Корректировщик

               
    Я, Полонская Полина Перфильевна, журналист газеты «Современная Россия», записала это интервью в следственном изоляторе ФСБ РФ по Ростовской области города Новошахтинск. Интервьюируемый – военнослужащий ВС Украины Солдатенко Евген Петрович, взят в плен после обстрела артиллерийским подразделением ВС Украины территории Ростовской области хутора Малахитово, сёл Порубежное и Михнеевка.   

    Журналист: Представьтесь, пожалуйста.
   Солдатенко: Солдатенко Евгений Петрович.
   Журналист: Вы подданный Украины?
   Солдатенко (усмехаясь): А то вы не в курсе…
   Журналист: Отвечайте, пожалуйста.
   Солдатенко: Да, я гражданин Украины. Родился 27 июля тысяча девятьсот девяносто четвёртого года. Живу… жил в Полтавской области село Захаровка, окончил среднюю школу, работал в колхозе. Отец механизатор, мать работала дояркой, пока не закрыли ферму.
    Журналист: У вас сегодня день рождения. Поздравляю.
    Солдатенко (с иронией): А!.. Было б с чем…
    Журналист (протягивает телефон): Можете передать привет родным.
    Солдатенко (вытирает набегающие слёзы из-под повязки на глазах): Дорогие папа и мама. Я жив и здоров. Нахожусь…
    Журналист: По указанию следователя вы не имеете права указать своё местоположение.
    Солдатенко: Хорошо. Папа и мама, я – жив.
    Журналист: Расскажите, Женя, о себе, подробнее. Ваше воинское звание, вас призвали в армию или пришли самостоятельно. По-возможности, подробнее.
    Солдатенко: Вы записываете беседу на диктофон?
    Журналист: Вас это смущает?
    Солдатенко (смеётся): Нет. Давно ничто не смущает.
    Журналист: Вернёмся к теме нашей встречи. Как попали в армию.
    Солдатенко: Всё просто и без сложностей. Если посудить, так даже и обычно. Началось с декабря прошлого года. В селе работы нет, заработков тоже, сидеть, сложа руки, не хотелось. Многие друзья давно подались в крупные города на заработки да там и остались. Девчонки сельские уехали на работу в Европу. Моя невеста Галя тоже год назад вместе с подругой уехала в Италию. Сначала звонила, радовалась, работает нянечкой в одной семье. Потом перестала… Ну, потом мне друг объяснил, где она работает и какой няней… Проституткой в баре… Вот и она назад не вернётся.
     Журналист: Почему?
     Солдатенко: Да кто захочет вернуться домой с клеймом проститутки? Это, может, в городе нормально. А у нас в селе… Ну, отец с матерью с трудом поймут. А селяне?
    Журналист: А что селяне?
    Солдатенко: Вы чо, серьёзно, не понимаете? Соседи вслед плевать будут. Не дай бог в подоле принесёт! В жёны никто не возьмёт. Хотя, чо таить, у многих доньки таким образом в Европе тоже гроши зарабатывают…
     Журналист (подумав): Женя, вернёмся к моменту, когда вы решили поехать в город.
      Солдатенко: В декабре это случилось. Приехал из Киева сосед Мишка, он там работал в фирме охранником. Вот и подбил меня ехать с собой, мол, сейчас в столице такое затевается, на майдан требуются волонтёры, платят, сказал, не поверите, тысячу гривен в день, питание  всё такое. Сообщил, что месяц уже простоял там, деньгами похвастался.
     Журналист (с интересом): Понятно. Продолжайте.
    Солдатенко: Так вот. Приехали мы в Киев. Мишка оставил меня на перроне, сам пошёл звонить. Через полчаса за нами прибыла машина, в ней сидели два представительных дядьки в костюмах, и нас отвезли на майдан. Во время пути один, тот, который старший, объяснил простые правила. Я с ними согласился, не возвращаться же домой, не отведав городской свободы. И с того дня началось. Ходили, митинговали, кричали. Хавку и пойло раздавали бесплатно, папиросы там. К нам ходила одна старушка, божий одуванчик, с сумкой хозяйственной с едой и двумя большими термосами с горячими напитками. В разовых тарелочках еду раздаёт и говорит, что сынки за правое дело боретесь, за свободную Украину без панов…      
     Журналист: А вы?
     Солдатенко: Я?! Так, это, и в самом деле верил, боремся за светлое будущее Батькивщины без олигархов и москалей.
     Журналист: Чем вам не угодили москали?
     Солдатенко (пожимает плечами): Лично мне они по фигу. Но когда находишься в толпе, то поневоле заражаешься её энергией, ты уже не ты, а частичка этой бунтующей массы. Мозги будто отключаются. Себя теряешь и начинаешь думать на одной волне со всеми. А когда кричат «Москаляку на гиляку!» или «Хто не скаче, той москаль!», и скакать начинаешь и кричать вслед за другими.
     Журналист: Вместе со всеми. Завораживающая энергия толпы. И вы её часть.
     Солдатенко: Не знаю. Может и так. Но в то время казалось, мною кто-то руководит, сидит где-то и дёргает за ниточки. (Минутное молчание). Впрочем, как и всеми остальными.
     Журналист: Когда ты догадался, что вас…
     Солдатенко (перебивает): Давайте прямо, без реверансов! Да, нас пичкали и транквилизаторами и наркотой. Они были во всём: и в чае, и в кофе, в других напитках. В еде!
      Журналист: Твои ощущения на тот момент.
      Солдатенко (мечтательно улыбаясь): Кайф! Вечный кайф! Эйфория! Тебя всего распирает изнутри, кипишь энергией. Прёшь на «Беркут» в экстазе; тебя сшибают с ног, а тебе всё по хрену. Напираешь на передних, тебя сзади подталкивают, а у тебя перед глазами сплошная серая масса, ноль видимости и кто-то шепчет внутри черепа, что нужно делать. И ты делаешь.
     Журналист: Итак, Женя, ты ответственно заявляешь, что вам давали наркотики в том или ином виде?
     Солдатенко: А то!.. а после сухпая штатовского, ваще!.. Двое, а то и трое суток напролёт без сна и отдыха. И что интересно, усталости нет. Вовсе! Выходит, они своих вояк там наркотой подбадривают? Чтоб без страха идти под пули? Вот мы и шли на «Беркут», не ведая страха, забрасывали их камнями, стреляли в них, а они хоть бы ответили… Мы понимали, что им приказывали себя так вести. А вот если бы тогда ещё, в декабре, разогнали пару сотен майдановских, может, кого и того, порешили (проводит пальцем по горлу), и был бы порядок.
     Журналист: Вам легко об этом говорить?
     Солдатенко (поправляет повязку на глазах): Легко? (пауза) Легко. Сейчас, как и тогда (облегчённо вздыхает).
     Журналист: Не верится даже, что в двадцать лет… (подыскивает слова) можно быть таким бессердечным.
     Солдатенко: Повторюсь, дамочка, мы круто сидели на наркоте. Об этом знали все: и в мятежном правительстве, и в службе безопасности. А что? каким образом можно удержать огромную массу народа в повиновении и ею манипулировать? Только наркотой.
     Журналист: И всё же не верится. Неужели не наступали времена просветления, когда понимали, что то, что вы делаете, противоречит закону? Конституции?
     Солдатенко: Нет… Да… Было конечно. Но кураторы нас опекали так плотно, что посторонние мысли сами уходили прочь. А если кто-то находился прыткий и любознательный, того очень скоро находили с проломленным черепом где-нибудь в подворотне или ещё хуже, прятали концы в воду.
     Журналист: Итак, стадию майдана закончили и начинаем об армии.
     Солдатенко (смеясь и дурачась): Ой, тётенька, что сказать не знаю.
     Журналист: Что смешного вы в этом видите?
     Солдатенко: Да, вспомнилась песня из ушедшего советского прошлого: «Как родная меня мать провожала».
     Журналист: Тебя провожала мать?
     Солдатенко: Если бы… (задумался) Если бы провожала и в детстве чаще ремнём уму-разуму с батькой учили (вытирает пот со лба и под повязкой) может, что и вышло из меня путное. А сейчас имеем (пауза), что имеем.
     Журналист: Вопрос повторить?
     Солдатенко: Нет. Заприметил меня на майдане один мутный кекс из новых революционеров. Пригласил в кафешку поблизости. Щедро заказал покушать, водки и пива не скупясь. А позже поведал, что обратил на меня внимание давно, следил за мной, как веду себя в разных ситуациях; похвалил мои действия. Способность к стрессоустойчивости особо выделил, упомянул, что это отличное качество. Больше всего мне понравилось, когда он сказал, что во мне, в моём образе он увидел новое лицо обновлённой великой украинской нации, (повернул голову вправо, приподняв подбородок). Самоотверженное, устремлённое и прочее. Между делом заикнулся, что пора кончать валять Ваньку на майдане и надо переходить на качественно новый уровень, предложил пройти обучение на курсах под контролем опытных инструкторов из блока НАТО. Именно так я смогу принести больше пользы для становления новой Украины, более «незалежной и свободной»!
      Журналист: И вы согласились.
      Солдатенко: Куда денешься с подводной лодки.
      Журналист: Простите, не поняла.
      Солдатенко: Так говорил дядька Никита, батин брат, он  служил в молодости срочную на флоте подводником.
      Журналист: Хм! Продолжайте.
      Солдатенко: Кратковременные курсы – две недели обучения – дали азы. Остальное, сказали, получим во время боевых действий.
       Журналист: Ты знал, что придётся воевать с собственным народом?
       Солдатенко (безразлично): Да; и деньги ещё платили.
       Журналист: Сколько?
       Солдатенко: Две тысячи гривен.
       Журналист: В день?
       Солдатенко (чуть не лопается от смеха): Ха, в день!.. Если бы!.. В месяц.
       Журналист (обескуражено): За две тысячи гривен вы наводили смерть на мирных граждан? А если бы там были ваши мать с отцом?!
       Солдатенко: Ну, не было же. Зато в конце обещали заплатить боевые.
       Журналист: В «конце» чего?
       Солдатенко: Войны этой. Многие офицеры именно так и говорили «блицкриг на востоке».
       Журналист: Что помешало «блицкригу»?
       Солдатенко: Всё! с момента организации операции по усмирению юго-востока; снабжение ни к чёрту, голодали неделями, боезапас из арсенала старый, оружие (махнул рукой), бронежилеты сами покупали. Самый большой просчёт Киева в том, что они думали, погрозят пальчиком мятежным шахтёрам, пошмаляют из пушек и те в штаны от страха напрудят. На деле напрудили мы. Да ещё как!
       Журналист: Вы воевали с собственным народом только из-за денег или идейно?
       Солдатенко: Несомненно, деньги! Идеи остались в зубах мёртвой «небесной сотни».  Тоже хлопчиков положили ни за хрен собачий.
       Журналист: Предсказуемо.
       Солдатенко: За деньги многие мать родную продадут.
       Журналист: А ты?
       Солдатенко (встревожено): Я?
       Журналист: Ты мать продашь за деньги?
       Солдатенко (в замешательстве теребит пуговицы кителя): Э-э-э… М-м-м… Ну, как … нет, конечно…
       Журналист (подбадривает): Решительнее.
       Солдатенко (наклонив голову): Мама и батька это святое.
       Журналист: Святое… Тебе в голову не приходило, что у тех, кого убиваешь, тоже есть и папа и мама?
       Солдатенко (с желчью в голосе): Вот только не надо давить на печень. Мы на войне!
       Журналист: Я вижу итог ваших боевых действий.
       Солдатенко: Оплошал малость. Сплоховал. Да что там, время не повернёшь.
       Журналист: Повторюсь, не опускайте подробности.
       Солдатенко: Я отметился и под Славянском и под Краматорском. Работал хорошо. Отлично вживался в роль местных жителей, пострадавших от силовиков, узнавал ценную информация. Эти идиоты жалостливые кормили-поили меня, пускали на ночлег. А наутро этих тварей накрывали плотным огнём из гаубиц и «Града».
       Журналист: Тебе их не было жалко. Хоть какое-то сострадание должно быть, всё-таки, с ними делил и хлеб и кров.
       Солдатенко (язвительно смеясь): Мы не на Востоке. Это там сопли разводят по разным поводам.
       Журналист: Следовательно, о своих поступках ты не сожалеешь. Результат – сотни погибших мирных жителей, и детей, и женщин.
       Солдатенко: И что? слёзы прикажете лить? Мы преследовали одну цель: освобождённые территории отходили семьям участников боевых действий после победы.
       Журналист: Как можно верить этим байкам?
       Солдатенко: Во что-то верить надо.
       Журналист: Вы полагали, жители юго-востока без сопротивления отдадут вам свои дома, оставят могилы предков?
       Солдатенко (вызывающе): Никто их не спрашивал и мнение их никого не интересует. Они в глазах новых киевских властей – гумус, удобрение для полей. 
       Журналист: Кем ты себя ощущал в момент, когда корректировал огонь украинских миномётных расчётов и артиллерийских батарей?
       Солдатенко: Богом!
       Журналист: Я не ослышалась?! Звучит кощунственно…
       Солдатенко: Да, не ослышались – богом. Вовсе это не кощунство, это безграничная власть. В моей власти было решать жить ли этим ничтожествам или умереть. Поэтому и направлял удары на детсады, школы, больницы.
       Журналист (брезгливо): Как мерзко!
       Солдатенко: Плевать! Развяжите руки, я вам зубами горло перегрызу! За ребят оставшихся лежать под Саур-могилой!
       Журналист (в сторону): Всё в порядке. (к Солдатенко) Продолжайте.
       Солдатенко: Наблюдая за ними, за этим быдлом, как они в панике и страхе мечутся между разрывами, ищут убежище, радовался. Предвкушал участие в параде победителей, как буду идти уверенным шагом по улицам и проспектам Донецка и Славянска; на моей груди блестят ордена и медали. Рисовал радостную картину будущей жизни, представлял, в каком доме буду жить с родителями. А эти твари, выжившие малочисленные счастливчики будут работать на нас.
       Журналист: Женя, ты серьёзно? В истории есть пример, когда такие же наполеоновские планы привели к полному краху идей и государства. Они тоже прошли парадом по красной площади, но в роли побеждённых.
       Солдатенко: Фрицам не хватило храбрости и силы духа дожать коммуняк. Одна пустая болтовня о превосходстве арийской расы над другими унтерменшами и непревзойдённой *мощи германского оружия.
       Журналист: Вам храбрости хватило?
       Солдатенко (развёл руками): Это уже не важно.
       Журналист: Что важно?
       Солдатенко (пожимая плечами): Не по адресу.
       Журналист: Хорошо. Продолжим, что тобой руководило в твоей работе и, чем руководствовался ты?
       Солдатенко: Мною руководило руководство в лице старших офицеров; вы же знаете – приказы не обсуждаются. Когда сочли мою миссию под мятежными городами выполненной, направили в район погранпункта «Ореховое»; со стороны России – «Малахитово». Здесь моя задача была на много порядков выше.
       Журналист: В чём же заключались обязанности?
      Солдатенко: Направлять поражающую силу украинского оружия на территорию России, создать стойкое убеждение у русской стороны, что обстрел сопредельной территории ведут ополченцы, чтобы ускорить принятие решения ввода войск Российской Федерации на Украину и тем самым создать предпосылки для развязывания полномасштабной войны.
      Журналист: Ты не отрицаешь, что направляя огонь на российскую территорию, тем самым подвергал опасности мирных граждан, жителей хуторов, которые не имеют ровным счётом никакого отношения к внутренним делам Украины.
      Солдатенко: В Киеве такие тонкости никому не интересны. Дали устный приказ…
      Журналист: Устный?!
      Солдатенко: Ну, да; отдать письменный приказ при всей анархии власти и полного неподчинения, даже при открытой поддержке Госдепа Америки у киевских властей кишка тонка. Одно сотрясание воздуха. Трусы и жополизы. Предали прекрасную идею!
      Журналист: Вернёмся к бомбёжке приграничья Российских территорий.
      Солдатенко: Наблюдая в бинокль ихнюю спокойную, размеренную и мирную жизнь, меня разбирала злость и ненависть к ним, к этим очень уж послушным русским детишкам, к этим толстозадым, жирным, сисястым бабам и старухам, вечером доящих коров, кормящих птицу, готовящих ужин. Не было сил наблюдать эту размеренную безмятежную жизнь; в то время как на Украине льётся кровь…
       Журналист: Стоп! Что мешает вам на Украине вместо оружия взять в руки плуг и работать, пахать поля, сажать пшеницу?! Какое отношение к кровопролитию на востоке Украины, к войне, развязанной фашистским руководством в Киеве, имеют русские дети и женщины?
       Солдатенко: Никакого. Но приказ отдан, и я его выполнял. К тому моменту я был мастером провокаций. Со злорадством в душе наблюдал, как эти старые неповоротливые клячи бегали по своим подворьям, стараясь укрыться от разрывов снарядов и мин, пряча утварь, живность, внуков в погребах. Я специально давал ложные ориентиры, чтобы мины ложились не точно в цель, а рядом, чтобы они, эти очень уж спокойные твари почувствовали, что война не просто стучится к ним в дом осколками снарядов, не стоит на пороге, а идёт победным маршем, сметая всё на своём пути!
       Журналист: Это бесчеловечно!
       Солдатенко: Ха, умора! Скажешь тоже! Я был богом, и я решал, жить им или нет. И чаша весов с решением «жить» перевешивала; так что большинство жителей «Малахитово», эти тупые и безмозглые людишки именно мне могут сказать «спасибо» и поблагодарить за сохранённые жизни!
       Журналист: Женя, тебе не страшно? Ночами кошмары не мучают? Не приходят во сне убитые люди?
       Солдатенко: Во время учёбы на курсах нас часто тестировали, и я был медиками признан самым депрессивно устойчивым курсантом из всей группы.
       Журналист: Сколько человек обучалось в вашей группе?
       Солдатенко: Двадцать. Большинство нет в живых. Одних убили ополченцы; других – в ком проснулся пацифист – отправили на небо свои же.
       Журналист: Ты горд тем, что остался в живых?
       Солдатенко: Безусловно. И в этом не прямая заслуга инструкторов на курсах, а только моё природное упрямство.
      Журналист: Достаточно. Давайте обсудим тему вашего пленения.
      Солдатенко: Решение об обстреле и время принимал лично, была у меня такая привилегия. Наводил миномётные и орудийные расчёты на цели. Как упоминал выше, цели указывал ложные; но, в семье не без урода, в орудийных расчётах состояли конкретные лохи, наскоро обученные стрелять из оружия. Профессионалов вообще нет. Кто пошёл воевать из-за денег; кто – из-за обычного человеконенавистничества; кто – влекомый патологическими психическими наклонностями. Нынешняя армия Украины – сброд. Состоящий из призванных выпущенными из мест заключения уголовниками, когда у них воспылали высокие чувства к Батькивщине; из тех, которым заняться чем-нибудь от безделья нужно и из авантюристов. Многие прошли перед моими глазами; большинство остались гнить в степях донецких; некоторые дезертировали. Мародёрством в разрушенных городах и посёлках занимались все без исключения: и офицеры, и рядовые. Брали всё подряд – вещи, технику, деньги. Не брезговали золотыми зубными коронками, выдирали щипцами у трупов. Часто возникали споры из-за дележа награбленного добра переходившие в стрельбу.
       Журналист: Где хоронили своих сослуживцев?
       Солдатенко: Ну, не в братских могилах. Кого сжигали, обливая керосином, заметая следы своего пребывания, кого присыпали землицей в лесопосадках. Ох, скоро начнут там вести поисковые работы. Отыщут останки и героев и трусов.
       Журналист: Это слабо вяжется с европейскими ценностями и критерийными понятиями, к которым так целеустремлённо стремится Украина.
      Солдатенко: Всё это фигня – европейские ценности, завоевания американской демократии. Покончим с дерьмом сепаратистским на востоке и направим марши наших боевых колонн на Запад. Зажралась старушка-Европа, заплыла жирком, вот мы её и встряхнём!
       Журналист: В знак благодарности?
       Солдатенко: И в знак благодарности тоже. Чтобы не думали бюргеры и прочие охреневшие от сытой жизни толстяки, что нами можно бесконечно манипулировать, заставляя плясать под свою дуду.
       Журналист: Жестоко.
      Солдатенко: Нормально! Европейцам никто не обещал и не сулил, что мы войдём в их жилища с венками и цветами.
      Журналист: И всё же, как вы оказались в плену?
      Солдатенко: Всякое зло наказуемо. Считал, безнаказанность моя будет бесконечной. Ошибался. Причастность к карательным войскам не сделала меня бессмертным и не научила летать. В один июльский день после корректировки огня по хуторам ростовской области пришла расплата. Странные люди в камуфляже без опознавательных знаков различия возникли внезапно позади миномётного и артиллерийского расчётов. Действовали эти ребята профессионально, не применяя огнестрельного оружия, пользуясь одним холодным. И офицерам и солдатам расчётов отрезали большие пальцы на руках, после чего оказали медицинскую помощь; на прощание объяснили, на войне свои правила, убивать их не собираются, а вот без пальцев много не навоюешь. Забрали с собой ударные замки от пушек и миномётов. Во время наведения порядка выяснили, кто корректировщик и где находится. Игра в молчанку была недолгой. Ребята в камуфляже пояснили, мы спрашиваем, вы – отвечаете. Задали вопрос, тишина. Отрезали уши офицеру – надеемся, у остальных со слухом проблем нет. Заговорили всем скопом, перебивая друг друга. Таю обиду на солдат? Отнюдь. Жить все хотят. По правде, я и сам лоханулся. Выпили с напарником самогонки и уснули, а так бы меня хрен с два живым взяли; с собой туда – на небо парочку прихватил бы. А так… Говорили с нами коротко и чётко. Кто наводил, зачем это делал. Напарник решил сыграть в героя. Отлично! Острый кол ему в зад, затем кол воткнули в землю – флаг тебе в руки, сиди и геройствуй. Я просёк сразу, дела мои бледные (Солдатенко снова протёр руками лицо). Без сложностей объяснили ошибочность моих внутренних и внешних взглядов. Науку закрепили (арестованный протянул руки без больших пальцев и без крайних фаланг на остальных), а чтобы видел отчётливо, как корректировать огонь орудий и, отличать мирных граждан от солдат, и дома от окопов и заграждений, залили глаза бесцветной тягучей жидкостью. Я ослеп. Полностью.
      Журналист: Как ты думаешь, кто с вами так поступил?
      Солдатенко: Хотите сказать «справедливо поступил»? Отвечу. Не регулярная армия или спецподразделения. Думаю, частное воинское формирование из бывших спецназовцев. Где нельзя использовать армию, приглашают их. Как в Америке «Academy»...
      Журналист: Полагаете, в России есть такие структуры?
      Солдатенко: Полагать можно всё, что угодно. Посмотрите на меня и сделайте вывод.
      Журналист: Ваши ощущения, какова ваша дальнейшая судьба?
      Солдатенко: Суд, как над военным преступником. Срок.
      Журналист: Ты инвалид. Срок, тюрьма. Не страшно?
      Солдатенко: Страх покинул меня, когда я забрасывал бойцов «Беркута» кирпичами и коктейлями Молотова.

      Выдержка из справки медицинского заключения:
      Заключённый Солдатенко Евгений Петрович гражданин Украины, военнослужащий ВС Украины обнаружен мёртвым в одиночной камере медицинского блока дежурным санитаром во время ночного обхода. Причина смерти – острая сердечная недостаточность.
                27 июля 2014г.