Обелиск памяти
Вот в довоенное время, как помнит Лариса Игнатьевна (в то время она была просто Лара-Ларочка) детей на улице было много всякого возраста. Только у них в семье, когда в гости приходили дяди и тети Ларисы, собиралось пятнадцать – двадцать человек. И это были еще не все племянники и племянницы. Одни из них были ровесниками, другие старше своей тети, так как это были дети ее старших братьев и сестер. Лариса – последышек-поскребышек, родилась у сорокапятилетней Авдотьи Герасимчук нежданно-негаданно. Думала баба, что нарушился ее женский цикл, толстеть стала. Ну, что же, значит, от тяжелой работы закончился ее бабий век. Сыновей женила, дочек замуж отдала, а тут и внуки пошли. Чисто табуном. Работы – делай - не хочу. Ни стиральных машин, ни газовых плит, ни холодильников в семьях не было. А заготовить на зиму дрова? А всех обстирать? А заготовить соленья-варенья на зиму? А обработать сад-огород? И невесткам надо помочь, и дочкам, и за зятьями глаз да глаз нужен! Некогда думать о себе, некогда по врачам бегать. Ведь и к врачу надо ехать за тридевять земель: в район. Вот так и узнала, что беременна, когда дочка в животе зашевелилась. Поговорили-посудачили с мужем… Говори – не говори, а рожать надо. Вот так и «образовалась» ненароком у них девочка, вертушка-хохотушка, Ларочка.
Девочке было пять лет, когда в их поселок пришла война.
По пустынным притихшим улицам ветер завихривал столбики пыли. Из-за дощатого забора время от времени показывалась сначала макушка в старом выцветшем платке, а затем осторожно высовывалось испачканное лицо зрелой женщины. Это одна из жительниц поселка, Авдотья Герасимчук, известная своим острым языком и богатая на многочисленное потомство. Трое ее сыновей и двое зятьев в Красной Армии. Четвертый сын, семнадцатилетний Артем, тоже рвался идти на защиту Родины. Авдотья день и ночь следила за ним, чтобы не сбежал. Следила, следила и не уберегла. Увезли супостаты Артемушку в Германию. И муж где-то сгинул. Где его черти носят вот уже который день! Может, застрелили изверги, и лежит ее ненаглядный в каком-нибудь овраге. « Свят, Свят!» - крестилась Авдотья, ругая себя за черные мысли. « Святый Боже! Спаси и сохрани Миколу моего!» - осеняла она себя крестом, стоя на коленях перед темной иконой, висящей в «красном» углу. Ну, все один к одному! А тут еще Ромка, муж младшей дочери, пошел к немцам служить. Полицай! Чтоб ему пусто было! Стыдобище на весь поселок!
- Ну, мама! Жить-то как-то надо? Может и нам его служба чем-нибудь пригодится! – возражала, вздыхая, дочь. Ей и самой это не нравилось, но никогда не знаешь, где найдешь, а где… Да и Ромка пошел служить к немцам, чтобы не расстреляли, как неблагонадежного.
Накануне, вечером, ввалился подвыпивший зять в хату к теще:
- Слышь, мать, самолет наш вчера сбили у Обуховки. Нашли парашют, а летчика нет. Всю Обуховку перерыли. А вдруг к нам в поселок заявится? Ты смотри, не вздумай помогать, а то всех к стенке! Завтра будут у всех обыск делать, – поучал он Авдотью, выпучив покрасневшие глаза.
- Поучи свою собаку по проволоке ходить! «Наш», говоришь? Это чей? Русский или фашистский? Чей для тебя теперь свой? – неприязненно глядя на зятя, раздраженно процедила теща, убирая со стола посуду. – Ты уж определись!
- Русский, теща, русский! А ты, не возникай, раз ничего не понимаешь в политической обстановке! Об вас ведь беспокоюсь. Отец неизвестно где, а мне еще и вас, тебя и Лорку, кормить надо. Так что нишкни! Живы будем – не помрем!
- Кормилец еще выискался! Без тебя как-нибудь… - Авдотья вовремя спохватилась. Муж приказал никому ни слова. Зерно, овощи были надежно спрятаны в ямах в разных местах. Недаром же они каждую темную ночь прятали продовольствие. Даже бочка с солониной была основательно припрятана в подполе. Прятали небольшими порциями, на один-два раза. Так что на этот год припасов хватит, а на другой и загадывать ни к чему. Хорошо, что невестки и дочери со своими детьми живут в глубинке России, там их никакой фашист не достанет!
А летчик… Ну, да! Спрятала она сегодня, ночью, раненного в ногу летчика, только не у себя, а в заброшенном соседями сарае, около оврага. Где теперь эти соседи, никто не знал. Несчастье случилось перед самой войной. Жила себе семья. Хорошо жили, не ссорились. И дочка у них была, ровесница Ларочки. Красавица писаная! Волнистые белокурые волосы спадали на плечи, большие голубые, почти синие, глаза. Ну, ангел ангелом! Вот и забрал ее Боженька на небеса. А случилось это так: навела мать молоко с дустом и сахаром и поставила блюдечко на подоконник. Для мух. В сельской местности от мух летом спасу нет. Вешай, не вешай ситцевые или марлевые занавески на дверь – все равно пролазят в комнату. Вот и намешала яду. Но вместо мух выпила дочка. После этого и исчезла осиротевшая пара из поселка, и, где они теперь, одному Богу известно. Вот их сарай и пригодился Авдотье. «Надо еды ему какой-никакой отнести и об облаве сказать», - размышляла Авдотья.
Ночью, пробравшись в сарай, Авдотья принесла не только еды, но и две лопаты. Вырыли яму в одном из углов, накрыли ее досками, оставив лаз, рассыпали и притоптали землю, затрусили весь сарай тонким слоем сена. Летчик, бросив охапку сена в яму, залез и сам. Авдотья, припорошив лаз, примяла сено. Вернулась домой только на рассвете. «Слава Богу, все обошлось! Никто, вроде, не видел, и Ларка спит»- облегченно вздохнула женщина, ложась в постель.
Спать долго не пришлось. Сильные удары во входную дверь заставили подскочить и Авдотью, и дочку. Оттолкнув в сторону открывшую дверь женщину, полицаи вошли в комнату. Спихнув с постели девочку, заглянули под матрас, под кровать, на печку и, никого не обнаружив, приказали выходить на улицу. Наскоро помогая одеваться девочке, Авдотья торопливо шептала:
- Слушайся меня сразу, как только я тебе скажу. Поняла?
- Что скажешь, мама?
- Вот, когда скажу, тогда и узнаешь! И не лезь вперед! Будь за моей спиной!
Согнали всех жителей поселка к оврагу. И родителей, и детей. Многие женщины стояли с грудными младенцами на руках. Дети испуганно прижимались к материнским ногам. Лара протискивалась вперед, а мать каждый раз, дергая дочку за руку, пыталась спрятать, прикрыть ее собой.
- Я тебе что дома сказала? – сердито шептала Авдотья дочери. – Если будут стрелять, сразу падай вместе со мной и не шевелись, даже если тебе будет больно. Поняла?
- Ви должен говорить, где льотщик! Понималь? – голос офицера был визгливым, больше похожим на бабий. – Ви ест диб, при-ступ-ник! Говорить, вир(мы) стрелять! Где льотщик? Говорить!
- Господин обер-лейтенант приказывает сказать вам, где находится летчик. Иначе все будут расстреляны. Прятать летчика – это преступление! – вышел вперед староста.- Вы что, хотите, чтобы и вас, и ваших детей расстреляли? Кто знает, где летчик, шаг вперед!
Толпа загудела. Никто не знал, о ком идет речь. Кроме Авдотьи. Сказать? Все равно ее расстреляют! За укрывательство. А дочь?! Что будет с ней? А, авось обойдется!
- Я дать вы пьять минут! Говорить!
По приказанию старосты жителей выстроили в два ряда, спиной к оврагу. Напротив – шеренга полицаев с автоматами. Авдотья затолкала дочку за спину. Все замерли. Неужели всех расстреляют? Полицаи по команде вскинули оружие. Вот сейчас…
И вдруг раздался голос:
- Стойте! Не стреляйте! Это я! – к людям спешил, хромая, летчик. Лицо испачкано грязью, штанина на одной ноге выпачкана кровью и грязью. Тяжело припадая на правую ногу, летчик спешил спасти людей. Спешил навстречу собственной смерти. Офицер скомандовал, полицаи окружили летчика и, подталкивая автоматами спотыкающуюся высокую фигуру раненого, погнали его в комендатуру. Русский офицер поворачивал свое мужественное лицо к жителям и ободряюще улыбался, кивая. Мол, не бойтесь, лучше я, чем вы! На жителей полицаи больше не обращали внимания. Авдотья подтолкнула Ларису к оврагу: «Спускайся в овраг потихоньку, спрячься под кустами. Я потом за тобой приду».
Люди медленно отходили от страха и тоже начали сначала по одному, а потом и группами сползать в овраг, подальше от этих извергов. Но полицаи и офицер с хохотом и нецензурной бранью гнали свою жертву дальше. Они спешили допросить пойманного летчика.
Поселок замер в тревоге. Что же будет дальше? Кто же прятал русского летчика? Сегодня или завтра немцы отыграются на жителях! За день и ночь поселок обезлюдел. Многие осторожные жители пробирались в соседние села к родным и знакомым. Нужно переждать день-два. Разузнав, что никаких репрессий в поселке не было, большинство вернулось в свои родные хаты. Но они ошиблись. Каратели, выждав четыре дня, на рассвете пятого, вновь согнали жителей к тому же оврагу. Выбрав из шеренги детей, женщин и стариков - каждого десятого - расстреляли. Авдотья с Ларисой в этот ужасный список не попали. Летчика увезли в район. Как его фамилия, имя , никто не знал. И что с ним стало, знает только Бог войны.
Два долгих года ждали жители освобождения. Муж Авдотьи, как потом оказалось, воевал в партизанском отряде. Зять, Роман, был тоже партизанским связным, передавал нужные сведения в отряд.
Где-то в Германии затерялся след Артема. После освобождения Крыма и Севастополя уехала Авдотья с дочерью и мужем восстанавливать Город Русской Славы. Тяжело было смотреть Авдотье на захоронение сельчан, чувствуя свою вину перед ними. Но поступить иначе она не могла. Да и кто знает, как правильно поступать в таких случаях? Если ты считаешь себя ЧЕЛОВЕКОМ, ты обязан помочь страждущему, нуждающемуся в защите. Живи по библейским законам: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой!»
Ни разу не была Авдотья после войны в поселке, но всегда помнила о том времени. Вот и приехала Лариса, дочка, почтить память своих односельчан, возложить цветы на могилу, помолиться за души убиенных и попросить прощения за невольное соучастие в их гибели.
На центральной площади поселка воздвигнут обелиск. Сто двадцать имен. Сто двадцать загубленных жизней. И это только в одном небольшом поселке! А сколько их в тех селах, поселках, городках и городах, где топтали землю фашистские сапоги?
Обелиски памяти! Как же вас много на землях, захваченных фашистами в годы Великой Отечественной войны! Миллионы жизней отданы тебе, Украина! ЧТИ И ПОМНИ своих преданных дочерей, сыновей, внуков. Помни о морях крови, пролитых за твою свободу! Тебе мало? Теперь ты сама льешь кровь своих детей! Сколько обелисков будет поставлено теперь? Первые обелиски – это обелиски чести и славы, доблести и геройства, преданности и отваги. А все ли теперешние жертвы будут вещать потомкам о доблести и славе?
Свидетельство о публикации №214073000822