллектив» прошло на удивление гладко. Кешер, которому они так обрадовались, на сленге, означает посылка, передача, пакет с хавчиком, сигаретами, или чаем, поэтому и раздались эти возгласы. У меня была с собой пачка сигарет, а когда меня забирали, Старый - мой отчим, сунул мне ещё и пачку «Примы», которую купил для себя. Ему самому в молодости приходилось посещать эти «благословенные места», поэтому он как нельзя лучше знал что, мне может понадобиться. Я предложил свою пайку пацанам, но они отказались, сказав, что мне самому ещё пригодится и правда, вечером этот холодный суп с хлебом очень даже хорошо залетел. Я рассказал пацанам, о случившемся. Все слушали с интересом, не каждый же день убивают трёх человек сразу, а виновник взрывает себя в школьном автобусе! Пацаны которые знали Сафрона, были в шоке, а те кто его не знал, молчаливо покачивали головой и вспоминали своих знакомых, которые тоже наворотили всяких мокрых дел.
   На следующий день, меня отвезли в суд, где я предстал перед судьёй и она, это была женщина, дала санкцию на моё задержание. Через десять дней, они должны были, либо предъявить мне обвинение, либо отпустить восвояси.
   Так потекли мои будни в застенках, с утра меня выдёргивали на допрос, где следователь разными путями пытался вытащить из меня правду. Я в принципе и не врал то ничего по поводу убийства, так как меня там не было, и ничего особенного я сказать по этому поводу не мог, только когда пришёл, когда ушёл, где встретился и где расстался. Всё вокруг да около, а о самом убийстве ничего. Но вот по поводу наркоты, он сел на меня крепко! Перед ним на столе лежала моя маленькая сумочка, которая всегда была со мной,  в ней находились шприцы разного калибра и всякие мелкие приспособы, иголки, колпачки, кусок капельницы сантиметров пять-шесть, чтобы удобней и быстрей можно было выбрать кайф и «тампакс», который служил источником ваты для «петуха» - фильтра для выборки кайфа. Я не хотел говорить о тяжёлых наркотиках, так как думал, что они, потянув за эту ниточку вытащат на свет много разного дерьма и многих людей могут просто-напросто позакрывать, что обязательно негативно бы отразилось на моей репутации. Поэтому врал и выкручивался, как только мог, путаясь в показаниях и тем самым затрудняя работу следствия. На вопрос о шприцах, я отвечал, что они нужны мне для изготовления и употребления эфедрина, а на вопрос, где я беру этот эфедрин, я отвечал, что беру его у соседей или знакомых, или просто захожу в подъезд и стучусь в любую квартиру. Короче путал его и путался сам. К обеду, меня возвращали в камеру, там мы чифирили, травили разные байки и не выдуманные истории, и мечтали, как выйдем на волю.
   В камере у нас был народ разношёрстный. Двое тапаских, один из которых меня узнал, был малолетка, сидевший за какую-то кражу, другой, мутный чел, на пару лет старше меня. Я знал его по школе, но никогда не общался с ним, поэтому ничего не мог о нём сказать, но он хорошо знал Сафрона. Двое местных чуваков, косящих под бандитов, сидели за вымогательство. Эстонец - малолетка из деревни, укравший какой-то трактор, один реальный бандит из Кохтла-Ярве, которого менты прятали тут от адвокатов, чтоб те не могли его найти и выкупить под залог, и один старый наркоман, промышлявший тем, что колесил по Эстонии, заходил в разные мелкие конторы, вроде домоуправлений, или поликлиник, заглядывал в кабинеты, и если там никого не оказывалось, то делал быстрый шмон. При хорошем раскладе он мог вынести оттуда мелкую бытовую технику, или прошманать оставленную женскую сумку, в которой мог находиться и кошелёк с деньгами.
   Чифир мы варили на факелах. Лучше всего горели рукава от джинсовых курток. Сворачивали рукав в трубочку, и в вертикальном положении держали под кружкой, кружка же в свою очередь, держалась ложкой, особым способом изогнутой. Чифирили, как и положено, по кругу, по два-три маленьких глоточка, после чего начинали разговоры на разные темы, или «гуляли». Гулянием называлась ходьба по подиуму, туда-сюда. Бывало после чифа, мы проходили по пятнадцать километров! Считали это так, время ходьбы умножалось на среднюю скорость человека, пять километров в час. С наркоманом из Нарвы, его звали Игорь, мы сошлись ближе всего, рассказывали друг другу истории связанные с наркотой, делились опытом, а молодые пацаны, сидели и слушали нас с открытым ртом. Он был джазовый саксофонист, но подсев на наркоту, потерял передние зубы и играть нормально уже не мог, да и стиль жизни изменился.
   В один из дней, меня вытащили на очную ставку с теми девчёнками, к которым мы клеились с Сафрононом в тот злополучный вечер. Зайдя в здание, где сидели следаки и, подходя к знакомому мне уже кабинету, я увидел, сидевшую под дверью мать, с влажными глазами. У меня сердце замерло! Я вдруг отчётливо почувствовал, как мне хочется домой, и что кроме матери, родней человека у меня нет! Я подошёл и, наклонившись, обнял её. Мои глаза тоже увлажнились. Мент, который меня сопровождал, отошёл в сторону. Я сел на корточки перед ней, взял её за руки и мы лихорадочно, какими-то обрывками фраз говорили минуты две. Потом меня вызвали к следаку, и она, вытащив из кармана несколько смятых мелких купюр, сунула мне в руку.
   Выйдя из кабинета следователя, я увидел, что и мать Сафрона тоже здесь. Я ещё раз обнялся с матерью и сказал ей, что ни в чём не виноват, и что бы она мне верила. Она сказала, что ничуть не сомневается во мне и, что будет ждать меня, и надеяться на лучшее. Эта встреча, так подействовала на меня, что до конца дня я был в подавленном состоянии. Как я понял потом, следак вызывал её для того, чтоб составить для себя общую картину, моей характеристики.
   Время шло, и неумолимо приближался тот день, когда срок моего задержания должен был закончиться и моя судьба, должна была решиться. Я уже готовился к худшему, поэтому подстриг волосы, которые были длинной до середины спины, чтобы уменьшить риск всяких непоняток и домоганий, в случае, если меня таки отправят на «Батарею», так называлась Таллиннская тюрьма, времён Екатерины. На десятый день, мне сообщили, что мне привезли передачу, но сразу её не отдадут, поскольку меня собирались всё-таки выпустить. Радости моей не было предела! Один местный мужик, который с нами сидел, по быстрому накатал записку, и попросил меня передать её на воле. Короче, когда меня выпускали, я загнал весь свой кешер, который мне передали в камеру, взяв оттуда, только шоколадку и пару пачек сигарет. Встречал меня наш вокалист, Паша, со своими кентами. Мы жили по соседству, и хотя группа наша уже не функционировала, но отношения мы всё-таки поддерживали. Я попросил их отвезти меня по адресу, где нужно было передать записку. Это был одноэтажный старый дом на две семьи с низкими окнами, и когда я обходил его, чтобы найти вход, то заметил краем глаза, что на одном окне, за стеклом стояла коробка с медикаментами, и оттуда выглядывала до боли знакомая, жёлтая крыжечка от Солутана. Я конечно мог ошибаться, мало ли таких крыжечек, но надежда была. Когда я нашёл квартиру, в которую мне нужно было попасть, то оказалось, что это  именно та квартира и есть! Дверь мне открыла какая-то старая тётка, может она и не была такой старой, но её друг алкоголь, состарил её не спрося разрешения. Я передал записку, рассказал на словах кое что и так, невзначай, упомянул про коробку на окне. Она притащила её, и бинго! Это был именно Солутан! Вот это называется наркоманским фартом. Только с нар и сразу халявный раскумар! Прихватив из той же коробки, на съём, пару начатых пластинок Элениума и Тазепама, мы отправились в Тапа.

               
                Глава 6.
                Про фитюли, кислый и немного про Игоря.

    Приехав домой, я испросил у Паши разрешения, сварить у него «сало», дома я не хотел этим заниматься, дабы не расстраивать мать. Что бы она подумала обо мне, только из тюряги и снова за старое? Поэтому, отметившись дома, я по быстрому сгонял в аптеку, купил всё необходимое и отправился к Паше, через дорогу. Он конечно, был не особо рад этому, но сделал для меня исключение.
   Через пару дней, отойдя от торча, благо, было чем сняться я, прогуливаясь по городу, встретил одного местного чувака, который позиционировал себя, как смотрящий по городу. У него реально были серьёзные связи с преступным миром, но он их никак не афишировал, и вёл себя, как добропорядочный гражданин. Так вот, встретившись, мы поздоровались, он спросил, как я посидел, кого видел, что слышал, и не было ли у меня проблем, а потом, достав бумажник сказал:
   - Слушай, у меня тут есть кое-что, не хочешь попробовать?
Он достал из отделения для монет, какой-то пакетик, с коричневой массой внутри.
   - Что это? – спросил я.
   - Ханка.
   Я взял его в руки и развернул. Да, запах был тот, до боли знакомый, а консистенцией он был похож на очень густой джем.
   - И сколько? – поинтересовался я.
   - Стольник. Возьми, попробуй – и, он убрал лопатник в карман, показывая тем самым, что не собирается класть пакетик обратно.
   - Что, так? – я не ожидал такого поворота.
   - Да, возьми на пробу, потом скажешь как…
   Это был старый трюк, если хочешь что-то продать, дай попробовать это бесплатно. Я довольный, что получил нахаляву раскумарку, побежал домой, чтобы побыстрей опробовать новый товар. Меня в тот период времени не ломало, поскольку сезон давно кончился, и я был отломанный, просто иногда, раз в месяц, а то и два, мы находили возможность заторчать. Такие одноразовые торчи, были не опасны в плане подсаживания на систему, поэтому я со спокойной душой шёл быстрым шагом домой, на ходу обдумывая, где бы, и как мне замутить раствор.
   Придя домой, я уже знал порядок своих действий. У меня от отца, осталась походная плитка, на которую можно было положить спирт-таблетку и приготовить, или подогреть себе еду, находясь в лесу, или на рыбалке. Эта плитка была компактная и в сложенном состоянии, была размером чуть больше пачки сигарет. Я взял эту плиточку, спирт-таблетку, железную кружку, пассатижи, чтобы держать кружку, комочек ваты, чтобы выбрать кайф, свои баяны, и бутылку воды, чтоб было чем размыть «ханку» и промыть баян после вмазки. Всё это уместилось в моих карманах, я спустился в подвал под домом, где у нас находилась клетушка-бокс, для хранения всяких ненужных вещей и картошки, открыл дверь, как будто я чем-то занят, на случай, если зайдут соседи, и принялся за дело.
   Установив плитку, я развернул «фитюлю» - пакетик, в котором была завёрнута ханка, и соскрёб содержимое в кружку. Выбрав баяном кубов 15-20 воды из бутылки, я впрыснул её в кружку и поставил на огонь. Через пару минут, вода выкипела и образовала на дне кружки густую смолистую корку. Я набрал ещё несколько кубиков воды, дал ей закипеть, намотал на толстую иголку ваты, и выбрал коричневый раствор. Подумал ещё тогда, был бы «кислый», всё было бы гораздо круче. Но и без «кислого», должно было получиться не плохо. Я без труда нашёл вену, и отправил себе три кубика. По всему телу прокатилась приятная, тяжёлая волна, сжимая мышцы ног, рук и спины, постепенно отпуская их, а по голове пробежались лёгкие колики. Лицо потяжелело, захотелось закурить сигарету и откинуться в мягкое кресло. Кресла в подвале не было, поэтому я посидел пару минут на корточках, прислонившись к стене. Приход был нормальным, но «кислого» явно не хватало. Ну ладно, сойдёт и так, с этими мыслями я промыл баян, закурил сигарету и вышел на улицу.
   На улице, весело светило солнышко, была вторая половина февраля, и чувствовалось близкое дыхание весны. Журчание капели, проталины на дорогах и чёрный, грязный снег в сугробах, лежащий на обочинах, и начинающий оседать под воздействием солнечных лучей. Выйдя из подвала, я направился к Стасу, перепрыгивая, через слякотные лужи. Со Стасом мы схавали не одну банку Солутана, и покосили не одну плантацию мака у нас в городе, и за его пределами. У меня в кармане было ещё две дозы, поэтому я решил навестить своего старого кореша, и порадовать его раскумаркой. Стас, конечно был приятно удивлён, таким неожиданным подгоном и с улыбочкой достал свой баян. Я отлил ему половину того, что осталось, а вторую половину оставил себе на вечер. Вмазавшись, он оседлал мою волну, и мы стали вести беседу по поводу опиухи.
   Дело в том, что тот чел, который дал мне эту «фитюлю», обмолвился, что у него, возможно, будет ещё грамм 30-40 этой бодяги, и что неплохо было бы её продать здесь, в городе.
   Где-то, через неделю, или две, я уже и не помню, мы снова с ним встретились. Мобильных телефонов в то время ещё не было, поэтому он просто через кого-то передал, чтоб я зашёл к нему, вот я и зашёл…
    Когда я вошёл в квартиру, он проводил меня на кухню, закрыл дверь и выложил на стол круглую блямбу, диаметром в 10-12 сантиметров, и толщиной сантиметра полтора.
   - Здесь тридцать пять грамм, - сказал он, - надо бы расфасовать. Грамм из этого твой.
   Мы принялись за работу, и через пару часов всё было расфасовано. Кроме обещанного грамма, я получил ещё и целофашку от этой блямбы, на которой размазалось ещё грамма два и, заверив, что в скором времени приду с деньгами, рванул домой, в подвал, где меня уже дожидалась походная плиточка.
   Весть о «фитюлях» благодаря мне и Стасу, распространилась быстро, и вскоре я стал посредником, между клиентом и дилером. Ко мне каждый день кто-нибудь приходил, и просил, чтоб я сходил и взял грамулю, что меня в принципе  устраивало. Я не тратил своих денег, а за посредничество брал свой процент. Так продолжалось пару недель, пока я не почувствовал, что уже не могу ждать, пока кто-то придёт и раскумарит меня, поэтому мне пришлось шустрить самому, а если не получалось, и денег взять было неоткуда, то приходилось брать в долг. Он, конечно, давал мне кайф без проблем, но потом, всё равно приходилось искать, и отдавать свои кровные.
   Так я снова сел на систему и когда узнал, что эти тридцать пять грамм кончились, для меня это было до боли неприятное известие. Боль была реальная, и несколько дней мне пришлось обходиться тем, что я смывал обёртки от этих «фитюль», хранившиеся у меня в подвале, на отдельной полочке. Сразу, с началом перебоев, я начал выспрашивать и узнавать, когда поступит следующая партия, потому что меня уже реально кумарило, а мысли о том, чтобы постараться слезть, пока ещё не сильно гнёт, даже не возникало. Представляете, какова была психологическая зависимость? Я не первый год торчал, и не одни ломки перенёс, но всё равно, сила желания быть в теме, пересиливала здравый смысл.
   Где-то через недельку, я зашёл к нему, и он сообщил мне, что получил ещё 50 грамм. О да! Я сидел и ждал под домом, когда он расфасует, хотя бы первую десятку, потому что второй раз на фасовку он меня уже не позвал. Видимо научился сам, да и мне может уже не доверял… Короче эта вторая партия, хоть она и была больше, но разлетелась быстрее. Лично я набрал долгов на две тысячи, и не знал, откуда я найду такие деньги, ведь я нигде не работал! А отдавать надо было, иначе кирдык, подвесят в лесу за яйца, и поминай, как звали. Но на моё счастье, я был не в самых плохих отношениях с этим бандюком и, в добавок, у нас в городе началась большая стройка, куда я и непреминул по быстрому устроиться. Работал я конечно ужасно, не заботясь о репутации, меня ломало, болели ноги, спина, но больше всего меня беспокоил тот дамоклов меч, который висел надо мной, и в случае не отдачи долга, грозил обрушиться на меня со всей своей карающей силой! Но, правда он же, служил и хорошим стимулом для того, чтобы я каждое утро вставал и шёл на работу.
   Короче, с горем пополам отломавшись и отдав долги, к началу лета я вздохнул спокойно. Сафроновское дело закрыли, за недоказанностью, точнее доказали только то, что Сафрон убил Бычу, а остальные два убийства так и остались не раскрытыми. С меня сняли подписку о не выезде и все подозрения. Короче всё было хорошо, но демон искушающий, не дремал, и с каждым днём напоминал о том, что скоро сезон, снова взойдёт мак, и снова всё закружится как прежде.
   Этого сезона, мы ждали, уже не стесняясь. Ещё не успели отцвести цветы, а мы уже резали кусты в огородах. Не дожидаясь, когда образуются головки, кромсали бутоны. В начале июля, ко мне в гости, приехал Игорь - тот нарик-саксофонист, с которым мы вместе прохлаждались в КПЗ. Приехал он с гостинцами! С собой у него была добрая «портянка», пропитанная опиухой так, что если держать её двумя пальцами за один край, то она стояла колом! Но самым главным было то, что у него с собой была литровая, почти полная бутылка «кислого» - ангидрида. Мы конечно сварили эту «тряпку», упоролись так, что сопли по щекам, а уезжая, он отлил мне кубов 300 кислого! Это был королевский подгон! Учитывая, что на одну варку обычно нужен был всего один кубик, то я мог сварить 300 раз! А кислый, как я уже говорил, усиливает кайф от обычной опиухи, в два раза, если не больше.
   Короче, я сидел на кислом, как король на именинах. Ко мне каждый день, кто-нибудь приходил, и брал кубик или два, а за это я имел свою дозу с их варки. Иногда конечно я и сам выбирался на покос, не люблю быть от кого-то зависимым, поэтому у меня всегда было чем раскумариться. О том, что я опять на системе, даже и не задумывался. У меня была куча кислого, на дворе стояло лето, и концом сезона ещё даже и не пахло. Я торчал, не задумываясь о будущем, и жил одним днём. Но всегда наступает момент пресыщения. Это как обжорство, ты ешь вкусную еду и никак не можешь остановиться. Твой желудок уже полон, а тебе всё ещё хочется, и хочется есть. А так ведь можно и сдохнуть, прецеденты в истории случались. Так вот, я хавал и хавал эту опиуху без меры, и уже не понимал, отпустило меня или нет, но каждый раз догонялся, надо и не надо. Я постоянно был под кайфом, даже после сна я просыпался, и меня ещё тащило, но я по привычке делал себе укол. И вот однажды я задумался, мне надоела такая ситуация, я перестал чувствовать вкус кайфа, и поэтому решил не вмазываться до тех пор, пока меня полностью не отпустит. Я схавал все свои запасы, и решил, что пока не закумарит, вмазываться не буду.
   Сделав последнюю вмазку вечером, я отправился спать, с мыслью о том, что с утра ничего для себя делать не буду, отдохну от обычного своего распорядка. Проснувшись утром, и поняв, что меня ещё плотно держит, я занялся обычными делами. Сходил в магазин, помог, матери по хозяйству, побренчал на гитаре, а то вообще забыл, когда её в руки брал последний раз, короче провёл день спокойно. Голова моя прояснилась, я стал чувствовать, ощущать реальный мир. Вечером лёг спать и меня ещё не кумарило. Подумал ещё тогда, неплохо я заправился, что сутки без вмазки обошёлся! Утром меня разбудила боль в суставах, мышцах ног и спины, всё подумал я, разгрузочный день кончился. Одевшись, я побежал в подвал, к заветной плиточке, там у меня хранились один раз сваренные тряпки, закинув несколько штук в кружку и залив водой, я начал проваривать вторяки, ими можно было неплохо подлечиться.
   По мере того, как вторяки «садились на кору», «сажать на кору» - означает, выпаривать воду, до смолистой густой консистенции, мои мышцы начинали болеть всё сильнее и сильнее. В отличии от простой ханки, ханка с ангидридом, превращалась в технический героин, соответственно и кумарило гораздо жёстче. Если ханка без ангидрида кумарила тупой, нудной болью, то ангидрированная, в противовес, ломала жестоко, резко и остро.
   Подлечившись, я поднялся домой, умылся, почистил редеющие от нехватки кальция зубы, проглотил пару бутербродов, и отправился в город, чтобы встретиться с кентами, и решить, какую плантацию будем резать сегодня.
   Так продолжалось всё лето, мы ходили на покосы в городе, ездили по округе, принимали «гостей из регионов». Как-то раз заехал Игорь, и оставил ещё 200 кубиков кислого. Короче, всё крутилось вокруг мака. Собранный «урожай» в виде головок, я складировал в бомбоубежище. В нашем подвале, кроме личных клетушек, было и старое бомбоубежище, с толстой, железной дверью, на случай ядерной войны, но поскольку войны не случилось, оно стояло в заброшенном виде. Когда я был маленький, помню, что там стоял бильярдный стол, и корона, и называлось это помещение, красным уголком. Мы даже иногда устраивали там танцы. Кто-нибудь притаскивал свой бобинник, выключали свет, оставляя только красную лампу для проявки фотографий, и уже в красном полумраке, мацали соседских девчёнок, под зажигательные ритмы «Бони М».
   С наступлением осени, мы перешли на «химию». Около двух месяцев мы просидели на запасах, заготовленных с лета и на том, что ещё оставалось в огородах. Но с каждым днём, было всё труднее и труднее находить новые места. Зарядили дожди, и если мы даже  находили «пятачок», то он был уже вымыт дождями, и кайфа в нём почти не было. Как-то раз мы со Стасом уехали километров за семьдесят от города, на шустрёжку и приехали, в одну замызганную деревушку. Нас уже подкумаривало, и нам необходимо было хоть что-нибудь найти. На дворе стоял Ноябрь, целый день лил дождь, мы промокли до нитки, но пока так ничего и не нашли. Мы шли по дороге, расстроенные тем фактом, что сегодня походу нам предстоит бессонная ночь, но тут Стас остановился.
   - Смотри! – сказал он.
   Я повернул голову в том направлении, куда он показывал. С дороги был виден дом, перед домом огород, сарай, а за сараем, под яблонями стояло то, зачем мы приехали! Забора не было, поэтому мы рванули туда напрямик, не заботясь, о том, что нас могут заметить и прогнать оттуда. Мака оказалось довольно таки много, но он был весь мокрый и старый. Головки почти истлели, но мы всё равно собрали весь, и мокрые и продрогшие, поехали домой. Приехав, мы пошли ко мне, вывалили собранное на противень, поставили в духовку сушиться, и стали сушиться сами.
   С началом осени, я перебазировался в бомбоубежище, туда всё равно никто не заходил, а химию варить там было гораздо удобней, запах от кипящего растворителя распространялся не так сильно. Поставил там электроплитку, принёс все нужные причиндалы, и у нас образовалась новая варочная точка. Высушив и перемолов «сено», мы спустились в подвал. Сварив и вмазавшись, мы не почувствовали ни малейшего намёка на разлом. То, что у нас получилось, можно было назвать одним словом – «шняга». Кайфа в этой соломе и в помине не было, всё вымыло дождями. Поднявшись наверх, мы сидели удручённые в моей комнате и готовились к бессонной ночи. Стас не хотел уходить, так как, оставшись в одиночестве, сразу бы начал грузиться, впрочем, как и я, а так, вдвоём, нам было немного полегче. Мы размышляли, где бы нам раздобыть «свежего сена», или вспоминали былые похождения, от этого нам становилось не так тоскливо.
   Дело близилось к ночи и, надежд на поправку не осталось совсем. Мы если и надеялись на что-то, то только на чудо. Сидя в отдельно взятой комнате, мы настолько сильно аккумулировали свои желания, так хотели этого чуда, что чудо таки произошло! Ровно в девять часов, раздался звонок в дверь. Удивлённый, я пошёл открывать, думая, кого это принесла нелёгкая, в столь поздний час и, открыв дверь, чуть не помер от счастья, на пороге стоял Игорь! Он никогда не приезжал пустым, поэтому у меня и пробежал приятный холодок по спине, когда я его увидел. Я провёл его в комнату, Стас тоже обомлел, он явно не ожидал такого подарка судьбы!
   У Игоря, с собой было четыре стакана замечательного, свежайшего «сена» и кубов десять кислого, не было только растворителя. У него даже было где сварить и переночевать, он вообще, мог обеспечить себя в любом месте, сказывался кочевой образ жизни. Я спустился в подвал, взял уже проваренный, зелёный растворитель, он хоть и был уже несколько раз варенный, но его можно было ещё использовать, тем более в такой ситуации, как у нас. Игорь повёл нас на квартиру, где собирался заночевать. Хозяином оказался отец моей одноклассницы, старый алкаш, меня, он конечно же не узнал. Он сидел бухой у себя в комнате, и его абсолютно не интересовало, чем мы там занимаемся на его кухне. А тем временем Игорь уже сажал на кору два стакана! За сезон, мы настолько посадили свои вены, что Стасу уже реально некуда было вмазываться, поэтому, вмазавшись первым, Игорь предложил Стасу «открыть пах». Это означало, что он вмажет его, в паховую вену. Это конечно была крутая «магистраль», но как говаривали в нашей среде, открыть пах, всё равно, что открыть крышку гроба. Стас приспустил штаны, Игорь что-то прощупал в паху и воткнул иглу. Попал он сразу, сказывался опыт, ведь он сам был паховиком. На третем кубике, Стас стал оседать.
   - Э! С тобой всё в порядке? – спросил Игорь.
   - Нормалёк. - подсевшим голосом ответил Стас.
   Дело в том, что Игорь сделал довольно-таки сильный раствор. Два стакана он размыл на десять кубов, когда обычно, мы делали так с одним стаканом. Короче раствор оказался в два раза сильней, поэтому-то Стасила и просел. Свою дозу я вмазывал сам, у меня тоже уже начались проблемы с венами, поэтому я бился туда, где ещё хоть что-то оставалось. На этот раз я нашёл вену, с внутренней стороны среднего пальца, она хоть и была маленькой, но крепкой, не лопалась сразу. Правда приходилось вводить в неё раствор очень медленно, так как, проходя по мелким венкам ладони, он очень жёг и щипал. Загнав два кубика из трёх, я почувствовал, что меня начинает рубить, поэтому я решил не прогонять весь раствор до конца, дабы не рисковать. Тем более, я бы мог очень хорошо поправиться оставшимся кубиком утром. На второй день, к обеду, мы уже были со свежим растворителем там, на хате, где Игорь сварил остатки и, вмазавшись, отчалил дальше, добывать себе на жизнь, и на кайф. После, мы ещё продержались денёк сварив «третьяк», который остался от него, а потом принялись ломаться, проваривая «четверики» и «пятерики» из моего подвала. Варили кастрюлями, тем самым снижая дозу. Кайфа мы не получали, но всё таки маленькое содержание опиума в растворе присутствовало, поэтому было не так тяжело. Снизив дозу, мы принялись бухать, и так, в пьяном угаре, потихоньку отломались совсем.

                Глава 7.
                Самый длинный сезон.

   Зима, а за ней и весна, прошли боле-менее спокойно. В нашей дыре, не было точек, где продавали бы наркоту, и где это дело было бы поставлено на поток. Поэтому, чтобы заторчать, нам приходилось ездить в Нарву или Таллинн. Но туда особо не наездишься, ведь кроме денег на кайф, надо было ещё шустрить и на дорогу. Проездные, по которым мы все ездили уже отменили, контроль ужесточили, и нам приходилось ездить за деньги. Поэтому, чтобы оставаться постоянно в теме, нужно было, либо работать и получать огромные деньги, либо воровать. Как я уже говорил, городишко наш был маленький и если в нём, что-нибудь мало-мальски ценное пропадало, то об этом, тут же узнавали менты, осведомителей в городе хватало, и поэтому для них, уже было делом техники вычислить и поймать вора. На кражи я не ставил, а кто ставил, тот имел, либо реальный, либо условный срок. Я если и воровал, то только продукты из магазинов, да и то, не ради наживы, а для того, чтобы прокормиться. Короче, жили спокойно. Про кайф, конечно, не забывали и периодически посещали Нарву.
   Как то раз, ко мне пришёл Геша(Тушёнка), крутил вокруг да около, как дела, да то, да сё, а потом выдал:
   - Саня, давай твою гитару заложим, в Нарву съездим, заторчим.
   - Гена, ты же знаешь, что я не работаю.
   - Да я с получки её выкуплю! – поспешил заверить меня Тушёнка.
   Я уже не занимался музыкой, и моя бас-гитара, купленная за сто баксов, и привезённая из Финляндии, пылилась дома, в углу. Правда, у меня было такое чувство, что если я её заложу, то больше никогда не увижу. Но так хотелось съездить в Нарву! Да и не верить Тушёнке, у меня не было никаких оснований, ведь он имел не плохую, стабильную работу. Помявшись немного для приличия, я конечно же согласился. Туша знал, на какое место надавить, чтоб я купился. Я конечно и сам её пытался заложить в ломбард, но неудачно, её просто-напросто не приняли. Короче Геша меня уговорил, и мы пошли к одному барыге.
   Барыга этот, был бывший, неудавшийся музыкант, который количеством инструментов и разной музыкальной аппаратуры, возмещал свою бесталанность. Он гнал самогон на продажу, и брал в залог всякие вещи, если у клиента не оказывалось денег. За мою гитару, он дал пятьсот крон. Это было в три раза меньше её реальной стоимости. Этих денег, нам хватило на три стакана сена, кислый, растворитель, и на то, чтобы заправить машину, на которой мы поехали. Нарко-туризм, чистой воды. Проторчав эти три стакана, я немного успокоился, до следующего раза.
   Так бежали дни, на горизонте замаячило лето, мы так же, не подсаживаясь, подтарчивали и ждали очередного сезона. Как то, в начале лета, приехал брательник, и предложил:
   - У нас тут намечается большая работа, не хочешь поучаствовать?
   - Конечно хочу, а что делать надо? – спросил я.
   - Дом строить. – ответил он с ухмылкой.
   Для меня эта работа была знакома, я был отломаный, ни от кого и ни от чего не зависел, нуждался в деньгах и, конечно же, с радостью согласился. Мы работали, с утра до позднего вечера, строили большой автомобильный центр в Таллинне, жил я у брательника, и раз в две недели ездил домой. Я так увлёкся работой, что даже не заметил начала очередного сезона! Мне нравилось работать в команде, наравне с опытными строителями, и получать за работу хорошие деньги. Поэтому, когда я, в очередной раз, приехав домой встретил кого-то из своих корешей, вмазанного в сосиску, даже не расстроился, а наоборот, был рад тому, что я не торчу. Но, конечно, долго так продолжаться не могло и в один из приездов, я таки не удержался, и пошёл на покос. Правда, поторчав денёк-другой, я снова уехал на работу, но теперь я стал приезжать домой каждую неделю. Так постепенно, я снова начал втягиваться. Сначала по выходным, приезжая шёл на покос, потом с выходных брал с собой запас на пару дней, а вскоре я стал ездить домой каждый день. На дворе стояла осень, мы перешли на химию, поэтому  мне нужен был мой подвал, с плиткой, где я мог спокойно варить своё варево. По огородам я уже не бегал, а просто после работы, ездил на точку, где покупал стакан или два сена, на сколько денег хватало, и ехал домой. Там меня уже встречал Стас, и мы шли в подвал лечиться.
   Так продолжалось несколько месяцев. Объект этот к рождеству мы сдали, получили расчёт, а новой работы мне не предложили. Вот такой вот коленкор, система осталась, а работы нет. Опять наступили грустные времена, какое-то время, я перебивался «четверичками», по старой схеме, а потом мне, если уместно будет так сказать, повезло.
   Один мой корешок, назовём его Валера, занялся тем, что покупал сено, варил, а раствор потом продавал в Таллинне в розницу. За день на готовом растворе, можно было неплохо навариться. На вырученные деньги он брал снова сена, и всё по кругу. Но вся фишка заключалась в том, что Валера этот, делал раствор у меня дома, а я естественно, как хозяин хаты, получал свою дозу. Поначалу, мы конечно спускались в подвал, но мне так надоело ходить туда каждый раз, мы ведь варили не по одному разу в день, что я решил варить дома. Конечно, вонища стояла жуткая, но мы быстро приноровились. Я мочил пододеяльник, вешал его на дверь своей комнаты и плотно закрывал, а вниз клал мокрую тряпку, открывал окно, ставил плитку рядом, чтобы пары, сразу выходили, и через полчаса раствор был готов. Моя мать, конечно, очень страдала от этого, сидя в соседней комнате, но терпела. Терпела она ещё и потому, что помимо того, что я получал свою дозу, да ещё и не одну, она получала двадцать пять крон деньгами. Ни я, ни она не работали, поэтому это был единственный наш с ней доход. Этих денег нам хватало, на то, чтобы купить буханку хлеба, чуть-чуть фарша, или каких-нибудь костей для супа. Иногда мама покупала свежую салаку, и солила её. Короче перебивались кое-как.
   Валера приходил ко мне вечером, мы варили, он забирал раствор и утром ехал в город, что бы его продать. Вечером приезжал с новой партией сена, и мы заводили всё снова. Сварив вечером, мы оставляли дозу на утро. Поначалу этого хватало, но чем дальше, тем больше.  Утреннюю дозу я вмазывал ещё вечером, перед сном, а утром, чтобы поправиться, приходилось варить заново. Валера, наверное так же, вмазывал свою утреннюю дозу уже вечером, но в отличии от меня, у него был раствор на продажу, откуда он мог взять пару кубиков на поправку  утром. В обед, я брал «третьяки», варил пару стаканов, поправлялся сам и оставлял ему, чтоб, когда он приедет со свежим сеном, не ждал вмазку, а спокойно, поправившись, занимался делом. Сварив свежий раствор, мы опять вмазывались, оставляя дозу на утро, которую вмазывали вечером, и всё продолжалось по кругу.
   Месяца четыре, дела у Валеры шли довольно таки не плохо, он даже купил себе мобильный телефон, которые только начали входить в обиход, что бы клиенты легко могли с ним связаться. Это была старая «Моторолла» с откидной крышкой, которая закрывала кнопки, и выдвижной антенной. Связь была хреновая, и чтобы позвонить, надо было высовываться в окно, но зато это было так круто! Он откуда-то нарыл точку с кислым, и теперь барыжил ещё и им. Это было прибыльное дело. Если куб кислого в розницу стоил пять крон, то за литр это получалось пять тысяч. Он отдавал его в пол цены, и обе стороны были довольны. Откуда он нарыл эту точку он так мне и не сказал, но мне это было и не нужно, я и так не плохо сидел, ведь от его успеха зависело и моё состояние.
   Мы так наловчились варить, что теперь весь процесс у нас занимал минут пятнадцать. Каждый знал своё дело. Пока Валера раздевался в прихожей, я уже включал плитку, пока я мочил пододеяльник, он уже распаковывал сено. Пока Валера варил, я готовил коктейль из горячей воды с уксусом, чтобы «выбить» кайф из растворителя, пока он выпаривал и сажал на кору, я «сервировал стол» - готовил кислый и баяны.
   После вмазки, мы ещё сидели немного у меня, обсуждая планы на завтра, убирая «варочную аппаратуру» и промывая баяны. Не знаю, сколько бы так могло продолжаться, но что-то у Валеры пошло не так. То ли он превысил свои лимиты, стал потреблять больше, чем продавать, то ли в поставках сена произошли сбои, менты ведь тоже  не дремали, но поток начал иссякать. Какое-то время мы ещё держались, проваривая варенное сено, искали новые каналы, но долго это не могло продолжаться, началась «агония». Так всегда случалось, когда заканчивалось «веселье». Я это уже предчувствовал. Но в этот раз всё было не так просто. По сравнению со всеми прошлыми отломами, этот отличался тем, что начался он в середине апреля! Обычно я отламывался ещё до нового года, и зиму перебивался на алкоголе, или случайных подторчах, а тут, середина апреля!
   Короче началась жопа. Мы распустили себя так, что в сутки потребляли в среднем, двадцать-двадцать пять кубов центрового раствора. Мы вмазывались утром, в обед, после обеда, вечером и перед сном. Как грудные дети, которые в положенное время не получают сиську, начинают капризничать и плакать, так и мы, не вмазавшись вовремя начинали беспокоиться и нервничать. Мы возвели себе огромную гору, с которой нам теперь предстояло как-то спрыгивать. Самое интересное в этом было то, что так было каждый раз. Я знал, что одним разом это не кончиться и всё перейдёт в систему, но с тупым упорством, раз за разом надрезал головки. Я даже не думал о последствиях, хотя и прекрасно знал о них. Знал о них не понаслышке, а испытал их на собственной шкуре и не один раз. Это ли не парадокс?
   Горочка оказалась крутовата! Да и спуск был долгий. Я катился кубарем с этой горы, калеча свой организм алкоголем, ломая, всякими стимуляторами, и добивая разного рода антидепрессантами. И мечтал я только об одном, чтоб спуск этот поскорей закончился.
   Обычно, во все предыдущие разы, мне хватало недели, ну максимум двух, чтобы полностью отломаться. А тут, проходит одна, две, три, а меня как ломало, так и ломает. Я не понимал, что происходит, почему мне так плохо? Чтобы сняться, Валера бухал. Я, чтобы, не быть одному, бухал вместе с ним, хотя и знал, что мне это мало поможет. Мне, чтобы не чувствовать ломок, нужно было нажраться вусмерть, но это трудно было сделать, поскольку спиртягу нужно было ещё и нашустрить. У нас конечно же были точки, где пойло мы могли брать в долг, но по прошествии какого-то времени, нам просто перестали открывать двери. Я таскался с одной малины на другую в поисках очередного стакана. Откуда-то я уходил сам, откуда-то меня выгоняли менты, не забирали, а именно выгоняли, не желая возиться с алкашом и наркоманом. Ради очередного стакана, оказывался в постеле с сомнительными женщинами, которые требовали ласк. Боже, как же это было противно! Я чувствовал себя проституткой. Мой мозг находился как будто бы отдельно от меня, в каком-то тумане. Передо мной мелькали лица, события, обрывки каких-то разговоров, а в мозгу пульсировала только одна мысль, «Мне больно, Мне больно, Мне больно»! Я мечтал только об одном, чтобы эта тяжёлая, ноющая боль в мышцах, наконец ушла. Мне снились ампулы с морфием, которые я вскрываю и никак не могу выбрать содержимое в баян, а когда всё-таки мне удавалось выбрать, то куда-то вдруг пропадала игла, или она оказывалась таких невероятных размеров, что ей невозможно было вмазаться. Я возился, пыхтел и сопел, подгоняя поршень баяна так, чтобы ни дай Бог, ни одна капля кайфа не пролилась мимо, а когда, даже этой, нереально толстой и тупой иглой мне удавалось ввести раствор, то я тут же просыпался, и вот тут уже начинались такие гонки!!! Это разочарование, просто не описать!
   Короче, где-то, через месяц, меня всё-таки отпустило, и я вздохнул полной грудью. Но в душе и в воспоминаниях, этот период моей жизни, оставил неизгладимый след. Замутнённое сознание и непрекращающаяся боль. Малины, менты и стрёмные женщины. И постоянное желание вмазаться.


                Глава 8.
                Герыч.

   Всё возвращается на круги своя. Это жизненная истина. И не надо было ходить к никакой бабке, чтобы предположить, что с началом лета, а точнее очередного сезона, мы начнём всё заново. Я не могу этого объяснить, но предположить могу, что всё это гены. Моя предрасположенность, передалась мне от отца. Мой отец, был творческой личностью, играл на разных инструментах, писал песни и сценарии ко всяким самодеятельным постановкам. Мама рассказывала, что он был неординарный человек, ходил по лестнице на руках и мастерил этими руками, разные полезные вещи для дома и игрушки для меня. Ну и закладывал за воротник тоже здорово - запойный был. Так вот, я думаю, что всё это по наследству и перешло ко мне. И музыка, которой я грезил с детства, и запои. Попробовал алкоголь я довольно-таки рано и что самое интересное, мне было мало одного дня, мне требовалось продолжение банкета. Отсюда я и делаю вывод, что когда появились наркотики, моя предрасположенность к запоям, переросла в наркотическую зависимость.
   Ну да ладно, это я так, отвлёкся. Дальше я хотел вам рассказать о своём кореше детства, Косте, который, так скажем, и подсадил меня. Нет, конечно же, рукав я закатал сам, и винить кого-то в том, что он меня подсадил, я не собираюсь.  Я и сам уже был готов к новым ощущениям, но он был первый человек, который меня познакомил с опиухой. Как я уже говорил в начале, мы с Костей жили в одном подъезде. После смерти его бабушки и дяди, квартиру продали, так Костя оказался не у дел. По началу, он жил с одной эстонкой и пока мы торчали, всё было спокойно, но как только наркота заканчивалась, начинались проблемы. Костя тоже был запойным, но в отличие от меня, он, когда выпивал, ещё любил и погонять свою сожительницу. Короче однажды она не выдержала и выгнала его. Какое-то время, он жил у сестры, но там тоже было всё не слава Богу, когда они бухали, то начинались разборки с руганью и мордобоем. Тогда ему пришлось искать квартиру (и он её нашёл), где мы тут же организовали варочную точку. Но через какое-то время его попросили оттуда, поскольку вонища стояла в подъезде специфическая, да и соседи жаловались. Так он кочевал из одной квартиры в другую, пока не сошёлся с одной особой, не первой свежести, старше его на несколько лет. Жила она в черёмушках, в злачном районе, куда даже менты ездили с неохотой. Она родила ему дочку, а потом и пацана, и жили они вполне нормально, на детское пособие и случайные заработки. Когда по пьянке, Костя распускал руки, то она вполне реально могла ему ответить, своей увесистой «кувалой», а когда он был трезвый, или под наркотой, то это вообще, была идеальная семья.
   Я когда не работал, был там постоянным гостем. Жили они в одноэтажном бараке, а позади него, прямо под окном был небольшой огородик. Там-то в этом огородике, примерно шесть на десять метров, мы и посадили свои «саженцы». У нас с прошлых сезонов накопилось куча семян, и осенью, мы разбрасывали их по окрестным огородам, ну а в этом, «сам Бог велел». Мы «питались» с этого огорода очень даже не плохо. Это была такая своеобразная палочка-выручалочка. Когда нужно было поправиться, а ехать или идти было некуда, или лень, мы резали головки на корню, снимая молоко. По прошествии нескольких дней, с этих резаных головок, можно было снять ещё один урожай. Короче, если подходить с умом к этому делу, то с этого огорода можно было кормиться пол лета. Так мы и делали. Ездили по округе, а когда было лень, или начинало кумарить, то ходили в огород.
   Новый сезон начался быстро, не успел я оглянуться. Мы ездили по соседним и отдалённым деревням, и бомбили их огороды. Приезжали домой, и сразу отправлялись к Косте. Там сварив себе дозу, мы сидели и потрошили головки, чтобы они не заплесневели и быстрее сохли. Это был такой ритуал. Плотненько вмазавшись, мы сидели, беседовали и потихоньку кромсали мак, отделяя семена от головок.
   Летом, обычно брательник, подгонял мне какую-нибудь работу, и я был занят какое-то время. Это мне очень помогало. Я был при деньгах, и мог позволить себе свободно перемещаться, в поисках добычи. Постоянно менял баяны, одним баяном пользовался максимум пару раз, курил блатные сигареты и покупал всякую вкусную хрень. У меня в рюкзаке, всегда были с собой все нужные причиндалы. Моя заветная походная плиточка, спирт таблетки, железная кружка, пассатижи, кусок стекла и всякие другие, нужные для варки вещи. Так что, накосив, где-то на выезде, я всегда мог сварить себе дозу. Короче всё было как всегда. Лето заканчивалось, начиналась осень, и нам приходилось крутиться, кто как мог.
   Я уже не помню, как и когда у нас появился «герыч», но он появился. Героин, та ещё зараза. Он не мог не появиться. Был уже конец девяностых, информационное пространство расширялось, а вместе с ним расширялись и сети наркоторговли. С герычем всё было гораздо проще, развел в чайной ложке порошок, выбрал в баян пол кубика, жахнулся, хоть в вену, хоть в мясо, и тебя прёт часов 10! Хороший кайф! Быстр в приготовлении, правда стоил, сука, дорого! Теперь, неважно было, сезон на дворе, или не сезон, торчать можно было каждый день, были бы деньги. И ездить никуда не надо было. Всё продавалось у нас в городе. Конечно, это не сено, которое, чтобы продавать, надо было хранить у себя дома целый мешок, да ещё и кислый. Толи дело героин, храни себе пол кило в гараже или подвале, а при себе держи пару доз, для клиентов.
   Короче все стали торчать на героине. У меня к тому времени с венами было совсем плохо, и я вмазывался в мышцу. В зависимости от места, если я был в стоячем положении, на улице или дома, то вмазывал в ягодицу, а если сидел в машине, и такое часто случалось, то делал укол в бедро. Приходилось работать как папа Карло, чтобы быть в теме, а когда не работал, продавать всё, что можно было продать. Нет, халяву конечно же никто не отменял, сезон есть сезон, но в межсезонье, герыч преобладал.
   Так в конце 1999-го года, по окончании сезона, я был поуши в долгах из-за герыча, и всё мамино золото, которое ещё оставалось, я снёс барыге. Мама и Старый, уже давно не работали, я тем более, а если мне и удавалось подхалтурить где-то, то это всё шло на поправку собственного здоровья. Долг за квартиру висел огромный и мы не знали, как будем расплачиваться. Свет нам давно уже отключили, и мы готовили еду на керогазе, от чего в квартире стоял постоянный специфический запах. Световой день заканчивался рано и свечи у нас были в большой цене.
   Где-то в ноябре, мне предложили халтурку, не бог весть какую, но всё-таки. На эти деньги я бы смог съездить к брательнику, в Кейла, и попросить денег у него. Хотел выкупить мамино золото, да и поправиться. Я еле-еле работал, не вмазывался уже два дня, и когда закончил, поспешил на вокзал. До этого я выпил, пол литра точечной спиртяги, и пришёл на вокзал уже бухой. До поезда оставалось ещё немного времени, и я решил зайти в магазин, чтобы купить племяшкам какой-нибудь подарок. Походив и ничего не выбрав, пожалел денег, я сунул здоровую шоколадку за пазуху и пошёл на выход. Там меня уже встречала охрана. Ну, надо же, такое западло! Короче, они вызвали ментов и сдали меня им.
   В ментовской конторе, я, получил бумагу, по которой должен был явиться к комиссару за штрафом, и был отпущен. Этот момент, конечно, подпортил мне настроения, но особо я не расстроился. Меня кумарило, и я  был рад, что мне не пришлось долго сидеть в каталажке, и успел на последний поезд. Приехав к брательнику, я с порога вывалил ему свою просьбу, но получил отказ. Может у него и вправду не было денег, а может ему надоело меня субсидировать безвозмездно, не знаю. Нет, он не отказал мне совсем, а выделил мне около двух сотен. За эти деньги конечно золото я бы не выкупил, но это было хоть что-то. Меня кумарило, и мы выпили с ним ещё.
   На следующий день, похмелившись немного, я поехал домой, в надежде, что в Таллинне, на вокзале встречу какого-нибудь знакомого, и смогу поправиться. Приехав на вокзал, я увидел чувака, который было видно, только что, офигенно вмазался. Я подумал вот, это мой шанс! Меня кумарило, голова болела с похмелья, чувствовал я себя препоганейше. Этот чувачёк, болтался по вокзалу, почёсывая лицо и бормоча что-то себе под нос. Я остановил его и спросил:
   - Слышь, земляк, где тут барыга, не знаешь?
Он взглянул на меня, увидел, что на мне нет «ментовской фуражки» и сказал:
   - Ща, пошли, сколько тебе надо?
   - Половинку, ответил я.
Он взял деньги и пошёл, я пошёл за ним, по дороге спрашивая:
   - Как кайф?
   - Посмотри на меня чувак! Я сам ещё хочу взять.
Мы отошли в спокойное место и он сказал:
   - Слышь, постой тут, я сейчас.
Он сквозанул в какую-то подворотню, а я остался стоять и думать, кинет, или не кинет. Через пару минут он появился и сунул мне в руку маленькй прямоугольничек из фольги. Я, на ходу прощупывая его, почувствовал, что это настоящая половинка и, распрощавшись и поблагодарив случайного знакомого устремился в туалет.
   Устроившись в кабинке, я достал из кармана дежурную чайную ложку, обожжённую снизу. Высыпав в неё содержимое из фольги, залил водой из шприца, которую набрал тут же в умывальнике. Закипятив воду на зажигалке я выбрал раствор, которого оказалось два куба. Ну, ничего подумал я, пусть будет полегче, тем более учитывая моё состояние я не хотел рисковать. Подумал ещё тогда, вмажу кубик сначала, а потом догонюсь, если надо будет. С венами у меня были проблемы, и я решил, что если с первого раза не попаду, то отправлю дозняк в мясо. Так и сделал, снял с одной руки куртку, закатал рукав до плеча и настроился бить в «метро», вену, на внутренней стороне плеча, тоесть в подмышку. Проткнув кожу, я увидел капельку крови выбившуюся в баян, «дома!», подумал я и начал вводить раствор. Прогнав кубик, я остановился и…
… шум в ушах, кто-то кричит и толкает меня. Я пытаюсь открыть глаза, но вижу лишь кафельный пол. Туалет. Я вмазывался. Что со мной? Где баян? Там ещё кубик должен быть! Чувствую, как меня пихают ногами. Поворачиваю голову и вижу ментов. О нет, только не это! Я походу отъехал. Потихоньку начинаю приходить в себя. Кто-то вытаскивает из руки баян. Они меня сажают и пытаются привести в чувство.
   Короче я отъехал! Кайф был реально хороший. Меня плющило так, что я не мог в протоколе написать несколько объяснительных слов. Я несколько раз вырубался, а когда мент припугнул меня, что отправит отдыхать в отделение, я собрался и изо всех своих наркоманских сил постарался закончить объяснение, что я, такой-то, такой-то, вмазывался в вокзальном туалете. Этот парень, полицейский, был мне знаком, он был напарником моего одноклассника, который тоже работал тут, на вокзале. Наверно поэтому он и не стал вызывать наряд, а отпустил меня восвояси.
   В поезде я не смог купить билет, видимо пока я валялся в туалете, по моим карманам кто-то прошёлся. Хорошо, что там оказалась одна знакомая девушка, которая и купила мне билет. Всю дорогу до дома я прорубился, и еле выполз из поезда. Хорошо, что встретил знакомых, и они довели меня до дома. Итог этого круиза оказался не очень-то приятным, четыреста крон, за употребление в общественном месте наркотиков, и восемьсот за шоколадку! Я их походу так и не заплатил, но факт остаётся фактом.


                Глава 9.
                Миллениум.

   Эти приключения, меня маленько встряхнули, и мне таки пришлось отломаться. Золото так и осталось не выкупленным и ушло неизвестно куда. Перед самым новым годом, нам пришлось всё-таки переехать на другую квартиру, потому что без света жить было невозможно. Старый, нашёл нам недорогую квартирку с печным отоплением и, сделав в ней ремонт на скорую руку, мы переехали туда. Нашу родную квартиру мы решили сдавать, с условием, что за неё будут платить, и долг перестанет расти.
   Двухтысячный год мы уже встречали в другой квартире. Было непривычно конечно с печным отоплением и без ванны, но человек ко всему приспосабливается, приспособились и мы. Новый год я отметил в кругу семьи, сходив по обыкновению в город, к ёлке, и не встретив там никого из знакомых, вернулся домой. Было как-то тоскливо. Толи депресняк от переезда, толи предчувствие какой-то беды, я тогда так и не понял. Зима прошла спокойно. Но в эту зиму, мы открыли для себя ещё один, новый вид наркотиков. В общем-то этот вид и не был особо новым, те же стимуляторы, на базе эфедрина, только теперь это были таблетки. Они продавались в аптеке без рецепта и любой, кто умел их бодяжить, мог спокойно на них заторчать, особо не вкладываясь.
   Пережив зиму, бухая и торча на этих таблетках, замаячил новый сезон. У вас может сложиться впечатление, что я ничего и не делал, кроме как торчать и бухать. Да, как не прискорбно об этом говорить, но в принципе, так оно и было. Вы конечно можете спросить, а как же твоя печень всё это выдерживала? Не знаю, сам удивляюсь! Конечно, здоровье становилось всё хуже, и если раньше я мог, к примеру, бухать несколько недель к ряду, то теперь выдерживал только дня три-четыре. Но сказать, что кроме пьянок и торчей я вообще ничего не делал, было бы не совсем правильно. Я работал, и не мало. Руки у меня росли из правильного места. Правда всё, что я зарабатывал, я тратил на раздачу долгов, алкоголь и наркотики. Жил праздно, без царя в голове. У меня не было мечты. Я плыл по течению, не делая даже попытки сделать пару гребков против, чтобы изменить свою жизнь в лучшую сторону. Порой я задавал себе вопрос, что будет со мной лет эдак, в пятьдесят? … И представлял старого, беззубого торчка, каких я повидал не мало, в Нарве и Таллинне, живущего в какой-нибудь убитой квартирке с чёрным, обожжённым потолком, пропахшей уксусом и растворителем.
   Да, так я и думал. Что никогда мне не бросить этого. В глубине души, я конечно же мечтал избавиться от своей зависимости, но ничего не делал ради этого, а уповал только на чудо.
   Очередной сезон, не заставил себя долго ждать и всё понеслось по накатанной. Варки, покосы, полный туман, и вата в голове. Но всё хорошее когда-нибудь кончается, и мне снова пришлось устраиваться на работу. У брательника для меня работы не было, но он порекомендовал меня в одну фирму, где прорабом был наш один общий знакомый, с которым мы раньше работали.
Когда я приехал на объект, мне поставили задачу, и я принялся укладывать кирпичи. Но к обеду меня уже начало кумарить. Я еле доработал до пяти часов, взял аванс и поехал в город, чтобы подлечиться. На следующий день та же история. У меня был кореш, с которым мы торчали в то время, и он привозил разный строительный материал, который мы втюхивали этому прорабу в половину, а то и в треть цены. Работал я, через пень-колоду, набрал у этого прораба денег авансами, тысячи на полторы, оставил там весь свой инструмент, и больше там не появлялся. Начался такой сумбурный период, о котором даже вспоминать не хочется. Не было никакой системы. Постоянно кумарило и постоянно нужно было искать какие-то способы поправки.
   Героином стал торговать каждый пятый торчок! И ладно бы они продавали нормальный героин, так нет. Некоторые бодяжили так, что даже отдалённо не было слышно намёка на разлом. Система была такая, покупаешь у барыги нормальный героин, берёшь оттуда половину, а то и больше себе, а остатки бодяжишь с тальком, или каким-нибудь похожим порошком . Некоторые вообще не парились и соскребали со стен штукатурку. А некоторые, и просто, продавали любой, белый порошок. Короче герыч стало покупать опасно. Снимались стимуляторами, которые были в свободной продаже. Они конечно давали облегчение, но не надолго. Почувствовав, что мне уже не вытянуть в такой ситуации, я снова пришёл на поклон к брату. Он взял меня к себе в бригаду, но с условием, что жить я буду не у него. Он даже нашёл мне комнатку в Кейла. Там шёл ремонт, стены были замазаны шпаклёвкой, кругом лежала пылища, а в полу зияла дыра. Там видимо проходили какие-то сантехнические работы и дыру эту так и не закрыли. Я навёл там порядок, постелил в углу матрас, короче, оборудовал жилой угол.
   Дело было перед рождеством. Мы работали в открытом поле, строили фундамент под дом, а снег, дождь и ветер выдували из меня остатки сил. Это было что-то! Но я твёрдо решил отломаться и сменить круг общения. После работы я иногда брал себе пачку Судафеда и бодяжил, чтобы, не было так тоскливо. Под полом шуршали крысы и, когда я сидел тихо, не двигаясь, они выползали наружу. Порой я просыпался от того, что кто-то копошился в моих волосах, а когда понимал, что это крысиные лапки царапают меня по лбу, вскакивал и орал как бешеный!
   Летом 2002-го года, я естественно опять был подсевший и торчал не просыхая. На том фундаменте, что мы строили в открытом поле, поставили дом и братан пригласил меня поучаствовать в отделке. Это была хорошая большая работа. Мы малярили. Шпаклевали, шлифовали, красили, и строили перегородки из гипсокартона. Спал я там же, в отдельной комнатке, постелив спальный мешок на листы пенопласта. А что? Тепло и мягко. На выходных я ездил домой, чтобы заготовить себе на неделю «провиант». Мне удавалось накосить себе несколько портянок, которые я делил на всю неделю, а головки забирал с собой и после работы садился, потрошил их и выкладывал сушиться, прямо там, в доме, благо места хватало.
   Короче торчал я беспредельно! Мне даже приходилось покупать себе Судафед, чтобы немного встряхнуться, потому что плющило меня так, что засыпал я прямо со шпателем в руке, во время работы! Представляете, какая нагрузка, седативный опиум вкупе со стимулятором. Костя, братан, всё это видел. Видел, как я себя убиваю, но ничего поделать не мог. Все слова, которые могли быть мне сказаны с его стороны, просто прошли бы мимо моих ушей. Мне никто тогда не смог бы помочь, только чудо.
   Закончив эту работу, я вернулся домой, в Тапа. Там я ещё некоторое время жил припеваючи, но с приходом осени, как всегда начались проблемы. Сено заканчивалось, шустрить не хотелось. Торчал я теперь один. В доме, в котором мы жили, был подвал, где я поставил плитку и варил своё зелье. Подвал был мрачный. Грязь и сырость, короче, полная антисанитария. По слухам в этом доме, во время войны, был гестаповский штаб, а в подвалах были камеры, для арестованных. Туда я спускался по нескольку раз в день, чтобы сварить что-нибудь, и поправиться. Варить особо уже было нечего, и когда меня начинало сильно гнуть, я бежал в подвал, проваривал несколько раз сваренное сено, или закидывал в кружку проваренные несколько раз летние тряпки, валявшиеся там же, в пыли и сырости, и вмазывался грязной, коричневой жидкостью. Меня даже не накрывало лёгонькой волной, как это обычно бывало, но я всё равно возился с этим, только ради того, чтобы уколоться. Мне было так плохо, в голове был какой-то туман. Я уже не соображал, что делаю. Мне становилось всё хуже и хуже. Как-то взяв у матери денег, я пошёл в аптеку, и купил себе Судафеду, чтобы немного встряхнуться, но начав его мутить, так и не закончил. Я почувствовал, что мне так плохо, руки не двигаются, а голова ничего не соображает и решил прилечь.
   Я спал в каком-то полубреду, через сон, чувствуя боль во всём теле. Утром, проснувшись, я почувствовал, что у меня сильно болит правое плечо и бедро и подумал - наверно отлежал. Я вспомнил, что во сне, словно пытаясь спрятаться от этой боли, я завалился на правый бок между стеной и диваном. Встав с постели, я проковылял на кухню. Мама спросила:
   - Сынок, поешь что-нибудь?
Я хотел ответить, но понял, что говорить не могу. Мама это увидела и сказала:
   - Ты хоть покивай. Давай я буду спрашивать, а ты кивай.
   Так, объяснив ей, что есть, не буду, а попить попью, я отправился обратно, лежать. Вспомнив, что вчера я не доделал Судафед, подумал, может замутить сейчас? Тогда я хоть в норму приду, поднимет немного, но дальше мыслей дело не пошло. Я посмотрел на подоконник, там стоял стаканчик, в котором я вчера начал мутить. Оставалось размешать таблетки в воде и поставить на реакцию, дело двух минут, но у меня не оказалось на это сил. Я в изнеможении лёг обратно. У меня болело всё тело, но в то же время мне очень хотелось спать.
   Вечером мама вызвала скорую. Мне было плохо, я не разговаривал, а только что-то мычал. Кое-как, я объяснил им, что мне нужны обезболивающие и снотворные. Сделав какой-то укол, они уехали. Я уснул. На следующий день, стало только хуже, я уже не вставал, а только лежал. Плохо помню этот момент, но мне кажется, что только вечером, мама опять вызвала скорую. Помню, что меня выносили из квартиры, а Старый, кричал, «куда - ногами вперёд?!».
   Меня погрузили в машину, и с этого момента началось «кино». Я как будто видел всё со стороны. Видел, что происходит на улице, как бы из окна машины. Как меня везут в больницу, как вытаскивают раму из машины, завозят внутрь. Колят руки, пытаясь поставить канюлю. Потом опять куда-то везут. Опять выгружают из машины. Плафоны на потолке, которые проплывают мимо. Как в фильмах показывают. А потом темнота…

               
                Глава 10.
                Болезнь.

   Когда я очнулся, мне невыносимо хотелось пить. Я лежал на больничной кровати. Белый потолок, стены, отделанные белым кафелем советских времён, пищала какая-то аппаратура, а рядом сидела мама. Увидев её, я произнёс слабым голосом:
   - Пить.
   Мама, тут же среагировала и позвала персонал. Мне дали попить, и я снова отключился. С неделю, я провалялся в реанимации без сознания, изредка просыпаясь и прося пить, а когда я полностью проснулся, меня перевели в общую палату.
   Как мне потом рассказали, из дома меня забрали уже при смерти. Скорая, привезла меня в нашу местную больницу, где мне попытались поставить канюлю в вену, но безуспешно, поскольку вен уже не было совсем. Поэтому они погрузили меня обратно в машину и повезли районную больницу. Там мне поставили субклавер. Это такая трубочка, которая идёт прямо в центральную вену под ключицей. Благодаря этой оперативности, я видимо и остался жив.
   У меня отнялась правая сторона. Пол тела, рука и нога. Руку поднять я мог, и пальцы вроде бы двигались, но удержать в ней у меня ничего не получалось, а облокотиться на неё, тем более. Она вроде и была, но толку от неё не было. Тоже самое, с ногой, шевелить я ей мог, но встать на неё, а тем более ходить, извини-подвинься. Я лежал. Меня кормили с ложечки и надевали памперсы, так как в туалет я сам ходить не мог. Дни тянулись неимоверно долго. Мне так хотелось, что бы ко мне кто-нибудь пришёл, мама или брат? Я хотел им позвонить, но у меня не было телефона. Я хотел кого-то попросить, чтобы им позвонили, но не мог вспомнить ни одного номера. Я настолько плохо соображал, что забыл даже свой!
   Световой день в декабре коротенький, темнеть начинало уже в четыре часа, а в пять уже было совсем темно и мне казалось, что ночь была неимоверно длинной. Мне в палате выключали свет, и я лежал один, в темноте, слушая, как где-то в холе, орал на полную телевизор, вещая передачу, «Как стать миллионером» на эстонском языке. Соседа у меня не было, и со мной особо не церемонились. Когда нерадивые санитары ставили мне памперс кое-как, я мочил всю постель. Они приходили, и ругали меня, что я мочусь мимо памперса, не понимая видимо, что своим пренебрежительным отношением ко мне, только усложняют себе работу. Ведь им тогда приходилось менять не только памперс, но и всю постель. У меня была кнопка, которой я мог воспользоваться, если мне что-то было нужно. Я звонил и постоянно что-то спрашивал, скорее от скуки, чем для надобности. А на ночь, чтобы, я не доставал персонал, её мне отключали. Так один раз, ночью, мне было не уснуть, я ворочался, и моя нога, каким-то образом застряла в батарее. Сначала я попытался вытащить её сам, но она только ещё больше застряла. Тогда я стал звонить, но звонок не работал. Было начало зимы, и батареи топили на полную. Мне уже нестерпимо больно жгло ногу, я стал кричать, но меня никто не слышал. Вот тут, мне стало страшно. Я не знаю как, но видимо от страха, мне каким-то образом удалось вырвать её из этой ловушки. Я ругался и матерился про себя, кляня, на чём свет стоит, персонал. У меня участилось дыхание, я реально испугался, и видимо от пережитого стресса, тут же заснул.
   Время тянулось очень медленно, как остывшая смола. Мне казалось, что прошла целая неделя, хотя на самом деле, прошло всего пару дней, когда ко мне приехал брательник с семьёй. Я так обрадовался! Я уже более-менее пришёл в себя и мог нормально разговаривать. Племяшки, конечно, были в шоке, я видел слёзы в их глазах. Братан меня подбадривал, а я был так рад видеть родные лица! Мама ездила ко мне через день, ей тяжело было мотаться на автобусах между городами, тем более, что от автовокзала до больницы было довольно приличное расстояние, а мне так хотелось, чтобы она совсем не уходила. Мне так нужны были родные люди, видимо это была реакция организма, в критической ситуации. Как-то раз, когда она была у меня, в палату зашла, мой лечащий врач, и без обиняков заявила, что я, не жилец.
   - Мы перелифаем ему кроф, но аналис не покасыфает исменеений. – сказала она с сильным эстонским акцентом.
   - Мы не мошем ничего теелать, он нам не памагает, посылаем его в Таллинн. – продолжила она.
  А как я им мог помочь!? Я лежал, и дышал на ладан, но мысли мои, не смотря на это, были позитивные! Я был рад, что я выжил, меня не ломало, и я был почему-то абсолютно уверен, что больше никогда не притронусь к наркотикам. Мне не хотелось больше ни закурить, ни выпить, ни тем более вмазаться. Я лежал и думал о том, как мне повезло, а про то, что я могу умереть, даже мысли не допускал. Мне казалось, что если я уже не умер, то и не умру в дальнейшем, а вылечусь, и смогу вернуться к нормальной жизни.
   Помимо сепсиса и инсульта, у меня от долгого лежания, развилась пневмония, она в свою очередь дала осложнение на сердце – «Эндокардит», а может и наоборот. Ко всему прочему у меня выявили гепатит «С» и поставили диагноз - «Наркомания».
   На следующий день, меня одели, посадили в инвалидное кресло, погрузили в машину и отправили в региональную больницу, а точнее, в один из её корпусов, где лечили лёгочные заболевания. Водитель, выгрузив меня в приёмном покое, рядом с каким-то  вонючим алкашом, уехал. Было обеденное время и сестра, из приёмного, оглядев меня быстрым недовольным взглядом, пошла обедать. Не было её около часа, а я сидел и задыхался от зловония, которое исходило от этого алкаша. Воняло от него знатно, помойкой, мочой, и перегаром от фуриков. Я пытался откатиться от него подальше, но крутя колесо инвалидной коляски одной рукой, лишь вращался по кругу. Это была зверская пытка! Наконец толстая тётка из приёмного, набила свою утробу и, переваливаясь с боку на бок, пыхтя, принялась оформлять меня в больницу.
   По началу, меня поместили в палату, где находилось около восьми человек. Все они ходили туда-сюда, чем-то занимаясь, а я лежал, и меня мучал адский сушняк. Я не знаю почему, но с того момента, как я очнулся в реанимации, я постоянно хотел пить. Мама дала мне в дорогу пятьдесят крон, наверно всё, что у неё было, и сказала:
   - Купишь себе там воды.
   Водителя и санитарок, я так и не допросился, а сам по известным причинам пойти не мог, да и магазина в той больнице не было. Короче я лежал и страдал. Мне приходилось просить каких-то мужиков, соседей по палате, принести мне воды и они носили мне тёплую, невкусную воду, из железного бака с краником, специально поставленного здесь, для этих целей. Первый стакан я выпил залпом, а второй растягивал, как мог, мне было неудобно, просить их об этом, каждые десять минут.
   На следующий день, меня перевели в отдельную палату, на две койки, где лежал какой-то тщедушный мужичонка. Мне поставили мочевой катетер, тем самым облегчив жизнь и себе и мне. Кто, не знает, катетер, это такая резиновая или силиконовая трубочка, которая вставляется в мочеиспускательный канал, чтобы моча выходила напрямую в мешок, и не надо было бы париться с памперсами. Да и считать выходящую из меня жидкость, было бы удобней, что тоже немаловажно. Мужичок тот выписался через два дня, и я опять остался один.
   Прежде всего, в этой больнице, мне поменяли лечение. Мой врач, молодой парень, наверно ещё моложе меня, но с умным и внушающим доверие видом, назначил мне какие-то крутые антибиотики. Сказал, что с сердцем тоже проблема, но сначала они будут лечить пневмонию.
   Я лежал и думал. Думал обо всём. Восстановится ли моя рука и нога, смогу ли я ходить, о наркоте, о том, что нет худа без добра и что какая-то Сила, или  Высший разум оставил меня на этой грешной земле и дал мне второй шанс. Ко мне начала ходить одна санитарка и приносить всякие книжки, религиозного содержания. Всё приговаривала, что я должен молиться и просить Господа, чтоб он не дал мне умереть. Я поначалу, слушал её, но потом, она мне как-то надоела со своими проповедями и книжками. Книжки эти быстро оказались в тумбочке, но по ночам, я всё-таки благодарил Высшие Силы, за то, что они предоставили мне второй шанс, и обещал им, что этим шансом, я воспользуюсь сполна.
   Шли дни, я лежал. Мою пневмонию бомбили убойными дозами антибиотиков, вводили по двадцать кубов три раза в день, так, что у меня с головы полезли волосы, пучками. Я тогда стригся наголо, и это было очень заметно. Ко мне в палату подселили какого-то деда, морского офицера, братан привёз мне плеер с кассетами и я целыми днями слушал Розенбаума, или болтал с дедом, рассказывая ему о своей жизни, а он мне о своей. Дед, очень помогал мне, если мне надо было позвать санитарку, или сестру, или когда мне нужно было сесть на стул с горшком, чтобы сходить, по большому. Да, рядом с моей кроватью, стоял стул с дыркой, а под стулом был пристроен горшок.
   В один из дней, меня повезли на процедуру. Врач сказал, что у меня в лёгких жидкость и надо её откачать. Я не знал, каким образом он будет это делать, но покорно сидел и ждал своей участи. Он посадил меня к себе спиной, взял ультразвук, и стал водить по спине, в районе лёгкого с правой стороны. Потом поставил крест ручкой в определённом месте и взялся за шприц.
   - Я сейчас колю обезбааливающее. - сказал он с акцентом.
   Я почувствовал лёгкий укол. Потом он что-то пошуршал сзади, и я, почувствовал, как что-то твёрдое, наверное, большая игла, с хрустом воткнулось в меня.
   - Не польно?
   - Нет – ответил я.
   Боли я не чувствовал, а видел, как он огромным шприцом, кубов на пятьдесят, откачивает из меня жидкость тёмно-жёлтого цвета. Жидкости оказалось довольно много, литра полтора. Откачав всё, он вытащил иглу и заклеил дырку. Я повернул голову, и увидел ту самую иглу! Огромная, сантиметров десять, и в диаметре, миллиметра два игла, на которой, остались капли моей крови. Я такие видел разве что, в своих наркоманских кошмарных снах, только там эти иголки были короткие и кривые. Врач спросил меня, как моё самочувствие, я ответил, что нормально, и он отправил меня обратно в палату.
   Когда приезжал братан, мы занимались с ним моей рукой, он заставлял меня сжимать пластиковую бутылку от воды, но у меня не очень-то получалось. Я мог продавить её всего на пол сантиметра, силы в руке не было, но он всё равно, заставлял меня это делать.  Спустя недели две, я попросил Костю помыть меня. Он приехал, посадил меня в кресло-каталку и отвёз в душевую. Когда я разделся с его помощью, он воскликнул:
   - Саня, да ты, как из Бухенвальда!
   Я и сам-то охренел, кости, обтянутые кожей! Болезнь высосала из меня все соки! Помывшись я почувствовал себя гораздо лучше, и бодрее. В день перед рождеством приехала мама, и навезла всякой вкуснятины, аппетит у меня уже был хороший и я уплетал всё за обе щёки. Вечером приехал братан и привёз мне маленькую бутылочку бренди к празднику. Я уже окреп настолько, что мы с дедом оприходовали её под закусочку, но какого-то опьянения я не почувствовал. Просто было приятно, что обо мне вспомнили и это, как-то согрело душу. О том что алкоголь с антибиотиками не совместим, я даже и не думал.
    На следующий день, к деду пришла его сожительница и в свою очередь принесла маленькую бутылочку коньяка и домашнюю закуску. Салаты, холодец, и всякую всячину. Мы с дедом оприходовали и этот коньячок, но ещё не допив, я почувствовал себя как-то не хорошо. Я сказал, что с меня хватит и откинулся на подушки. У меня как-то слишком сильно забилось сердце, участилось дыхание, и я подумал, что зря я всё это затеял. Решил что всё, больше бухать не буду. 
   Деда сразу после праздников выписали, и я в который раз остался один. Я доедал вкусности, оставленные гостями, а ночью, проснулся от того, что очень хочу в туалет, по большому. Дед выписался, и помочь мне было некому. Я стал звать санитарку, но она, похоже, видела десятый сон, тем более что, здание было старое, стены толстые и слышимость была, так скажем не очень. Я сел на кровати, пододвинул поближе стул с горшком, стянул одной рукой пижамные штаны, и мне оставалось сделать, всего один рывок, чтобы перескочить с кровати на стул. Собравшись с мыслями, «клапан» уже не выдерживал давления, я сделал рывок. Рука была ещё слабая и не выдержала веса моего тщедушного тела. Короче, не долетев до стула я, уделал всё вокруг экскрементами! Вонища стояла жуткая! Я обтёрся, как мог, и снова стал звать санитарку, но никто не шёл. Тогда я взял своё второе одеяло, и накинул на эту кучу говна, потому что спать в такой вонище, было не возможно. Вот такой неприятный инцидент. А что мне оставалось делать? Под утро, когда санитары стали обходить палаты, зайдя ко мне охренели! Подняли шум, ругали меня на чём свет стоит! Мне было очень стыдно конечно, но такова была их расплата за сон на работе.
   После рождества, я как-то быстро пошёл на поправку. Точнее мои конечности стали обретать силу. Мне дали подставку на колёсиках, на которую я мог облокотиться, и пробовать ходить. Я был доволен, что наконец-то смог встать с кровати. Я ходил по длинному коридору туда-сюда и не мог нарадоваться сему факту. Короче, перед самым новым годом, тридцатого декабря, меня выписали домой. Я ходил по коридору, уже без подставки, в ожидании Старого, который был у врача и забирал мои бумаги. Братан должен был с минуты на минуту подъехать, чтобы отвезти меня домой. Я прохаживался по коридору, неуверенным шагом, когда услышал, что кто-то зашёл на этаж, я резко повернулся и, рухнул на пол. У меня закружилась голова от резкого поворота. Было так страшно падать, я не мог сгруппироваться, поэтому рухнул, как бревно. Костя, а это был он, ринулся ко мне. Поднимался я, как старичок, встал сначала на колени, а потом хватаясь за стены и подбежавшего брата. Хлопая меня по худым плечам и подбадривая, он повёл меня в машину.
   Вечером, я уже входил в квартиру. Худой, небритый и белый, как смерть. Мама обняла меня и заплакала. Я плакал тоже, не веря что, наконец-таки я вернулся домой и несмотря ни на что, живой!

                Глава 11.
                Восстановление.

   На следующий день, случился Новый год. Мама приготовила кое-что и накрыла на стол. Старый, открыл бутылочку, и мы выпили за всё хорошее. Мы сидели, разговаривали и смотрели новогодние передачи, а Старый подливал в рюмки. Через какое-то время, я заметил, что меня совсем не берёт. Вроде первая рюмка почувствовалась, а дальше эффекта не было. Я вспомнил своё рождество в больнице и подумал, ну его на фиг, какой смысл в этом? Видимо меня настолько накачали антибиотиками, что я стал не чувствителен к алкоголю. Подумав об этом, я отказался от следующей рюмки.
   Сразу после праздников, я направился к семейному врачу, куда меня направил доктор из больницы. Поскольку я вёл антиобщественный образ жизни, то никакого семейного врача у меня не было. У меня не было даже документов! Когда все меняли паспорта, мне было не до этого, а те деньги, которые мне давала мама на то, что бы я поехал и сделал себе российский паспорт, я относил барыгам. Из документов у меня был лишь старый советский паспорт, военный билет без фотографии, и зелёная карта постоянного вида на жительство которая, по сути, и являлась единственным реальным документом. Поэтому мне пришлось оформлять всё сейчас, паспорт, ID-карту, вставать на учёт к врачу, а врач в свою очередь должен был оформить мне инвалидность, поскольку был я очень плох. Так я встал на учёт, внеся небольшой первый взнос, и рассказал доктору всю свою историю.
   Мой семейный врач, оказался дотошным человеком, что называется, фанатом своего дела, хоть и выглядел он странновато, каким-то не от мира сего, но взялся за меня со всей серьёзностью. Посадил меня на диету, пытаясь сберечь мою печень, и записал меня на очередь к кардиологу. Сепсис мой так до конца и не вылечился, и я постоянно чувствовал небольшую температуру.
   Передвигался я теперь очень медленно. Раньше, до болезни, когда я помогал маме по хозяйству и ходил с ней в магазин, то всё время убегал вперёд с тяжёлыми сумками, не желая идти с ней рядом потихоньку, ведь меня вечно где-нибудь, кто-нибудь ждал, и мне постоянно надо было куда-то бежать. А теперь, я ходил с ней рука об руку никуда не торопясь. Во первых, меня больше никто нигде не ждал, а во вторых, я просто физически этого не мог. У меня немного кружилась голова, нога моя после инсульта еще не очень расходилась и поэтому мне была нужна небольшая поддержка. Отдышка была такая, что домой, на второй этаж я поднимался, несколько раз отдыхая. Теперь из дома я выходил только к врачу, или в аптеку.
   Я взялся за своё здоровье, чётко выполняя все предписания врача. Глотал таблетки горстями, измерял температуру по графику, ел только варёную или тушёную пищу, и творог чтобы, не напрягать печень. Купил «утку», и замерял, сколько мочи в день из меня выходит. Записывал всё это, а потом отдавал врачу эти записи. Он смотрел, что-то считал, жевал губами, оставался доволен и всё время твердил мне про творог и про варёную пищу. Сепсис мой лечиться не хотел, и он пару раз клал меня в нашу местную больницу. Сёстры меня узнали, и одна из них рассказала мне, как меня привезли в её дежурство, на последнем издыхании. Как они не смогли найти вену и отправили меня в районную больницу. Они тоже думали, что мне кранты, но мне всё-таки повезло! В больничку ко мне приходили пацаны, с которыми я раньше бухал и торчал, веселили и подбадривали меня, но ни один не предложил мне ни вмазаться, ни выпить, за что я им очень был благодарен.
   Как-то в конце марта, ко мне заехала моя бывшая любовь. Я о ней не рассказывал, но сейчас, немного расскажу. Мы познакомились с ней ещё до армии. Звали её Ольга. Она приехала к сестре из Питера, пришла на дискотеку, там-то мы и познакомились. У нас завязались довольно тесные отношения, и я частенько ездил к ней, в Питер. Потом я ушёл в армию, на время, потеряв её из виду, а после армии мы опять встретились в Тапа и у нас закрутилось всё снова. Мы жили на два города, то она в Тапа, то я в Питер. Я как раз начинал торчать, и она ругала меня за дорожки на венах и за анашу. Но это было как об стенку горох, мне это нравилось, и меня никто тогда не смог бы остановить. В конце концов, через несколько лет мы расстались. Она просто исчезла. Ещё через год она передала через сестру письмо, где объясняла причину своего исчезновения, и из которого я узнал, что она была беременна и сделала аборт. Причина была проста, ей надоело иметь дело с наркоманом. Я конечно очень расстроился, и пошёл на покос, чтобы заглушить душевную боль.
   А лет через восемь она опять появилась в Тапа, но уже с мужем и ребёнком. Мы конечно встретились, но я уже был далеко не Ален Делон. Передних верхних зубов уже не было, волосы я стриг под машинку, наголо, ну чистый зэк! Мы провели вместе какое-то время, даже успели немного порезвиться, и она уехала, оставив правда, номер телефона. Мы несколько раз созванивались, но ничего серьёзного не обсуждали. Так, простая болтовня, а через год я заболел.
   Так вот, в конце марта, она снова приехала к подружке, и зашла ко мне. Она уже была наслышана о том, что со мной случилось, поэтому почти ничего не пришлось ей объяснять. Теперь, хоть она и приехала одна в этот раз, мне было уже не до развлечений. Чувствовал я себя как помятый, тухлый помидор, не годный ни на засолку, ни в салат. Мы просто сидели и беседовали часами. В последний день перед её отъездом нас пригласили в гости мои друзья, и я подумал, а почему бы и нет. Мы пошли. Девки пили вино, а мы с корешем водку, я изо всех сил старался не киснуть, налегал на бухло, но эффекта так и не было. Меня не забирало, как я не старался. После гостей, я отправился провожать Ольгу. На улице был гололёд и взяв меня под руку, она шла рядом со мной потихоньку. Дойдя до её дома, мы распрощались, а мне ещё оставалось пройти около километра. Мне вдруг стало так плохо, что я проклял всё! И гололёд, и водку, и того мачо, который всё ещё где-то глубоко сидел в моём тщедушном теле!
   Этой ночью я очень плохо спал. Мне было трудно дышать, на горло что-то давило. На следующий день так же. День прошёл более-менее, а ночью я не сомкнул глаз. Я клял себя за то, что пошёл в эти гости и бухал. Мне казалось, что именно это и послужило причиной моего плохого самочувствия. Тогда-то я и решил, что больше не выпью ни одного грамма. Под утро я не выдержал, и вызвал скорую.
   Меня отвезли в районную больницу, в приёмный покой, где дали какую-то таблетку и я заснул на больничной кровати-каталке, покрытой вместо простыни, полосой широкой бумаги. Проснулся я через несколько часов, промокший до нитки! Вся моя одежда была мокрая от пота. Мне стало гораздо легче, вся лишняя жидкость, которая мешала и не давала мне дышать, вышла с потом, но я был так слаб, что сам никуда пойти не мог, поэтому за мной приехала мама и забрала меня домой. Этот случай стал решающим в вопросе алкоголя. С того момента, я больше ни разу не притронулся к спиртному. Мой врач оформил мне пенсию и, ближе к лету, направил к кардиологу на консультацию, в Тартускую университетскую клинику. Там меня осмотрели и поставили в очередь, на операцию. Сказали, что износились сердечные клапаны, и надо их менять.
   Операцию назначили на конец сентября. Я сидел дома и по-прежнему исправно глотал таблетки. Как-то ко мне прибежала Наташка, сожительница моего кореша, Кости Кваса и сообщила, что Костя отъехал, от передозировки. Вот и ещё один, подумал я. Я не был особо удивлён этим, Костя никогда не знал меры. В этот раз он вмазался пьяный и не расчитал дозировку. Меня рядом не было, а никого другого он бы не послушал, что надо бы взять поменьше, и сделал всё по-своему. Пару лет до этого, таким же образом отъехали ещё пару наших корешей, Сэмэн и Гарча.
   Как-то в середине лета, ко мне заехал Игорь, тот нарвский нарик, с которым мы сидели в КПЗ. Он как всегда гастролировал в поисках наживы и, заехав в Тапа, пришёл навестить меня. Я ему рассказал, что со мной произошло, а он поведал мне о своих проблемах. Он всё так же торчал и воровал. У него развился склероз позвоночника, и он уже еле ходил, но всё равно колесил по Эстонии. Выглядел он действительно плохо, и я подумал, что ему тоже, совсем недолго осталось. После этой встречи, я больше о нём ничего не слышал.
   В августе опять приехала Ольга, и мы как мне казалось, возобновили наш роман. Я уже был не такой доходяга, как весной, и настрой мой был более позитивный. Мы уже беседовали о будущем, о нашем с ней будущем, хотели снова быть вместе и создать семью. Я правда так и не понял, было ли это правдой, или искусной игрой, но она вселяла в меня какую-то надежду. И вот, пришло время, мне ехать на операцию. Я конечно немного боялся, шутка ли, операция на сердце? Мама меня успокаивала и говорила, что всё будет в порядке, ведь она сама перенесла такую же операцию два года назад.
   Приехав в больницу, я полежал пару дней в палате, мне сделали все возможные анализы, и сказали, что вечером ко мне на беседу придёт врач, который будет меня оперировать. Врач пришёл, как и было обещано, высокий крепкий мужик и тихим, но уверенным голосом сказал:
   - Это будет долгая операция, от шести до восьми часов. Мы вскроем грудную клетку и поставим новые клапаны. Один механический, из металла,  другой биологический, от свиньи. Сердце свиньи и человека очень похоже. Но бояться не надо, мы часто проводим такие операции.
   Мой задний проход сжался, уж лучше бы он этого не говорил. Ещё он сказал, чтобы я с вечера не ел, не пил, помылся и сходил в туалет.
   - А если не сходишь, придётся нам поставить клизму – добавил он.
   Я подписал согласие на операцию, и на то, что на операции будут присутствовать студенты. После я пошёл в душ, чисто вымылся и посидел на горшке, правда, из меня, видимо от страха, ничего не вышло.
   С каждым часом мне становилось всё более не по себе. Я представлял, как мою грудную клетку вскрывают и копаются во внутренностях. Вдруг что-то пошло не так, и я умираю на операционном столе. Я хотел было позвонить домой, маме, или брату, но в этот вечер, разыгрался настоящий шторм, и связи не было. Ветер рвал листья и ветки с деревьев, завывал так, что кровь стыла в жилах. На крыше что-то гремело, а я ходил из угла в угол, пытался поймать связь, но связи не было, даже смс не проходили. Мне было так тоскливо, от той мысли, что я не могу поговорить ни с кем из родных. Спать я тоже не мог. Я сходил, и попросил таблетку снотворного, но она мне не помогла. Спать так и не хотелось. Я передумал в ту ночь о многих вещах и после второй таблетки, часа в три, я наконец-то уснул.
   Утром я проснулся сам, без будильника, почистил свой беззубый рот, что тоже входило в условия предоперационной подготовки, и стал ждать пока за мной придут. Мне дали какую-то таблетку, и я прилёг на кровать. Минут через сорок за мной пришли. Уложили на каталку, плотно накрыли простынёй и одеялом, и покатили в операционную. По дороге, я вдруг почему-то отключился и на момент включился уже в лифте, потом снова выключился и включился уже в операционной. Я слышал, что вокруг меня много народу, все суетятся и что-то делают. Кто-то колол мне руки, кто-то брил грудь, хотя брить там было нечего, я попробовал было подняться и объяснить им, что вен у меня нет, и они только зря тратят время на это, но видимо это у меня не получилось, и это было последнее, что я помню.
   … я открыл глаза и увидел потолок. Вокруг пищала аппаратура. Я хотел было что-то сказать, но из меня вырвалось лишь какое-то мычание. В рот было что-то засунуто, что мешало говорить. Тут же ко мне подскочили и какой-то мужик сказал:
   - Я дежурный врач, я сейчас буду говорить, а ты моргай, если понимаешь меня.
   Я моргнул.
   - Сейчас я вытащу трубки, тебе надо будет сделать глубокий вдох, понял?
   Я моргнул.
Он повозился с чем-то, а потом сказал:
   - Дыши.
   Я сделал глубокий вдох, а он потянул трубку.
   - Теперь вторую, сказал он.
   Я сделал ещё один вдох, и он вытянул вторую. Затем он спросил:
- Как ты себя чувствуешь?
   Я прохрипел, что нормально и снова вырубился.
   В следующий раз я проснулся уже в другом помещении, меня тошнило, и очень болела грудь. На следующий день после моего пробуждения, ко мне приехала мама. Я был так рад, правда, эмоций своих выражать особо не мог. Мама сидела рядом, держа меня за руку, а когда принесли обед, она стала кормить меня, приговаривая, что надо кушать, чтобы поправиться, а меня воротило от одного вида еды.
   Ночью меня посетил крутой глюк. Мне виделось, что я хожу по отделению, в котором я лежал, общался с сёстрами, искал свой рюкзак с вещами, где у меня был плеер. Когда я очнулся, то не мог понять, было это на самом деле, или мне это только привиделось. На самом деле, по отделению я естественно гулять не мог. Ко мне была подключена целая куча проводов, а из живота торчали три трубки с мешками, куда стекала лишняя жидкость и кровь, так называемый дренаж. Когда моё состояние стабилизировалось, и с меня сняли эти дренажные трубки, меня перевели в соседнее помещение, где лежали более стабильные пациенты. Там я лежал несколько дней, но мне казалось, что прошла целая вечность. Я лежал под часами и думал, что время стоит на месте, а ещё эта боль в груди…   Обезболивающие на базе опиатов мне не давали, а обычные слабо помогали.
   Короче, выписавшись из больницы, я продолжил своё лечение дома. Как и прежде, я исправно выполнял все предписания врачей. Зиму я просидел дома, выходя лишь к врачу, в аптеку, или магазин. Мои друзья, помогали мне с дровами, их надо было наколоть и занести в дом, чтобы растопить печку. Потихоньку я и сам стал носить по пол корзиночки, а затем и по полной. Пробовал даже сам колоть дрова, но грудь всё ещё болела и моих сил не хватало. Я всё чаще задумывался теперь, что же я буду делать дальше, как жить? Работать физически я уже не мог, а чтобы работать головой, у меня не хватало образования.               

   Да, теперь я стал задумываться, как жить дальше. С наркотой было покончено, раз и навсегда и надо было каким-то образом, обзаводиться семьёй. Но кто меня такого захочет? Наркоман с огромным стажем, инвалид на сто процентов, да ещё и без зубов!
   К лету я совсем оправился, и носился, как старенький жигуль, которому перебрали движок, поменяли масло, поставили новые поршни и заменили прогоревшие прокладки. Только грудь ещё маленько побаливала. Ведь когда мне вскрывали грудную клетку, рёбра с одной стороны отпилили, вывернули меня наизнанку, а потом, когда разобрались с сердцем, скрепили эти рёбра проволочками, которые очень хорошо были видны на рентгеновском снимке. Я снова начал заниматься музыкой. Вовка, наш гитарист, подтянул меня, и мы записывали в домашних условиях наши старые песни. Жить стало веселее, у меня появилось занятие, я начал писать песни. После болезни меня как будто прорвало, я писал, по две-три песни в месяц. Мне, как будто открылся какой-то канал, связывавший меня с астралом, откуда я черпал мелодии и рифмы. Жизнь потихоньку налаживалась, вроде бы всё было хорошо, но вот в интимной жизни образовалась пустота. Я ходил в бары и на дискотеки, но девушки сторонились меня.
   Как-то раз я увидел в газете объявления о знакомстве и подумал, а почему бы не попробовать? Я заполнил формуляр и забросил удочку, ждать долго не пришлось, поклёвка была через пару дней. Это была толстоватая, многодетная эстонка из деревни, ей понравился мой голос и она, захотела встретиться. Меня тогда меньше всего волновал тот факт, что она была далеко не модель, а больше всего мне было интересно, как поведёт себя мой агрегат, в боевой обстановке. Не буду вдаваться в подробности, но скажу, что я был не удовлетворён качеством его работы, но зато, я был рад, что первый шаг был сделан и близость произошла! Моя самооценка немного повысилась, а с ней и настроение.
   Как-то, в беседе со своими корешами о моей болезни, кто-то посоветовал написать мне книгу обо всём этом, но тогда я не придал этому серьёзного значения, но какое-то зерно было посажено. Потом я думал об этом много раз, но меня лишь хватило на то, чтоб рассказать свою историю журналистам из одной крупной газеты. Они напечатали статью обо мне, а через несколько дней мне позвонила одна женщина из Нарвы, и попросила разрешения встретиться. Ей понравились мои песни, она пригласила меня к себе в гости и собиралась продвинуть меня на нарвском радио. Это была, конечно же, чистейшая авантюра, ничего из этого не получилось, но моя самооценка росла, как на дрожжах. Я уже не чувствовал себя ущербным инвалидом.
   События развивались стремительно, Мой корешок Витя, с которым мы выпили не один литр, зарегистрировался на сайте знакомств, и когда я приходил к нему, он постоянно хвастался мне своими знакомствами. Я посмотрел на тот выбор женщин, который там был и решил, что мне обязательно тоже надо туда попасть. Я был абсолютный лох в компьютерах, поэтому поехал к брату в Кейла, где его младшая дочка, моя племянница, провела мне мастер класс, сделала почтовый ящик и зарегистрировала меня на сайте знакомств. Теперь, день у меня был расписан. С утра я помогал маме по хозяйству, после обеда, если у Вовки был выходной, шёл к нему, где мы занимались музыкой, а после репетиции шёл к Витосу, где мы по очереди переписывались со своими новыми знакомыми.
   Осенью, по настоянию врачей, я решил сделать себе зубы, так как плохие зубы, являются воротами для инфекции. Хоть я этого и очень боялся, но страх заболеть снова был сильней, и я пошёл в зубопротезный кабинет. Там меня направили обратно к моему врачу, поскольку я принимал «Мареван»,  разжижающие кровь таблетки и сказали, что такие процедуры, надо делать в стационаре. Врач мой без проблем выписал направление, и я поехал в региональную больницу, в Таллинн, чтобы удалить все плохие зубы, а точнее то, что от них осталось. Это была огромная больница, в которой, как ни странно, мне очень понравилось, и тогда я первый раз подумал - вот бы работать здесь! Я полежал несколько дней, не принимая «Мареван», а когда кровь загустела, мне вырвали девять верхних корней, и шесть нижних на следующий день, зашив всё это толстыми нитками. Через месяц, когда всё зажило, я пошёл на первую примерку, а ещё через месяц, вставил в рот новые зубы! Это было что-то! Я десять лет не видел себя таким! Они были беленькие и ровненькие, как у артиста! У меня словно выросли крылья за спиной, я не шёл, а летел домой, улыбаясь во весь рот! Я не улыбался десять лет, стесняясь своих гнилых зубов. А теперь, всё стало совсем по-другому. Мир стал другой, более дружелюбный ко мне. Мне больше не надо было прикрывать рот рукой, я мог открыто смотреть в лицо собеседнику и улыбаться. Изменилось всё!
   Но вернёмся к Ольге. На протяжении всего этого времени, я поддерживал с ней довольно тесные отношения, перезванивался и перебрасывался СМС-ками. У её мужа в Питере начались какие-то проблемы и он был вынужден скрываться, а Ольга видимо на фоне всех этих неприятностей тоже искала какой-то защиты. Мы всё больше говорили о том, чтобы быть вместе. Она приезжала летом и разбудила во мне вулкан страстей, и я уже реально начал задумываться об этом. Мои чувства достигли апогея, я хотел, чтоб она приехала, и мы начали жить вместе, но у неё, что-то не срасталось. Я звонил, и постоянно спрашивал, когда же она приедет. И вот однажды во время прогулки, я позвонил и в очередной раз спросил, когда же она приедет и услышал такой ответ:
   - Знаешь Саша, ты меня за**ал!
   Всё… больше я уже ничего не слышал, я убрал трубку от уха и не мог поверить, в то, что она это сказала. Сердце моё сжалось, в ушах пульсировала кровь. Я был настолько глуп тогда, что поверил, в то, что она сможет бросить Питер и снова связать свою жизнь со мной здесь, в Тапа. Я медленно посмотрел на телефон, и так же медленно нажал кнопку отбоя. Руки мои повисли, как верёвки, я шёл, не разбирая дороги, не видя никого вокруг, и ноги сами привели меня к барыге…
   … я сидел окутанный тёплой ватой, мне было хорошо. Душевная боль отпустила, осталась лишь обида. Обида, скорее больше на себя, чем на неё. Я должен был понять, что это нереально, что она не стала бы жить со мной здесь, что это была всего лишь игра. Жестокая, но игра. Нет, я не прибег к тяжёлым наркотикам, не стал пользоваться и стимуляторами. От алкоголя я отвык, а вот лёгкие наркотики оказались в тему. Тогда я в этом ничего плохого не видел, мне казалось, что особого вреда они не принесут, тем более один раз. Но, как и следовало ожидать, одним разом это не кончилось. Раз за разом я посещал барыгу. Мне хотелось ещё и ещё. Начались долги и дело уже начало принимать серьёзный оборот, но произошёл один случай, который впоследствии, круто изменил всю мою жизнь.

                Глава 12.
                Из грязи в князи.
   
   Как то вечером, сидя за компьютером, я лениво прокручивал колёсико мышки, в поисках новых лиц. Витя, устав за день от компа, смотрел телек на диване, а я, проверив почту и ответив на сообщения, вертел, если можно так сказать, Колесо фортуны. Видимо, на какой-то момент оно и стало таковым для меня, потому что, именно в этот вечер я познакомился с ней…
   Её звали Ирина, она была на пять лет старше меня, но выглядела моложе своих лет. Не знаю, что меня в ней зацепило, фигура, яркая улыбка, или  спокойный и уверенный светлый взгляд? Скорей всего это были все три ингредиента, которые и побудили меня написать ей. У нас началась переписка. Она так неподдельно заинтересовалась мной, что я выложил ей всё и про стаж, и про болезнь и про операцию.
   Мы переписывались часами, потом обменявшись телефонами, висели ночами на трубках. Я постоянно думал о ней, и чувствовал, что у меня начинают пробиваться крылья, и я вот-вот полечу. Мы так сблизились, что звонили друг другу просто, узнать как дела и поболтать пару минут. Через некоторое время, наши отношения стали принимать такой оборот, что от слов, пора было переходить к делу. Я стал думать о встрече. Мне нужно было где-то раздобыть денег, чтобы купить билет на поезд, цветы, и сводить её в чебуречную, если что.
    После операции, прошло уже два года, и я настолько восстановился, что решил попробовать заработать тем, чем умею, то бишь руками. Мне настолько фартило в тот момент, что стоило только подумать о работе, как она тут же появилась. Одна старая знакомая, которой я сделал немало работ, предложила мне халтуру. Я немного побаивался, справлюсь ли, ведь я столько не работал, но руки всё вспомнили и работа заспорилась. Взяв в подсобники Витю, я штукатурил, а он делал всю тяжёлую работу, месил раствор и подносил вёдра ко мне поближе. Где-то недели через две, мы cправились с работой и получили положенный гонорар. Денег хватало, чтобы отдать долги, купить новогодние подарки и съездить на свиданье в Таллинн. Я решил это приурочить к предновогоднему визиту к родственникам.
   Тридцатого декабря, ровно через два года, после того как выписался из больницы, я отправился навстречу своей судьбе. Выйдя из поезда, я позвонил, и она сказала, что ждёт меня на стоянке, в серой тойоте, с номером 001. Я был настолько возбуждён, что не обратил внимания на этот странный номер и, купив красную розу, полетел, подпрыгивая от нетерпения, искать серую тойоту. Отыскав её машину, я подошёл со стороны пассажира и открыл дверь. На меня смотрели весёлые глаза, она сидела в пол оборота, облокотившись на дверцу и улыбалась.
   - Привет! - Я залез в машину, протягивая ей розу.
   - Привет! - Она всё так же улыбалась и поднесла розу к лицу, немного потянув носом.
   - Хорошая машина у тебя, - сказал я, ёрзая на сидении.
   - Спасибо, стараемся! - ответила она, а потом спросила:
   - Ну что, куда поедем, какие у тебя планы?
   Я ответил, что сейчас я собираюсь провести время с ней, а после, мне надо поехать в Кейла к брату и попросил её отвести меня, если ей будет не трудно.
   - Конечно отвезу, какие проблемы!? Только заедем ко мне на работу, на минутку.
   - Давай! – сказал я и мы поехали.
В конторе, она провела меня в свой кабинет и стала собирать какие-то бумаги, а я спросил:
   - И кем ты тут работаешь?
   - Директором, - на мой взгляд, слишком скромно ответила она.
   - Офигеть! Вот это я попал! – С удивлением воскликнул я.
   Да-а, всё это попахивало какой-то сказкой. Мне нравилась эта женщина, да к тому же она оказалась каким-то директором на крутой машине! Меня даже немного потряхивало от возбуждения.
   Собрав бумаги, она повернулась ко мне и улыбаясь, так заманчиво, спросила:
   - Ну что, поехали!?
   Сначала мы заехали по её делам, а потом она повезла меня обедать, в какой-то крутой ресторан. Во время обеда, в разговоре, я что-то показывая, коснулся её руки и меня, буд-то электрический разряд прошиб! Но она не убрала руку и спокойно смотрела мне в глаза. От этого у меня поприбавилось уверенности. Закончив с едой, мы отправились в Кейла, весело болтая по дороге. По времени, дорога занимала где-то минут двадцать, а мне никак не давала покоя мысль о том касании. Я как будто что-то почувствовал тогда. Мне так хотелось ещё раз взять её за руку, и уже не просто так, а нежно, с чувством.
    Она что-то рассказывала, а я, сидел и думал, что через пятнадцать минут она привезёт меня и мне придётся с ней попрощаться, и потом весь оставшийся день и ночь, я буду жалеть, о том, что не осмелился этого сделать. В какой-то момент, желание всё-таки перехлестнуло и я положил свою руку на её, лежащую на рычаге переключения передач. Она замолчала, но смотрела всё так же спокойно, а я стал поглаживать её руку. Так мы проехали молча пару километров, я ласкал её руку, постепенно увеличивая амплитуду касаний. В воздухе появилось какое-то напряжение. Теперь я взял её руку в свои и когда поднёс её к губам, и стал целовать, она резко ударила по тормозам! Свернув на обочину, мы остановились, я слегка испугался, не перегнул ли я палку, но взгянув на мнгновение в её глаза я понял, что она хочет того же чего и я, и мы бросились друг другу в объятия...
   Где-то через час мы таки доехали до пункта назначения. Договорившись, что завтра она заберёт меня, и отвезёт на вокзал, мы расстались. У брательника, я ни о чём другом и думать не мог, всё вспоминал жаркие объятия, и ждал следующего дня, чтобы снова увидеть её. С этого момента, всё и началось. Теперь я использовал любую возможность, чтобы попасть в Таллинн.  Я приезжал с любой оказией, что бы хоть на часок увидеть её! Иногда, я приезжал на целый день, тогда мы уезжали куда-нибудь, сидели в тёплой машине, смотрели на тёмное, беспокойное море, разговаривали и целовались.
   Но как говорится, чем больше пьёшь, тем больше хочется, вот и мне, стало мало этих коротких встреч, мне хотелось быть с ней рядом постоянно! И я обратился за помощью к Косте.
   - Вот если бы ты жил в Таллине, то работу найти можно – сказал он.
   Тогда я спросил у Ирины, нет ли у неё какого жилья? Она как раз продавала мамину квартиру, и любезно предоставила мне возможность пожить там, до того пока её не купят. Так я оказался в Таллинне. С понедельника по пятницу работал на стройке, а на выходные, приезжал в Тапа, к родителям.
   Теперь мы сблизились ещё сильнее, и продолжали сближаться со стремительной скоростью. Я стал реже наведываться домой, так как выходные мы проводили в различных поезках по городам Эстонии, останавливаясь в гостиницах. Мы просто упивались друг другом! Раньше о такой жизни я и мечтать боялся. Но дальше больше! Теперь я почувствовал, свою мужскую силу, что вознесло меня ещё выше, в облака! Дело в том, что в первый раз, я вылядел не в лучшем свете, сказывалось последствие болезни, но постепенно это начало проходить и я воспрял духом. Так проходили дни, месяцы... Однажды летом, в будний день, искупавшись, в нагретом до состояния тёплого молока море, мы лежали на пустынном пляже, и я, вспомнив о маме, заплакал. Я думал о том, сколько она мучалась со мной, пытаясь наставить на путь истинный, но всё было тщетно. И вот теперь, я лежу тут, на пляже, счастливый, с красивой женщиной, ни в чём не нуждающийся, это ли не сказка!? Мне так захотелось тогда что бы и мама оказалась сейчас здесь, со мной и тоже могла наслаждться тишиной и солнцем! Ирина успокаивала меня и я рассказал ей о своих думах. И что вы думаете? Она сняла на две ночи номер в маленьком отельчике на этом самом пляже, для мамы и Старого, и они провели там пару прекрасных дней. Мы приезжали к ним, устроили там маленький пикничок, купались, и фотографировались. Я был тогда такой счастливый! И мама, как мне казалось тоже!
   Дело двигалось, и квартира, в которой я жил, продалась. На какой-то момент встал вопрос, куда деваться мне? Ирина, через свои связи, устроила мне комнату в общаге и помогла зарегстрироваться в Таллинне. Общага эта полностью реновировалась и жить в ней я не мог, поэтому до окончания работ, я переселился к ней. Спали мы в разных комнатах, поскольку на тот момент у неё был пятнадцатилетний сын и она немного стеснялась его. Но я был рад и этому! По утрам она будила меня словами:
   - Просыпайся, синеглазый!
   Теперь мы жили вместе, но когда пришла пора переезжать в общагу, мне как-то взгрустнулось. С одной стороны, я был рад, что у меня появился свой угол, и хлопоты по обустраиванию жилья были приятные, с другой мне не хотелось расставаться с Ириной, даже на ночь.
     Где-то в середине сентября, я переехал в общагу. Комнатка была маленькая, всего шестнадцать с половиной метров, но в ней было всё, и туалет с маленькой ванной, и кухонный угол с плитой и мойкой. Мечта холостяка! Фирма, у которой я арендовал это помещение, оплатила и покупку мебели на мой вкус, живи-нехочу, но постепенно, я стал возвращаться в прежнюю колею. У меня появилось свободное время, ко мне стали приезжать друзья и потихоньку, я опять начал общаться с «Марией Ивановной». Сначала понемножку, но потом, как это обычно бывает, всё переросло в систему. Теперь мне уже не нужен был никто. После работы я сразу ехал на точку. Так продолжалось где-то до нового года, пока Ирина не стала замечать, что со мной, что-то не то. Я уже не был таким открытым и ласковым, как раньше, а стал задумчивым и раздражжался по пустякам. Короче где-то через год нашего знакомства, начались первые разборки. Под давлением, мне пришлось открыться ей. Конечно я и сам уже хотел это сделать, но боялся. Тогда я в первый раз почувствовал, что могу её потерять, а с ней и всё, что у меня было.
   Она меня простила, но с условием, что я схожу в церковь и исповедаюсь. Так я и сделал, после исповеди мне стало гораздо легче на душе, так, что я даже написал песню. Жизнь стала налаживаться. С помощю Ирины, я отремонтировал нашу старую аппаратуру, которую притащил из Тапа, и в компании ещё с одним музыкантом, которого знал ещё по фестивалям и концертам десятилетней давности, организовал студию для репетиций. Меня в те времена пёрло, и песни появлялись как пирожки из печки! Её подруга, помогла мне с записью и некоторые свои песни я записал в студии.
   Однажды, воскресным утром, мы проснулись и нежась в постеле, включили телевизор. Там как раз шла передача «Пока все дома» и когда начачалась рубрика « У вас будет ребёнок», я сказал:
   - Ира, давай родим малыша?
   Мы прожили вместе уже более года, а обычно у людей долго живуших вместе неизбежно появляются дети, если конечно они не одного пола, и не бесплодны. Слепая страсть прошла и я чувствовал, что мне это нужно, чтобы перейти на следующую ступень наших отношений. Пока я думал об этом, она молчала.
   - Ира? – я повернулся к ней.
   - Знаешь, я не хочу больше рожать – сказала она.
   - Почему, что случилось?
   - Ничего, просто нехочу. Я отмучалась и теперь хочу пожить для себя.
   - А я? Обо мне ты не подумала?
   - А ты готов к этому? Готов не спать ночами, стирать пелёнки и таскаться по врачам?
   - Готов! Я именно этого и хочу!
   - А я не хочу. Нехочу ещё на двадцать лет влезать в кабалу. У меня бизнес, и я не могу на год забросить все дела! Да и какой ребёнок, какие гены ты ему передашь? Ты весь больной, и на что ты будешь его содержать?
   После этих слов, мне не было что ответить. Было в них что-то правдивое, что спускало меня с небес на землю и показывало кто я есть на самом деле. Я хотел думать, что мы были одним целым, но на поверку вышло совсем иначе. Приоритеты, расставляла она.
    Но время шло, обида забылась. Я занимался музыкой, работал на стройке, а в свободное время посещал с Ириной разные мероприятия. Дни благодарения на американский манер, ежегодный осенний бал, где называли первую десятку бизнесменов, американский день независимости, четвёртого июля, в резиденции посла Америки в Эстонии, ежемесячные тусовки эстоно-американской торгово-промышленной палаты. Я ручкался с высокопоставленными чиновниками и известными людьми, даже мелькнул разок в светской хронике в одной из местных газет. Вы конечно можете сказать, чегож тебе хороняка ещё надо!? Но сидел во мне маленький такой червячёк, который грыз меня изнутри и постоянно напоминал, что это всё не моё, никакого отношения ко мне не имеющее, кроме того, что я был спутником успешной женщины.
   Так продолжалось какое-то время, пока на одном из мероприятий, я оступившись, не сломал ногу. Боль была невыносимая, я даже слышал, как хрустнули кости! Меня погрузили в машину и повезли в ближайшую больницу, которая находилась в Пярну. Там мне сделали снимок, зафиксировали ногу в гипс и отправили в Таллинн. По дороге, Ира держала меня за руку и шептала мне на ухо:
   - Я люблю тебя, всё будет хорошо!
   Да, таких слов, прожив полтора года вместе я от неё никогда не слышал! Она была настоящей железной леди и я, надо сказать, был сильно удивлён услышав это.
    В Таллинне, меня положили в больницу и сделали операцию. Перелом оказался сложным и вывел меня из строя где-то на пол года. Кости скрепили шурупами и на два месяца запретили опираться на ногу. Затем последовал двухмесячный курс физиотерапии, а затем, как бонус, Ира организовала нам поездку в Турцию!
   - Саш – как-то спросила она – а давай съездим в Турцию, подлечим твою ногу в солёной воде?
  Я раньше никогда не был за границей и тем более не отдыхал в пятизвёздочных отелях с пакетом «всё включено». Для меня это было какой-то несбыточной мечтой! Мы ходили под пальмами по вымощенным дорожкам, купались в тёплом, прозрачном и очень солёном море, бродили по магазинчикам, где назойливые турки пытались всучить нам свой товар, и обижались, когда мы ничего не брали.
   Когда мы вернулись, ещё пару месяцев я не мог работать и от безделья снова обратился к «Марии Ивановне». С того момента, как железнодорожный состав, который стоит на горочке и из под которого вынули «башмаки», наши отношения покатились в тартарары. Сначала потихоньку , а потом всё быстрее и быстрее, набирая скорость и сметая всё на своём пути.
   Востанавливался я медленно, Костя подкидывал мне кое-какую работёнку, но это были крохи, а работы, которую я мог бы делать постоянно, у него не было. Какое-то время, я почти не работал. Получалось так, что я сидел у Иры на шее и ей естественно, всё меньше и меньше это нравилось.
   К тому времени, она купила квартиру в новом доме. Хлопоты по обустройству нового жилья, на некоторое время, заняли наше внимание и моя безработица отошла на второй план. Мы ездили по магазинам выбирая мебель, кухню и всю фурнитуру, хотя моего присутствия там и не требовалось. Я чувствовал, что моё мнение, по большому счёту, вообще не учитывалось. Учитывалось только то, каким материалом мне удобнее было бы доделать ремонт. Я конечно был рад, и гордо рассказывал друзьям и знакомым, какую крутую квартиру мы купили, но... червяк, который меня подгрызал, становился всё больше, и всё больше появлялось чувство, что ко мне это, имеет отношение, постольку-поскольку. Наконец ремонт был закончен, мы переехали и снова встал вопрос о моём трудоустройстве. Я нашёл какую-то строительную фирму, но через месяц, понял, что фирма эта левая и постарался поскорей растаться с этими горе-строителями. Но это не главное. Главное, а точнее решаюшее событие, произошло немного раньше, о чём я вам сейчас и расскажу.

               



Глава 13.
                Из князей, в ...

   Работа работой, но музыкой я не переставал заниматься никогда и переодически выступал на разных андеграудных площадках. Так на очередном выступлении, я познакомился с одной фотографшей. Всё выступление, она ходила вокруг сцены с огромным фотоаппаратом и щёлкала меня с разных сторон. Я уже не был тем жалким щенком, который потерялся и сидит поскуливая под дождём, смотря на проходящие ноги спешащих прохожих, а стал чистеньким, холёным кобелём, с лоснящейся шерстью. Стал замечать, как женщины смотрят на меня. Эти оценивающие взгяды, ни с чем не спутаешь. Они как будто примеряют тебя к себе. Но некоторые смотрят сразу заинтересованно. Такой оказалась и она.
   Я дал ей свой э-мейл, чтобы она прислала фотографии, а она дала мне свою визитку. Фотки я получил, и в удобный момент произошло то, ради чего собственно, мужчина и женщина появились на свет.
   Кобелём я был конечно знатным, но вот хакером никаким. Как этого и следовало ожидать, я спалился. Спалился через почту, так сказать не удалил удалённое. Однажды, я возвращался с работы и должен был пересесть к Ирине в машину, но она встречала меня уже с вещами. Долго разговаривать со мной она не стала, высадила у общаги и уехала. Сказать, что для меня это стало шоком, будет наверное маловато, у меня под ногами буд-то земля зашаталась! Скандала не было, она просто процитировала строчки из моего письма. Я попытался было как-то оправдаться, но наткнулся на «бетонную стену» и понял, что все разговоры будут бессмысленны. Она прижала меня фактами так, что мне было даже не дёрнуться! Первые дни, я пребывал в какой-то прострации. Но постепенно начал приходить в себя. Я вдруг начал понимать, что произошло и ощутил себя опять, тем жалким, мокрым щенком. Общалась она со мной холодно и никакие мои слова о прощении не имели действия. Теперь я стал понимать, какую поддержку вдруг потерял. Несколько дней я провалялся в общаге, в трансе, пытаясь обдумать, как жить дальше.
   Но делать было нечего, с работы я уволился, так что надо было как-то настраивать быт заново и я отправился на биржу труда.  Там меня приняли и мой консультант расспросив меня предложила:
   - А вот вы говорите, что хотели бы работать в больнице?
  - Да, подтвердил я.
  - Хорошо, у нас как раз, начался курс санитаров. Они уже приступили к обучению, но я думаю вы можете к ним присоедениться. Сейчас я узнаю.
   Она вышла куда-то, а я подумал, что это совсем неплохо, новые люди, новые впечатления, да и я всегда хотел работать в больнице. Вернувшись она сказала:
   - Ну поздравляю, завтра вы можете приступить к обучению!
   Я был воодушевлён! Она объяснила куда мне придти и пожелала всего хорошего.
   Так я попал в медуху. Мед училище, само за себя говорит, девки там ходят табунами, на любой вкус и цвет! Это, как из оранжиреи с микроклиматом попасть на цветущий луг! Потихоньку я стал забывать о своих бедах, приобрёл новых знакомых, и почувствовал себя более уверенно. Ирина успокоилась, и постепенно мы стали снова общаться. Месяца через три, она разрешила мне вернуться. Мы снова стали жить вместе. Сначала, как кошки попавшие в новую среду обитания, следили друг за другом, осторожно исследуя все закоулки территории, опасаясь нарушить восстановившееся спокойствие. Но со временем всё село в своё русло и жизнь потекла дальше. Я окончил курсы и устроился работать в ту самую больницу, куда я так хотел.
  Когда я проходил практику в больнице, мне очень понравилось отделение неотложной медицины, куда я после окончания и устроился. Работу здесь, можно было сравнить с зоной военных действий. Никогда не знаешь, что случится в седующий момент. Скорые постоянно «бомбят» триаж – первый рубеж, делая по пять-десять налётов в час! В зале, стонут и кричат раненые - требуя сестру, доктора или санитара, утку или обезбаливающее. Мест не хватает и поэтому пациенты лежат в проходах, а скорые всё бомбят и бомбят! Даже ночью бомбёжка не прекращается, особенно в начале месяца, когда пенсионеры получают пенсии, а трудящиеся зарплату. Или в дни магнитных бурь и полнолуния, когда активизируются метеозависимые и психически неуравновешанные люди.
    В зале стоит гвалт! Старики хотят в больницу, где за ними будет хороший уход, поэтому начинают выдумывать себе болезни. Алкаши и наркоманы наоборот, рвутся на волю, где они смогут снова продолжить уничтожать себя. В одном углу, охранники воюют с буйным алкашом, в другом у кого-то остановилось сердце и там происходит возня по оживлению, в ремзале две тяжёлые травмы и инсульт. И во всём этом хаосе главное не потеряться и найти своё место, если короче, то быть полезным и не мешать. А в минуты затишья(случаются и такие), пополняется боекомплект. Пацаны санитары - развозят растворы натрия, сёстры - докладывают медикаменты, врачи - дописывают бумаги.
   Я влился в коллектив и в работу, как будто всю жизнь этим занимался, видимо гены и детство в поликлинике, где работала мама, дали о себе знать. Где-то через пол года мне стали доверять более ответственную работу в ремзале и на машине. Транспортная машина нашего отделения развозила пациентов по другим больницам или домой, если в этом была необходимость. Была во всём этом, какая-то символичность. Долгие годы я уничтожал свой организм, и себя как личность. А теперь, пройдя долгий,трудный путь от болезни до выздоровления, сам, словно искупая свои грехи, помогаю людям. Эта работа, очень изменила меня, я стал смелее, более уверен в себе, научился принимать самостоятельные решения. Стал, так скажем, более уверенно стоять на ногах. Не укрылось это и от Ирины. Где-то через пол года, между мной и некоторыми моими коллегами, начали происходить какие-то вибрации, которые донеслись и до дома. Склееная чашка наших отношений, под воздействием этих вибраций начала трескаться. Сначала по чуть-чуть, как бы в шутку, Ирина подтрунивала на до мной, мол, иди в свой курятник, как петух там ходишь!
   Я и в самом деле увлёкся одной сестрой. По ночам, когда не было пациентов мы сидели у неё в триаже и разговаривали. Она мне очень нравилась и я даже попытался назначить ей свидание. Нет, ничего особенного у меня с ней не было, на свидание она не согласилась, но мне всё-равно, хотелось скорей идти на работу, чтобы увидет её, и совсем не хотелось домой. Конечно Ирина всё это чувствовала. Начались мелкие разборки и подозрения. Она требовала от меня ласки и заботы, а я ничего не требовал, но и не давал тоже. На самом деле, я и не хотел ничего давать, мне честно говоря, осточертела такая жизнь! Жизнь под постоянным контролем, когда ни влево ни вправо, а тем более назад не шагнуть, а всё ради чего!? Через какое-то время, видимо сама устав от напряжённых отношений, она предложила слетать в Париж на уикенд. Это было крутое предложение! Я и сам думал, что развеявшись и набравшись новых впечатлений мы заживём лучше.
   Париж - город любви и романтики, как пишут в книжках. И приехав туда, я лично убедился, что на самом деле это так и есть. Воздух там совсем другой. Запахи круасанов, на набережной сены, Триумфальная арка, откуда начинаются Елисейские поля, башня Эйфеля, Лувр, Нотердам и Монмартр, Мулен Руж и Лидо. Два дня мы исследовали Париж. У нас была крошечная комнатка в небольшом отеле, в центре. Мы гуляли и были в хорошем настроении. На двухэтажном автобусе, которые возят туристов, исколесили весь центр, но в день отъезда, сам не знаю почему, мы опять поссорились.
   По приезду, мы некоторе время жили ровно, под впечатлением от поездки. Приходили друзья Ирины, ключевое слово здесь Ирины, и я показывал им фотографии и видео. Все восхищались и хвалили нас. Хотя на самом деле я тут был ни при чём. Придумала, организовала и оплатила всё она, мне оставалось лишь, только подогнать смены на работе. Где-то через пол года, опять всё стало портиться. Видно это уже была агония. Как мы ни старались, но конфликты возникали снова и снова. Тогда мы решили съездить в отпуск, погреться на пляжах острова Родос. Справедливости ради надо сказать, что на этот опуск я откладывал и чувствовал себя в этот раз не таким уж иждевенцем. Море, солнце, горы, мы наслаждались теплом, после дождливой Эстонии, но две недели пролетели, как два дня. Когда мы вернулись, и когда всем Ириным друзьям были показаны фотографии наших счастливых физиономий, всё стало опять плохо. Я даже сам не знаю почему? Мне казалось, что я «выдохся на этом марафоне», а признаться в этом я боялся даже себе. Я чувствовал себя птицей в золотой клетке, а мне так хотелось летать! Я можно сказать, жил двумя жизнями. Дома я был один, а на работе, совсем другой. Дома от меня требовали ласки и внимания, которой я дать не мог. Я не чувствовал доверия, Ира всегда сохраняла какую-то дистанцию. Сначала я думал, что когда мы сблизимся побольше это пройдёт, но и через три года, ничего не изменилось. Например, я не знал какой у неё доход, с чего она получает деньги, а когда заводил этот разговор, то получал настолько холодный ответ, что продолжать расспрашивать было уже неприлично. Я чувствовал себя не уютно. Всё, к чему я прикасался было не моё. Я не вложил ниодной копейки, в нашу жизнь и быт, моими были только инструменты. Несколько раз я предлагал ей расписаться, или обвенчаться, на что она уклончиво отвечала - а разве нам и так плохо? Когда я заговорил о ребёнке, то получил категорический отказ. Я не понимал, зачем мы вместе? Перспектив я не видел. Во мне созрел «отцовский инстинкт», но оставить потомство с этой женщиной не было никакой надежды. Я оказался «загнанным в угол» и с каждым днём всё только усугублялось. У меня начали появляться мысли о ребёнке на стороне, но когда я об этом думал, то понимал, в какой ад может превратиться моя жизнь. Я бы не смог вести двойную жизнь, так, чтобы никто, ничего не заметил, а уйти, у меня не хватало смелости. 
   На работе же, напротив, я был самим собой. У меня появились друзья и были хорошие отношения с коллегами. И однажды ночью произошёл такой случай. Пациентов было не много и мы, чтобы скоротать время дурачились, заигрывая с девчёнками. Я даже не заметил, как между мной и одной моей коллегой возникла взаимная симпатия. Я настолько разыгрался, что мне захотелось обнять её и почувствовать её тело. Тогда смеясь, я увязался за ней, относить истории болезней. Зайдя в лифт, всё так же смеясь, я неистово набросился на неё! В первые секунды она опешила, и попыталась вырваться, но, под моим напором она сдалась и наши губы слились в страстном поцелуе. Через пару минут, мы конечно вспомнили, что находимся на работе и возбуждённые источая электрические разряды, вернулись обратно. Что творилось у меня на душе, одному Богу известно! Я чувствовал, что она меня хочет и я хотел её, но встретится, по известным причинам, мы не могли. Попадая ночью в одну смену, мы выходили на улицу якобы покурить, а сами зайдя за угол страстно целовались. Она начала писать мне смски и письма в одноклассниках и в один прекрасный момент эти письма увидела Ирина. Вы конечно скажете, чегож ты дебил на одни и теже грабли наступаешь? Но мне тогда было уже всё-равно.
   В ноябре 2008-го, Ирина по обыкновению собралась в Лондон. Была у неё такая фишка, весной и осенью посещать этот город. Я на радостях, что останусь один, съездил к барыге. Утром, когда я ещё спал, а она собиралась в аэропорт, меня разбудил крик:
   - Саша, что это такое!?
   Продрав глаза, я увидел, что она тычет мне в лицо «поляну» со шмалью, а потом вышвырнула её в окно. Я был настолько обескуражен и деморализован, что не смог сказать ничего вразумительного. Я просто сидел в постеле и ничего не понимал.
   - Убирайся отсюда! Чтоб ноги твоей здесь не было через пять минут!
   Я конечно её понимал, у неё такси внизу и самолёт через час, но я не собирался подрываться и в пятиминутный срок, вываливаться на улицу, тем более в шесть утра, в свой выходной.
   - Я никуда не пойду!
   Во мне вдруг проснулась злость. Мне казалось, что она поступила как, Гитлер. Напала вероломно, разбомбив мои самолёты на аэродромах, оставив меня в подштаниках бегать вокруг горящей техники.
   - Я никуда не пойду! – повторил я. Иди, тебя такси ждёт!
   Она ушла, а я остался дома. День был абсолютно испорчен. Мне оставалось одно, поехать к барыге ещё раз и обкуриться до беспамятства. К вечеру я немного успокоился, позвонил «коллеге» и договорился о встрече. Я давно мечтал встретится с ней не на работе, а один на один, в спокойной обстановке. Встреча прошла на высшем уровне и я получил то, чего мне так не хватало. А не хватало мне страсти, страсти в её первобытном значении, без всяких барьеров и препонов. Но женщины чувствуют всё, и Ирина не оказалась исключением. Поздно вечером она, словно что-то почувствовав, позвонила мне из Лондона и стала задавать всякие неприятные вопросы. Я кое как отмазывался, но чувствовал, что говорю какую-то чепуху. Приехав, она начала разборки и затребовала у меня распечатку звонков. Пару дней я тянул, но она настаивала и мне ничего не оставалось, как предоставить ей эту распечатку, в надежде, что она ничего не найдёт. Но надо было знать Ирину, не даром она возглавляла не самую слабую фирму в городе. Конечно она нашла номер и позвонила. И ей ответили, женским голосом. После этого, у меня как будто снялся барьер. Я уже не боялся уйти и сам перешёл в наступление, поставив ей ультиматум. Либо мы женимся и она рожает ребёнка, либо, я ухожу. В противном случае, я не видел перспектив в нашем дальнейшем сожительсве. На обдумывание я отвёл и ей, и себе сутки. Она конечно тоже выставляла свои условия, но теперь это не имело никакого значения. Я хотел хоть один раз, сам принять важное решение.

                Глава 14.
                Сам себе режиссёр.

    В ту ночь, я не ночевал дома. Напряжение в наших отношениях достигло апогея. Мне уже не хотелось ложиться с ней в одну постель, да и вообще, находиться в одном помещении. Я позвонил одному приятелю музыканту и он приютил меня на эту ночь. На самом деле, можно было и не ставить никаких ультиматумов, я зараннее знал её ответ. Но для очистки совести, всё-таки взял передышку.
   На следующий день, Ирина пришла с работы пораньше, мы сели друг напротив друга, и пару часов выясняли отношения, но уже спокойно, без криков и скандалов. Как я и предполагал, за ночь ничего не изменилось, хоть мне и было страшно, но я всё-таки принял решение. Когда я одевался чтобы уйти и никогда больше сюда не возвращаться, она подошла ко мне.
   - Саш, может подумаешь ещё?
Я увидел, что в её глазах стояли слёзы. У меня у самого ком к горлу подкатил
   - Извини Ира, но я уже принял решение.
   Я вышел в ноябрьскую, промозглую сырость. Внутри была пустота. Ноги почему-то сами понесли меня в сторону работы. Я сделал пару звонков и через знакомых договорился с одним парнем, который мог помочь мне заполнить пустоту. Через полчаса мы встретились, он сходил в «аптеку» и на следующие пару лет, он стал мне самым близким другом.
   Его звали Гоша. Он тоже был из бывших, правда стажу у него было раза в два больше чем у меня. Но в отличие от меня, он ломался в коммуне, на хуторе под Нарвой и на момент встречи со мной был уже два года чистым.   Горевал я не долго, можно сказать, вообще не горевал, а наоборот, вдохнул полной грудью, такой желанный воздух свободы. После разрыва с Ириной, я поселился в своей комнате в общаге. Теперь мы общались с Гошей каждый день. После работы, он заруливал ко мне и мы часами, до поздней ночи разговаривали, делая короткие перерывы, для того, чтобы подойти к «алтарю Расты». Он рассказал мне свою историю а я ему свою. Помимо того, что наши истории были схожи, он ещё и не плохо разбирался в музыке, что тоже было очень полезным. На тот момент я познакомился с неплохими музыкантами и активно развивал свой проект . Гоша, как верный оруженосец, всегда следовал за мной и активно включился в процесс создавания музыки.
   И вновь, в моей жизни наступил новый этап, я с жадностью брал от неё всё, к чему раньше у меня не было доступа. Я делал то, что считал нужным. Ходил куда хочу и с кем хочу, наслаждаясь тем, что никому и ничего не должен был объяснять. Мне правда пришлось устроится на вторую работу, чтобы хватало денег на все удовольствия, но это были уже мелочи. Я снова зарегистрировался на сайте знакомств и активно шерстил его страницы. Теперь у меня было три основных занятия, работа, музыка и интернет. После работы, я приходил и сразу садился за компьютер, а в выходные часами торчал в студии, оттачивая свои новые песни. Да, я снова начал писать! С переменами в личной жизни,  сменился и характер песен, с воинственно-тяжёлых, брутальных рифов, на более мелодичный хард-рок, с текстами о любви.
   Не смотря на сумашедший ритм моей теперешней жизни, мне не хватало какого-то тепла и уюта. Я всегда возвращался в пустой дом, где меня никто не ждал и, когда оставался один, меня окутывали мрачные, депрессивные думы. Тогда-то я и взял себе маленького, пушистого, серого с белым котёнка и назвал его Барсиком. Хоть этот бесёнок и не давал мне спать после ночных смен, сбрасывая со стола разные, не нужные на его взгляд предметы, и потом гоняя их по полу, но я всё-равно его любил и возился с ним, как с ребёнком. Он встречал меня с работы и тёрся о ноги пока я раздевался. Таскался за мной по пятам, пока я занимался делами, играл с веником, пока я подметал, за что порой и получал тем же самым веником. А когда я садился за комп, он ложился рядом и всё время наровил положить свои лапы или морду на клавиатуру. Так этот маленький серый комочек, заполнил пустующую нишу в моей душе. С Ириной, я продолжал потихоньку общаться, но уже без особых обязательств. Она приходила иногда ко мне, поиграть с Барсиком и посмотреть, как я живу.
   Где-то через год, я из почти девяносто килограммового борова, превратился в семидесяти килограммового доходягу. Все старые вещи, висели на мне, как на вешалке, поэтому пришлось частично обновлять гардероб. Постоянная беготня с одной работы на другую, нерегулярное питание и регулярные подходы к «алтарю», сделали своё дело. Я знакомился и встречался с разными девушками, с сайта, от которых мне нужно было только одно. Это была такая игра, первым уровнем в которой была задача, рзвести девушку на встречу, а вторым, более сложным, на секс. Со временем, я достиг такоко мастерства в этой интересной игре, что иногда, с первого уровня, перескакивал сразу на второй. Ради этих встреч, я порой проделывал путь в сотню-другую километров. Верно говорят, хорошему кобелю семь вёрст не крюк! Но всем извесно, что после бурного веселья, неизбежно приходит тяжёлое похмелье, не стал исключением и я.
   Моя мама, стала часто болеть и переодически я устраивал её в нашу больницу. Так в очередной раз, когда она лежала в кардиологии, ей назначили одну небольшую процедуру, чтобы выяснить причины её постоянно ухудшающегося состояния. Процедура эта проходила под общим наркозом из которого, мама выходила очень тяжело. Ей постоянно слышались голоса, виделись какие-то армяне-убийцы, казалось, что сёстры готовят против нашей фамилии заговор, вспоминала моего отца и всё в таком духе. Руки её были привязаны, чтобы она не выдирала трубки и провода опутывавшие её. Я конечно понимал, что это было сделано ради её же блага, но смотреть на это было невозможно.
   Каждый раз, когда я шёл на работу, у меня в душе возникало тяжёлое чувство. Я понимал, что снова увижу маму в таком плохом состоянии и надеялся только, что сегодня галлюцинаций у неё не будет. Представляете, что это было для меня? Мама всегда была умной, адекватной женщиной и когда я слышал из её уст этот постнаркозный бред, сразу вспоминал уроки по психиатрии. Я узнавал симпотомы шизофрении и у меня до боли сжималось сердце! Так она пролежала больше месяца. Когда её выписали, я на денёк забрал её к себе в общагу. Она более-менее восстановилась, но нет-нет, у неё проскакивали отголоски тех галлюцинаций. Для меня это было, как нож в сердце! Я видел, как она мучалась и чувствовал, что ей осталось не долго. Видимо от этих потрясений и черезмерно активной жизни я сломался. Меня подкосил вездесущий в ту пору грипп, и не просто грипп, а в какой-то супер тяжёлой форме. Несколько дней я лежал пластом и думал только об одном, что бы кто-нибудь сварил и накормил меня куриным супом. С Ириной мы уже не виделись несколько месяцев, но я всё-же решил позвонить ей, ведь кроме неё, близких людей в городе у меня не было. Выслушав мою просьбу, она ответила очень спокойным и холодным тоном:
   - Извини, Саша, но я сейчас не могу.
   Я понял всё. Я прямо почувствовал, что сейчас, рядом с ней сидит мужчина, с которым ей хорошо и мой несвоевременный звонок, был ей, мягко говоря, абсолютно не в тему. Я почувствовал себя жалким бродягой-попрошайкой, которые стоят у магазинов и клянчат у прохожих по паре центов. Меня настолько разозлила эта мысль, что я сел в кровати. Наверное в этот момент, я и отпустил её от себя. Я ругал себя за то, что поддался этой слабости и позвонил. Видимо эта злость и дала мне сил подняться. Через несколько дней я уже вышел на работу, а ещё через пару недель, двадцатого ноября, две тысячи девятого года умерла мама.
   В автобусе, когда я ехал к очередной своей пасии, зазвонил телефон. Звонил брательник и когда я поднял тубку он сказал:
   - Саня держись, мама умерла.
У меня как будто время остановилось! Слёзный ком подползал к горлу, а в голове крутилась только она мысль:
   - «Не успел, не успел, не успел!»
   - Когда? – выдавил я из себя.
   - Сегодня днём, у неё была остановка сердца. Старый вызвал скорую, но они ничего сделать не смогли. Она умерла в больнице.
   Как не парадоксально, но эта новость не стала для меня неожиданной, ведь последние несколько месяцев я часто общался с мамой и видел, как она потихоньку угасает. Я пытался как-то помочь, водил её на обследования к себе в отделение, клал в больницу, но после каждой выписки, через какое-то время ей становилось всё хуже. Где-то в глубине души, я был готов к такому развитию событий, но удар, оказался как всегда внезапным. Меня успокаивала только одна мысль, что она наконец отмучалась и я надеялся, что теперь, её душе хорошо. Я жалел только об одном – что не успел. Не успел сделать её счастливой, не успел одарить её внуками и не успел заботиться о ней, как заботилась обо мне она.
    Маму похоронили через неделю. После похорон, в моей жизни, как-то стало всё рушиться. Её смерть, стала как будто эпицентром землятресения, отголоски которого, разбудили цунами и эта всеразрушающая волна, безжалостно уничтожала, с лбовью созданные мною постройки.  Девушка, с которой я хотел быть, дала мне от ворот поворот. На второй работе, где я дежурил по ночам, вдруг почувствовал какое-то давление и вскоре меня попросили написать заявление по собственному желанию. Я дорабатывал последние смены в некоторой депрессии. Знал, что меня уже уволили и приходил на смены только ради того, чтобы придти. Тогда-то и появились на свет, первые строчки этого повествования. В интернете я больше не шалил, будто во мне произошла очередная переоценка и вскоре, произошёл один случай, который в очередной раз кординально изменил мою жизнь.
   Восьмого марта, две тысячи десятого года, у меня был выходной. Я сидел за компьютером и с какой-то тоской отправлял, знакомым по сайту девушкам поздравления. Обычные, в этом случае слова и ссылка на мою песню в интернете. Я устал от такой разгульной жизни, какую вёл. Мне вдруг захотелось спокойствия и тепла. Я хотел подарить девушке цветы в этот день, сходить с ней в кино, или устроить романтический ужин, но такой девушки у меня не было. Поэтому я сидел и слал поздравления на лево и на право, неожидая ничего взамен. Просто мне от души хотелось сделать людям приятное. Так, разослав сообщения старым, я обратился к новым лицам, появившимся на сайте и одна фотография меня очень заинтриговала. Её звали Оля. На фоторафии было только её лицо, к которому она прижимала какую-то мягкую игрушку. Ничего особенного оно не выражало, наоборот, в нём было какое-то спокойствие, но глаза, в них было что-то такое, что притягивало меня как магнитом. Какая-то особенная, грустная глубина. Я непременно решил ей написать, но сам не знаю почему, возможно предчувствуя что-то и ломая стереотип, послал ей не самую свою хитовую песню, а наоборот, одну из старых. Она конечно ответила, вежливо поблагодарив меня и исчезла. Кажый день, я заходил на сайт и ждал только одного, что увижу весточку от неё. Сам я почему-то не решался ей написать, наверное боялся спугнуть, как опытный рыбак, завидев первую поклёвку не торопится вытаскивать удочку и, недели через две, мои ожидания были вознаграждены, «поплавок повело»! Она зашла на мою страницу. Я честно сказать, начал было забывать про неё, но увидев её интерес ко мне, сразу же написал. У нас завязалась оживлённая переписка, как будто мы оба только и жали этого, а ещё через пару недель мы встретились. Встретились, чтобы больше никогда не расставаться.

                Глава 15.
                Заключение.

   Оля была замечательной девушкой! Как только я запрыгнул к ней в машину (всё повторяется) и протянул первую клубнику, то сразу всё понял! Она спросила:
   - Чего ты такой давольный?
   - Да ничего, просто я всё понял.
   - И что же ты понял?
   - Понял, что ты будешь моей – всё так же улыбаясь ответил я.
   - А не слишком ли ты самоуверен?
   - Нисколько, ты скоро сама в этом убедишься! – мы весело рассмеялись и она «воткнула передачу».
   Мы решили поехать к морю, и погулять по променаду. Хоть на дворе и был апрель, но погода стояла не тёплая. Солнце светило по весеннему ярко, но с моря дул довольно сильный, холодный ветер, но мне всё было непочём. Во мне прямо-таки бурлил адреналин! Я шёл подпрыгивая от возбуждения чуть-чуть впереди и постоянно заглядывал в её глаза. Они как мощные магниты притягивали меня к себе, а улыбка, просто сводила меня с ума. Она была легка в общении и слушала меня с интересом. С каждой минутой, я всё больше и больше убжедался в том, что сделал правильный выбор. Этим же вечером, я пригласил её в ресторан.
   Я не стану углубляться в подробности, скажу лишь только, что мои слова оказались пророческими. Через месяц, она переехала ко мне. Она была в разводе, но жила с бывшим мужем в одной квартире. Он месяцами работал в Москве, а она вела дом и присматривала за детьми. У неё была девочка шестнадцати лет и двенадцати летний пацан. И вот, когда в очередной раз отец детей должен был приехать, я ей скалзал:
   - Оля, я люблю тебя и не хочу тебя ни с кем делить, поэтому ты должна расказать ему всё. Я не собираюсь ни скем играть в прятки и делать вид, что меня не существует. Поэтому предлагаю, пока он здесь, поживи у меня.
   -А как же дети – спросила она?
   - А что дети? Ты же не уезжаешь за тридевять земель. Ты можешь видеть их, хоть каждый день.
    На том и порешили. Теперь мы жили в общаге и светились от счастья, как два новеньких олимпийских рубля. Я ходил на работу, а Оля приводила в порядок мою холостяцкую берлогу и делала мне, самые вкусные в моей жизни бутерброды с чёрным хлебом. Мы были, как Мастер и Маргарита, я творил, а она восхищалась моей музыкой и прозой. У нас было такое чувство, что мы знаем друг друга уже сотню лет! Когда я возвращался с работы, она встречала меня и обнимала так, что я чувствовал, как наши молекулы соединяются и мы становимся одним целым. Вопреки моим ожиданиям, мне почему-то не хотелось писать. Я думал, что вот-вот, напишу самую лучшую свою песню. Моя душа пела, но Муза, почему-то не приходила. Я и не подозревал, что она просто материализовалась и жила сейчас рядом со мной.
   Странно, но во мне не было той слепой страсти, которая обычно посещала меня с каждой новой пассией. Наоборот, во мне жила, росла и крепла, спокойная уверенность. Уверенность в том, что эта женщина создана для меня, поэтому, через пару месяцев, я сделал ей предложение. Нет, я не подкладывал кольцо ей в торт и не объявлял об этом на весь ресторан, как это показывают в американских фильмах, я просто спросил у неё, пока она строгала лук, чтобы приготовить нам салат:
   - Оля, давай поженимся, детишек нарожаем?
   Она повернулась и как была, с ножом в руке, обняла меня. По её щекам текли слёзы и я не знал, был ли тому виной лук или, что-то другое, но мои глаза, тоже были на мокром месте.
   С этого момента, жизнь наша стала развиваться стремительно. Её бывший, снова отчалил в Москву и она уговорила меня переехать к ней, чтобы быть поближе к детям. В этой квартире я чувствовал себя неуютно, хоть она была большая, и навороченная, но я не был в ней хозяином. Там было много всего, что требовало мужских рук, но я ни к чему не хотел прикасаться, понимая, что всё это не моё. Нам нужен был начальный капитал и я взял кредит в банке, ведь мы оба начинали жизнь заново,так сказать, с чистого листа. На эти деньги, мы сняли большую, просторную кватиру, с красивым видом на море. Дети были с нами, ко мне приходили друзья и вечерами, мы сидели на уютной кухне с выходом на балкон, любовались закатами и болтали на самые разные темы. Мы постоянно были весёлые и это время, можно назвать самым счастливым в нашей жизни. Помнится, как-то давно, когда я ещё только приехал в Таллинн, Ирина сказала мне:
   - Мне нужен не мальчик, а мужчина – и я не мог тогда понять, что она имела ввиду, а теперь я чувствовал, что становлюсь именно таким.  Теперь я строил свою жизнь сам, по своим меркам и критериям. Рядом с Олей, я стал настоящим мужчиной. Она умело и безболезненно, направляла мою врождённую упёртость в нужное русло и это было так здорово! Мы были, как две половинки одного целого, и уже в августе, сыграли свадьбу.
   За полтора года, мы шесть раз переезжали с места на место, порой даже не распаковывая мешков, пока не осели в квартире, полученной мною от муниципалитета. Здесь, мы наконец-то почувствовали себя дома. Через что нам пришлось пройти, за нашу совметную жизнь, это уже другая история. Скажу лишь одно, что все бури и невзгоды, выпавшие на нашем пути, мы преодолевали вместе, рука об руку, поддерживая друг-друга в трудную минуту.
   Оля, за несколько лет, сделала неплохую карьеру в банке, начиная с самых низов и сидит теперь в декрете. Я, очередной раз отучившись в медухе, получил диплом парамедика и работаю на скорой. С Ириной я больше не общался, но её появление, красной чертой, разделило мою жизнь на «До и После». Я благодарен ей за то, что она показала мне, какой может быть жизнь. Она, можно сказать и поставила меня на ноги, но я не смог адаптироваться в её жизни. Слишком разные социальные статусы у нас были.

   Ну вот и подошла к концу моя история. И как говориться, нет худа без добра. Что бы со мной было спустя одиннадцать лет, не заболей я? У меня бы наверное выпали остатки зубов, я бы так же бухал и торчал по сезону, работал бы от случая к случаю и все заработанные деньги спускал на алкоголь и наркотики. Или взялся бы торговать наркотой, чтобы обеспечить себя зельем и куском хлеба и в конце концов угодил бы в тюрягу, лет эдак на пять. А может с приходом на рынок белого китайца, отъехал бы в какой-нибудь подворотне, вмазавшись с похмелья. Вариантов развития могло бы быть множество, но не один не пошёл бы по пути созидания. Даже сейчас, спустя одиннадцать лет, я не могу представить, что смог бы сам изменить свою жизнь. Меня видимо надо было, встряхянуть так, что бы изменилось мировозрение и произошла перезагрузка.
   И так, подводя итоги, хотелось бы сказать, что человек, сам кузнец своего счастья, и как не банально это прозвучит, но это действительно так. Мы это - то, о чём мы думаем. К чему человек стремится то, в конечном итоге и получает. В этом, я убедился на собственном опыте не единожды.
   Теперь я абсолютно счастлив. За двадцать с лишним лет, мне пришлось пройти огонь и воду, и медные трубы, но если кто-то спросит у меня, не хочу ли я прожить жизнь заново и исправить ошибки, я бы твёрдо ответил нет. Моя жизнь была интересна и достаточно многогранна, и я благодарен судьбе за то, что мне было позволено прожить несколько жизней за одну. Говорят, бывших наркоманов не бывает, но когда-то, не помню уже от кого, я услышал такую вещь, что сколько наркоман торчал, столько и должно пройти времени без наркотиков, чтобы считать его чистым. Мой цикл в одиннадцать лет, подходит к концу. Надеюсь, что после этого, в моей жизни начнётся новый этап, лейтмотивом которого будет девиз - семья, творчество, дети. А наркоманам, которые продолжают медленно убивать себя, убивать отношения в семье и отношение к себе окружающих хочу сказать одно, задумайтесь, ради чего вы живёте? Ради пары децелов? Начните менять себя, образ жизни, ход мыслей и вы увидите, насколько жизнь может быть прекрасна! И мой пример вам в помощь!

   В заключении, хочу лишь вспомнить, тех пацанов, кто не дожил до сегодняшних дней:

   Меелис
   Сафрон
   Фитиль
   Гарча
   Семен
   Костя
   Стас
   Кепа
   Тушёнка
... и многие, многие другие... Вам, эта повесть посвящается.



                23.12.2013 год.
                Таллинн.