Про поэта одного стиха

В каждом краю есть одна или даже несколько достопримечательностей.
Вот, например, в Писцове таких достопримечательностей несколько. С одной достопримечательностью носятся, как со списанной торбой. Многим почему-то хочется отметиться на предмет познаний, любви и уважения к своему земляку, похороненному в Свято-Андрониковом мужском монастыре в 1895 году.

И любой росчерк пера, удар по клавишам в ноутбуке по поводу автора стихотворения «Удалец» воспринимается на «ура!» и считается хорошим тоном. Давайте разберёмся: почему и с какой целью делают это люди, далёкие от литературы, литературоведения и что стоит за этим именем Сергей Рыскин.

Лучшим учебником по истории русской литературы с древнейших времён по 1925 год был и остаётся учебник князя Дмитрия Петровича Святополк-Мирского (1890-1939). В Главе II Части Второй Современная русская литература (восьмидесятые – девяностые годы XIX века) автор приводит более-менее значимых поэтов той эпохи:
* С.Я. Надсон («Поэзия Надсона – гладкая, бескостная, она избегает уродства, но в ней нет ни жизни, ни силы».);
* Минский (псевдоним Н.М. Виленкина) «…его стихи казались холодными и головными»;
* А.Н. Апухтин «Это стихи человека, разрушившего своё здоровье излишествами. Они не такие бесцветные, не такие студенистые, как стихи Надсона… Некоторые стали очень популярны в виде романсов, ставшие «гвоздём» цыганского репертуара»;
* граф П.Д. Бутурлин «… его поэзия… интересна как изолированный пример английского влияния – Бутурлин был преданный последователь Китса и прерафаэлитов»;
* К.М. Фофанов «…он обладал тем, чего не было ни у кого из его современников – подлинным песенным даром. Стихи его – о звёздах, о цветах, о птичках – всё это иногда искренно, но в общем мало интересно, и так как он не владел техникой, то уровень тут крайне неровен»;
* Мирра Лохвицкая «томик страстной и экзотической женской поэзии. Стихи Лохвицкой и Фофанова казались последним словом красоты в 90-е годы. Но тут началось движение символистов и наступило истинное возрождение поэзии».

В приведённом выше абзаце нет упоминания о Сергее Фёдоровиче Рыскине ни в главе о поэтах, ни в главе о прозаиках. Почему?

И ответ лежит на поверхности. Сергей Рыскин – сын разорившегося купца. Гимназию не окончил из-за болезни, следовательно, в будущем не мог получить высшее образование; пошёл в железнодорожное училище, проучился три года, а оттуда попал в помощники машиниста. Простите, но помощник машиниста – это тот самый человек, кто бросает в паровозную топку уголь. Работа - на редкость - грязная и тяжёлая. Чисто пролетарская. При такой работе не то, что белую манишку из бумазеи не наденешь, а уж про стихи точно забудешь. И у парня появляется соблазн: вместо тяжёлого труда на железной дороге стать репортёром-хроникёром-фельетонистом московской газеты. Вместо угля в топку бросать на бумагу строчки прозаические или поэтические. Лишь бы платили.

Ведь ещё учась в гимназии, Рыскин пописывает стихи, и не просто коротенькие стихи, а творит пространные поэмы в стиле Николая Александровича Некрасова. Вот – например – образчик косноязычия: «Кому вольготно, счастливо живётся в одном не то селе, не то городе». Подражание Некрасову во второй половине XIX века - модно. Образования, как такового, Рыскин не получил, рос среди пролетариев-текстильщиков, отсюда и увлечение народными песнями, былинами, напевами и, как итог, -- подражание Некрасову. Однако стоит заметить, что сам Николай Алексеевич Некрасов - вершина в русской литературе, а все подражатели так и остались подражателями. Никогда литература не щадила и не возвышала подражателей чьего бы то ни было таланта.

Возвращаясь к Святополку-Мирскому, читаем: «Поколение родившихся между 1825 и 1850гг. оказалось поэтически самым бесплодным из всех в истории России. С 1960 и до конца семидесятых не появилось ни одного хотя бы средне одарённого поэта».

Путь Сергея Рыскина в литературу лежал через литературную подёнщину в литературно-юмористическом еженедельнике «Развлечение», журнале «Будильник», «Осколки», где – кстати – печатался Антон Чехов, в еженедельном журнале «Русский сатирический листок», ежедневной «Московской газете», ежедневном «Московском листке», ежедневном «Русском листке». Однако, Антон Павлович Чехов, сверстник Рыскина, смог вынырнуть из литературной подёнщины, а вот Рыскин – нет. И можно понять почему Сергею Фёдоровичу этого не удалось.

В 80-е гг. XIX века появился новый, «облегченный» тип газеты, рассчитанной на городского обывателя. Освещение событий внутренней и зарубежной жизни занимает в ней незначительное место. На первый план выдвигаются городские новости и происшествия, подробные судебные отчеты об убийствах и крупных хищениях. Из общественно-публицистической или деловой газета стала превращаться в орган занимательного обывательского чтения, или точнее — чтива. Характерным образцом такой газеты был «Московский листок», издававшийся с 1881 г. Н. И. Пастуховым и где репортёром служил Сергей Рыскин.

Значительное место в газете занимает «беллетристика» — юмористические «сценки», фельетоны, низкопробные романы.

Юмористические рассказы чаще всего преследовали развлекательные цели, удовлетворяя невзыскательным вкусам городского обывателя. «Какая уж тут «идея», — писал Михайловский о Н. А. Лейкине, редакторе наиболее значительного юмористического журнала «Осколки» и популярном авторе, — когда нужно работать каждый день, памятуя при этом, что буфетчик за стойкой, сиделец за прилавком, дворник у ворот, лакей в передней и прочий «подписчик» хочет только посмеяться и не жалует каких-то там идей и вообще „глупостев“».

Юмористический рассказ тех лет — преимущественно короткая «сценка», представляющая разновидность особого жанра «рассказа для сцены», сценки-монолога, которые приобрели большую популярность еще в 60-е гг. К 80-м гг. такая сценка потеряла свою социальную злободневность и превратилась в бытовую миниатюру с разнообразными персонажами низкого ранга или же купцами. Последние в изображении юмористов смешны потому, что умственно не развиты и некультурны, но не сознают этого и пытаются судить о том, что недоступно их пониманию. На этом несоответствии обычно и строилась комическая ситуация.

Сюжеты юмористических рассказов в значительной мере определялись «сезонными» заданиями. Писатели-юмористы писали об обязательных новогодних визитах, о том, как говеют в пост, а затем разговляются, как едят блины в масленицу, о летней жаре и зимнем холоде, о найме дач и т. п. Они вводили своего героя в кабинет врача и в камеру мирового судьи, посылали его в театр смотреть знаменитую Сару Бернар. Сценки и рассказы воспроизводили уличные и базарные происшествия, городскую сутолоку, пустяшные разговоры на злобу дня. В целом они писали о том, чем было занято внимание обывателя, чем наполнялась его будничная жизнь. Юмористические рассказы были однотипны и в художественном отношении, представляя собой, по словам Михайловского, «ряд забавных фарсов, юмор которых состоит главным образом в разных словечках и смешных прибаутках».

Самым крупным среди таких авторов был Н. А. Лейкин, который создал своеобразный стереотип юмористической сценки, обнаружив при этом мастерство в использовании бытовых жаргонов.

Таким образом, 80-е гг. становятся годами широкого распространения в России так называемой «массовой литературы», неприхотливо развлекающей или ужасающей.

Интересны ссылки оппонента на издателя Лейкина, который в своей переписке (!!!) с Антоном Чеховым в 1884 году так выражается «о нашем земляке» и далее идут вырванные из контекста цитаты вначале Лейкина, а потом и Антона Чехова.

Первая, лейкинская, цитата: «....там есть свежий и талантливый человек, некто Сергей Рыскин; по слухам ещё очень молодой. Приеду и разыщу его».

Вторая, чеховская, цитата: «наслышан много».

Глупость несусветная пытаться через сто с лишним лет возвысить молодого человека, слезшего с паровоза и вошедшего в редакцию «Осколков», поставить на один уровень с Антоном Павловичем Чеховым.

Перечитал переписку издателя Николая Александровича Лейкина с Антоном Павловичем Чеховым (с 1882 по 1898гг.) и - не поверите - никаких упоминаний о Сергее Рыскине не нашёл. Хотя сама переписка очень интересна и познавательна. Тогда вырванные из контекста «цитаты» оппонента становятся понятны.

Антон Чехов начал работать у издателя Николая Лейкина ещё будучи студентом. Издатель только-только купил право на издание и искал молодых юмористов и фельетонистов в свои «Осколки». Замечу, что основной литературный заработок Антона Чехова в этот период - это написание фельетонов и юморесок. Цена - 8 копеек за прозаическую строку.

Рассказы Чехова, выглядевшие среди рядового товара «Осколков» как «рассыпанные на сером сукне алмазы», почти не вызывали редакторских замечаний и, если не говорить о цензуре, без особых поправок шли в печать. Но зато репортерская работа, т. е. фельетоны, подписи к рисункам и прочие осколочные «мелочишки», в которых Лейкин постоянно нуждался, сильно затрудняла Чехова; сколько ни «перевоспитывал» его Лейкин, ничего не менялось. Чехов оставался самим собой. «...Вы сами знаете, что легче найти 10 тем для рассказов, чем одну порядочную подпись...» -- писал он Лейкину 4 ноября 1884 года.

Чехов по натуре и по характеру своего дарования не мог быть репортером-поденщиком; это и отделяло его от Лейкина, «Осколков», всей «малой прессы» 80-х годов.

В своём письме от 10 августа 1883 года Лейкин обращается с просьбой к Антону Чехову:

«Вы, Антон Павлович, вот что... Вы знаете всех московских, кто подаровитее, знает и Пальмин... Вот вы оба и приглашайте этих даровитых-то присылать статьи в «Осколки». Я буду к ним особенно внимателен, сам буду просматривать их рукописи, снабжайте только авторов хоть легонькой рекомендацией в две строчечки. А то среди множества ерундистов, пожалуй, и проглядишь их письма».

Отсюда и понятно в каком контексте всплывает имя Сергея Рыскина. Издателю нужны подёнщики на фельетоны и на подписи к карикатурам, а Чехов этой мелочёвкой заниматься не желает, чтобы не растрачивать свой талант. Поэтому и даёт рекомендацию Рыскину. Тем самым Чехов не ставит на свой уровень последнего, а просто отзывается о нём, что - дескать - знаю я такого репортёришку по имени Серёга Рыскин, «наслышан о нём», он, де, не ерундист и будет писать фельетоны и придумывать подписи под карикатурами. И цена его устроит: восемь копеек за прозаическую строку.

А нервные оппоненты в XXI веке всё переиначили и поставили с ног на голову. Так им к славе земляка охота примазаться, что готовы в земле писцовской валяться да камень, что у Торговой площади, облизывать. Дескать, покажем всему миру, что Рыскин - гений не хуже вашего Антона Палыча Чехова. Только ошибочка у оппонентов вышла. И всё потому, что:

Во-первых, Рыскин -- поэт был средней руки. Во-вторых, прозаик из него слабый. Романы его, которые писал постоянно и печатал из номера в номер, были о купцах, о мещанах, о посадских и о всякой перекатной голи того времени. Произведения были халтурщиной от литературы, которые так и остались на пожелтевших страницах ежедневных московских газет и журналов позапрошлого века. В нынешнее время никому не интересны, кроме, может быть, литературоведов и краеведов. Да и издатели платили автору восемь копеек за прозаическую строчку. Чем больше воды нальёшь, тем больше гонорар и получишь.

Единственным стихотворным сборником Рыскина стал «Первый шаг» (1888г.). Второго шага так и не последовало. И вот в этом первом и последнем сборнике соединены лирические и сатирические стихотворения, баллады и басни, легенды и сказки. И только несколько строчек одного стихотворения остались в памяти народной:

Живёт моя зазноба в высоком терему;
В высокий этот терем нет ходу никому…

И рефрен:

Была бы только ночка сегодня потемней!

Как отмечал Евгений Евтушенко «Но такова судьба многих песен, считающихся народными. Чтобы вырвавшиеся из-под авторского присмотра стихи «ушли в народ», то есть массово и стихийно запелись, их основательно обкатывают: сокращают, подправляют, а то и переписывают, переиначивают».

Не поленитесь и сравните авторский текст «Удальца»:

Живет моя зазноба в высоком терему;
В высокий этот терем нет ходу никому;
Но я нежданным гостем - настанет только ночь, -
Желанной во светлицу пожаловать не прочь!..
Без шапки-невидимки пройду я в гости к ней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!

При тереме, я знаю, есть сторож у крыльца,
Но он не остановит детину-удальца:
Короткая расправа с ним будет у меня -
Не скажет он ни слова, отведав кистеня!..
Эх, мой кистень страшнее десятка кистеней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..

Войду тогда я смело и быстро на крыльцо;
Забрякает у двери железное кольцо;
И выйдет мне навстречу и хилый и седой,
Постылый муж зазнобы, красотки молодой,
И он не загородит собой дороги к ней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..

Войдет тогда к желанной лихая голова,
Промолвит: будь здорова, красавица-вдова!
Бежим со мной скорее, бежим, моя краса,
Из терема-темницы в дремучие леса!..
Бежим - готова тройка лихих моих коней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..

Едва перед рассветом рассеется туман,
К товарищам с желанной примчится атаман;
И будет пир горою тогда в густом лесу,
И удалец женою возьмет себе красу;
Он скажет: не увидишь со мной ты черных дней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..

1882г

И народный:

Живет моя отрада
В высоком терему,
А в терем тот высокий
Нет ходу никому.

Я знаю у красотки
Есть сторож у крыльца,
Но он не загородит
Дорогу молодца.

Короткая расправа
С ним будет у меня,
Не скажет он ни слова,
Отведав кистеня.

А мой кистень сильнее
Десятка кистеней,
Была бы только ночка
Сегодня потемней!

Была бы только ночка
Да ночка потемней.
Была бы только тройка
Ах, тройка порезвей!

Поэтому и не понятна сия «любовь и тихий трепет» некоторых жителей села о своём земляке.

Да. Родился Сергей Рыскин в Писцове. Писать стихи начал в Коврове и в Москве. И поэт был ниже среднего и писатель – так себе. Но «Удальцом» прославил себя, но не жителей села и, тем более, не пишущих о нём восторженных строчек авторов новелл из цикла «Штрихи к портрету», поверхностных и слабых как по содержанию, так и по фактам, приведённых в этом опусе.

Жаль, что имя Рыскина к месту и без прикладывают то к камню возле площади, то к опусам на Прозе.Ру.

И восторгаются, лишь бы пофлудить и попиариться на имени земляка.

А вот что мой земляк о Рыскине сказал:

***
Край костромской берёзов.
Явился в нём на свет
гудками паровозов
разбуженный поэт.

Железная дорога
Вселяла в грудь тоску
под крик: «А ну, Серёга,
подбрось-ка угольку!»

Кому душой излиться?
Что ж поменял, поэт,
берёзовые листья
ты на листы газет?

Но не в газетном стиле
шурша тебе с ветвей,
они не отпустили
совсем души твоей.

И вдруг Серёга Рыскин
такое сочинил,
как будто не забрызган
был кляксами чернил.

И вот чем было надо
жизнь оправдать ему:
«Живёт моя отрада
в высоком терему».

Да и какая строчка
рассеяна в росе:
«Была бы только ночка…» -
а дальше знают все.

Евгений Евтушенко.