Часть 2 Жена Наркомана гл. 11

Глава 11               

Ольга в последнее время спала очень плохо. Почти каждую ночь она просыпалась и тяжело дышала, отчего просыпался Павел и почти всегда спрашивал:
-  Опять кошмар?

- Да, - отвечала она, после чего Павел ее обнимал и целовал в мокрый лоб.

     - Все будет хорошо…

Это выражение «Все будет хорошо» в последние три месяца нового две тысячи седьмого года стало сказочным заклинанием для них обоих. Ольга написала это заклинание на квадратных листочках и расклеила по всей комнате, которую они снимали, и, натыкаясь взглядом на эти клочки бумаги, действительно, становилось немного легче. Ведь не может всегда быть плохо? Она твердо знала, что надо немного потерпеть, ведь счастье не всем просто так приходит, его надо заслужить и оно, как правило, всегда возвращается. Надо только немного подождать. Она знала, насколько плохо ей будет, настолько хорошо будет потом. В этом она убеждалась много раз в своей жизни и старалась не роптать на Высшие силы, соблюдая внутри себя строгий диалог со своим Я.

Последние месяцы две тысячи шестого года  были напряженными, но зато новый, две тысячи седьмой год, они встретили душа в душу, именно потому что все выдержали, смогли преодолеть эту болезнь. Она была счастлива, а значит за это надо платить. Но цену не мы назначаем за прожитый отрезок того полета души, что называется счастьем.

Ольга была в положении. Оба были счастливы. Павел танцевал перед Ольгой в трусах-семейниках, растянув их по бокам так, что они стали похожи на мини-юбку. Он улыбался и пел песни, вел себя как ребенок, которому дали долгожданную сладкую конфету.

В тот же день когда Ольга узнала о своей беременности, сходила в церковь, поблагодарила за чудо. Первые месяцы счастья, - когда они выслушивали наставления врачей, какие продукты ей нужно есть, как долго нужно гулять и прочее, - пролетели, как день. Павел спешил с работы, чтобы прогуляться с Ольгой по городу. Домой носил букеты.  Ночью мог пойти за мороженым или за персиком, если вдруг Ольге хотелось этого. Без расспросов, без обид. Несмотря на то что вставать надо  было без десяти шесть, а Оля хотела персик или сладкого в три часа ночи. Они подали заявление в ЗАГС, и там им назначили дату свадьбы. Они вместе выбрали одежду для росписи и были счастливы. Строили планы на будущее.

Через время  привычная одежда ее, сорок второго размера, стала мала Ольге, и Павел купил ей костюм для беременной. Ольга ходила в комбинезоне на прогулки.  А когда находилась  в съемной квартире, гладила живот и, включая музыку, танцевала под нее. Оля знала, какую еду может принимать ее организм, какую нет. Какие слова нравились тому, кто был внутри нее, какие нет. Каждый вечер Павел гладил  растущий живот жены, отчего даже незначительное ее беспокойство уходило, как только его ладонь прикасалась к их будущему ребенку. Ольга удивлялась этому, а Павел отвечал: «Это же моя дочь, и она знает, как сильно я ее люблю. Это моя девочка».

В один из вечеров, когда пара по обыкновению прогуливалась не спеша по узким улочкам, близь Кирочной, Ольга неожиданно схватилась за живот. Резкая боль прошла сквозь нее. Разговор оборвался на полуслове. Она прижала руки к животу и присела на корточки.

- Айййййййййй, - громко простонала Ольга. – Айййй.

- Что случилось? – приседая около Ольги, испугался Павел. - Что? Что, Оля? Болит? Что?!
 
Из ее глаз посыпались слезы. Павел пытался поднять девушку и освободить дорогу людям, что шли позади них. Но Ольга встать не могла, она продолжала держать руки на животе и стонать. Заботливая женщина опустилась к Ольге, тоже присев на корточки. Попыталась ее поднять и спросить, что случилось. Но Ольга не хотела вставать в полный рост.

- Что с ней? – спросила  прохожая, обращаясь к Павлу.

- Не знаю, гуляли, потом она вскрикнула, схватилась за живот и присела…
Павла, Ольгу и прохожую обходили люди, недовольные, что на пути им встретилось препятствие.

- Что, беременна?

- Да, -  ответил Павел, ему удалось поднять в полный рост Ольгу, все еще корчащуюся от боли.

- Вам в больницу надо тогда,  – жалостливо сказала прохожая. - Я бы не тянула с этим. Как бы поздно не стало…

- Спасибо! – поблагодарил женщину Павел и ровнее поставил Ольгу рядом с собой, а она продолжала стонать. Женщина пошла дальше по переулку, но через какое-то время обернулась и поднесла кулак к уху. Видимо, жест показывал, что скорую надо бы все-таки вызвать.

Павел снова подтянул Ольгу, чтобы та стояла ровно. Девушка была бледна и почти в обмороке.
- Где болит? Живот? Да? Не молчи! Говори! Где? Тут? – Павел попытался разжать ее руки, сложенные и прижатые чуть пониже живота. Ольга кивнула. Слезы градом катились с лица. Ей так неожиданно стало больно, что даже потемнело в глазах. Так резко и так неожиданно…

Крепко держа Ольгу за локоть, Павел достал сотовый телефон и вызвал скорую помощь. Через десять минут в переулок въехала красно-белая машина. Взяв из рук Павла Ольгу, два санитара положили ее на носилки. Ольга уже не понимала,  что с ней. Она чувствовала один клубок боли, сине-черный, большой, тугой, в котором она вязла. Она ушла в забытье.

Перепуганный Павел, бледный, сел вместе с ней в холодную машину, на скамейку, рядом с носилками. Он взял руки Ольги в свои и сказал, что все будет хорошо. Дежурному врачу-мужчине он объяснил, что жена беременна. Ольга стонала, не осознавая этого. Скорая то ехала, то стояла, то разгонялась, то тормозила. В Петербурге был уже поздний вечер. Они вышли гулять только около девяти часов, сейчас, должно быть, было уже начало одиннадцатого.

- Куда везем ее? – спросил санитар дежурного врача.

- Где место есть, - ответил врач. – Сейчас выясним, - врач взял рацию, щелкнул и сказал: - Валечка, какая сегодня дежурная больница? - в рации появилось неприятное шуршание. - Ясно, – он повернулся к водителю. - Петя, там нет мест. Разворачивайся…

На перекрестке загорелся красный свет. Машина сделала полупетлю и поехала в обратную сторону.

- Там как? Все нормально? Живая?

- Живая! Что с ней будет! Молодая еще!

Павел сидел на холодной скамейке рядом с санитарами: одним - высоким кучерявым брюнетом, уже за тридцать, и вторым - маленьким и рыжим. Рыжий все смотрел на Ольгу и не мог отвести глаз.

- Твоя жена? – наконец спросил он.

- Да, – ответил Павел и взял руку Ольги в свою ладонь. - Да. Моя жена.
Рыжий не выдержал прямого уничтожающего взгляда Павла и тоже стал смотреть на ночной город, как и другой санитар.

- Куда вы ее везете? – спросил Павел дежурного врача.

- В Мариинку, - кинул через плечо врач.

    Машина мчалась по Литейному проспекту на высокой скорости. Светофоры в центре города, будто сговорившись, давали только зеленый свет. Повернув на Литейный, 56, скорая остановилась.

- Так, приехали… Ты с ней пойдешь? – спросил мужчина в халате, дежурный врач. - Ты ведь муж?

- Муж, - ответил Павел, наблюдая, как санитары вносят девушку на носилках в приемный покой.

     Ольга пролежала в больнице две недели с диагнозом «угроза выкидыша». Ей давали таблетки, кормили вареной рыбой и тушеной капустой.  Павел приходил каждый день и приносил продукты, которые Ольга могла есть. Как-то, открыв пакет с печеньем,  Ольга тут же выбежала из палаты в туалет. Ее вырвало. Токсикоз мучил ее с пятой недели беременности. Оказалось, что тот, кто находился внутри Ольги, не переносил запаха меда. 

    По вечерам Павел писал сообщения на мобильный телефон Ольги. Сообщения были разными, но все нежные и трогающие душу. Вот одно из них: «Мои девочки, роднулички, скучаю, жду вас домой обеих. Целую маму. Папа».  Ольга показывала девчонкам по палате сообщения, девчонки радовались и завидовали.
    Ольгу выписали из больницы в начале марта.


                ***
Время шло, прошли первый и второй месяцы беременности, шел третий месяц, и надо было сообщить  своим родителям о будущем ребенке. Но и Павел, и Оля знали, что Ольгины родители будут против.
Против, и, конечно, каждый родитель был бы против.
Против, ведь она - жена наркомана, пусть даже не колющегося уже четыре месяца.

Но за последние полгода они так сблизились, с полуслова понимали друг друга и… стали родными людьми, пройдя через кошмар, который длился несколько месяцев. Они смогли побороть болезнь, они выстояли. И, оттого что прошли через это вместе, стали родными и близкими. Потому что никто не мог помочь им, никто не хотел даже помочь, никто не понимал, никто не пытался понять их. Теперь у них не было секретов друг от друга, не было тайн и недомолвок. Они – один живой организм. И эта новость… Новость обрадовала обоих, но оба понимали, что им не дадут встать до конца на ноги и никто не поможет. И вряд ли поймут то, что творится внутри у каждого из них.
С другой стороны, оба связывали это с новым витком в их судьбах. Все с начала, без ошибок, без слез, без героина. Новая жизнь с новой целью… Павел возлагал надежды на эти изменения и  внутренне готовился сбросить оковы и начать новую жизнь.

Кошмары Оли становились все чаще и все страшнее. Соседка по коммуналке Галина Георгиевна, пожилая женщина лет шестидесяти семи, все чаще обращала внимание на бледность Ольги. Она шла навстречу, разрешая не выполнять некоторые функции по дому. Оля была освобождена от мытья ванны и туалета химическими веществами, от мытья полов всей коммуналки, от уборки и стирки. Соседка часто умилялась, смотря, как Павел помогает снимать или надевать сапоги Оле, как он приходит с сумками или идет вечером за персиками или соком. Она охала и повторяла девушке, когда встречалась с ней в узком коридорчике: «Олечка, как же муж тебя любит! Такой заботливый у тебя Пашка. Так переживает. Сильно любит, сильно… Дай Бог счастья вам…»

Павел сам стирал вещи и сам ходил за продуктами. Оля не узнавала своего мужа, период беременности превратился в период любовного ухаживания. Цветы, прогулки, ласковые слова и забота… Оля уже не работала три месяца. Она сидела дома.
Вконец измотанная Ольга сообщила отцу о новости. Но реакция была вполне ожидаемой: дав неделю на сообщение этой новости матери, он положил трубку.

***
                В ночь на двадцать пятое февраля ей приснился новый кошмар. Во сне она читала молитву «Отче наш». Ей и раньше снилось, что ее отправляют на аборт, соблазняя подарками и украшениями. Во сне Оля часто оказывалась во дворцах, красиво убранных, где много драгоценностей,  где ходили павлины с распущенными хвостами, змеи свисали с веток иноземных деревьев… Она входила во дворец, и сердце начинало выпрыгивать из груди. Страх завладевал ею, и коленки начинали дрожать. Она видела эти шикарные убранства и знала, что услышит среди них. Это будут слова ее близких, неужели они ее не поймут? Неужели убьют мечту и жизнь внутри нее? Но, входя во дворцы всякий раз, обливаясь слезами, она выходила из них, слыша ругательства и угрозы.

Оля мучилась. Ходила хмурая, и страх все отчетливее выходил наружу. Ей снился сон, что она видит икону, которая горит, пылает и как будто кричит. Из дверей шкафа невидимая рука выкидывает белые простыни. Ночь за окном, и на ее кровати пляшут тени. Оля все громче и громче читала молитву, пульс становился учащенным и отчетливо стучал в висках. Она дрожала всем телом и хотела проснуться, но не могла.
Павел проснулся от громкого шепота жены. Спросонья он не сразу разобрал ее слова.  Протерев глаза, начал ее будить. Голова девушки поворачивалась то в одну, то в другую сторону. Она дрожала. Павел взял Олю за плечи:

- Проснись! Оля, проснись! Да, проснись же! – громким шепотом говорил он. Но страшный сон не отпускал ее.  Павел видел, что  жена  дрожит, он видел на лице маску ужаса. Крепче обхватил плечи и сильнее встряхнул ее, так, что голова мотнулась назад и тут же опустилась на грудь. Муж обнял ее, он начал раскачиваться вместе с нею вперед и назад, вытирая слезы, которые бежали по ее щекам.

-  Оля! Олечка! Проснись! Проснись! – повысил он голос и слегка  ударил по щеке.

Оля открыла глаза, продолжая дрожать.
- Успокойся… - кладя ее голову на подушку, тихо произнес Павел.

Но Оля, хоть и открыла глаза, не поняла, что проснулась.
-  Успокойся… - повторил Паша, целуя ее в волосы.

Восстанавливая дыхание, она пыталась рассказать мужу о сне.
- Я с тобой… я рядом… - поглаживая по голове и вытирая слезы, громко шептал Павел, поворачиваясь на бок и обнимая жену. – Закрывай глаза, спи.
Под объятьями мужа дрожь прошла, и она успокоилась.

Утром, встав с кровати, Оля поспешила рассказать сон своей соседке по коммуналке, Галине Георгиевне. Галина Георгиевна знала толк в снах и, умудренная опытом, сообщила, что к беде это. А раз икона, приснившаяся Оле, находится в другом городе, ее надо скорее привезти в Петербург. Ведь просто так такие вещи не снятся.

- Она должна быть рядом с тобой, Олечка. Она беспокоится о тебе. Пусть тебе привезут ее, – задумчиво произнесла старушка.
В этот же день девушка позвонила отцу и попросила привезти икону к ней. К выходным Ольге передали икону Божьей Матери, и она ахнула: под стеклом видна была гарь, вся икона внутри была темной от копоти. Это очень испугало Ольгу. Галина Георгиевна, посмотрев на икону, подтвердила свои опасения. Оля поставила икону на полку, среди фотографий и игрушек, что подарил ей Паша. За три дня до аборта икона упала с полки, и рама ее раскололась. Облик Девы остался цел, но сияние вокруг… было обезображено двумя расколами, напоминающими маленькие рожки.

В этот же вечер, когда Павел вернулся с работы, состоялся тяжелый разговор, от которого невозможно было ни уйти,  ни сбежать. Павел общался с родственниками Ольги и после разговора пришел злой и напряженный. Оля не узнала его. Разговор был необходим, чтобы все расставить по своим местам. Она была на критичном сроке, и надо было принимать решение.

- Что с тобой? – спросила Оля, заметя настроение мужа.

- Ничего…

- Почему молчишь тогда? Ничего не поел? – убирая обратно на подоконник приготовленные котлеты и вермишель. (Холодильника в комнате не было. И вся еда хранилась на широком  подоконнике  окна.)

- Не хочу… -   Павел сел у стола и зажег спичкой сигарету.

- Боишься? – Оля  подошла к нему и обняла.

- Да… - протянул он и затянулся. Его взгляд  был направлен  далеко за пределы окна.

- Я выдержу… верь мне… - тихо сказала девушка.

- Я не смогу без тебя… - Павел продолжал смотреть вдаль. Было видно, что он напряженно думал. На лбу появились кривые тонкие складки.

- Я не умру. Со  мной будет все в порядке… - внушала ему Ольга. Она тоже смотрела в окно. В данный момент ей так хотелось выкурить сигарету. О, как бы ей помогла одна затяжка! Но нельзя. Сама того не осознавая, курить она бросила еще за три месяца до беременности. Организм не мог принимать никотин. Как чувствовал, что нельзя. Она стояла рядом с мужем и нервно мяла ладони, большим пальцем проводя по внутренней стороне, то скрепляя в замок пальцы, то расцепляя.

- Я почему-то вижу другую картину, - прищурив немного глаза, продолжал Паша. – Ты лежишь парализованная, не ходишь, рядом ребенок кричит. Нам не хватает денег, ему нужен уход, а ты… - он на секунду замолчал и тут же продолжил: -  Вот и взгляд у тебя такой же будет, отчего мне вешаться хочется… Я все сделаю, если ты жива будешь…

- Прекрати! - закричала Ольга и резко отошла от мужа. – Что ты такое говоришь?

- Я повешусь, если тебя не станет… Я не смогу без тебя…

- Никто не говорит, что ты останешься один…

- Врачи говорят, родители твои…

- Я не пойду на аборт! – крикнула Оля. - Я не могу! Не могу! – она села на кровать и обняла голову руками. Длинные волосы рассыпались по плечам, часть свисала вниз, закрывая заплаканное лицо.

- Я умру, как только ты умрешь!  - тоже повысив голос, сказал он.

- Я не могу… мы ж так хотели девочку… -  она уже не могла четко говорить, всхлипы мешали, разбивая слова на слоги. Она понимала - муж не шутит. Он боится. Боится. Очень.

- Но передо мной выбора нет. Ты мне нужна. Без ребенка я проживу - без тебя нет!

- Она живая! Нет, не могу… - плакала Оля.

Павел подошел к ней, встал на колени у кровати, поднял за подбородок ее лицо, убрал с него волосы. Он посмотрел прямо в глаза. Красные и опухшие.

- Я… я не смогу без тебя, понимаешь? - обнял ее, сидящую на кровати.

- А без нее? – девушка указала на живот. – Сможешь? – и силой положила его руку к себе на живот. – А как же ты писал нам, когда мы лежали в больнице? «Мои девочки, спокойной ночи!» - ты писал? Ты ведь писал? Паша? Ведь ты?  - слезы лились ручьем. У нее начиналась истерика.

Парень положил руку на живот жены и тут же убрал. Его лицо скривилось. В выражении было все: испуг, жалость, страх, грусть, любовь.

- Ты меня будешь всю жизнь корить… Или уйдешь от меня… Но я не могу так рисковать… - он отвернулся от нее, чтобы скрыть выступившие слезы.

- Я могу… - зло ответила Оля.

- Ну, может, съездим и соберем все справки? Давай отвезу во Вредена? Пусть справку дадут о том, что ты можешь рожать… Давай поедем на Маяковскую в институт Поленова?

- Это последний шанс…

- Последний…

На следующий день они с утра поехали в институты, Ольга получила все необходимые справки, но никто гарантии не давал. И ее женская консультация настаивала и принуждала сделать аборт. Личный врач-гинеколог, что вел Ольгу в консультации, вызвал ее раньше положенного срока и отвел к заведующей отделением. Женщина приятной наружности, чуть больше тридцати пяти, провела с Ольгой жесткий разговор. После чего девушка выбежала из поликлиники в слезах и на ступеньках чуть не оступилась и не упала вниз.

Приехав домой вечером, Ольга и Павел снова искали решение. Они искали его до  поздней ночи. Разругавшись вконец, вскоре оба замолчали.
Они молча лежали на боку, и каждый думал о решении. Ольга уже почти настояла на рождении ребенка, но через три часа после того, как они пытались уснуть, Павел сказал ей идти на аборт. Он испугался.

Уж слишком много она плакала и расстраивалась с самого начала беременности. Все обрушилось на нее. Родители против, муж испуган. Она предает себя, и это малодушие. Это неописуемо. И тут Оля снова вспомнила разговор годичной давности. «Не дай Бог тебе что-то вроде этого пережить, потому что если и захочешь рассказать или излить душу, о том, что творится в душе, – не сможешь, потому что слов не  придумали таких! Не поймут, какие б слова ты ни говорила. Даже не пытайся…  Потому что это останется  в твоей душе навсегда, и никакими лопатами, ничем не сможешь это вынуть из себя, чтобы  отчистить свою душу. А раз нет слов, нет способов избавиться от этой черноты… то она с каждым словом или действием, даже случайно напоминающем об этом, будет делать больно. Смирись, просто смирись. Ты должна будешь раскрашивать  душу, со временем закрашивать это пятно, чтобы оно не мешало тебе жить».