Сбыча всех мечт Повесть моей амурной жизни Гл3

ВСЕ ПОШЛО НАПЕРЕКОСЯК
Если ломки подростковости для многих – 12-14 лет, то меня, как даму позднего развития, революционные годы настигли в 18. Именно на втором курсе училища я поняла, что не хочу больше быть фортепианной зубрилкой, что способна на большее. Именно в этом году в бывшем кабинете комитета комсомола организовался клуб нефоров. Мы всем училищем ходили на «Ассу» и «Иглу» в кинотеатр «Космос», шагали разряженными шеренгами в день молодежи по Республики и тормозили – перекрывали дорогу ментам, хамя им и улюлюкая. Может, у меня все это и прошло бы быстро, если бы…после одной идиотской дискотеки один идиот меня не изнасиловал. О том, что то, что он со мной сделал, называлось «изнасиловал», я узнала позже от подруг. Я была настолько невежественна в этом смысле («спасибо» мамочке), что не знала, что он там со мной наделал. Бог его наказал: гаду после разбили челюсть. В 2008 он умер от передозы. А я …Нет. Я не попала в дуру, не сошла с ума, не рыдала в подушку. Из-за кого рыдать? Из-за идиота? Вот еще! Я проверилась в больнице – беременности нет, заразы тоже. Я…пришла домой к Сереге. Он посетовал, что мои нефорские похождения только этим и могли закончиться (а из-за кого они начались?!). В общем, я – испорченная теперь рок-н-роллом девица (?!), но…та грудастая его давно уже бросила – «кувыркалась»-развлекалась с ним перед…свадьбой с другим. Выяснилось, что меня Серега все равно забыть не может. Любит. И…у нас все равно уже ничего не получилось.
Снова я убедилась, что два раза в одну реку не вступишь. Теперь уже разрешенный секс с Серегой – просто никак . Нелепые трепыхания. Отношения человеческие по-прежнему не клеились. Зато в Тюмень на гастроли приехала группа «Зоопарк», там был офигительный, без трепыханий,  барабанщик. Барабанщик! Филигранно лабающий, высокий, изящный прынц! Звезда! Я сделала аборт. Вернее, я пошла в больницу после задержки, там мне дали какие-то таблетки, и я была абсолютно уверена, что, благодаря им, беременности просто не будет! Все рассосется! Потом пошла кровь – я думала, что простыла. Давай греть ноги в тазике. Узнала, что из меня кого-то выскребли, только после операции…
    Наваждение с барабанщиком «Зоопарка» вместе с операционной болью (а скребли меня ни раз – было осложнение, вообще могла помереть) прошло. Остались только жалость к себе и желание, чтоб хоть кто-то пожалел. К маме не пойдешь – прибьет. Я пришла в общагу к Сереге, сказала, что ребенок был его (что, в принципе, было правдой). У того ни единая черточка не дрогнула. А я не понимала, как можно мне не сопереживать, когда я по его вине испытала столько боли и перенесла столько унижения (как умеют и любят издеваться над нашим братом, женщинами, медсестры – надо писать отдельный рассказ).
И вот, после очередной бурной сцены, прибитый Серый что-то говорит о любви (никогда я его не видела таким потерянным), я гордо и независимо признаюсь в измене, намарафечиваю рожицу, делаю два хвостика и уезжаю в Свердловск на концерт «Алисы». Кто что кому должен был простить? Наверное, и я – ему, и он – мне. И посочувствовать. Как я ждала, что он посочувствует! Но какое там в нашей безжалостной молодости…Думаю, что если б я тогда осталась, все наши с Серегой разногласия со временем могли улечься. И не такие уж и глобальные они были. Потому что он, в сущности, простил мне барабанщика «Зоопарка», как и я ему ту, грудастую. Потому что, если бы мы какое-то время потерпели-притерлись, и секс вполне мог стать гармоничным, и, как знать, может, и я бы дождалась сочувствия. Потому что страсть у нас была настоящая – да все было настоящее. Но – молодость спешна, максималистична, скоропалительна. Но – если бы да кабы. Но – столько к тому времени во мне накопилось боли и обид, настолько я еще не умела их сжигать, что я выбрала полную ото всего свободу. Сбилась моя программа – пошла на самоуничтожение… 
…Хоть этот мой первый роман и был не таким романтически-красивым, как потом – с самой большой любовью моей жизни, но он был даже в своем садо-мазо яростно-искренним. Это была таки первая любовь. Я до сих пор уверена, что любовь – это прежде всего умение принять человека таким, как есть. Уж простите за изъезженную фразу. А я Серегу, как никого после, по сути, принимала. Даже не знала, как так можно не принимать любимого?! Не критиковала, не поучала, как прочих, в уже более зрелом возрасте. Я лишь как-то наивно-романтически страдала из-за наших несоответствий, выдумав себе идеальные отношения. В общем, своего первого и единственного я упустила... Или он – меня. Но вот навряд ли я смогла б, как Серегина жена, стряпать ему каждое утро свежие булочки…Он таки обыватель, а я  –  не очень. Серега нашел грудастую полненькую хохлушку, дуру-дурой, но очень живую и приветливую балаболку с такими же кривыми, как у него, ногами, да еще и с коттеджем (девонька была с севера). Сейчас он – начальник средней руки по строительству дорог в обладминистрации, у него две дочери…
Я потеряла Серегу –  жизнь потеряла смысл. Здесь я и начала выбирать-перебирать «одного из десяти» – мне было теперь плевать, кого. Мне было плевать на это тело, которое, к тому же теперь еще и оказалось бесплодным (кто б объяснил, что после аборта может быть период бесплодия). И судьба мне за это отомстила. Ведь люди, попадающиеся тебе, отражают твое внутреннее состояние. И на мою душевную пустоту попалась пара ублюдков. Что им было до моего отчаянья?! Что вообще таким кобелям до душ человеческих?!  Я с ними, признаться, даже и не разговаривала. О чем с ними разговаривать?! И во время встреч с ними и после –  было тошно. Я сознательно поливала дегтем свое ненужное мне тело. Стала б я нынче себя так унижать – добивать! А тогда мне было пофиг…Благо, все было быстротечно. 
Потом мне встретился вполне неплохой мальчик. Очень искреннее, даже как-то поклонно-восторженно ко мне относился парень из нефтегаза. Однажды на спор пронес меня по всей Мельникайте, прыгал в шесть утра под моим окном, кормил меня, вечно голодную, импортным компотом из ананасов (у него были богатые северные предки)…. Был оригиналом: мечтал, чтоб на стене у него висело фарфоровое блюдце, ровно посередине пробитое огромным гвоздем. Он осторожно показывал меня своим друзьям, как редкое растение, боясь, что уведут. Он подарил мне кассеты «Гражданской обороны» и «Телевизора», и… угнал в армию. Но я к нему была равнодушна. Ну, да хороший. Ну, да – влюбился без памяти. Ну и что.
Я бросила училище, поступила в универ. Съездила в Питер. В Питере все было просто зашибительско. Меня рисовал уличный художник – на нас с портретом зачарованно, открыв рот, смотрели питерские романтики. А еще я целый день, прячась под крыши и в кафешки от капризных всполохов дождя, провела с таким же юным, тонким и восторженным, как я, парнем. Мы просто тусили по волшебному городу, и он рассказывал, что хочет стать гитаристом «Алисы», и обязательно станет. Я тоже о чем-то тогда смутно мечтала, но еще не могла определиться, каким родом творчества займусь. Мы нашли рок-клуб, но там никого не было, кроме какой-то тетки с лицом канцелярской крысы. Мы поржали над теткой и потусили дальше. Вечером помахали друг-другу руками… Я даже не помню его имени, но каким отдохновением для души был этот невинный флирт! После в Питере на мою безупречно выточенную задницу запал некий стоматолог, оказавшийся, как краснодарский пловец, очень добрым и не очень далеким. Конечно, он меня вычислил: я подошла к карте Питера искать какой-то мне нужный пункт, и юноша решил «зацепить» приезжую красотку – поразвлечься. Ну, давай развлечемся. В итоге стоматолог втюрился, даже готов был принять меня к себе, если я таки надумаю плюнуть на тюменский универ и приехать поступать на историю искусств в Питер.
Я не поехала: как бы я жила с нелюбимым человеком, да и слишком боялась сдавать историю архитектуры, да и слишком  хороша была тюменская нефорская компания. После очень хорош был Чак – мой любовник с исторического. Я почти влюбилась в умницу-книгочея с идеальной формы ногами, умеющего красиво и искренне делать комплименты, но и его забрали в армию, и его я не дождалась… Потому что очень трудно было влюбиться «не почти». Про «одного из десяти» я не шучу. Сколько за это время вокруг меня крутилось воздыхателей разного рангу – не счесть! От Ромыча Неумоева, первейшего тюменского панк-исполнителя, до прапора из ТВВИКУ, от ПТУшного сиротинушки до…да фиг знает, кто они были. Не все ли равно, кто там до меня домогался! Да и так ли уж я им нужна была. Все – иллюзия, все – бренно…
И какое мне дело до этих межножных висюлек?! Оборванность и пустота были в душе маленькой девочки, как все барышни-книгочейки, мечтавшей об одном-единственном принце. Обыватель скажет: надо было сидеть у окошечка и ждать его. Ну, у кого какой темперамент. Я в то время предпочитала активничать. Вдруг среди этого выбора-перебора вспыхнет звездочка новой любви? Хи-хи, как цинично-пошло звучит эта фраза. Да и ладно. Мне, наверное, должно быть сегодня стыдно за ту себя? Да ни чуточки! Что было, то было. Именно в этот период разброда и шатаний в три часа ночи, сидя на унитазе в квартире у хозяйки (а спала я с ней в одной спальне, и обжористая старуха сильно громко храпела и, простите за мой французский, звучно и более чем ощутимо-запашисто пердела, поэтому я ее обществу предпочитала общество унитаза), сочинила свои первые нефорские стишки (до этого че-то там пыжилась в третьем, потом в девятом классе, но тогда сочла себя поэтической бездарностью).
…Так как нефорская жизнь била ключом, и я уже всерьез боялась стуситься-спиться-скуриться-стать пожизненным клоуном-нефором и не закончить универ, то по наивности молодости нашла один выход – решила поскорей выйти замуж. Господи, как я была не права! Ведь вся эта клоунада так была для меня гармонична, естественна, я была в своей стихии! Но – извечная боязнь перфекционистки не сделать хорошо уроки…Я решила, что, выйдя замуж, покончу  с чередой «одного из десяти». Я таки обрела тихую гавань, забеременела сыном, и, как мне казалось, вновь по-настоящему полюбила. Недолго казалось…