Дочь Анастасии гл. 32

ГЛАВА 32


Прошло три месяца, как Зоя похоронила дочь и мужа. Белова старалась поменьше думать обо всем с ней случившемся, погружаясь с головой в учебу и работу. Она устроилась на молочный завод имени Ленина, и сочетала учебу с работой. Бешеный темп всего происходящего не позволял ей слишком много думать о дочери.
Ей потребовалось еще несколько усилий для того, чтобы написать письмо родителям в деревню. Невероятно трудно скрывать, все то, что было и происходило в настоящее время. Но, написать, все то, что происходило и происходит, она не могла. Это означало бы, что она подводит некую черту под своей жизнью, и после которой начиналась совершенно другая, новая, новая уже без того счастья, которого ее лишили. Делить жизнь всегда трудно, делить на прошлое и будущее. Письмо было маленькое, но, сколько усилий ей потребовалось, чтоб его написать!
Валентина ушла в декретный отпуск вместе с подругой. Девушки проводили много времени вместе. Валя не позволяла Зое углубляться в свои мысли. Но все её рассказы приводили или к Анастасии или к Белову. Тогда на помощь спешила тема об ее новом малыше. Зоя была уверенна, что на этот раз родится мальчик, но все прогнозы были смутными. 
Так получилось, что на шестом месяце беременности, Зоя получила письмо от Маши. Она просила ее приехать, мама в больнице, а она не знает что делать. Зоя уже собрала вещи, собиралась ехать на два дня. Но неожиданно пришла Валя, и как всегда бывает, письмо оказалось не на своем месте и не в тот час.

-    Ты что, собираешься ехать? - прочитав письмо, спросила Валентина.
-    Да, не могу же я их бросить? Маша наверно молит Бога, чтобы я приехала. - Извиняющимся тоном говорила Зоя.
-    Ну вот, собралась, и это после того, что отец тебе наговорил?
-    Но, Валя, ты же сама, совсем недавно так хотела, чтобы я написала письмо? Помнишь? Ты же сама меня учила, что надо, а что не надо! Или  забыла?
-    Помню! - отворачиваясь от  подруги, нехотя призналась Рогозина. - Помню, но… ты же беременна, Зоя, пойми, дорога тяжелая и длинная, мало ли чего…
-    Я не могу их бросить, если Мария написала письмо, а это письмо заведомо  с согласия отца, то это означает только одно. Что мать больна, и…
-    Не поверю, что они без тебя там не справятся! Ты написала про ребенка?  - поворачиваясь, спросила темноволосая девушка.
-    Написала.
-    Но они бы подумали, куда тебе ехать, ты и так какая слабая. И…
-    Видимо не получили… - пыталась заступиться Зоя.
-    Зоя,  ты  знаешь, я человек прямой, я тебя так спрошу, ты хочешь потерять ребенка?
-    Что? - не поняла Зоя.
-    Если ты… вдруг упадешь… - не закончила Валя.
-    Не смей даже думать об этом. Все будет хорошо. Вот посмотришь, я вернусь уже к 21му июня. И хватит чушь нести.  - Зоя отправилась в другую комнату, в комнату, которая раньше принадлежала Анастасии, села на кровать и достала  билеты.
-    Зоя, ты знаешь, как я тебя люблю, но я никогда себе не прощу, если с тобой что - нибудь случится в дороге. Никогда. Если ты … ребенка, я и этого себе не прощу, ведь это я тебя отпустила. Зоя, подумай, Зоя…
-    Ну, я смотрю, ты меня уже хоронить собралась. Да я еще до 100 лет проживу, и будешь так меня сбивать, не приглашу на 100летний юбилей. - И девушка подошла к Валентине и, обняла ее за плечи.
-    Ох, ну и характер у тебя. Ты как упрешься, словно баран. Смотри, будь осторожней. И главное,  тяжелое не подымай, поняла? - давала наставления подруга.
Зоя вспомнила Светлану Сорокину из общежития, та тоже ей напутствия давала. И с нежностью просмотрела на подружку. Сколько лет они вместе? Два, три? И за такое короткое время стала друг другу ближе, чем сестры.
-    Ой,  чтобы без тебя я делала? - смотря в глаза, спросила  Зоя.
-    Пропала… - ответила Валентина, и обе девушки рассмеялись.

    Билеты были взяты на семь утра. Ровно в пять тридцать подъехала машина серого цвета, и встала под окном. Минуту спустя, в квартиру зашел высокий шатен, и взял чемодан. Зоя хотела взять два, но Валентина спрятала второй, и Зое пришлось  ехать с одним, времени было мало. Валентина, Сергей и Зоя сели в машину, и через  полтора часа  добрались до  Московского вокзала. Белову посадили в вагон, Сергей занес чемодан, и пожелали доброго пути. Прошло минут пятнадцать,  и поезд  помчался по своим нескончаемым рельсам. 
В купе никого не было, и Зоя приоткрыла окно. Свежий воздух раннего утра обдувал лицо. Чтобы не вспоминать свою прошлую жизнь, Зоя взяла газету, которую купила в киоске неподалеку от здания вокзала. Она пыталась читать, но вскоре поняла, что себя обманывает. С некоторой злостью закрыла газету и бросила в дальний угол, противоположного сиденья. 
За окном становилось светлее. Угасали последние звезды. Небо почти безоблачное. Ровный стук колес действовал усыпляющее. Через полчаса Зоя погрузилась сон, на редкость спокойный. Ветер за окном почти утих, но его дыхание чувствовалось на нежной коже молодой мамы.

Зоя спала. Спала. Это так непривычно. Она не  помнила, когда в последний раз спала в поездах, не считая того времени, когда проводила в поезде до трех суток. Тут волей не волей, а спать надо. От Ленинграда до Харькова полтора суток пути. Три дня, и она может себе позволить вздремнуть часик, два. Как давно она не ездила  на поезде, сколько лет прошло с момента ее последнего путешествия на поезде? Два, три, четыре года? Прошло пять лет. Ах, как быстро летит время! Как быстро проходит  наша жизнь!
Зоя прислонилась к стеклу, ее голова легонько покачивалась.  Ей снился сон, за последние три года ей действительно снился сон. Сон яркий, и приятный. Сон не о прошлом, сон о будущем. Красивая женщина во сне, это она. Дети гуляют рядом в песочнице, и любящий муж ее сжимает в объятьях.
    Зоя улыбалась, улыбаться во сне - быть счастливым человеком. Разве думала эта женщина, что ей придется улыбаться только во снах? Как хорошо, когда есть мир. Мир, выдуманный тобою. Мир, в котором нет слез, печали, тоски. Мир, в котором все счастливы. Мир, в котором  люди улыбаются. Но ты понимаешь, что этот мир может навредить тебе. Мир - твоя фантазия, мир - лишь воображение, мир - дверь  внутри себя. Но если  пройти лишнюю ступеньку вниз, хотя бы одну, и ты можешь остаться в своем мире, а дверь, связывающая тебя с реальным, захлопнется, как дверь, которую захлопнуло сквозняком. И тогда, тогда твой мир, который был для тебя убежищем, домом,  в котором ты мог спрятаться от боли, от слез и печали, ото лжи и предательства, твой мир постепенно превращается в твоего врага, и убийцу. Ты оказываешься в плену собственного сознания. А сознание - вещь очень и очень опасная. Надо постепенно следить за дверью, следить, чтобы она не  захлопнулась, и это бывает так непросто, как кажется на первый взгляд.
    Не иметь же внутреннего мира, равносильно быть кокосу без кожуры. Это тоже опасно, душа черствеет  от переживаний, боли, и ты просто засыхаешь как хлеб, который залежался, и во время не был съеден. Ты уже не реагируешь на добро, зло, мы становимся равнодушными ко всему вокруг происходящему. Мы становимся равнодушными. Тебе надоедает эта боль, и ты оказываешься в плену настроения. Граница между реальностью и сознанием, такая тонкая, что ее бывает очень трудно заметить. Часто осознаешь эту грань, когда ты уже в одном плену, или в другом. Но что же делать? В каком мире лучше быть? Если тот и другой полностью заволакивает тебя в свои сети, и человек не способен думать. А если человек не способен думать, - значит, он мертв. Думать - означает  мыслить. Мысли не исчезают, и не возникают. Мысль - главная суть человека. Если существо умеет мыслить, (я имею в виду, не только о еде, как  это делают животные), думает, значит, оно живет. Это еще Декарт сказал. Зоя была на грани, на границе. И куда пойти, в какой мир, она решала во сне.
Поезд резко остановился, газета, брошенная Зоей в угол сиденья, шумно плюхнулась на пол. Голова женщины  качнулась, и ударилась об окно вагона. Зоя проснулась. Это была очередная остановка, стоянка десять минут.
За окном наступали сумерки. Деревья примеряли свои причудливые  одежды, меняя ранее зеленые на темно-синие резкие очертания. Деревья прятались в собственной кроне, тщательно укутываясь на ночь. Закат приобретал багровый оттенок, и казалось, что вся краска осела под горизонтом. Прохладный воздух заполнял купе, наполняя свежестью и некоторой прохладой вечера. Зоя закрыла окно. Постель аккуратно сложенная  лежала на верхней полке. Недолго думая, девушка  нашла ей применение. Она  обосновалась одна в купе, и хотела, чтобы всю дорогу к ней никого не подселяли.
Поезд легко шел на подъем, после продолжительной остановки. Скорость была не предельная, но чувствовалось, что поезд идет на всех парах. Немного подумав, Зоя опять закрыла глаза, но не прошло и минуты, они были вновь открыты.  Зоя встала и повернула ручку в купе, щелкнул замок. Только после этого  Белова  легла на сиденье, и опустила веки.