Предощущение жизни

По стене ползут тени.
  Все в алом пламени. Потолок, стены, пол. Все будто бы залито красной жидкостью, точно кровью. А вверху шуршат бабочки. Шелестят тоненькими крылышками. Взмах. Еще взмах. Они шуршат, и кажется, будто по стене ползут тараканы. Огромные, жирные и крылатые, как бабочки.  Но это лишь кажется. На самом деле где-то под потолком шуршат бабочки.
  Перетекают блики от одной стены к другой. Огонь то ярко-кровавый, то словно бархатное бордо. И Она дышит. Дышит и мыслит. Она ощущает, как ее боков касаются и щекочут крылышки ночных существ. Она бы даже чихнула от вековой прежде серой, а ныне красной пыли. Но Она терпит.
              Комната молчит.
  Тишину раздирает треск ударов настенных часов. Часы словно сошли с ума. С каждым ударом сильнее, яростнее, желая разломать кости стрелок, раскрошить в пыль механизм, заставляющий их так невыносимо страдать.
  Заскрипит кровать, стонущая об ушедшей молодости. Где упругость пружинок, где свежие простыни, откуда ржавые морщины? Она горюет об ушедшем: дряхлая, вялая, прогнутая и грязная.
  Ухнет дед-диван. Проснется. Стряхнет с себя пыль и мертвых бабочек. И вновь заснет, покрякивая от закостенелости пружин.
  Вновь пробегутся по стенам тени, словно черти затанцуют в адском пламени. Едва шевельнутся красноватые шторы.
             Комната молчит.
             Она все терпит.