Часть 2 Жена Наркомана гл. 13

Глава 13

В начале июня две тысячи седьмого года Ольга и Павел переехали снова жить в Павловск. Ольга не могла прийти в себя, у нее наблюдались все признаки глубокой депрессии, и Павел боялся оставлять жену одну без присмотра. Любовь Леонидовна, видя состояние невестки и состояние сына, испугалась, как бы Павел снова не взялся за старое. Она помогла снять двухкомнатную квартиру недалеко от своего дома. Близость матери объяснялась заботою и добротою. Но Ольга понимала, что это снова КОНТРОЛЬ. Бороться с кем-то сейчас не было сил. Павел утверждал, что его мама будет приходить к ней каждый день. Каждый день, чтобы отвлекать от мысли, что она теперь детоубийца? Каждый день, чтоб говорить о сыне? Каждый день, чтобы напоминать, что у них за отношения? Какой ответ правильный? Что следует подчеркнуть?
Ольга не знала. Она и не хотела знать. Она построила стену между миром и собой. Между мужем и собой, между родителями и собой, между всем миром и собой. Между эмоциями и собой.
Любовь Леонидовна приходила каждый день в гости. Она приносила шоколадку и бутылку пива.

- Это тебе гормон радости! Ешь, а то вон какая кислая…. Немудрено, что Павел приходит теперь домой поздно. Кому хочется на тебя такую смотреть?
Ольга злилась. Но была слишком хорошо воспитана, чтобы на колкость отвечать колкостью. Она хотела выгнать его мать из их квартиры и сказать, чтоб никогда к ним не приходила. Но не могла. Одиночество ее пожирало изнутри. Пустота, образовавшаяся после потери, грозила обвалиться на огромной территории и погрести под собой живую душу.

Как-то вечером во вторник Ольге позвонили. Этот человек оказался начальником Павла и был обеспокоен его неожиданной пропажей. Он звонил несколько раз Любови Леонидовне, но та не знала, где ее сын и знать не хотела. Она считала, что он ее предал. Предал, потому что не помогал материально и только ей одной он обязан своим  освобождением. А тут появилась некая Ольга.

Конечно, начальника такие вещи не интересовали, но он порой сочувствовал Павлу в его межличностных конфликтах, отпуская раньше с работы, потому что строили объект на Старой Деревне,  а жил он в Павловске.

Иван Безинский был человеком плотного телосложения, среднего роста, с серыми глазами и маленьким носом. Русые короткие волосы обрамляли его квадратное лицо. У него  было отменное  чувство юмора. Жена Света была маленькая и юркая. Как белка. Ей Ваня  купил месяц назад машину «Гетз», желтого цвета.

Несмотря на то, что Павлу Иван приходился начальником, они были почти ровесниками с Ольгой. Они познакомились на корпоративном празднике компании «Диамант». Компания отмечала день строителя и собственное двадцатилетие. Туда были приглашены по пригласительным билетам средние сотрудники звена с женами и  подругами. В антракте между песнями Татьяны Булановой и выступлением виртуозного аккордеониста они быстро нашли общий язык. И вскоре перешли на «ты», чокаясь рюмочкой коньяка за знакомство.   
Они договорились встретиться у метро Московская на выходе в город в восемь вечера в среду.

Ольга приехала на место встречи за полчаса до назначенного времени. С электричками был перебой, так что лучше было прибыть заранее, чем опоздать. На улице было прохладно. Темнота вокруг подсвечивалась фонарями, стоящими вдоль трассы. Много людей ждали маршрутки, чтобы добраться до дома. Дежурная маршрутка с надписью «К-Раута» собирала покупателей, чтобы отвезти в строительный магазин и довести до «Ленты».

Люди суетились. Их было много. Очень. Ольга смотрела на дорогу. Вот, через пятнадцать метров, начинались Шушары. Ей бы тоже нужно было зайти в гипермаркет, или, по-отечественному, - магазин, но поток машин был очень плотным. Пробка протянулась до самого поворота на Пушкин.

Ольга скурила сигарету, как раз когда к метро Московская подъехал серебристый джип. Машина поравнялась с девушкой. Изнутри открыли дверь:

- Садись!
Ольга села на заднее сидение.

- Привет! Как дела? Как Павел? – говорил Ваня. У него манера была торопиться при разговоре. Мог за минуту целую повесть рассказать. Мысли в его голове не просто гонялись по кругу, они крутились как в центрифуге. Никто другой не мог так быстро разговаривать. Уникальный был в этом смысле человек!

- Да так… Нормально, –  сократила ответ Ольга.

- Я ему позвоню завтра… Необходимо поговорить. Кое в чем разобраться… - нахмурил лоб Ваня.

- Что-то серьезное?

- Да, так… - он потер подбородок и ушел от ответа. – Передавай привет, и пусть поправляется.  Он нам на работе нужен!

- Хорошо, передам.

- Вот, держи! – Ваня открыл портмоне, достал пять тысяч одной бумажкой. – Как обещал. Слово держу.

- Спасибо, - Оля взяла протянутую ей купюру. – Я пойду…

- Я завтра позвоню, кстати, во сколько будет удобнее? – спросил начальник Павла, когда Оля уже выходила из машины.
- Все равно во сколько, у него бессонница.

***
          Следующий день Ольга провела в домашних хлопотах. Она постирала джинсы и рубашки Павла, постельное белье и развесила сушиться: в ванной, на балконе и на веревках в прихожей.
Она очень устала, плюхнулась  на стул, что стоял около письменного стола, и, вытирая вспотевший лоб, спросила:
- С тобой все в порядке?
Павел все выходные проводил в постели. Он практически ничего не ел, только лежал и смотрел телевизор. Он снова стал раздражителен. Снова много курил. С ним невозможно было поговорить или обсудить тот или иной вопрос.
После некоторого молчания, не поворачиваясь к жене, он тихо ответил:

- Да.

- Надо съездить в «Ленту», а то холодильник совсем пустой. Да и в аптеку зайти. Не нравится мне твое гриппозное состояние. Температура еще держится?

- Да.

- Ты пил Тюрафлю? – снимая домашние джинсы и футболку, оставаясь в нижнем белье, спросила Ольга.

- Да.

- Не лучше?

- Нет, – ответил Павел и встал с кровати.

- О, да  тебя ж качает! Может, не поедем? Ты выглядишь совсем больным…

- Как хочешь…

- Ты в состоянии сесть за руль?

- Наверно…

- Тогда одевайся и поехали. Тебя знобит, температура не проходит. Признаки…

- Признаки гриппа, – поспешил ответить Павел. - Тех выходных не хватило. Буду в  эти лечиться. Буду лежать в кровати.
- Ты не взялся за старое? – строго спросила Оля, натягивая колготки и надевая брюки.

- Нет. Я тебе уже говорил! Ты мне не веришь?

- Верю. Ты ж не станешь мне лгать?
Павел ничего не ответил. Он вяло улыбнулся…

- Я простыл, и ничего больше. Надо еще блок сигарет купить, а то у меня одна пачка осталась, и то в машине. Деньги возьми!

- Какие?!

- Тебе Безинский разве вчера не передал?

- Ваня? Да. Он обещал позвонить, тебе привет передал. Я забыла сказать. Тебя на работе ждут.

- Пусть ждут.
Они вышли из квартиры и сели в машину. Павел включил «Наше радио». Ольга пристегнулась.

- Сейчас пробки будут…

- Ничего, нам некуда спешить.
Ольга достала  пудру, посмотрелась в маленькое  зеркальце. Начала красить губы.

- Козел! Не видишь, что ли?! – Павел резко затормозил и выругался. Скрип тормозов перепугал девушку. Косой след от помады оказался на лице Ольги, а сам тюбик упал под ноги.

- Осторожно! Мы никуда не спешим. Пусть другие спешат навстречу смерти. Нам еще рано, – серьезно прокомментировала она и нагнулась за помадой. Под сидением нащупала колпачок, но из-за легкой качки ей никак не удавалось его схватить. Она нагнулась сильнее, прижимая лицо к своим ногам.
На коврике машины увидела свой колпачок от помады и пустую стеклянную ампулу. Внутри ампулы коричневый налет, а донышко закопчено. Как от зажигалки.
Оля подняла ампулу.

- Что это?

- Не знаю, - мельком осмотрев предмет, ответил Павел.
- Ты?

- Нет, боже, я же сказал, нет! Я не торчу! Завязано!

- Но…

- Прекрати! Опять хочешь скандал устроить?! Сколько раз повторять: если не о чем говорить – молчи! Как я устал от тебя!

- Но, Паш, мы вчера возвращались домой, этого не было!

- Не знаю, откуда это! – закричал он.

- Может, ты кого подвозил?

- Да, подвозил сегодня одного парня до Техноложки. Может, он выронил! Отстань от меня! – нервничал Павел.

- Ты обещал мне! – начала плакать Ольга. – Ты обещал!!!

- Я держу свое слово! – машина резко свернула на обочину и остановилась. Павел закатал рукава легкого белого свитера, его любимого, и закричал в лицо девушке: – Смотри! – показывая взглядом на вены, крикнул он: – Смотри! Они чистые! Ты видишь следы? Ты видишь? А? А? - Ольга осмотрела вены Павла. Ни синяков, ни следов от уколов она не нашла. – Успокоилась?

- Да, – хлюпая носом, произнесла  девушка. – Но…

- Никаких «Но!» Если ты не веришь мне – прошу… - и Павел открыл дверь машины.

- Я верю… - твердо ответила девушка. Ей стало стыдно из-за своего подозрения. Ведь надо верить. Верить - значит любить.
Павел закрыл пассажирскую дверь и включил поворотник, и машина снова оказалась в тесном потоке машин.
Ольга отвернулась к окну. Она ругала себя за недоверие. Она понимала, что уже не верит. Она боялась себе признаться, что страхи преследуют ее до сих пор. Сердце закололо, и стало трудно дышать. Слез нет. На лице так и остался кривой след от губной помады. Она открыла окно и откинула голову на спинку сиденья.

- Тебе что, плохо? – забеспокоился Павел.

- Нет, все нормально… - Ольга взялась за сердце, надавила на грудь, скривилась. –  Правда.

- Я вижу! - гнусаво сказал Павел.
Ольга побледнела. Она держала руку на левой груди, будто хотела выдавить боль, что поселилась в сердце. Она открыла еще больше окно и задышала широко открытым ртом, ловя порывы встречного ветра.

- Я остановлюсь, где твои таблетки? – заезжая на песчаную обочину, беспокоился Павел.

- Дома оставила. Пройдет. Сейчас…

- Эх ты, кулема! – выключая зажигание, поворачиваясь к ней, обнимая, сказал он.
Ольге становилось хуже. Она была бледнее мела, дышала тяжело и часто.

- Что, что надо? – запаниковал Павел. – Давай, в аптеку поедем? Что надо-то?
Ольга махнула на него рукой.
- Валерьяна? Валидол? Что? – Павел боялся.

Ольга это видела и понимала, грустно улыбнулась.
- Чего лыбишься? Ей тут плохо, а она тут… Ты издеваешься надо мной?

- Что есть… то и купи, – простонала Ольга.
Павел вышел из машины и быстрым шагом пошел по улице, побежал. Он не знал, где аптека, и поэтому остановил прохожего, идущего навстречу. Выслушав ответ, оглянулся. Они встретились с Олей глазами, после чего Павел побежал в подсказанном направлении. Оля  посмотрела на себя в боковое зеркало. Лицо ее было серым, глаза большими и потухшими.  Она дышала,  но ей все равно не хватало воздуха.

Внутри жгло. Она закрыла глаза. Так легче.

Через минуты дверь водителя открылась, Павел плюхнулся в кресло. Он немного задышался, и Оля чувствовала, как бьется его сердце. Но не чувствовала, как бьется свое.

Она открыла глаза и увидела ладонь Павла. Он высыпал таблетки валерьяны и уже занес для того, чтобы вложить ей в рот. Но Ольга по штуке собрала их и сама положила на язык. Скопила слюны, сделала глоток.

- Вот еще, валидол… - протягивая ей лекарство, заглядывал он в глаза. – Ты как? Лучше? Эй-эй… Не закрывай глаза! – Павел хлопнул ее по щеке. – Родная моя, не надо… Ты ж моя единственная. Что я без тебя? Кто я без тебя?
Оля вымученно улыбнулась.
Павел завел машину, они тронулись.
Внутри жар угасал, бледность кожи проходила. Павел оставшуюся дорогу смешил ее, дотрагивался до коленки, гладил, говорил ласковые и нежные слова. Он говорил, как она ему нужна и как он ее любит.
До «Ленты» добирались час, из-за пробок на Московском шоссе.
Сделав поворот у «К-раута», машина въехала на стоянку гипермаркета «Лента 24». На верху магазина висели рекламные растяжки. Плакаты, висевшие на столбах, приглашали за скидками.
Внутри, как обычно, было много людей. Оле казалось, люди так много не могут есть – они лопнут. Потому что, когда бы они с Павлом ни приехали в эту «Ленту 24» в Шушарах, там всегда были очереди. Огромные очереди.
У Павла была дисконтная карта, они часто сюда приезжали. Было время, закупались на неделю, - как это происходит в больших городах и распространенно за границей, - но это время ушло.
Машина моргнула фарами и пискнула. Павел сдал ее под охрану.
На улице было холодно. Ветер трепал и ерошил волосы. В Петербурге опять было объявлено штормовое предупреждение. Павел взял тележку для продуктов, они вошли в магазин.
Оказавшись среди многочисленных людей и многочисленных высоких стеллажей, они искали надпись «Сигареты». Зайдя в отдел, Павел быстро нашел свою марку «Петр I» черный, кинул в корзину.

- Тебе брать? – спросил он Ольгу, которая стояла рядом.

- Да.
Павел нашел блок тонких сигарет белого цвета с зеленой надписью в центре, положил в тележку и подошел к продавцу.

Молоденькая девушка мило улыбнулась, пробила чек, надорвала посередине и сказала:
- Спасибо за покупку! Приходите еще!

Павел по-прежнему был не в настроении. Оля ходила за ним, как собачка, и контролировала, все ли он положит в тележку. Случалось, Павел проходил мимо нужного стеллажа, девушка тут же ему напоминала, и тогда он брал продукт с полки и молча клал к другим продуктам в  железной высокой тележке.

Несколько раз Ольга пыталась заговорить с ним, но все попытки терпели неудачи. Павел был очень раздражителен, и видно было, что ему и правда очень плохо.

Стоя в очереди, Оля вдруг вспомнила, что закончился кофе.

- Сходи за кофе, пожалуйста, – попросила Ольга Павла.

- Ладно, - он нехотя сдвинулся с места и пошел вглубь магазина к стеллажам. Лицо его было измученно-злое. Казалось, он ненавидит весь мир. За полчаса, что они провели в магазине, он сказал три слова: «Тебе брать?» и «Ладно».
Очередь была длинная. Человек пятнадцать, не меньше. Кассир улыбалась и, как робот, повторяла:
- Добрый вечер. Карта есть? Спасибо за покупку. Приходите еще. Добрый вечер. Карта есть? Спасибо за покупку. Приходите еще.

Павел облокотился на стол, на котором стояли коробки памперсов. Он вытянул ноги и стоял с полузакрытыми глазами. Не знавшие их люди и не догадывались, что они – семья.

- Паша! – позвала его Ольга. – Иди ко мне!

- Что тебе? – открывая глаза, спросил парень.

- Ну, иди ко мне, постой рядом со мной…

- Я не собачка… - хмыкнул Павел и снова закрыл глаза.

- Ну, Паша…
Очередь Ольги в кассу поравнялась с ногами Павла.

- Что случилось?

- Ничего…

- Ты, честно, не… - вглядываясь в глаза любимого, не договорила Оля.

- Черт побери! – закричал он на всю очередь. – Нет!!!
Оля опустила глаза. Павел сел на корточки. Ему тяжело было стоять. У него болели ноги. Ольга уже знала признаки. Интуиция говорила ей одно, а Павел убеждал в обратном.

Проснувшись рано утром, она задала снова свой вопрос, в ответ Павел принес ей шприц, завернутый в газету.

- Все?

- Но, Паша, ты же…

- Все? Теперь ты доставать меня не будешь?

- Я…

- Ты! - нервно расхохотался он.
Ольга не узнавала своего Павла. «Это не он. Он не мог так… Это его болезнь… Нет…» - оправдывала его Ольга.
- Ты куда? – хватая его за руки, увидев, как он натягивает джинсы, злилась Ольга.

- Кататься! - он вышел из квартиры и хлопнул дверью.


***
                Ольга гуляла  по городу, фонари гасли позади нее. Ничего не было видно, на глазах – слезы. Хотелось бежать и бежать, все равно куда. Чем дальше, тем лучше. Мысли блуждали в невесомости, и чернота с пустотою и дрожью, как карты, тасовались внутри ее тела.
Бежать. Бежать быстро-быстро.
Устала…
Сердце бешено колотилось, в голове стоял плотный туман.
- Где я? Что я? - ответа не было.
Перед глазами стоял ночной город. Город, не любящий слез, город, не прощающий слабости. Камни Невы высасывали тепло души, превращая человека в замерзающего изнутри раба. Город был хозяином. Его шепот блуждал среди прохожих и освещенного проспекта.

Бежать. Снова бежать. Куда? Все равно. Как можно дальше.

Убежать от себя? На шаг, на два? И все?
Было холодно. Тело била дрожь, вначале мелкая, потом крупнее, потом от нее начало содрогаться все тело.

- Где ты? Что ты?  - ответа не было.

Туман стоял везде: среди прохожих, среди зданий, среди машин. Туман был вокруг,  словно тяжелая бело-серая простыня выступал занавесом.
Бежать… Сердце вновь колотилось. Стуки его были слышны в ушах. Пульс зашкаливал за предельные нормы крайнего состояния. Кровь быстрее и быстрее бежала по телу, но телу все равно было холодно. Душа немела, и со стороны человек казался уже существом с пустым взглядом и лицом смертника.
- Беги, беги… - вкрадчиво, из самой глубины, шептал Ольге знакомый голос. Голос Демона или Ангела? Кто ее делил?

И она бежала, бежала уже заметно заплетающимися ногами. Кто-то или что-то не давал Ольге упасть на мокрый скользкий асфальт. Упасть и не разбиться насмерть, размозжив голову.

Ольга  бы  и рада была упасть только для того, чтобы не думать, чтобы не знать,  чтобы не бояться и не чувствовать этой глубинной пустоты внезапно высохшего океана внутри себя. Но уставшие ноги, подкашиваясь, несли и несли тело, не отдавая отчет, – куда?!
Город менял дворы, улицы, лица, мосты, ряды фонарей…

Дождь то шел, то прекращался. Ольга не принадлежала себе. Мозг не давал отчет в том, что делает. Они разделились. Они - Ольга и он, ее внутренний компьютер, - знали о  существовании друг друга, но находились параллельно. Казалось, измотанная  душа  просила выпустить ее. Куда-нибудь – вниз или вверх. Уже неважно…

Это невозможно было объяснить словами, потому что не все чувства можно описать. Ольга чувствовала себя заложником своего тела. Вначале испуг охватил ее, ведь в жизни она всегда пыталась контролировать себя и других, а тут… контроль оказался потерян, осталось только осознание себя как оболочки без желаний и чувств. Даже усталость и лопнувшая  мозоль на ноге не останавливали ее бег.

Казалось, в этом забытьи, или, точнее сказать, в выпавшем из времени и пространства состоянии, когда Оля не была собой, она пробежала половину Петербурга и все-таки вернулась в Павловск.

Вернувшись в квартиру около часа ночи, снимая свитер, наконец, почувствовала, что дома. Что сидит на кровати, и пронизывающий и колючий ветер уже не бьет по лицу. Лопнувшая мозоль оттаяла, откликнулась на тепло комнаты резкой болью.

- Я дома… - обрадовалась Оля, осознав, что опять может говорить, двигать ругами, ногами. Что может думать. Радуясь, что вернулась в саму себя.
Если б вы знали, какое это великолепное чувство - снова знать, что ты живой, что можешь контролировать свои действия, дышать, чувствовать ту же самую боль. Что ты – есть ты. С этими волосами, глазами… и, черт возьми, привычками!
В тот вечер Ольга снова обрела себя.

Что творилось в ее сознании, что именно играло роль рубильника на вкл. и выкл., – не знала. Какое действие, слово, ситуация… И это было страшно. Потому что и теперь она не знала, точно ли находилась в реальности, или же опять сознание и она существовали параллельно  друг с другом. В таком случае, было интересно: кто за кем наблюдает и кто или что отдает приказы на осуществление.
Она постоянно теперь испытывала страх. Ей было страшно думать, потому что кто-то однажды сказал, что плохие мысли притягивают негативные события. Ей было страшно смотреть, когда Павел делал себе уколы, приготавливая руку для ввода иглы. Она всегда отворачивалась. Ей было страшно заглядывать в свой кошелек, она боялась обнаружить  однажды, что он пуст. Ей было страшно жить, не зная, что ждет впереди. Ей была страшна эта боль, что пронзала ее, и страшно больно оттого, что она видела его боль. Ей было страшно при мысли, что об этом кто-то узнает. Но ей не было страшно быть рядом с ним… даже зная, что он может убить.

- Я смыла твой героин в унитаз! – как-то, доведенная до отчаянья, сообщила Павлу Ольга, уже лежа в постели.

- Что? Что сделала? – резко повернувшись к ней,  переспросил Павел, грубо схватив ее за худые плечи.

- Смыла… Буль-буль… - Ольга почувствовала зажатой себя, как в тисках. Тех самых, старых дедушкиных, что еще девчонкой опробовала на указательном пальце в покосившемся от времени сарае. Ольга знала это безумное чувство страха западни. Ее тело выпрямилось, и спина заболела от напряжения. Влажные ладони Павла прилипли к ее плечам. Его руки сжимали со всей мужской силой.

- Мне больно! – простонала Ольга, пытаясь согнуть спину и облегчить возникшее положение оловянного солдатика. Ей и в голову не могло прийти, что после принятия такой дозы лекарства, после которой начались галлюцинации (а выпил он за день пачку «терпинкода» и почти десять таблеток «феназепама», пробуя снять боль в суставах и уснуть), Павел все еще был силен и отдавал себе отчет в происходящем. Глаза его, ранее пространственно блуждающие, вдруг сфокусировались на ней, на ее зрачках. Ольга видела в булавочных темных кружках его души отражение своего лица. Ольга видела, как Павла била дрожь.

- Я тебя сейчас ногами запинаю! – крикнул он ей в лицо.
Ольга сорвалась с кровати и босиком, путаясь в простыни, где застряла ее стопа, побежала в туалет. Когда добежала почти до угла коридора, ее обогнал Павел. Он влетел в туалет и тут же стал проверять спрятанные наркотики. Он шарил по полкам и, найдя, испытал явное облегчение. Он настежь открыл туалетную дверь и посмотрел на Ольгу. Она зло улыбалась в ответ искаженному от ненависти лицу. О, это надо было видеть! Такой оскал не у всякого зверя бывает! И Оля видела, как то, что находится у него внутри, выходит наружу, меняя человека разумного даже не на животного, а на существо, не поддающееся классификации. Ольга понимала, что один удар, пусть небольшой силы, - и она труп. Ее не  будет. Она несколько раз смотрела в глаза смерти, и та ее жалела. Для чего? Для кого? И зачем? Ольга закрыла глаза, готовясь к удару. Ведь такая шутка не пройдет. Но она улыбалась. Ей так хотелось, чтобы это все наконец закончилось.

Павел посмотрел на  нее, стоящую  с закрытыми глазами, готовую к наказанию, на расстоянии руки, замахнулся. Ольга слышала, как взмах разрезал молекулы воздуха, и выдохнула. Но он опустил руку и прошел в комнату, где опять лег под одеяло и накрылся с головой.

Когда Ольга вернулась в комнату, Павел все еще лежал накрытый одеялом. Он плакал. Нет, она не слышала всхлипов, но видела, как тело содрогается под пуховым одеялом.

Она села рядом и смотрела, как он рыдает. Молча. А когда легла рядом, его не обняла, даже когда его заплаканное лицо высунулось и он попросил обнять. В первый раз Ольга не стала проявлять слабость и поддаваться чувствам. Сил у нее было все меньше, и желание победить таяло. Она устала.

- Помоги мне, - простонал Павел, - ради бога помоги. Я уже не могу. Помоги…
Ольга отвернулась к стене, сжала кулаки: «Почему?»

Если человек говорит, что он ничего не боится, – знайте, это стопроцентная ложь! Тот, кто так говорит, обычно боится больше всего, причем всех и вся.

 - Паш, а ты не боишься?  - вспомнила Оля свой вопрос.

- Я ничего не боюсь. Ни ножа, ни х*я… - ответил тогда Павел.

- А тюрьмы?

- И тюрьмы… тоже… - голос его уже не так уверенно звучал, как при первом ответе. – Я ничего не боюсь. Ничего.

На следующее утро они опять разговаривали и пытались найти выход из сложившейся ситуации.
- Моя тоска вызвана определенным фактором. Можно сколько угодно идти у нее на поводу, смеяться над ней, впадать в уныние, но это все не будет иметь ничего общего с тем чувством вселенского одиночества, что меня в последнее время накрывает.

- Но я рядом! – возразила Ольга.

- Нет, ты не понимаешь! Нет более глубокого одиночества, чем вселенское! – твердил он, вставая из-за стола и подходя к полной раковине посуды, ставя в нее кружку. - Ты не понимаешь!

- Все я понимаю, - уходя в большую комнату, тихо, себе под нос ответила девушка.
Ей стали в полной мере ясны причины его отрешенности и так называемого «Вселенского одиночества». Эти ощущения, что возникали после приема, исчезали почти бесследно, оставляя слабый свет в подсознании, на который он шел.