Капля свободы

Однажды один мудрый человек сказал мне, что всё будет нормально. Тогда я едва понял это, решил, что это лишь слова. Понимать начал много лет спустя. Всё будет нормально. Так всегда бывает.

—

В подземном переходе душно и почти темно. Так кажется, когда спускаешься сюда горячей гранитной лестницей. Здесь пахнет дешёвым кофе и разогретой пиццей. Здесь нет даже молодых, но уже охрипших музыкантов, которые, казалось бы, везде. Здесь нет стражей правопорядка, день-деньской гуляющих по самым безопасным и тенистым улицам неподалёку. Нет убегающих от них бабушек «с земляниками». Здесь слишком душно.

Здесь гудят гигантские вентиляторы закусочных и выталкивают запахи оживляемой еды с каким-нибудь наверняка глупым названием. Запахи вливаются прямиком в подземный переход и роятся вслед за редкими прохожими.

Прохожие, которых становится всё меньше, спустившись в переход, так ускоряют шаг, что натыкаются друг на друга. Никто не хочет уступать дорогу. Никто не извиняется.

У одного из ларьков, прилепленных к стене, свободной от кондиционеров, торчит едваподвыпивший — именно одно слово — едваподвыпивший мужик и, засунув в ларёк голову по плечи, туда же тянет руки. За стеклом работает настольный вентилятор, и девушка в жёлтом фартуке готовит кофе.

На полу у ног мужчины сидит сова, похожая на маленького снеговика, и часто вертит головой.

Мужчина что-то говорит девушке в ларьке и смеётся, а она в ответ улыбается. Птица у его ног, осмотревшись, замечает, что конец ремня, пристёгнутого к её лапе, валяется на полу. Она смотрит на хозяина и боком делает первый осторожный шаг. Ремень ползёт за ней. Сова, всё так же боком, делает ещё шаг. И ещё один. Она, не отрываясь, смотрит на хозяина и даже моргает, не закрывая глаз, а только едва прикрывая их по очереди — один, потом другой.

Шаг за шагом, птица медленно подбирается к выходу. Она не отрывает взгляда от хозяина, который всё ещё рассказывает что-то, облокотившись на окно киоска и скрестив ноги.

Приблизившись, наконец, к гранитным ступеням и попав под косые солнечный лучи, птица  замирает. Она смотрит в небо не шевелясь — словно впервые. Она приходит в себя только когда с потолка на голову ей падает тяжёлая капля. Шлёп! Птица приходит в себя, встряхивается, расправляет крылья — и кричит. Кричит громко — не то из последних сил, не то только теперь почувствовав силы.

Крик совы — древний, дремучий, лесной, — раскатисто проносится по переходу, проникает в каждую мышиную нору, в каждое открытое окно киоска, в каждое ухо. Мужчина вытягивает голову из окошка и резко, буквально в два прыжка оказывается возле птицы. Та успевает взлететь, но хозяин уже взялся за ремень. Птица ещё пару раз шумно взмахивает крыльями, но человек спокоен: он медленно наматывает ремень на руку и повторяет: «Ну всё, всё».

Человек легонько щёлкает птицу по голове и гладит. Та складывает крылья и усаживается на руке хозяина. Её перья опускаются, а голова снова вертится по сторонам отдельно от неподвижного тела.

Человек с птицей поднимутся на шумную улицу. Люди с мороженым будут сажать сову себе на плечи, ёжиться, визжать от страха и смеяться. И глядя на получившиеся фотокарточки, будут говорить: «Какая умная птица! И не улетает». Хозяин будет улыбаться и отвечать: «Ей и со мной нормально». А птица будет молчать.