Книга Вторая. Адмиралтейство. Глава 1

– ГЛАВА ПЕРВАЯ –
Не всё коту масленица

Интересно, когда-нибудь закончится этот дождь? Теперь каждое утро просыпаешься от моросящей свежести, проникающей через приоткрытую балконную дверь нашей квартиры на Ланском. Кошара бессовестно дрыхнет на моих ногах поверх одеяла, мешая пошевелиться. Наверное, я слишком люблю эту мыркающую животину, чтобы отпихнуть её хотя бы к стенке. В любом случае, не факт, что это бы удалось… И чем тебя сегодня кормить, если до магазина в такую погоду дойти лень, а ты ничего кроме своих сухарей и месива, которых производители гордо называют «кормом», не признаёшь? Встать, что ли? Вообще, можно бы залезть под горячий душ – погреться, потому что в квартире тоже сырость, как и на улице. Где-то там, за оконными рамами, дождь как-то совсем неправильно превращается в ливень, и теперь можно даже не думать о полотенцах, вывешенных с вечера на балконе. Вот засада… а ведь даже и безразлично как-то…
Мама вчера уехала к родственникам на Звёздную, и они внезапно решили посетить на выходных дачу. Ну-ну… так и вижу их, копающихся на огороде под проливным дождём…

* * *
Янка с трудом дотянулась до стула, на котором висела одежда, и быстрым движением втащила длиннющий фланелевый халат под одеяло – пусть греется.
– Фрактус, эй, – попыталась она разбудить кота, – закрой балкон, а?
– Холодно, – ответил изумрудно-чёрный кот, принципиально не глядя на хозяйку.
– Совесть есть? – спросила та как-то совсем неэмоционально.
– Есть, – последовала краткая, но многозначительная реплика уже откуда-то из-под одеяла, – совесть есть, но балкон закрывать не пойду.
– Мм-м… – промычала Янка и рывком отмахнула край одеяла, накидывая халат.
– Да ну ладно! Ладно! Щас закрою! – кот встревожено уставился на неё своими лиловыми глазищами. Мало ли что…
– Да спи уже, закрою я. Но в магазин не пойду. Даже не проси, – добавила она, скрываясь в ванной комнате.
– Нет, ну как так можно?! – возмутился кот.
– Сам сходишь! – донёсся сквозь шум воды голос девочки. – Не маленький!
– Ну уж! ... У нас ещё сыр остался со вчерашнего и помидоры, – проворчал кот.
Вот уже почти неделю живут они в Питере, изучая этот город. Хотя, наверное, надо верить коту, который едва только выпрыгнув из вагона на перрон, повёл усами и многозначительно хмыкнул. А через пару дней как-то вскользь заметил, что этот город – сплошная база данных, и что у него уйдет не меньше недели, чтобы разобраться во всех его каналах и линиях. «И чего там разбираться?», – недоуменно спросила Янка, разглядывая карту города. «Да не эти линии!» – кот обиженно ткнул лапой в карту в ответ на ее замечание, – а другие, которые поверх, точнее, за… в общем, параллельно этим». И видя, что Янка не может взять в толк, о чем речь, разочарованно утопал по своим делам. Поэтому Янка сделала вывод, что у кота временный перегруз от пребывания в незнакомом городе.
Хотя в какие-то моменты, особенно стоя на бесконечных гранитных набережных и в ней появлялось запретно-манящее ощущение того, что это не они, а именно он – сам Город изучает их, приоткрывая себя своим необычным гостям. Но в чем конкретно это проявлялось, Янка объяснить не могла. Слишком уж легким было это ощущение, овевавшее ее голову вместе с приятным ветром с залива.
Поехать в Питер «наподольше» было давней мечтой Янки. Однажды с классом они были на экскурсии в Северной столице, но от той поездки у девочки осталось мало каких-то особенных воспоминаний; если не считать памятник с императором на лошади, лошадей на мосту, кафе с лошадиными картинками по стенам и то, как ребята плевали с мостика в серую воду канала напротив дома известного актера, который когда-то здорово скакал на тех же самых лошадях в фильме про мушкетеров. В общем, та поездка была более «лошадиная», чем «львиная», потому что по каким-то непонятным причинам Янка не увидела тогда в Питере ни одного льва, если не считать львами сфинксов возле академии Художеств. То ли автобус ехал не по тем улицам, то ли промозглый дождь, который отстукивал по стеклу свою сонную песню «спать…спать…», а может какие другие причины не дали тогда Янке увидеть то, что, как она чувствовала, есть в этом городе, присутствует, живет, является его частью.
И вот теперь, наконец-то, они с мамой приехали сюда погостить к давним друзьям семьи, обменявшись на время квартирами, – те приехали в ее, Янкин, город, навестить родню, ютившуюся на не очень большой жилплощади, а мама решила сделать для Янки подарок на окончание девятого класса – поездку на целых десять дней в Санкт-Петербург.
Вообще-то, Янка предпочла бы учиться в совершенно другом учебном заведении, находящемся далеко, в замке среди гор, что окружен невидимыми преградами, в другой стране, и, как порой уже казалось, в другом мире.
Но случилось так, что не то судьба, не то предназначение, не то какие-то другие незримые силы вмешались в ход событий. В тот год за несколько дней до первого сентября, когда Янка уже собирала свой школьный рюкзак и складывала вещи в чемодан, приехал дядя Джон, и они долго беседовали сначала с Алевтиной – мамой Янки, а потом и все вместе.
Сначала Янка никак не могла взять в толк, что произошло. Когда ее дядя, профессор Джон Честертон в третий раз зачитал письмо от директора Международной Школы Магических Искусств Аврелиуса Магвелла, Янка очень, очень расстроилась. Она всхлипнула и зарылась в мягко искрящегося чёрно-изумрудного Фрактуса. Тот сидел нагло на столе и щурил свои лиловые глаза в лучах бившего в окна заходящего солнца.
– И куда тогда? – спросила Янка. – Где мне теперь учиться, маам, если мы уже документы из школы забрали?
Мама посмотрела на дядю Джона. Тот в задумчивости теребил край письма:
– Магистр полагает, что в обычную школу Янне сейчас нет смысла возвращаться. Но, к счастью, в вашем городе в этот год открывается гимназия, где набирают детей с разными творческими способностями. Мы уже посетили администрацию, и … в общем, директор не будет против периодических отсутствий кое-кого из учащихся. Особенно во время каникул, которые в Европе и России не совсем совпадают.
– Ура! – завопила Янка, одним движением вытерла слезы о кошачью шерсть, соскочила с табуретки на пол, подпрыгнула и, всхлипнув последний раз, спросила:
– Это значит, я смогу посещать Форествальд? И видеться с ребятами? С Рудиком, Людвигом и остальными тоже?!
Кот аж вздрогнул от неожиданного всплеска эмоций.
– Сможешь, сможешь! – смеясь, ответил дядя Джон, – и не просто «посещать», но учиться. Не ежедневно, правда… скорее, заочно.
– Учиться, учиться, и еще раз учиться… – нравоучительно вставил своё веское слово Фрактус, – а не скакать как коза по горным склонам.
Янка схватила кота в охапку и закружилась с ним по кухне.
– Фрактусик, дорогой, кисонька ты моя!
– Осторожно, лампочка! – взвыл кот, испуганно прижав уши где-то под самым потолком.
– Но Джон, – мама поймала Фрактуса, который-таки вырвался из рук Янки и теперь старательно пытался вернуть себе свой благородный кошачий облик, удобно устроившись на маминых коленях, – ладно, директор гимназии… Но ведь есть и простые учителя. Они точно будут недовольны пропусками уроков!
– Да, – подхватила Янка, сообразив, к чему клонит мама, – и одноклассники, – ведь они будут спрашивать, куда это я пропадаю? И что мне им отвечать?
– Правду. Только правду, – уверенно сказал Честертон. – Потому что иногда правда бывает настолько неправдоподобной, что люди ей не верят.
– То есть, профессор, – Фрактус закончил свой непостижимый кошачий процесс умывания-причесывания и теперь решил более активно включиться в разговор, – господин Честертон, Вы полагаете, что Янна должна будет говорить всем, что она параллельно изучает алхимию где-то посреди альпийских гор и одновременно с этим овладевает тысячью и одним заклинанием с помощью волшебной палочки?
– Совсем нет, дорогой Фрактус. Ведь ничто не мешает, – профессор Честертон обвёл таинственным взглядом присутствующих, – ничто и никто не мешает расшифровать аббревиатуру – заглавные буквы, стоящие на печати нашей алхимической школы «МШМИ» как Международная Школа Музыкального Искусства. Что-то вроде школы для музыкально одаренных детей, которая находится, например, в Москве.
– Не люблю Москву, – фыркнула Янка.
– Это почему же? – с интересом спросил дядя Джон и едва заметно обменялся взглядами с Янкиной мамой.
– Не знаю… – неопределенно протянула Янка, которая залезла сейчас в холодильник и отдирала брикеты мороженого от стенок морозилки, и которая, в отличие от кота, не заметила «переглядок» взрослых.
– Не знаю, – еще раз повторила Янка, – мне Петербург больше нравится. А Москва не нравится. Совсем.
– Ну, хорошо, – дипломатично согласился Честертон. – Но, запомни, принцесса… иди сюда, садись и запоминай. Никто не должен знать, где ты бываешь на самом деле. В ответ на все расспросы, где ты еще учишься кроме гимназии, отвечай просто «в Школе Искусств, в Москве». Да, мол, школа эта международная, попала ты туда, поскольку выиграла конкурс юных композиторов. Ведь это правда?
– Правда, – кивнула Янка. Год назад написанная ею пьеса была признана жюри какого-то (если честно, Янка не помнила точное название) конкурса, действительно, лучшей в ее возрастной категории. Тогда мама смеялась, что теперь характер у Янки станет еще более «категоричный», чем прежде.
– Так вот, – прервал ее воспоминания дядя Джон, – почему Москва... Потому что официально ты будешь числиться в настоящей, реально существующей в Москве музыкальной школе, в стенах которой проводятся настоящие международные конкурсы молодых музыкантов. Понимаешь, о чём это я?
– Нет, – честно призналась Янка.
– И я тоже, профессор, – добавил кот и выжидающе уставился на Честертона.
– Подумай!
– Да ну, дядя Джон, ну числюсь я в той московской школе, и что? Зачем мне бывать там, где я не хочу и не собираюсь быть?
– Ой ли, – рассмеялась мама, – и где же ты хотела бывать?
– Там, где Максимильяновичи, где остальные ребята!
– Ёшкин Кот! – Фрактус хлопнул себя лапой по лбу. – Неужели, профессор?!
– Именно! Именно, Фрактус!
– Да вы что, сговорились? – не выдержала Янка. – Ну что там, в этой Москве?
– Янна, ты же умная девочка! Сложи всё, что мы здесь только что сказали, – посоветовал ей кот. – Если гора не идет… – начал он ей подсказывать.
– Да ладно, – недоверчиво посмотрела на него Янка, – можно подумать, что если я не могу куда-то поехать, то это «куда-то» приедет ко мне?
Она взглянула на взрослых. Те загадочно улыбались.
– Что, серьезно?! Мальчишки будут приезжать сюда, ко мне?
– Ну, скорее не сюда, а в Москву, – подтвердил Янкину догадку Честертон. – Они (да и остальные ребята) будут участвовать во всяких разных международных конкурсах, а ты будешь бывать в Форествальде по мере возможности. Мы составим график, чтобы ты не отставала от программы.
– Но учиться надо будет уже больше, – предупредила мама.
– Да это не важно! Главное – мы будем видеться! – воскликнула сияющая от радости Янка. – А что вы сразу-то не сказали? Помучить меня решили, да?
– Ну уж… сразу и помучить, – обнял ее дядя Джон, – просто решили проверить, насколько ты соображаешь после летних каникул. А то помнится, в августе кто-то забросил учебники далеко-далеко и заявил, что пока тепло и рядом кот, ни слова про учёбу!..

* * *
…Так побежали дни, полетели недели, проносились месяцы вот уже три года, как я не учусь в Форествальде. И вот уже три года, как Людик и Рудик бывают в России наездами, и мы можем встречаться только в Москве, потому что именно так, а не иначе. Вот уже три года, как я жду каждые выходные и каникулы, каждую справку-вызов в псевдо-Москву, а на самом деле, в долину Форествальд, и живу там, в замке, по-настоящему. И вот уже три года, возвращаясь домой, в наш небольшой провинциальный городок, я всё чаще ловлю себя на мысли, что эта жизнь какая-то двойная. И даже не в том смысле, что есть мир алхимиков и волшебников, а есть мир людей. И не в том, что я никак не могу понять, к какому из этих миров я принадлежу. А в том, что чем больше я бываю в Форествальде, тем больше я теряю себя для обычной человеческой жизни. И наоборот, чем дольше я остаюсь здесь, тем сложнее возвращаться туда. Самое же страшное и неприятное это то, что чем больше я узнаю себя, тем больше я себя теряю. Еще немного, и я окончательно запутаюсь… В последнее время я думаю, что надо бы поговорить об этом с кем-нибудь. Маму пугать не хочется. К дяде Джону с этой проблемой тоже не могу пойти, потому что ведь это моя проблема, а он, как только узнает об этом, сразу начнет переживать и пытаться мне помочь. Хотя помочь он не сможет, и оттого будет еще больше переживать. Он ведь и так занят очень сильно. С Максимильяновичами тоже не поговоришь, потому что видимся теперь редко, – они сейчас готовятся к экзаменам. Особенно Рудик – родители переводят его в какую-то академию. Наверное, он тоже будет об этом задумываться, но попозже. А мне-то надо сейчас. А кто меня поймет сейчас? Фрактус – он хороший. Но он, вроде как, кот. А коты не учатся в школах…

* * *
…Янка решила все-таки выбраться в магазин. Фрактус остался приводить их гостевую квартиру в более-менее жилой вид, – вечером обещался приехать дядя Джон и привезти последние новости из того, настоящего мира в этот, тоже настоящий мир…
…И сны какие-то снятся странные. Тревожные. Иногда снится та молния, которая ударила в стену Рубиновой Башни, едва не убив Янку. Только в этот раз молния попадает не в каменную кладку, а Янке в горло, и она хочет закричать, позвать на помощь, но голоса нет, и она падает и падает внутрь огромной пещеры, пол которой выстилает огромный ковер с изображением трех оскалившихся животных… И только Фрактус, который каким-то непостижимым образом словно чувствовал, словно видел эти ночные кошмары, выходил из своего дремотного состояния, обнюхивал Янкино лицо и ложился ей на грудь, ткнувшись мордочкой в шею, включал свой кошачий моторчик, мурлыкающий как трактор-холодильник посреди тишины ночного спящего дома. Утром Янка, как правило, смутно помнила, что именно ей снилось. Да, признаться, не очень-то и хотелось вспоминать. Кот же отсыпался целый день или совсем пропадал, уходя в далекие края через фотографии. Но всегда возвращался. И никому не говорил, где был. Словом, вел себя как самый настоящий кот.

* * *
Закупив продукты, Янка брела домой, разглядывая витрины магазинов. Дождь, зарядивший с прошлой ночи, так и не прекратился. Фрактус, конечно, ворчит, но для Янки этот город все равно был прекрасен. Даже такой – серо-промокший, смурной и пасмурный, он, этот город всегда чист и светел. Почему-то только лишь вдыхая этот запах питерского дождя, на сердце у Янки становилось легко и спокойно, словно все было на своем месте – так, как должно было быть.
Пройдя половину Ланского едва ли не до самого метро и обратно, Янка, заметно повеселев и промокнув от прогулки, вернулась в квартиру, где они жили.
– Мама звонила, – поприветствовал ее кот и активно принялся за изучение стоявших в прихожей пакетов с едой.
– Что говорит? Ей перезвонить? – спросила Янка, задвигая резиновые сапоги в угол.
– Нет, сказала, что остается у тети Вали еще на пару дней. Телефон на даче только в почтовом отделении, так что, если надо, она сама позвонит.
– А-а-а…ну ладно. Спасибо. Давай что-нибудь из еды приготовим, а то дядя Джон через час уже приедет, а мы ему только бутерброды и предложить сможем.
– Это хорошо, – согласился кот. – Еда – это всегда хорошо. Только, слушай, – он потянулся всеми четырьмя лапами и зевнул, – можно я пока подремлю немного на диванчике? Ты же понимаешь, мы – коты – животные ночные, нам днем спать положено.
– Ладно, давай, – кивнула Янка, оценивающе оглядывая запасы, а я тогда на кухню – овощами займусь.

* * *
Никто не может сказать заранее, о чем думают люди, когда чистят картошку. Думают о разном. О том, что было в прошлом и что происходит в их жизни в настоящем. О будущем тоже думают. Вот и Янка, срезала сейчас кожуру и вспоминала один разговор с братьями.
– Ребята, всё хочу вас спросить кое-что. Как думаете, вот то, что я все же не учусь в Форествальде, – это может быть судьбой?
– В каком это смысле? – не понял Людик.
– В смысле, почему я осталась в России?
– Потому что России тогда еще не было, а было другое государство. А когда все поменялось, выяснилось, что прежние договоренности Магистериума уже не действуют. Нам так, вроде, объяснили.
– Это все да, но…
– Тебя что смущает, Янн? – Рудик настороженно смотрел на девочку.
– Не знаю… все так резко поменялось…
– Ты думаешь, что взрослые хотели, чтобы ты оставалась дома?
– Не знаю. Хотя, поначалу-то это в их планы, очевидно, не входило. – Янка задумчиво посмотрела в окно, за которым падали разноцветные снежинки. Максимильяновичи и еще несколько человек из их компании решили остаться ради приезда Янки на новогодние каникулы в Форествальде. И теперь, благодаря их усердной практике в Магии, весь двор замка был выстлан ковром цветного снега, а на деревьях и кустах вокруг фонтана в замковом дворе поблескивали маленькие серебряные колокольчики, позванивая при каждом даже едва слабом дуновении ветра.
 
* * *
– Красиво… – Аврелиус Магвелл наблюдал с галереи за резвящимися учениками. – Верно, Эсбен?
– Красиво, господин директор, правда, несколько коряво, – слегка насмешливо ответил высокий человек, стоявший рядом с магистром.
– Как Вы думаете, они догадаются?
– Все может быть, господин директор. Все может быть…

* * *
– Может, они тебя спрятать решили? – предположил тогда вдруг Людик.
– С чего бы это? – удивились Янка и Рудик.
– Ну… помните, тот случай с молнией?
Янка помолчала. Обрывки ночных кошмаров сверкнули в сознании туманным маревом и снова пропали.
– Да нет, вряд ли… – протянул Рудик. – Здесь хорошая защита…

* * *
– Янна! Янна! – кот встревожено смотрел на девочку. – Ты чего?
– А? Что? – Янка с трудом осознавала, что происходит. – Дядя Джон? Ты здесь? Уже приехал? А что случилось?
Профессор Джон Честертон стоял возле своей племянницы на коленях, придерживая ее за плечи. Фрактус тоже был рядом, держа в лапах флакон с каким-то снадобьем.
– Хорошо, что ты здесь, – облегченно выдохнул Честертон. – Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? – Честертон оглядывал кухню в поисках какого-нибудь полотенца, чтобы подложить Янке под голову в качестве подушки. Кот подсуетился и приволок хозяйский фартук, стянув его с крючка у раковины.
– Нормально. Я заснула? – пытаясь привстать, спросила Янка. – Я спала? Долго?
– Полежи пока, не вставай, – остановил дядя Джон. – Такое подозрение, что тебя не было несколько часов.
– В смысле, «меня не было»?
– Ты отключилась. Вот смотри, и картошка не дочищена. Ты помнишь? – Честертон смотрел девочке прямо в глаза. – Янна, ты помнишь, что произошло?
– Я не знаю, – честно ответила Янка, – я чистила картошку, а потом… откуда-то появился ты… Ты когда приехал?
– Только что.
– Я что, заснула? – она потерла лоб, силясь воссоздать в памяти последние события.
– Скажи, ты помнишь что-то конкретное? О чем ты думала в последний момент, до того, как «уснула»? – Честертон расспрашивал ее с нескрываемой тревогой.
– О чем? – Янка рассеяно смотрела сквозь него, – не знаю. Вроде о Форествальде что-то… какой-то разговор…вспоминала…
– Какой разговор? – дядя Джон явно был встревожен.
– О защите. Форествальда. Рудик сказал зимой, что в замке хорошая защита.
– А почему он так сказал?
Янка помедлила и попыталась подняться.
– Янна, о чём вы тогда говорили?
Она попыталась сосредоточиться, хотя сейчас это почему-то давалось ей с трудом. Воспоминания были отрывочны и несвязны... Внезапно в память вихрем ворвались яркие, осязаемые образы, и они застили, затопили ее сознание…
…Сознание словно чистое заснеженное поле, и холодно, и белые хлопья падают за воротник. Шарф где-то потерялся, и вода стекает по шее, превращаясь в пар, который замерзает на морозе…
…Усилием воли Янка стряхнула видение и медленно перевела взгляд на дядю Джона:
– О том, судьба это или нет, что я осталась учиться в России? О том, что все могло быть иначе. О том, почему Магистериум, или кто там еще, вдруг резко поменяли решение, и я не учусь в Форествальде. А еще...! – Янку вдруг начало потряхивать, она наконец-то поднялась на ноги, чуть придерживаясь за стенку. Кровь отхлынула вниз от головы, в глазах потемнело. И обида, что так долго сидела в ней как заноза, прорвала все баррикады приличного поведения и вырвалась на свободу.
– Еще я могу сказать тебе, о чем мы не говорили! О том, что я теперь словно на две части разорвана! Словно внутри меня две меня, и я не знаю, которая из них я, настоящая! Кто я, дядя Джон?! Кто?! Из-за этого вашего решения я себя потеряла, понятно?! Почему вы так поступили со мной? Почему?! – Янка кричала и плакала одновременно.
Кот настороженно выглядывал из-за кухонной двери, ожидая окончания этой внезапно налетевшей бури. Честертон молча закручивал и откручивал крышечку флакона.
– Янна… – наконец сказал он.
– Что, Янна?! Что?! – Янка снова села на пол, рыдая взахлеб и закрыв лицо руками.
– Янна, тебя не было несколько часов, – Честертон, казалось, старался держаться невозмутимо.
– Да куда же я денусь-то?! Вот же я! И не уходи от ответа! Я уже не маленькая!
– Я не ухожу, просто сейчас важно не это…
– А что важно?! Что?!
– То, сколько сейчас времени.
– Как какое-то дурацкое время важнее, чем я?!
– Это и про тебя тоже.
– Что?
– Янна, сейчас четыре.
– Что четыре? – Янка повернула голову в сторону прихожей, – там щелкнул замок входной двери.
– Сейчас четыре часа пополудни, – услышала Янна знакомый голос. Профессор Крауд закрыл дверь и теперь, стоя в тесной прихожей, аккуратно стряхивал с зонта дождевую пыль:
– И не нужно так кричать. Соседи услышат.
– Да что тут происходит-то? – Янка испуганно смотрела на взрослых. – Профессор? Дядя?
– Здравствуй Янна, – кивнул приветственно Крауд, – привет, Фрактус! Здесь был кто-то еще? – профессор магии внимательно осматривал небольшую квартирку.
– Нет, сэр! – отчитался кот. – Я бы заметил.
– Что происходит?! – повторила Янка.
– Янна, действительно, не кричи, – Честертон помог ей подняться.
– Я не кричу! – чуть обиженно ответила девочка.
– Ты именно кричишь. Присядь лучше, – дядя Джон усадил Янку на табуретку, услужливо придвинутую котом.
– Или громко разговариваешь, – профессор Крауд зашел на кухню, – чересчур громко, – в руках он держал свою волшебную палочку, с которой уже успел обойти всю квартиру.
– Янна, знаешь, пойди-ка, умойся, – вдруг предложил дядя Джон.
– Хорошо, но я все равно не понимаю! И ты не ответил!
– А еще лучше, залезь под горячий душ, погрейся! – словно игнорируя возражения племянницы, настойчиво посоветовал ей Честертон, – а то смотри – дрожишь вся как цыпленок.
Янка обреченно вздохнула. Похоже, утренняя идея с горячим душем была изначально правильной. Она развернулась и, рисуя пальцем невидимую черту на обоях от кухни до комнаты, добрела таким странным образом до балкона. Сняв с веревки так и не высохшее за день полотенце, она направилась в ванную.
– Так, Фрактус, ты с ней постоянно. Что здесь произошло? – спросил волшебник, когда за стенкой зашумела вода.
– Не знаю, профессор, – честно признался Фрактус.
– Что значит «не знаю»?
– Я спал! – возмутился кот, – она меня отпустила поспать!
– Ты же не настоящий кот!
¬– Ну и что?!
– Ладно, Фрактус, – остановил их перепалку алхимик, – бывало это у нее раньше?
– Нет! Но сны у нее тревожные, – прошептал кот, положив голову на передние лапы, – я их вижу.
– Показать их можешь?
– Да, только не здесь.
– Хорошо, – Честертон повернулся к профессору Крауду, который, сделав едва заметное движение кистью руки, зажег на плите газ. Чайник, подпрыгнув в воздухе, перекочевал на конфорку. Открыв кухонный шкафчик, Фрактус ловко выудил из его недр несколько свечей, тут же нашедших себе пристанище на столе.
– Эсбен, как Вы думаете, что это было? – спросил Честертон.
– Сложно сказать… но симптомы: громкий голос, перевозбуждение, потеря сознания на несколько часов… Хорошо, что у девочки есть Кот. Ей, можно сказать, крупно повезло иметь такого защитника.
– Да ну что Вы смеетесь надо мной? Я же объяснил, что спал! – кот был совершенно подавлен.
– Я серьезен как никогда, Фрактус, – примирительно улыбнулся Крауд, – ведь не будь тебя, кто знает, чем бы всё обернулось?
– Правда, Фрактус, – Честертон потрепал кота по лохматой голове, – все-таки твое присутствие много значит.
Фрактус только вздохнул.
– Пока ясно только одно, – решительно произнес Крауд, – девочку надо бы забирать отсюда.
– Но это совершенно невозможно! – запротестовал кот, – ведь…
– Тсс… – волшебник качнул ладонью в воздухе, приглушая излишне громко возмутившегося Фрактуса.
– Однако, Эсбен, он прав! Ты же знаешь, сейчас нам нельзя покидать город, так что дальше Санкт-Петербурга мы все равно не уедем.
– Да, но вот перебраться из этого района хотя бы в центр, хотя бы на пару дней, – Крауд что-то прикидывал в уме, – это вполне возможно. Я решу этот вопрос. И прямо сейчас, – он вышел в коридор к телефону и стал кому-то звонить.
– В любом случае, мы все уладим, Фрактус, не переживай, – профессор Честертон потрепал кота по голове. – Кстати, что у вас в холодильнике? Честно говоря, я в дороге целый день, так что был бы не против подкрепиться.
– О, это завсегда, господин Честертон! Это мы можем! – встряхнулся кот и бодро зашелестел пакетами, выуживая оттуда так и не разобранные Янкой продукты. Профессор Крауд закончил телефонный разговор и присоединился к ним.
Спустя какое-то время Янка вышла из ванной. Стоя с полотенцем на плечах и нервно посмеиваясь, она смотрела на компанию, которую не каждый день встретишь на кухне: двое иностранцев – ее дядя-алхимик и профессор-волшебник, и с ними говорящий кот-фрактал готовят ужин в маленькой кухоньке одной скромной квартирки, затерявшейся в огромном дождливом Санкт-Петербурге.
– О, Янна, – нарочито весело махнул ей дядя Джон, – как настроение, принцесса?
Янка пожала плечами – настроение было так себе. Но картина, которую она сейчас лицезрела, была на редкость комична, и она хихикнула.
– У тебя много вещей? Долго их укладывать?
– Да не очень, а что? Мы куда-то переезжаем? – смешинка щекотала нос, и Янка громко рассмеялась. 
Фрактус оторвался от банки консервированной скумбрии, которую он с азартом вскрывал. Едва не пуская слюни в предвкушении грядущего пиршества, он довольно промурлыкал, – профессор Крауд любезно предоставил нам квартиру.
– У Вас есть квартира в Петербурге, сэр? – Янка, уже почти не сдерживая смех, присела к столу.
– Досталась от прабабушки, – непринужденно ответил Крауд, словно не обращал внимания на необычное поведение девочки.
– Мм-м… Ваша бабушка жила в России? – с пониманием дела серьезным голосом протянула Янка и, задумчиво облокотившись ладонью о щеку, уставилась на профессора, покачиваясь на табуретке. Смех куда-то улетучился.
Честертон пододвинул племяннице чашку горячей воды, куда предварительно капнул несколько капель из флакона, который услужливо держал в лапах кот.
– Это что? Это можно пить? – на всякий случай решила уточнить Янка, мрачнея с каждой секундой.
– Это нужно пить, – настойчиво произнес профессор Крауд и вручил чашку Янке прямо в руки.
Янка понюхала жидкость, вздохнула и несколькими глоточками выпила содержимое. А потом уснула. Прямо за столом.

* * *
Утром она обнаружила себя в большой комнате на диване, укрытую теплым пледом. Кот дремал в ногах.
– А где все? И что вчера было? – спросила Янка вслух, уставившись в потолок.
Фрактус ответил, не открывая глаз:
– Профессор Крауд уехал ночью, а профессор Честертон и твоя мама – под утро. Господин алхимик вернется с минуты на минуту.
– Мама была здесь? Почему не осталась? А что со мной вчера было? – встревожено спросила Янка, расталкивая кота. – Фрактус, да проснись же ты! Что было-то? Что они говорили?
Кот флегматично потянулся:
– Твоя мама не хотела уезжать, но ей надо было. Тем более, что твой дядя и господин волшебник ее успокоили. Сказали, что это всего лишь подростковый нервный срыв.
– Да? С чего бы это? – ехидно спросила Янка.
– Не знаю, – осторожно заметил кот, – тебе виднее. Кто вас, девчонок, разберет? Ох, Янна, сплошные хлопоты с тобой! – кот притворно вздохнул.
Во входной двери повернулся ключ.
– Ой, это, наверное, дядя Джон! – Янка соскочила с дивана и помчалась в прихожую.
– А-а-а, доброе утро, принцесса! Проснулась? – Честертон поцеловал племянницу в лоб, внимательно, но быстро взглянув ей в глаза, затем взмахнул рукой, в которой держал трость. Дверь легко вспыхнула ровным свечением, а затем погасла, словно впитав его в себя.
– О! Вот это да! А это зачем? И где ты был?
– Сначала отвез твою маму, а потом заглянул на почту. А это, – указал он на дверь, – так, на всякий случай. Профессор Крауд присоветовал. От чужих глаз и ушей.
– И что говорит мама? – осторожно спросила Янка. – Почему она не осталась? Со мной ведь все хорошо?
– Янна, – Честертон присел на небольшой диванчик в прихожей и отложил трость в сторону, – с тобой всё хорошо. Мы поговорили с твоей мамой, и она тоже согласилась, что волноваться не о чем. Она позвонит, как доберется. Да… и вот еще… – дядя Джон запустил руку в карман и выудил оттуда небольшой конвертик, – это тебе.
– От кого? – удивилась Янка. Кот с любопытством подобрался поближе. На коричневой почтовой бумаге с утренней датой проступали серебристые буквы:

«Будем завтра. Встречай. – Р. и Л.»