27. Палка о двух концах

Критика - палка о двух концах. Одним концом ты бьешь по
предмету твоей критики, а другим неминуемо попадаешь по себе.
Раскритикованный субъект тут же перестает с тобой здороваться,
поворачивать голову в твою сторону, приглашать на
мероприятия, жалуется всем на твою некомпетентность или
пристрастность, а иногда даже начинает распускать о тебе
странные слухи.

Это в лучшем случае. В худшем он звонит в редакцию, кроет тебя так
и эдак, требует редактора принять меры, хочет немедленного
опровержения - словом, мечет громы и молнии, пока не угомонится.

Что остается в таких случаях журналисту? Пригнуть голову и
переждать этот камнепад. Дело обычно заканчивается тем, что
раскритикованный персонаж платит журналу деньги и заказывает
новую статью, но уже чисто рекламную, где другой журналист
пишет о том, как все ладно, складно и славно в какой-нибудь фирме
N.

Но читатель - не дурак: он понимает, что все это шито белыми
нитками и что первая статья об этой фирме - чистая правда, а вторая -
типичная заказуха, особенно уж если слишком сладко расписано.

Самое трудное для журналиста, когда ему кто-то заказывает написать
критическую статью про кого-то - тут уж держи ухо востро, не то
вляпаешься, как кур в ощип. В моей практике такой случай был.

... Господин Х призвал меня к себе на ковер, навешал кучу
комплиментов в адрес журнала и меня лично и попросить написать про
то, как худо ему живется по вине господина Y. Как мне показалось,
заказчик был кругом прав, тем более, что подтвердил свою правоту
массой документов и загрузил меня по самую макушку, вроде бы,
неопровержимыми фактами и аргументами.

По неопытности я не стала искать встречи с господином Y и
испрашивать у него мнения о господине Х и той ситуации, в которой
он оказался. Но журналистская интуиция настойчиво подсказывала:
что-то тут не так, уж больно неспокойно на сердце. Так оно и вышло.

Когда статья увидела свет, над редакцией разразился
такой гром, что у всех затряслись поджилки. Представители господина Y
требовали выдать автора на растерзание (под статьей стоял
псевдоним), настаивали на опровержении и непомерно большой
материальной компенсации за моральный ущерб, грозились подать в
суд и вообще, по всем признакам шуток шутить не собирались.

К чести всех трех редакторов ТДТ скажу, что каждый из них в таких
случаях всегда прикрывал собой журналиста, принимая главный
удар на себя. Поступил так и Сережа Ухов. О чем там он говорил с
персонажами моей статьи, я не знаю. Мне неделю было приказано
отсиживаться дома и носа в редакцию не показывать.

Сердце мое, естественно, упало в пятки, я тут же мысленно увидела себя 
лежащей в луже крови с пулей в сердце, начала ругать себя и так и эдак
за все: за то, что связалось с подозрительными типами, за то, что не
проверила факты и документы и т.д. Словом, на всю жизнь получила такой урок,
каких на журфаке не преподают...

Позднее, когда я разобралась в ситуации и рассказала об этом случае
одному весьма опытному журналисту, тот с изумлением покачал головой и
сказал сочувственно:

- Дура ты, дура. Есть редактора (и он назвал фамилию), которые за такую
работу магазинами берут, надо было хотя бы содрать с него, прохвоста,
по полной программе - и для редакции, и себе на карман.

Но что делать, как говорится, после драки кулаками не машут...

Еще хуже с миром искусства: там не будет криминальных разборок,
зато будут такие обиды, которые не знаешь, как и пережить.

К примеру, памятны времена, когда главный режиссер Кировского
облдрамтеатра Владимир Подольский стоял у входа и не пускал
журналиста ТДТ Михаила Коковихина в театр, поскольку тот писал на
его спектакли исключительно острокритические рецензии (что было
совершенно справедливо). Одно время тот даже ходил в
театр по билетам - тут уж выгнать его было никак нельзя.

Потом похожая история началась и у меня с заступившим после Подольского
режиссером Евгением Степанцевым. Было время, когда он ставил чуть
ли не с десяток спектаклей в год, что, естественно, сказывалось на их
качестве. Иной раз выбирались пьесы, рассчитанные на массового, совершенно
невзыскательного зрителя, актеры кривлялись, говорили пошлости. Любя
наш театр, я не могла писать, что это хорошо, мне все это активно не
нравилось.

Евгений Кузьмич не здоровался, мне перестали звонить и приглашать на
премьеры и бенефисы, заказывать статьи. Меня это огорчало, а когда
Степанцев решил повлиять на меня через редактора Вадима Комкова, отношения
еще больше осложнились: я сама стала избегать встреч с режиссером и, бывали
случаи, пряталась в фойе театра за колонну. А писать о театре, режиссере
и его спектаклях и не общаться с ним - сложно.

Однако помог случай. Я пришла на премьеру детского спектакля "День рождения
принцессы" и после просмотра решила встретиться с режиссером Еленой Одинцовой
и исполнителем одной из ролей Сашей Кириковым. Сашу я долго найти не могла,
а когда разыскала, он буквально втащил меня в гримерку, где по случаю премьеры
уже был накрыт стол.

Завидев Степанцева, я начала пятиться назад, но, чтобы это не походило на
бегство, осталась, поздравила всех с удачной премьерой, выпила пару бокалов
сухого и встала поблагодарить и попрощаться.

- Нет уж, постой, - услышала я зычный голос Евгения Кузьмича. И тут он высказал
свое отношение ко мне, как к критику, - правда в очень парламентарных выражениях.
Деваться было некуда - пришлось выступить с ответным словом.

- Я тоже скажу пару слов, - начала было я.

- Налейте ей полный стакан! - скомандовал главреж. Мне налили стакан сухого
(благо, не водки).

Я рассказала о том, как впервые пришла в театр, что с тех пор люблю его,
помню многих замечательных актеров, бываю на всех спектаклях и очень хочу,
чтобы  были лучше. Помочь же в этом могу только говоря о том, что в них
с моей точки зрения плохо.

- Ну, ладно, мирись-мирись, больше не дерись, - по-детски сказал он
и протянул руку. Если честно, я была этому рада.


Лишь немногие понимают, что любое упоминание в прессе - благо,
что на самом-то деле самое страшное - молчание. Ибо молчание - это
полное равнодушие. Если журналист не пришел или пришел, но не
написал – значит, вы ему совсем не интересны. Кстати, иной раз острая
статья о новой книге, спектакле или выставке возбуждает к ним
гораздо больший интерес, чем хвалебная или откровенно льстивая.

Я помню случай, который, правда, произошел не со мной, а с моим
коллегой-журналистом, когда один вятский писатель, много лет не
издававшийся, пришел к нему и попросил: напиши про меня все равно
что - хоть хвали, хоть ругай - только чтобы знали, что я еще жив и
работаю.

Однако остались еще отдельные белые вороны, которые говорят
спасибо журналисту за то, что он увидел недостатки и честно
сказал о них. Ведь и в самом деле критика всем нам нужна для
того, чтобы не топтаться на месте, не почивать на лаврах, а
расти дальше.

Конечно, чтобы жить спокойно и безбедно, лучше всего никого не критиковать, никого не задевать, не говорить правды, молчать о недостатках, словом, писать веселенькие информационные статьи, а если и обличать кого-нибудь, то только с санкции вышестоящих органов – тогда это безопасно.

Когда в августе 1991 года с Михаилом Горбачевым приключилась история во время отдыха на Форосе и была сделана попытка захвата власти ГКЧП, многие СМИ растерялись, не зная, как на это реагировать и отделывались беспристрастной информацией.

Но в первый же день горстка прогрессивной молодежи Вятки, среди которой были и журналисты, вышла на несанкционированную демонстрацию с лозунгами против ГКЧП, однако эта самодеятельность тогдашним властям не очень понравилась, поскольку было не известно, как повернутся эти события дальше.

Когда ситуация прояснилась и сверху была дана отмашка клеймить позором ГКЧПэшников, на Театральной площади состоялся санкционированный митинг. Вот там многие выступали весьма и весьма смело. Помню даже строки, которые читал поэт и журналист Валерий Фокин: «Проститутка «Кировская правда» перед хунтой задрала подол!». Если бы эти обличительные строки прозвучали на пару дней раньше, то и цена им была бы выше.