Поучительная история 13-го века - отрывок из книги

ОТРЫВОК из моей книги "Полководец Соня, или В поисках Земли Обетованной" © -
(Издательства "Э.РА" и "Летний сад", 2009 год, серия "Русский роман XXI век", предисловие Льва Аннинского)-

   Так как бумажные книги все проданы, то я разместила весь текст романа в электронном виде ТУТ, где его можно ПОЛНОСТЬЮ БЕСПЛАТНО СКАЧАТЬ или читать через опцию "Посмотреть", которая высвечивается, если поводить курсором по низу обложки:
   https://yadi.sk/d/YID9yQZTX54tA


   НИЖЕ - вставка в роман о поучительной истории, случившейся в 13-м веке, равной которой не было ни до, ни после, а жаль!


  "- Запад есть Запад, Восток есть Восток, им никогда не сойтись?! Новый миф! — возмущалась Соня. — Пугают себя и других, выдернув цитату. Разве баллада Киплинга про это? Разве после этих строчек нет следующих? А там так: «Запад есть Запад, Восток есть Восток. Их неизменна суть, пока не призвал облака и песок Всевышний на Страшный Суд. Но нет Востока, и Запада нет, и призрак их невесом, если двое серьёзных мужчин выходят к лицу лицом». Слышите? Нет ни Востока, ни Запада, если люди выходят друг к другу и хотят договориться! Хотят, а не делают вид, что хотят… Рассказать историю?


   Эту историю Соня очень любила.

   Жил в начале 13-го века в королевстве Сицилия мальчик Фридрих Гогенштауфен — будущий король острова и великий император всей Римской империи, потому что его дед — воинственный Фридрих Барбаросса, и отец — сицилийский правитель, оба были императорами.
   Фридриха называли Вторым, в отличие от деда — Фридриха Первого, Барбароссы. Но стал он первым и последним, кто надолго помирил Запад с Востоком, красиво и бескровно решив вопрос о принадлежности Святой Земли. До сих пор нет равного ему, кто так же нестандартно подошёл бы к многовековому конфликту и так же деликатно вывел бы народы из политического тупика, в частности — иерусалимского.

   Для решения споров нужны двое. И обнаружился на другом конце света ещё один достойный человек — внучатый племянник благородного Саладина, не менее благородный духом правитель Каира и Иерусалима султан Аль-Камиль. Как и Фридрих, он не был подвержен гипнозу бытующих мнений и умел поступать неожиданно.

   Фридрих с детства любил книги больше, чем войны. Милей рыцарского пояса и золотых шпор — алгебра и телескоп. Он с грустью думал, что когда станет монархом, придётся возглавить очередной поход крестоносцев, — так положено. Но надеялся как-то отвертеться.

   Сицилия, не раз переходившая от одних завоевателей к другим, была перекрёстком многих культур. Арабские и греческие лавки, еврейские и немецкие мастерские, итальянские траттории, французские пекарни, норманнские верфи, разноязыкий гомон базаров и портов. На обочине папской империи вдали от строгостей инквизиции жили шумно и просто. Скорее по-восточному, чем по-западному.

   Христианин Фридрих знал и любил мусульманские обычаи. Маргинал! Дитя двух миров. Маргиналам легко с любым другим — другой их не пугает. Вероятно, поэтому Фридрих нашёл общий язык с Аль-Камилем, не подлаживаясь, не мимикрируя, а просто открывая то из многих своих «я», которое уместней. Оно было переводчиком, переводя речь остальных его «я», уже не воспринимаемых враждебно.

   Шваба Фридриха на итальянской Сицилии окружали арабские математики, французские трубадуры, немецкие миннезингеры, норманнские корабелы. Он говорил на шести языках. Читал арабские трактаты, свободно цитировал Коран. С Аль-Камилем — известным философом и учёным, врагом Папы Римского, — затеял переписку ещё подростком.

   Эпистолярная дружба не прекратилась и после того, как Фридрих стал императором. Формально — противником султана.

   Два монарха продолжали обмениваться письмами — обсуждали движенье планет, происхождение видов, государственные вопросы и… бессмысленность религиозных войн. Оба мечтали о мире, где властвует Книга, а не оружие. Аль-Камиль отправлял Фридриху с нарочными экзотических животных, физические приборы, помог оборудовать обсерваторию.
   Письма каждого начинались словами «Дорогой друг…»

   И когда Папа Римский стал давить — мол, пора в очередной крестовый поход, Фридрих предупредил друга: дескать, я не вправе идти против Папы и стремлений подданных — готовься к честной схватке. А сам, лениво собирая корабли, воинов, провиант, молился, чтобы Господь не допустил войны, подсказал выход.
   Тем временем уравнял в правах на сицилийской земле иудаизм, ислам и христианство. Основал университет, куда пригласил лучших учёных независимо от их вероисповедания. Матери в его королевстве пели колыбельные детям на многих наречиях.

   Говорят, Фридрих дружил с ещё одним удивительным человеком — с жившим неподалёку монахом Франциском Ассизским. Тот тоже мечтал о мире Востока с Западом. Когда Фридрих был ещё юн, монах-мечтатель отправился к сарацинам убеждать их креститься, чтоб ликвидировать повод для вражды. Он простодушно думал: лучше создавать новых христиан, чем убивать мусульман.
   По словам хронистов, арабские сановники с почтеньем принимали Франциска, не принимая его веры. И даже сам султан провёл в беседах с ним не один день — монах был искренен и добр, наивно излагая, что мир между Востоком и Западом может наступить лишь в случае, если Восток уподобится Западу.

   Он мечтал о единстве. Но единство разных казалось ему невозможным — значит, все должны стать одинаковыми. Причём такими, как он. А не он, как они.

   Монах не мог подняться над имперским мышлением, что впоследствии сделал Фридрих. Путеводной звездой ему были слова того же монаха, которые оказались выше произносящего их: «Господи, сделай меня инструментом мира, чтобы там, где ненависть, — сеять любовь, где оскорбление — сеять прощение, где безнадёжность — сеять надежду, где тьма — сеять свет, где печаль — сеять радость. Помоги не искать утешения, а утешать. Не искать любви, а любить. Не искать понимания, а понимать». По слухам, эта молитва была более любима Фридрихом, чем канонические.

   Короче, моленья Фридриха услышали Небеса. Как только его флотилия вышла в море, её рассеяла буря, а на уцелевших кораблях разразилась эпидемия оспы. Пришлось вернуться. Однако Папа предал анафеме Фридриха, почувствовав в «любителе магометан» нежелание воевать. Стал настраивать против него церковные приходы и королей многочисленных папских земель. Мол, если не подготовишь новый крестовый поход, лишишься трона, — найдутся охотники на него, готовые исполнить христианский долг.

   Через два года Фридрих с армией крестоносцев двинулся на Восток. Но за это время успел разработать с Аль-Камилем тайный договор, который удовлетворит всех.

   Главный предмет кровавых споров — Иерусалим? Ну так арабы добровольно отдадут его в собственность крестоносцам при условии, что пользоваться городом будут сообща, но в собственности мусульман останется Храмовая Гора с мечетью Аль-Акса и Куббат ас-Сахра (Купол скалы). И если мир нарушит кто-либо из латинян, то император выступит на стороне султана, а если кто-либо из мусульман — то султан выступит на стороне императора.

   Впервые готовилась к воплощению идея совместного управления Иерусалимом.
Впервые два властителя решились опереться на мудрость, а не на силу.
   Самое трудное — убедить подданных. Как это сделать?

   «Я не хочу воевать с тобой, — писал Фридрих другу, — но если не получу Иерусалим, то потеряю уважение».

   «Если я так просто отдам тебе Иерусалим, это возмутит халифа и народ», — отвечал Аль-Камиль.

   И они решили: Фридрих создаст впечатление превосходства своих сил, а султан будто бы уговорит его заключить мир на выгодных для арабов условиях. Фридрих согласится, раз ему достаётся то, за чем пришёл, — Иерусалим. Согласятся и мусульмане, — ведь им оставят святыни и право жить в родных краях под покровительством обоих монархов. Не будут против и евреи, которым рядом с арабами было спокойнее, но раз уж и христиане сулят дружелюбную поддержку...

   Так и случилось. Аль-Камиль передал христианам по договору Иерусалим, Вифлеем, Назарет, соединяющий их с побережьем коридор, пару крепостей, предоставил доступ к портам, разрешив пользоваться Александрией и Дамьеттой — городом на берегу судоходного рукава Нила. При этом латиняне обязались сохранить все права местных жителей и помогать Аль-Камилю против врагов — будь то мусульмане или христиане.

   Миф о фатальной вражде Запада и Востока рассеялся.

   «Нет Востока, и Запада нет, и призрак их невесом, если двое серьёзных мужчин выходят к лицу лицом».

   Но надо ещё рассказать, как всё произошло, — какой великой деликатностью сопровождалась встреча двух серьёзных мужчин!

   Когда осенью 1228-го года крестоносцы высадились на побережье в Акре — форпосте латинян, Фридрих выкатил своей армии бочонки с вином, дав трёхдневный отдых перед боем. И сказав, что у него есть план, отправился к султану Аль-Камилю.
   Фридрих въехал в Иерусалим на коне, с шеи которого спускалась красивая накидка — по ней бежали арабской вязью строки Корана. Другие слова Корана были вышиты шёлком на арабской одежде императора. По городу полетел уважительный шёпот. И когда вместе с Аль-Камилем европейский император в этой одежде вышел к народу и на чистом арабском со всеми положенными приветствиями заговорил о преимуществах мира, он завоевал Иерусалим.

   Способен ли поступить так кто-то из нынешних политиков, не считая, что это его унизит?!
   На следующий день Фридрих спросил Аль-Камиля, почему не слышно голосов муэдзинов, сзывающих народ к молитве. Султан ответил, что попросил их этого не делать из почтенья к вере императора.
   — Тебе не следовало так поступать, — сказал император, — потому что и в моём королевстве, где есть мечети, я не запрещаю это. С радостью послушал бы, как звучат призывы к молитве в Иерусалиме.

   Казалось бы, все должны быть довольны. Но когда Фридрих с текстом договора вернулся к своей армии в Акру, среди крестоносцев начался ропот — им не дали упиться кровью, пограбить арабов.
   Хронисты рассказывают: мясники забрасывали императора требухой, юнцы улюлюкали вслед. Были оскорблены «патриотические» чувства плебеев.

   И на родине плохо встретили «изменника» — крестоносцы не привезли добычи. Папа Римский не снял проклятья со своевольника, хоть тот вернул христианам Святую Землю. Церковь негодовала, лишившись бездонной кормушки, — собираемые с граждан деньги на крестовые походы веками оседали в карманах церковников, да и «грешники», отказываясь от почётного долга воевать за Гроб Господень, платили за отпущенье этого греха золотом.
   Но народы империи были счастливы, что больше не надо содержать свору крестоносцев.

   В конце концов Европа во главе с Папой признали, что цель крестовых походов достигнута, — и Фридриха приняли обратно в лоно Церкви. И вошёл он в историю под именем Правителя Мира, где слово «мир» означало «согласие», а не географическое пространство.

   Магометане тоже побушевали по поводу «измены» Аль-Камиля. В Дамаске, Багдаде, Алеппо устроили траурные шествия, скорбя о «потере Иерусалима». Но потом успокоились, увидев: никто ниоткуда не гонит мусульман, и фактически всё остаётся по-прежнему.

   Более десяти лет продержался мир.

   Продержался б и дольше, если бы договор не нарушили христиане, затеяв новый крестовый поход.
   Хоть и принадлежала уже им Святая Земля, они не могли смириться с тем, что по соседству с Гробом Господним живут магометане, оскорбляя своим присутствием святыню, — и надо б истребить их под корень. Конфессиональная гордость! Даже родной сын осуждал Фридриха за «предательство национальных интересов».

   «Дорогой друг! — писал Фридрих Аль-Камилю. — Меня печалит одиночество…»

   То же печалило и Аль-Камиля, — его тоже продолжали упрекать в «предательстве ислама», хотя жили спокойно, свободно и богатели, ибо мир способствует благополучию.

   Услышав о подготовке нового крестового похода, некто ан-Нассер — родич Аль-Камиля — с группой разъярённых соплеменников напал внезапно на Иерусалим и овладел им.
   Не потомок ли того ан-Нассера один из ныне разыскиваемых террористов «Аль-Каиды» — Абдель Карим Хуссейн Мохамед ан-Нассер, за поимку которого обещано двадцать пять миллионов долларов? Отдалённое следствие давнишних событий?!

   Никогда больше Святой город не принадлежал христианам. Все попытки крестоносцев вернуть Иерусалим кончались неудачей. Не начни они распрю — не потеряли бы, что имели.

   И род ан-Нассера, живя и развиваясь в других условиях, мог бы подойти к нынешним дням с другим настроением.

   — Может, не было бы никакой «Аль-Каиды», если б ортодоксы-крестоносцы не породили в мусульманах ответную ортодоксальность и агрессию?! — завершала Соня рассказ любимым примером с кругами по водам Истории от камешков, брошенных когда-то неумной рукой…"