Адаптированный под современность глава одиннадцата

Я забыл рассказать, чем закончилась история с губернаторским ужином. Через два дня с нами связались, и попросили прислать всю проектную документацию по памятникам, а ещё через неделю заключили контракт, по которому мы обязались за солидную сумму установить монумент престарелому маэстро (тому самому, с ужина). Совпадение ли, но родом он из маленького городка той области, которая находилась под юрисдикцией губернатора, и именно там, среди небогатого населения, на фоне вконец разорившихся предприятий возник памятник заслуженному народному артисту, с подсветкой, из цельного гранита. Сумма контракта по документации была поистине запредельная, фирма же получила только двадцатую часть от неё, но и этого оказалось достаточно, чтобы я получил разовую премию в 50 тысяч и поощрения от совсем раздобревшего Георгия, который всё повторял «Ну я же говорил! Я редко ошибаюсь в людях».
На фоне такого успеха стал блекнуть голос совести, из колокольного звона превращаясь в слабеньких шум шутовских бубенцов, на которых быстро перестают обращать внимание. Забылось всё, когда после первой зарплаты у меня в кармане было столько денег, сколько я единовременно никогда не держал в руке. Это было похоже на сон, волшебное представление или любое другое проявление сюрреализма в нашей суровой бесцветной жизни. Подумать только, теперь я могу спокойно заплатить за квартиру, в продуктовом купить всю еду, которая мне понравится, да ещё останется кучу денег, с которыми не знаю что делать. Пойти в магазин и приодеться, а не ходить в пусть добротном, но достаточно староватом костюме, в котором мы с женой играли нашу импровизированную свадьбу. Даже все долги розданы, и на что тратить остаток, придумать сложно, настолько я отвык жить со свободными деньгами на кармане.   
Приятели, как всегда, твердили об одном – обзавестись постоянной подругой, а ещё лучше жениться. Тогда сразу найдётся применение деньгам, и цели в жизни возникнут, и веселее стану. А что же вы все такие, женатые и с подругами, постоянно сбегаете на мужские посиделки, вместо того, чтобы провести время с родными? Всё равно не хватает чего-то? Ах, да, я ничего не понимаю, и скоро стану таким же, как вы. И никаких других вариантов нет. Да ну вас, ей богу!
- А может, тебе мужчины нравятся?
- Да пошёл ты в жопу!
И как я не старался, любая посиделка всегда заканчивалась этой темой, отчего портилось настроение. Наверное, подсознательно мне легко согласиться с их доводами, тоска иногда просто съедает заживо, но как подумаю, с кем можно сойтись, так сразу страшно становится. Ну кто? Воображули-секретарши с фирмы? Глупенькие девушки с ресепшна? Кадровичка? Вечно занятые барышни-менеджеры, которые в любом мужчине видят избавление от одиночества? Или тихие карьеристки, работающие от звонка до звонка и даже не помышляющие о каких-либо отношениях? Что ни вариант, то большущая проблема, и, будем справедливы, во мне самом. А если ещё точнее, в болезненной одержимостью сбежавшей женой. Она, её образ словно вычёркивал из моего обзора всякую женщину, и я видел в них лишь серьёзные недостатки, совершенно не замечая прелестей. Но эти поросята смеют подшучивать, будто я голубой, и моё равнодушие к противоположному полу есть влечение к своему. Идиоты, что с них взять.
А жена… Что она скажет теперь, когда увидит мой успех? В самых смелых фантазиях хотелось просто швырнуть ей эти деньги в лицо, и увидеть раскаяние во властных огненных глазах, как каются самые страшные грешники в час перед смертью, с таким же искренним пылом. Но потом жалел уже я от того, насколько низко и пошло я думал о той, кто ни на день не уходила из моих воспоминаний, и не преследовала меня в каждую минуту грусти.
Что бы я сказал ей, встреться мы случайно где-нибудь на улице? Не знаю. Наверное, просто бы дожидался её слов, реакции. В таком болезненном состоянии вообще лучше ничего не предпринимать, иначе можно натворить чего нехорошего. А то, знаете ли, застарелые обиды могут кровоточить сильнее свежих порезов. Так что начни я говорить, а она в своей фирменной манере хладнокровно-снисходительно меня слушать, лучшее, чем всё это закончится – руганью.
Приятели же говори следующее – нельзя зацикливаться на той, кто навсегда осталась в прошлом, иначе останешься там вместе с ней. Дельные слова, возразить нечего, и всё равно хотя бы на две минуты встретиться с бывшей, буквально перекинуться двумя фразами стало главным моим желанием. На которое даже не жалко потратить деньги, притом немалые.
В интернете можно найти кучу объявлений сыскных агентств, которые предлагают проверить свою половинку на верность, проследить, где проводит свой досуг благоверный глава большого семейства, уезжая в очередную внеплановую командировку не пойми куда, и даже попытаться найти сбежавшего партнёра. Естественно, суммы меньше пятизначных в ценниках не мелькали. Раз у меня есть такая возможность, то почему хотя бы в общих чертах не узнать о судьбе моей бывшей жены? Даже не для встречи, а просто так, получить официальный отчёт на бланке, где она, с кем она, как она. Можно даже добавить злорадное «счастлива ли?», но лучше не стоит, а то вдруг у неё правда всё хорошо…
Я не боюсь никакого морализаторства по вопросу этичности моего поступка, думайте что хотите, но звонок в контору я всё же сделал, и был приглашён вежливой секретаршей на встречу, вкратце рассказав о своей проблеме. В назначенный день меня приняли как важного гостя, приятный мужчина в дорогом костюме выслушал мою слёзную историю, подписали договор и взяли с меня достаточно внушительную сумму. А после неделю не было никаких вестей, а на мои звонки в офис всё та же вежливая секретарша сообщала, что мне обязательно перезвонят, но немного позже. Якобы пока нет никаких результатов, поиски продолжаются, и скоро всё будет.
Но в один прекрасный день мне на мейл пришло письмо, в котором были указаны данные моей жены: фактическое место проживания в том самом областном городе, откуда она родом, место работы (менеджер по продажам местного торгового центра), и даже выписку из паспорта с отсутствием печати на странице «семейное положение». У меня от волнения затряслись руки, когда я это читал, и весь последующий день прошёл в треволнениях и мучительных метаниях ехать – не ехать. Вот что ей сказать? Эгей, у меня есть деньги, возвращайся обратно? Или спросить «зачем ты это сделала», и услышать в ответ унизительную отповедь? Если раньше у меня не было никаких сомнений, то теперь их стало масса, не всё оказалось так однозначно на первый взгляд.
Былая подавленность вернулась, день казался серым, и даже медленный рассвет на тесных центральных улицах уже казался бледным, отстранённым. Он был не нужен моим душевным переживаниям, мешал их остроте и интенсивности. Лучше мрачная кухня с капающим краном, или ухоженный, но мёртвый и пустой двор с душевнонемыми людьми.
Тут может быть только одно спасение – взять с собой Толика, и засесть на дворовой лавочке, жалуясь друг другу на жизнь. Прямо как в тот раз, когда наши надтреснутые сердца бились созвучно, и от этого общение получалось спасительным. Клин клином, как говорят, чужие проблемы помогают забыть о своих.
Толик работал уже третий день, притом усердно и много, пришлось отдать ему практически всю свою бумажную работу, чтобы он не чувствовал себя некомфортно. Обычно я все недельные бумаги готовил дней пять, а тут управились всего за два. Возможности концентрироваться на одном деле и кропотливо его исполнять позавидовали бы многие, так что Толик был настоящей находкой. Ничего страшного, я натура мечтательная, могу часами с комфортом сидеть без дела, пусть трудится на здоровье. Для хорошего человека ничего не жалко, как говорят. Но было видно невооружённым глазом, что когда наступает время безделья или отсутствия каких-либо задач, Толик начинает натурально страдать. Пришлось объяснять про так называемый офисный распорядок, который абсолютно чётко делится на две половины – авральную работу и личное время, которое можно расходовать на общение, решение своих проблем или просто на развлечения. Так что лучше расслабиться в такие моменты, не к чему это напряжение. Но Толик просто не желал ничего понимать, и тогда уже я попытался вывести этого сложного человека на откровенный разговор (в который уже раз!).
- Ты меня чудаком считаешь, Серёжа, и, наверное, ты прав. Но сам посуди, рабочее время для работы, бездельничать меня ещё мать в детстве отучила, да и сейчас не даёт. А общаться… Я пробовал, и больше не хочу, а ты сделал неправильно, преуменьшив пошлость здешних обитателей. Да они словно дети, меряются, у кого игрушки дороже, кто тратит больше, и все друг друга тихо ненавидят за редким исключением. Работали бы – и всё было хорошо, каждый занимался своим делом и не смотрел на других. А тут вон как, времени свободного много, скучно, так каждый и пытается показать себя во всей красе, да не могут сделать это цивилизованно. Так что я бы лучше работал, чем бездельничал.
- Толя, общайся тогда со мной. Я прекрасно понимаю твоё негодование, меня тоже раздражают эти люди. Все эти секретарши стали со мной приветливы только тогда, когда узнали мою должность и примерную зарплату.
- Это пошло.
- Да, но я смирился, и оградил себя забором необходимости. То, что нужно делать, я делаю, взаимодействую и поддерживаю отношения с тем, с кем надо. Остальное меня никак не касается.
- А что может быть остальным, как ты говоришь? – Толик понемногу вовлекался в беседу, эмоционально заводился. – В гости ходить друг к другу, хвастаться плазменными телевизорами? Да с ними же и поговорить не о чем.
- Меня не один раз звали в этот дорогой ресторан, что на Арбате, но  я отказывался. Так что никто не обязан терпеть лишения вне рабочей обстановки, ну а тут можно же взять себя в руки, и иногда с кем-нибудь перекинуться парой слов.
- Я в столовой попробовал это сделать, меня тут же стали спрашивать, почему это я заказал себе только первое и хлеб. Ты только представь себе! Ну какое им дело?
- Кто это был?
- Молодой парнишка из отдела снабжения.
- Сидоров – раздражаясь, процедил я. – Точно он, редиска. Но по одному обо всех нельзя же судить.
- А мне достаточно, наелся, больше не хочу.
- Ну ты как маленький, ей богу.
- И пусть.
Из окна пахнуло сыростью приближающегося дождя, немного остудив моё нарастающее раздражение. Что за упёртый человек, никак не совладаешь с его упрямством, таких даже люди наподобие Фроловны переломить не способны. Пора уже умыть руки и дать Толику быть самим собой. Не хочет – не надо, мне то какая разница, что о нём будут думать коллеги? Однако часть меня была несогласна с таким тезисом, ей хотелось во что бы то ни стало поддерживать завоёванный статус успешного человека, в котором безупречно всё, в том числе друзья, которых он устраивает на работу. А в идеале – даже соседи.
- Ладно, Толь, делай как знаешь, я не буду тебя ни в чём убеждать – с пониманием в глазах озвучил я ему, а сам уже просчитывал варианты, какими бы заданиями нагрузить мужчину, чтобы он был вынужден общаться со всеми по несколько раз в день.
- И ты меня прости, я по возможности постараюсь исправиться, если получится…
- Хорошо.
Мы устали объясняться друг с другом, и разом замолчали, вслушиваясь в потемневшую улицу. Вот-вот закапает, и, по-видимому, сильно, судя по разыгравшемуся ветру, да и голова быстро отозвалась на природу, отяжелев. Липкая, хваткая сонливость проникла в нас, и если с этим ничего не сделать, остаток дня может пройти в бесплодной дремоте.
- Пошли курить на крыльцо? – неожиданно бодро предложил Толик, уже набрасывая на себя куртку. – Я на дождь люблю смотреть, мне сразу легче становится.
- Оштрафуют, закон же уже давно принят.
- Да не страшно, теперь то зарплата есть.
Я искренне улыбнулся и не раздумывая пошёл с ним.
- И это не так опасно, как курить под дверью твоей мамы.
- О да! Там штрафом не отделаться.
К тому моменту, как мы добрались до крыльца, дождь уже забарабанил вовсю по окрестностям, промывая пыльные стены домов и белые коробки торчащих кондиционеров. То и дело брызги о сплошной стены капель попадали на ботинки, брюки, даже на лицо, принося с собой непередаваемое ощущение свежести и полного очищения, будто вся скверна уходит. А с ней смываются все переживания, даже напряжение бесследно исчезает. По моему мнению, лучшая терапия плохого настроения и депрессии, и чем сильнее льёт и ярче сверкает, тем эффективнее.
Сейчас самое время рассказать последние новости о жене и спросить совета, как же лучше поступить. Ехать? Что ей сказать, да и стоит ли затея того? Было как никогда стыдно откровенничать на такие темы, но и решать всё самому было трудно и тягостно. Пусть лучше Толик надо мной посмеётся, чем потом зло насмехнётся она.
- Обычно когда дождь, холодно. А тут вроде даже согревает. Ты не чувствуешь этого, Серёж?
- Нет, мне просто комфортно. Смотри, тут никого, пустая улица, все попрятались. На машины можно и не обращать внимания, их не так много. Ничего взгляд не держит, смотри куда хочешь.
- Людей не любишь – словно сделав вывод сказал Толик, при этом с многозначительной полуулыбкой.
- Не всех. Кого-то до сих пор люблю.
- Кого? Жену?
Я нервно кивнул.
- Всё никак не можешь её забыть?
- Хуже. Вернуть хочу.
- Это ты зря. Как ты потом будешь жить с этим, даже если возвратишь жену? Она раз сбежала, значит, может сделать так ещё, ей это ничего не стоит, ты уже убедился. А так в страхе жить, что вновь потеряешь… С ума можно сойти.
- Да я так с ума схожу, не знаю, для чего жить. Плохо мне, Толя… Не знаю, что делать. Вот узнал позавчера, где жена сейчас живёт, адрес, место работы, все дела. И теперь решиться не могу бросить всё и поехать.
- Ммм – он растянуто промычал, задумчиво окинув меня взглядом, и затих.
- Что, я всё неправильно сделал?
- Да не надо было ничего делать – сказал Толик будто не мне, а куда-то в пространство, и вытянул руку вперёд, кончиками пальцев ласково касаясь густой стены дождя.
- Так как быть?
- Никак, постарайся забыть об этом. Ты ей абсолютно точно не нужен, и возвращаться к тебе она не планирует, иначе бы хоть соломинку кинула, маленькую надежду и возможность контакта. К другому жена ушла, скорее всего. Или уже успела найти.
Было больно даже просто допустить такое предположение, не то что представить. Как я не пытался отгонять от себя подобные мысли, в целом, мне не казался такой вариант совсем уж невероятным, но услышать это от другого человека, да с такой холодной уверенностью… Практически сходу были сделаны выводы, ведь на взгляд Толика в этой ситуации всё очевидно. Но только, твою мать, не для меня! Они все просто ничего не знают о ней, о наших отношениях, потому и делают такие скороспелые выводы.
- Мне кажется, ты ошибаешься.
- А по-моему тут всё стандартно, сам посуди. Раз порвала так окончательно и бесповоротно, значит, нашла другого, с кем теперь будет строить свою жизнь. В никуда женщине уйти сложно, и уж тем более не в вашей ситуации. Она же не мучилась с тобой, ты её не избивал, значит, сбежала не спасаясь, а целенаправленно меняя вектор жизни.
- Замолчи! И без этого тошно.
- Не надо злиться, тем более ты сам попросил меня высказаться. У тебя сигарета истлела, дать ещё?
- Давай.
Дождь лил не переставая, и ручейки воды дошли даже до сухого асфальта под крыльцом, окрасив его в светло-серые оттенки, и вплотную подобравшись к нашим начищенным туфлям. Но ни я, ни мой спутник даже не думали уходить из комфортной среды, и эта молчаливая готовность стоять и вопреки всему курить, нарушая правила, была сродни заговору с тенденцией к рецидиву. Повторить перед постом полиции? Легко, если при этом каждый из нас получит возможность выговориться полностью. Вот так и рождаются традиции, какими бы глупыми они ни были. И я нисколько не злился на Толика за неприятные слова, честно. Ни капли!
- Ты ведь всё равно поедешь? – размеренный, спокойный тон собеседника расслаблял, успокаивал.
- Не знаю, правда. Я всё понимаю, от чего ты меня предостерегаешь, но это может быть сильнее. Неконтролируемо нахлынет ночью, и пару дней вообще нет покоя. 
- Как ломка?
- Хуже. Ломку хоть можно ожидать, а это приходит внезапно. Остальное время только фон создаёт, не больше.
- Значит, тебе чаще надо быть на людях, общаться. Я как зарплату получу, к семье в деревню поеду, будем решать, что да как дальше. Можешь со мной, если хочешь.
- Большое спасибо, но там видно будет. Посмотрим.
Дождь ослаб, и беседа постепенно сошла на нет. Люди стали выходить из укрытий, и так же целеустремлённо-равнодушно поспешили по своим делам, опасливо раскрыв зонтики перед лёгкой моросью, такой, когда одна капля падает на голову раз в 5 секунд. Смешные… Я и при сильном дожде хожу без зонтика, привычка такая, и мокну с удовольствием. Потом, правда, с ушей течёт, одежда влажная будто жёстче становится, даже может натереть в нежных местах. Ну и что? Я всё равно люблю дождь, и это выше бытовых условностей.
Вот мы опять покурили там, где это делать нельзя, и вышли сухими из воды. Разумеется, никто и не думал делать замечания нашей скромной компании, потому что вид курящих в общественных местах всё ещё привычное зрелище, законы общество не исправили. Оттого и была какая-то особая радость, ребяческая, хотя курильщик то из меня никакой, так, покуриваю иногда.
В офис возвращаться было не так весело, атмосфера тут редко располагает к радости, начиная с безобразной слащавой улыбки секретарши, которая всё это время наблюдала за нами, а теперь чуть ли не заговорщески подмигивала, кончая запахом кожи и раздражающе пахучего кондиционера. И само по себе это, может, и не плохо по отдельности, но не когда выхолощенная обстановка разбавлена такими же выхолощенными без остатка людьми, больше похожими на безупречных манекенов, которые кичатся своими тряпками. Их шик – красивее одеться, вывалить перед собеседником целый ворох узнаваемых названий и этикеток, чтобы таким образом показать себя значимым. По их убеждениям всё можно купить, даже уважение у таких же почитателей дешёвого лоска, да и у остальных людей попроще,  стоит только вести себя развязно и сорить деньгами, полученными ни за что.
Уже через несколько дней работы я заметил, что половина сотрудников родственники или друзья Георгия, а другая половина друзья друзей или родственники родственников Георгия. Со стороны брали только узких специалистов, потому и сложилась в коллективе такая органичная среда развращённых людей, не привыкших ценить труд, но ожидающих от жизни полного списка современных благ. И эта тунеядская идеология была возведена в абсолют, и даже считалась почётной, делая её носителя исключительным человеком. Но для меня это была натуральная кунсткамера с нравственными мутантами, выставленная за стеклянными дверьми офиса, на которую я обречён смотреть изо дня в день.
И на что я обрёк Толика…
- Скажи честно – тебе нравится здесь работать? - мы уже зашли в кабинет, и мне не терпелось окончательно расставить все точки над и.
- Здесь нет, а с тобой работать нравится.
- И уйти не хочется?
- Уйти… - он обречённо улыбнулся. – Куда?
- Спасибо, это я и хотел услышать.
- Да на здоровье, обращайся ещё!
- Я на самом деле серьёзно спрашивал, без шуток. Ведь это ответственность, я дёрнул тебя с поисков, привёл сюда…
- Ой, не начинай, меня так утомляет, когда ты заморачиваться начинаешь. Я безумно благодарен за всё, сейчас такой период в стране, что работа подойдёт любая. А так мне ничего не светило, ходил бы и дальше по собеседованиям, попадая на всяких сволочных работодателей. А специально для карьеры заводить знакомства, выискивать любую возможность, быть ушлым и прытким – я так не могу. Ты же, Серёжа, избавил меня от этих мучений, и даже если сейчас мне что-то не нравится в работе, это всё чепуха, смирюсь, перетерплю и выдержу. В конце концов, я же не с мошенниками работаю, а в честной фирме.
После пылкого монолога меня пробрала дрожь до костей. Как хорошо, Толик, что ты ничего не знаешь пока, да тебе и не нужно этого касаться. Делай отчёты, разбирайся с документами, и всё будет прекрасно. Оставь остальное мне, пусть моя совесть будет запятнана, а ты лишь только мной обманут. Лучше от этого будет всем, в первую очередь твоей семье. Спасибо за то, что ты есть, и извини, что вот так с тобой приходится поступать. Когда-нибудь мы будем говорить об этом с улыбкой.
Я рад, что взял тебя на работу. Но не мог знать, как печально и нелепо всё выйдет в итоге…