Шестикрылый Серафим

 


     Сегодня хоронили Егора Серафимовича. Хотя ему и исполнилось уже семьдесят три года, смерть его была нелепой. Умер он на своем огороде, у калитки на заднем дворе, видимо, решив сократить себе дорогу домой после вечернего очередного возлияния. Но маневр этот оказался столь неудачным, что нашла его супруга ранним февральским утром уже замерзшим, занесенным снегом.
День похорон выдался ясным, морозным. Кладбище было почти рядом, но по традиции в этом селе траурные процессии проходили мимо конторы совхоза, в котором много лет работал Егор Серафимович трактористом и комбайнером. Вот и сейчас неспешно продвигалась колонна людей по шоссе, расположенному рядом с конторой. Около здания процессия остановилась, гроб установили на подставки. Воцарилась тишина. Все ждали, что вот-вот выйдет кто-то из руководителей совхоза, а может быть и сам директор захочет несколько слов сказать о покойном, но кроме служащих бухгалтерии и рабочих никто не подошел, и сказать о Егоре Серафимовиче прощальные слова было некому. В тишине прозвучал чей-то голос:
– Да, работаешь, работаешь, а уйдешь на пенсию, и как будто тебя и не было тут никогда.
     Все повздыхали, так как большая часть провожающих была пенсионного возраста, и люди эти думали, видимо, о своих неизбежных будущих проводах.
     А о Егоре Серафимовиче можно было сказать много хороших слов. Был он худощавым, невысоким, очень подвижным. Не красавец, но лицо сразу запоминалось из-за хитрых глаз. Бездельником не слыл, хотя и любил выпить, но работал хорошо. За это и был командирован в молодые годы поднимать целинные земли. Привез оттуда молодой тракторист медаль «За освоение целинных земель». После много лет добросовестно трудился в родном совхозе. На пенсию ушел в шестьдесят семь лет.
     Но сидеть без дела Серафимович не любил. Помогал фермерам в уборочную пору. Правда, в последнее время злоупотреблял спиртными напитками так, что однажды фермер, доверивший ему свой комбайн и уборку пшеницы, мог наблюдать такую картину: на бешеной скорости летает комбайн по пшеничному полю, а изрядно подвыпивший дед Егор, управляя этим комбайном, горланит непонятно какие песни.
     Естественно, после этого комбайнер фермером был разжалован и переведен в подсобные рабочие. Егор Серафимович обиделся, дня два на работу не выходил, но потом, как обычно, утром в половине пятого уже сидел около тракторной телеги напротив фермерского дома. Собаки подняли неистовый лай. Фермер выглянул в окно и со злостью, так как лег за полночь, сказал:
– Вот кому не спится-то!
     Быть может, и бросил бы дед эту работу, но на ту пору в совхоз его уже не звали из-за возраста, да и из-за пристрастия к водочке. А фермер, так как не хватало рабочих рук, был и ему рад. И приработок у Серафимовича к пенсии был, и не нужно было перед женой отчитываться за каждый рубль, истраченный на выпивку.
     Еще одной причиной не уходить от фермера было то, что его жена Раиса часто обращалась к деду с различными просьбами: то косу наточить, то приладить к лопате или тяпке ручку. А за это получал плату – заветные сто граммов с закуской. Рая часто говорила деду:
– И что бы я без тебя, Егор Серафимович, делала. Мужу все некогда, хоть ты мне помогаешь.
     Серафимович на эти слова ничего не говорил, но видно было, что они ему очень приятны. На следующий день он приносил Раисе сладких желтых слив или мелких свежих карасей. А однажды осенью притащил большой саженец той самой желтой сливы, плоды которой приносил в гостинец. Женщина всплеснула руками, увидев дерево:
– Да ты что, дед, с ума сошел что ли? Такое дерево и не примется, наверное.
– Да ничего, примется. У меня рука легкая. Сажай!
Слива и правда принялась, и на следующий год на ней уже желтели первые плоды.
     Звали в деревне Егора Серафимовича «Шестикрылым Серафимом», видимо, из-за поповского отчества, как он считал. А получил он это прозвище от местных ребятишек, которые приходили ловить рыбу на пруд и пристраивались к деду Егору, так как он в этом месте рыбу прикармливал и клев был неплохой. Но ребятишки начинали через некоторое время возиться, кричать, а потом бросались в воду купаться, поэтому Серафимович гонял их от пруда. В отместку от грамотной и начитанной молодежи получил он это прозвище. Поначалу приходил от этого в бешенство, ругал обидчиков, гонял ребят по берегу пруда, но дети с завидным упорством изводили Егора Серафимовича. Приостановить эту войну помог случай.
     Однажды Серафимович пришел на пруд очень рано, пристроился ловить рыбу чуть поодаль от своего постоянного места. Обосновался в зарослях ивняка и не был заметен даже с очень близкого расстояния, поставил удочки и задремал, Вдруг сквозь дрему услышал голоса своих недругов, причем очень близко. Мальчишки разматывали удочки и издевательскими голосами копировали ругательства Серафимовича в свой адрес. Дед Егор огляделся вокруг, увидел заросли крапивы, сорвал с десяток будылок и осторожно стал обходить сзади юных пересмешников. Лицо его горело от ярости.
– Ну, я вам сейчас покажу Шестикрылого, я вам дам, как над дедом измываться.
Егор Серафимович выскочил из кустов, отрезав своим обидчикам путь к отступлению, и начал нахлестывать их крапивой по голым ногам и рукам. На берегу пруда поднялся неистовый вопль. Забыв удочки, горе – рыбаки ретировались домой, и с этих пор ребятишки только издали могли крикнуть деду вслед обидное прозвище. Сам же Серафимович был очень доволен своей победой над врагом и всем рассказывал с упоением об этой баталии. А прозвище так и осталось за ним.
     Постепенно и взрослые люди села стали звать его так же, как и дети. Тут уж дед поделать ничего не мог и смирился с этим. Так и умер Шестикрылым Серафимом.
     Наконец, похоронная процессия подошла к кладбищу. У свежей ямы суетились местные мужики, закончившие работу. Прозвучали последние речи. Приглашенный из районной церкви отец Вячеслав отпел покойного и придал его земле. Могилу закопали, положили венки и цветы. По русскому обычаю помянули деда и разошлись.
Отлетался Шестикрылый Серафим!