Воспоминания папы о войне

 
Когда началась война папе было всего тринадцать лет. Он не принимал участия в боях, но его детство было прервано. Вместо школы -  работа в колхозе, потом на заводе. Ребята его возраста становились к станкам, занимали места своих отцов и старших братьев. Делали все для победы!

Мой дед не воевал во время Великой отечественной войны. В годы коллективизации его направили организовывать колхозы. Собрав свои небольшие пожитки, жену и двоих детей, на выданной райкомом телеге, дед поехал в назначенное село. На подъезде к селу их встретили выстрелы... Бабушка закрыла собой детей. Дед выжил, но армия была уже не для него. Бабушка тоже осталась жива, но востановить свое здоровье не смогла.  Папой занимались бабушка и старшая сестра. После войны он закончил школу, заочно - училище и институт, защитил кандидатскую и докторскую диссертации. Он был профессором, доктором исторических наук, писателем, историографом, краеведом. Узнав диагноз – рак легких, папа начал писать свои воспоминания, в первую очередь для внуков и правнуков, что бы они знали об этих страшных и тяжелых годах. Когда сил сражаться с болезнью у папы уже не осталось, он отдал мне свои записи и сказал, чтоб я сама решала, что с ними делать. Папа писал не только как участник событий, но и как ученый. Многие из папиных воспоминаний я опубликовала на историческом сайте города. Сейчас делюсь ими со всеми, кого волнует наша история.

Алиса Евселевская

 
Л.И.ЕВСЕЛЕВСКИЙ
 
ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЙНЕ
 
1. ЭВАКУАЦИЯ. ДОРОГА В УЗБЕКИСТАН
 
Во всех учебниках советского периода пишется, что партия и правительство организовали эвакуацию на Восток. На самом деле, если заводы и фабрики демонтировались, грузились и чаще всего имели адрес отправления, то гражданское население получив справку, а чаще всего и без нее ехали не зная куда и где остановиться.

9 августа после интенсивной бомбежки Кременчуга, население города двинулось на восток. Мой отец был на работе. Старшая сестра с отрядом молодежи строили полосы для посадки самолетов на аэродроме. Я вместе с больной мамой двинулись в путь. Нам выдали на папиросной бумаге справку, что мы эвакуируемся. Денег не было. Я шел босиком неся небольшой узелок с одеждой за плечами. До сих пор не могу представить как мама решилась в такой путь без денег. Я понимаю, она спасала меня. Нескончаемый поток людей шел по Полтавской дороге в сторону села Омельник. Немецкие самолеты на бреющем полете обстреливали нашу колонну. Много людей погибло. Никто не останавливался. На дороге и на обочине оставались узлы и чемоданы. Их не подбирали. К вечеру добрались в Омельник. Я помнил, что мы с отцом, когда он работал в районе, посещали детдом, помнил директора детдома Ивана Куприяновича Теплыка. Нашел детдом и директора, рассказал в какой ситуации мы с мамой оказались. Он сказал, что детдом с детьми и хозяйством завтра утром уходит из Омельника и мы с мамой можем двигаться с ними. Нас накормили.

Утром с детдомом мы двинулись в путь. Маму посадили на одну из подвод, а я с сверстниками пошел пешком. На паромной переправе переправились через Псел и двинулись к станции Решетиловка. Там мы расстались с детдомовцами. Их доброту и помощь не могу забыть. Они дали нам с мамой буханку хлеба, сыр и кусок сала.  С этим запасом мы остались на станции. Подошел состав с оборудованием и открытыми платформами. На одну из них, не смотря на крики сопровождающих, я посадил маму и сам туда залез. Состав тронулся.  Я понимал, что оборудование везут на Восток. На каждой станции народ на платформе дополнялся. Ехали медленно. Часто пути впереди ремонтировали и тогда люди шли в близлежащие села менять, у кого что было, на продукты. Разжигали костры, прожаривали одежду, не могу понять откуда набиралось столько вшей. Несколько раз эшелон бомбили. К счастью ни разу не попали в состав. С этим эшелоном мы добрались до Ростова-на-Дону.  Объявили, что данный состав  будет ждать остальные вагоны этого завода. В Ростове действовал эвакопункт.  Он располагался недалеко от вокзала. Мы с мамой там зарегистрировались. Нам выдали талоны на продукты и посадили на поезд отправляющийся в Краснодар.

В Краснодаре на распределительном пункте нам предложили поехать в станицу Новотитаровскую. Со станицы пришла подвода за людьми. Кроме меня с мамой, никто больше не захотел туда ехать. По кубанским степям мы поехали в станицу. Возница привозил в Краснодар овощи и был доволен, что на обратный путь есть попутчики. До станицы было около 25 км грунтовой дороги. Возчик - дед Григорий (Грицько) – всю дорогу напевал украинские песни. И речь у него была больше украинская, чем русская. Мы остановились возле сельсовета. Председатель сельсовета вызвал одну хозяйку и попросил временно взять нас. Она выделила нам комнату.  Предки хозяйки были с Украины. Это было видно по убранству комнат, где висели очень красиво вышитые рушники. В ее речи много было украинских слов, да и одета она была как женщины в украинских селах. Хозяйкин брат, Степан Кондратьевич, был директором «Заготзерно». Вечером он пришел к ней. Долго с мамой беседовал. Расспросил откуда мы, как добрались, много ли людей покинули родные места. Узнав, что мы с Полтавской области, обращаясь к сестре сказал: «Катя, наши предки приехали на Кубань из села Манжелия, что раскинулось на берегах Псла, на Полтавщине. Земляков нужно принять по нашему, по-кубански. Я побывал там, после голода 1932-1933 годов. Все как рассказывал дед. Те же хаты-мазанки под соломой и камышом. Как нас кубанцев в колхозы, так и там. Бедно живут. А какие были в Манжелии, по рассказам деда, зажиточные казаки-крестьяне.»

Степан Кондратьевич был очень добрым человеком и придумал как нас с мамой материально поддержать. На следующий день я отправился на работу в «Заготзерно». Меня направили помогать заведующему складом. В мои обязанности входило следить, чтобы колхозники аккуратно высыпали зерно, которое привезли. Они угощали меня арбузами, дынями, фруктами.

В сентябре начался учебный год. Пришла учительница, чтобы записать меня в школу. Я сказал, что в школу ходить не могу, не в чем и чем мы будем питаться. Думал, что скоро поедем домой и там я продолжу учебу.  На следующий день меня пригласили в станичный совет. Председатель дал мне запечатанное письмо к зав. областным отделом народного образования. С этим письмом я поехал в Краснодар.  Заведующая облоно была женщина, одетая как Н. К. Крупская, в длиной юбке, вязаной кофточке. Прочитала письмо, побеседовала со мной и предложила мне направление в детдом. Я отказался, так как не мог оставить больную маму. Попросил, если можно, чтоб выдали мне брюки и ботинки. Она написала записку  и объяснила как найти склад отдела народного образования. На складе мне выдали ботинки, брюки, рубашку, носки  и две пары трусов. Когда я выходил со склада, женщина которая мне все выдавала, позвала меня и дала еще нательную рубашку и кальсоны. Казачки станицы одели маму. Помню одна дородная казачка принесла маме вязанную шерстяную кофточку и долго с мамой беседовала.

Так, в окружении добрых станичников мы с мамой жили. Надеялись, что Красная Армия скоро перейдет в наступление и мы вернемся домой.
Но к сожалению сводка Совинформбюро не радовала. А когда передали что фашисты форсировали Днепр и захватили Кременчуг, поняли, что скоро вернуться домой не удастся.

Я подружился с местными мальчишками. Соседский мальчик моего возраста, Виталий, показал свою метрическую, где указывалось, что он казак. В один воскресный день, когда его родители уехали на базар, он позвал меня, открыл сундук и стал показывать казацкую одежду: черкески, шаровары, башлыки, ордена его деда и прадеда. Для праздников у него была казацкая форма.
В станице жили несколько семей переселенцев с центральных областей России. Пересилили их в период голода 1931 года. Семьи у них были большие  по десять и более детей. Мальчишки казацких семейств с их ребятами не дружили, враждовали.

С фронта приходили тревожные вести. Фашистская армия продвигалась все дальше на восток и на юг. Немцы приближались к Кубани. Степан Кондратьевич вечером зашел к нам. Беседуя с мамой сказал: Соня, тяжелое время. Эшелоны с людьми и оборудованием идут вглубь... Увози парня, здесь оставаться не безопасно. Не хотелось верить, что этот казацкий край захватят фашисты.
К сожалению, станица Новотитаровская не была последним пунктом нашей эвакуации. Тяжело было покидать край и людей, которые нас приютили и проявили к нам столько добра.

Мы погрузились в один из составов, стоящих на станции, он шел на Махачкалу. Добрались до Махачкалы, а там беженцев – тысячи. Отправлять нас можно было только пароходами. На поезда, идущие в Баку не было посадки. Вокзал охранялся. Несколько дней мы были в Махачкале. Все время находились на пристани. Как нам удалось погрузиться на пароход, трудно представить. Пароход шел из Ирана. В трюме были продукты. Нас разместили на палубе. Когда отошли от причала началась качка. Многие рвали, плакали. Картина была жуткая. Стало штормить. Палубу заливало. У многих людей смыло волной вещи. Капитан отдал команду разместить людей в трюме. Но многих людей вместе с вещами унесло в море. Нам с мамой повезло. Мы уцелели. Пароход прибыл в Красноводск.
Красноводск в ноябре 1941 года. Тысячи людей на вокзальной площади и на берегу. Хлеба нет, его и не продают. Воды питьевой нет, ее завозят цистернами. За фантастическую сумму, имеющие подход к цистерне с водой, на стаканы продают воду. На четвертый день, голодных с сильной жаждой, нас посадили в закрытые вагоны и поезд тронулся. На некоторых полустанках к вагонам подносили воду и кто успевал мог немного ее набрать. На подъезде к Ашхабаду, на запасных путях, стояли бронепоезда. На станции Ашхабад всем выдали хлеб. Из вагонов нас практически не выпускали, так как Ашхабад был закрыт для беженцев. Поезд двинулся дальше. Так мы прибыли в Самарканд.
 
2. САМАРКАНД
 
В конце ноября 1941 года мы с мамой прибыли в Самарканд. Эшелон разгрузили и беженцы разместились на привокзальной площади. Те у кого остались еще денежные сбережения пошли в город в надежде найти жилье. Мы остались на привокзальной площади. Пришли представители гражданской власти и милиция. Переписали, проверили документы и попросили не расходиться. Будут определять место нашего жительства. Ночь мы провели на привокзальной площади, а к утру стали прибывать подводы из кишлаков Самаркандского района. Наша семья была отправлена в колхоз «Мусобека» («Соревнование») в 6 км от Самарканда.
Прибыло несколько семейств. Как я понял с Украины была только наша семья, остальные с Польши и Литвы. Нам выделили комнату с дверью прямо на улицу. Не было ни печки, ни окна. Электричество тоже отсутствовало. Чтобы в комнате было светло, нужно было держать дверь открытой. Дали два одеяла. Они служили  кроватями, матрацами и одеялами. В центре комнаты было небольшое углубление, узбекская печь, которую нужно было топить углями. Не было ни углей, ни дров.
В свои тринадцать лет я стал колхозником. Работы выполнял разные. С утра разжигал два больших самовара, предварительно наполнив их водой, мыл чайнички и пиалы. К семи утра приходил чайханщик. Он отпускал чай. Приходило много людей. Садились компаниями по пять, шесть человек. Старший разливал чай по пиалам, так чтоб всем хватило, потом они заказывали второй, третий чайник и вели беседы. Иногда их разгонял председатель колхоза. Чайхана была колхозная. Через несколько дворов, за высоким дувалом, было второе помещение. Оно было убрано дорогими коврами, там было несколько печей, большие казаны, в которых варили плов, бешбармак, супы. Но чаще плов. Здесь принимали колхозных гостей – начальство с района, военкомата, милиции. Плов готовил сам чайханщик. Я помогал ему чистить и нарезать морковку, лук, мыть казаны, приносить дрова. Когда подготовительные работы заканчивались и плов поспевал, я должен был исчезнуть с этого двора. Так что наслаждался только запахом. Иногда гости не доедали, тогда чайханщик насыпал мне немного плова и говорил, чтоб я отнес маме.

Еще я помогал в работе заведующему складом: убирал, складывал товары, а главное, готовил с ним продукцию для отправки на фронт. Это были в основном - сушенные фрукты, изюм, рис.
В связи с большим количеством беженцев в колхозе решили построить свою пекарню. Меня направили на стройку. Я шел туда после того как растоплю самовары. Когда построили пекарню, я стал помогать пекарю замешивать тесто для хлеба. Очень тяжело было.

В феврале, среди эвакуированных, началась эпидемия тифа. Никто не хотел их везти в больницу, даже здоровые родственники больных. Председатель колхоза сказал, что запрягут осла в арбу и я должен отвозить. Начались дожди, иногда и снег. Врач, а может фельдшер, отправлявший больных, запретил мне садиться на арбу: «Иди пешком или сядь прямо на осла». Я понимал, что он боялся, чтобы я не заразился. Это длилось почти месяц.  Потом успокоилось, кончилась эпидемия. За это время моя одежда совсем порвалась, ботинки развалились. Председатель колхоза поручил кассиру одеть меня. В январе мы поехали на базар. Он купил мне узбекский халат, туфли и штаны. Я расписался, что все это получил. К весне меня прикрепили к садоводческой бригаде. Мы раскрывали виноградники. С апреля меня направили в бригаду по выращиванию шелкопряда. Выращивали их в помещениях где зимой содержался скот. Животные уже паслись в горах. Помещения внутри дезинфицировали. Получали коробки с коконами. Устанавливали стеллажи. В колхозе были плантации тутовника. Мы не успевали нарезать ветки и привозить на ферму. Гусеницы быстро съедали листья. После образования коконов, их сдавали. Я получил премию 1,5 метра натурального шелка. Всю эту работу, я выполнял совмещая чайхану и пекарню.

Мы жили вдвоем с мамой. Весной нас нашел отец. Но мне легче от этого не стало. С утра отец уходил в Самарканд. Взялся на парт учет и добивался работы. Взяв справки о состоянии маминого здоровья, он оформлял документы для отправки мамы в дом инвалидов. Решил, что ей там будет лучше. Когда маму отвозили, она очень плакала, обнимая меня. 
Отца отправили работать на опытную сельскохозяйственную станцию. Он говорил, что устроиться и заберет меня. Я старался в выходные дни навещать маму. Ей становилось хуже.
Так получилось, что наша семья эвакуировалась не вместе. Судьба забросила в разные края. Старшая сестра Роня с комсомольцами работала на аэродроме. Они расчищали взлетную полосу для самолетов, делали дорожки из завозимой щебенки. Когда их привезли в горящий Кременчуг, мы уже уехали. Она нашла мамину сестру с двумя сыновьями, одному было девять лет, а другому четыре года. Вместе с ними она добралась до Казахстана. Жили они все в одной комнате в Гурьеве. Через эвакбюро сестра нашла наш адрес и адрес бабушки Поли, которая жила с невесткой в Свердловске. Роня написала нам и бабушке. Бабушка несмотря на возраст, отправилась в длинный и тяжелый путь к нам. Приехала она страшно истощенная. Прожила не долго и умерла.
 
Я продолжал работать в колхозе. Но часто задумывался над тем, что необходимо чему-то учиться, приобретать специальность. В Самарканде между старым и новым городом, обосновалось несколько эвакуированных заводов: Ленинградский завод "КИНАП", Киевский завод "ФАЗ-6" и Одесский завод "КИНАП".
В ноябре 1942 года я оставил колхоз, о чем в голодные дни, которых было много, очень жалел. Приняли меня учеником строгальщика в ремонтный цех. Цех размещался на выделенном участке земли.  Были сделаны разметки где рыть ямы под фундамент станков. Все работы проводились слажено и быстро. Заливался бетон и устанавливались станки. Погода была ветреная. Часто моросил дождь или шел снег, который сразу таял. Станки установили. Я работал на поперечно строгальном станке. Строгал фланцы на которых в сборочном цехе монтировалась радиостанция, аппаратура для танков и самолетов. В январе цех приобрел нормальную форму – возвели стены, крышу. Стало уютней. Продолжали монтировать оборудование.

Мне определили место в общежитии, в комнате нас жило 14 человек. Люди разных возрастов. Таких как я мальчишек было трое. Двое других работали в сборочном цехе. Я им завидовал. Их не посылали на авральные работы по выгрузке грузов которые поступали на завод. В сборочный цех были особые пропуска. С моим обычным я туда пройти не мог. Мужчины были разные, были с криминальным прошлым, были инженера с высшим образованием. Инженера всеми силами пытались повлиять на нас, оградить от тех, кто с криминальным прошлым.
Подросткам выдавали кроме карточек на хлеб и обед,  дополнительный Стахановский талон на обед.

Работа меня увлекала. Я научился сам точить резцы. Изучал станок. Незначительные поломки станка, устранял сам.
Я пишу все с такими подробностями, потому что это не только моя судьба , а судьба моего поколения, которое пережило вторую мировую войну, у которого война отняла не только детство, но и близких, родных, бросала в пучину человеческих страданий.

Хлебный паек мы не могли делить в два или три приема, съедали в один. После обеда оставались голодными. Ребята шутили, чтобы в супе найти крупу, нужно нырнуть в него.
В учениках я находился не долго. Дядя Семен, как я называл своего наставника с которым проработал 3 недели был призван в армию. Я остался один на один с моим станком. Мне присвоили 3 разряд. Я стал самостоятельным рабочим. Рабочий день длился 12 часов с обеденным перерывом. Если фланцев не хватало, то оставляли на один или два часа. Часто приходилось строгать другие детали. Тогда мне помогал старший мастер. Он терпеливо учил меня. В цехе работали за станками женщины и подростки. Старший мастер был инвалидом. У него одна нога была намного короче.

В заводской конторе вечером две комнаты отводились для школы рабочей молодежи. Инициатором создания такой школы была комсорг завода. Она работала в сборочном цехе. Мальчишкам она казалась совершенством красоты. Красивая фигура, две косы, всегда улыбалась.

Меня вызвали в отдел кадров и обязали ходить в вечернюю школу. Определили в 8-й класс. Учились два дня в неделю. В эти дни нас отпускали на два часа раньше с работы. Иногда усталые, мы засыпали на уроке. В школе я познакомился с Изей Кац, киевлянином. Он работал на заводе. Жил с мамой и младшим братом. Мы с ним дружили.
Мои туфли износились. Нужно было купить новые. Получив зарплату, в воскресенье с Изей пошли на базар покупать мне ботинки. Померял одни, как раз по-ноге. Продавал мужчина и хотел 400 рублей. У меня было только 350 рублей. Рядом играли в карты. Три карты: одна красная и две черные. Ставки 50 рублей. Я с полчаса понаблюдал и решил испытать счастье. Отдал 50 рублей и не угадал где красная, вытащил черную. Представьте мое разочарование. И туфли уплыли и 50 рублей. Как не было. Полез в карман и хотел продолжить играть. Изя схватил меня за руку и оттащил.  Это был для меня серьезный урок. Больше на деньги не играл.

Трудно было рационально использовать свои средства. Однажды, возле проходной, узбечка продавала лепешки. Съев одну мне показалось, что я  ничего в жизни вкуснее не ел. Съел вторую, третью. А они теплые, такое наступило блаженство, что я истратил все деньги. На следующий день в обед все спешат в столовую, а я остался в цехе. Подошел мастер, спрашивает: «Почему не в столовой?» Отвечаю: «Нет денег на обед.» Он дал мне 5 рублей, а после работы сказал, что выписал мне дополнительный наряд за сверхурочную работу, что мне нужно пойти и получить в кассе деньги. Получив деньги, пытался вернуть ему долг, но он категорически отказался принять деньги. Так проходили рабочие дни. Я осваивал свою специальность. Пытался не пропускать занятия. Предметы учили по сокращенной программе. Так я окончил 8-й класс и с нового учебного года уже посещал 9-й класс.

Большой радостью для нас была победа под Сталинградом. Сообщения о разгроме группировки Паулюса, об освобождении городов и сел вселяли надежду, что война скоро закончиться и мы сможем вернуться в родные края. В эти дни на заводе была объявлена стахановская вахта в честь победы под Сталинградом. Мне тогда исполнилось уже 15 лет. Я был принят в комсомол. Анкету заполнял у станка. На собрании не присутствовал, работал и в райкоме не был. Группу заводских рабочих приняли в комсомол без нашего присутствия в райкоме комсомола. Мы были на стахановской вахте. Комсорг вручил мне комсомольский билет возле станка. О работе комсомольской организации ничего не помню. Я не посетил ни одного собрания за время работы на заводе.

В мае 1943 года отец получил назначение на работу в Джамбаевский район Самаркандской области инструктором в орготдел. Они с сестрой уехали в Джамбай. Роня приходила ко мне в общежитие и со слезами просила поехать с ними. Я остался работать на заводе. К этому времени мне повысили разряд, а это и повышение в зарплате. Мастер моей работой был доволен. Фланцы, основная продукция принималась вся, и не было брака. К работам, которые заказывали ремонтники, претензий тоже не было. Утром, до начала работы все собирались у репродуктора. Слушали сводку совинформбюро. Как радовались, когда в сводке сообщалось об освобожденных городах, о победах Красной Армии. Но эти сообщения часто сопровождались плачем и рыданиями. Среди работниц появлялись новые вдовы. Переходили из разряда солдатских жен в солдатские вдовы. У большинства работниц было 2-3 детей. Это пополняло отряд сирот. Старались успокоить, но все понимали, что этому горю не помочь. Помню как одна пожилая женщина получила похоронку на третьего сына. Ее увезла скорая помощь и я не помню, чтоб она вернулась в цех.

Так проходили дни. По воскресеньям я навещал маму. Она все допытывалась, как я питаюсь, учу ли уроки. Все расспрашивала о тех с кем я жил в общежитии. Когда я жаловался, что тяжело работать и учиться, просила, чтоб учебу я не бросал. Силы ее оставляли. Она часто сидела на солнышке. Передвигаться могла только с посторонней помощью.

Самарканд был красивый старинный город с древней историей и восточной архитектурой. Мама Изи Кац уговорила меня с Изей в свободное время изучать исторические достопримечательности Самарканда.

Сводки « Совинформбюро» приносили радость и уверенность в будущей победе. Красная Армия, освобождая города, продвигалась на запад. И вот 29 сентября 1943 года по радио передали: «Сегодня, 29 сентября, в 23 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует нашим доблестным войскам, освободившим город Кременчуг, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий.» От радости я плакал. Долго я хранил газету, в которой был напечатан приказ Верховного главнокомандующего об освобождении Кременчуга. Наконец-то мой родной город освобожден.



3. ДОРОГА ДОМОЙ
 
29 сентября 1943 года Кременчуг был освобожден от фашистских захватчиков. Через несколько дней, после этого радостного известия, приехала моя сестра Роня из Джамбая. Она уговаривала меня оставить завод и переехать жить в Джамбай. Там будем оформлять документы на возвращение домой. Отец писал письма в Кременчуг с просьбой выслать вызов.

Мама умерла и оставаться в Самарканде одному было тяжело. В октябре я приехал в Джамбай к сестре и отцу. Это был пристанционный поселок, райцентр. Большинство населения русские. Я оформился в 9-й класс и впервые, после начала войны стал настоящим учащимся. Но местные ученики меня приняли враждебно. Мальчишки задирались. Пришлось отстаивать свою честь с помощью кулаков. В одной из таких драк я сильно побил организатора травли против меня, звали его Валентин. У местных ребят он был как атаман. Они пригрозили меня убить. Отца вызвал директор школы и порекомендовал, чтобы я «от греха подальше» на время уехал из поселка. Так не доучившись до конца учебного года, я ушел со школы и устроился на работу в МТС. Меня направили в тракторную бригаду учеником. В бригаде было 4 трактора, комбайн и другая техника. Мои обязанности включали в себя: обмер выполненных работ трактористами и передача сводки в МТС. Бригада обслуживала несколько колхозов, тракторы работали не в одном колхозе. В бригаде было несколько верховых лошадей. Одна была закреплена за мной. Я верхом на лошади объезжал места работы трактористов. Кормили нас не плохо. Бригадир был из раскулаченных и высланных. Так я работал в бригаде до получения отцом вызова из Кременчуга.

В июне 1944 года мы выехали домой. Я заработал приличное количество зерна. В колхозе, при получении, продал. Так что у меня были свои деньги, на то время довольно приличные.

Путь домой был длинный. Ехали мы трое: отец, сестра и я. Снова до Красноводска, а оттуда по Каспийскому морю до Махачкалы. С Махачкалы до Ростова, а потом уже на Украину.

Не буду рассказывать о всех приключениях в пути. Расскажу об одном, которое долго мучило мою совесть. Работая в тракторной бригаде, я заболел тропической малярией. Приступы были сильные. Сначала начинал колотить сильный озноб. На меня положили несколько одеял. Меня всего трясло и подбрасывало. Так длилось иногда полчаса, а иногда и дольше. Затем становилось все жарче и жарче, и уже голова наполнялась тяжелым огнем. Температура выше сорока градусов. От пота вся одежда становилась мокрой. После приступа малярии, страшно и быстро терял силы. Потом постепенно силы восстанавливались.  Когда мы выехали из Махачкалы, у меня начался приступ. На одной остановке вышел. Базар. Продают вареную картошку, пирожки и другую снедь. Смотрю женщина вынимает из кошелки жаренных кур. Мне очень захотелось поесть курицу. Ее запах вызывал аппетит. Я вспомнил о том, что говорили, если во время приступа ты что-то увидел и захотел съесть, нужно съесть и приступ пройдет и несколько дней не будет повторяться. Я купил небольшую курочку и всю ее там съел. Зашел в вагон и ничего не сказал о покупке. Залез на полку и уснул. Действительно приступ прошел и до самого Кременчуга малярия меня больше не беспокоила.
 
4. В РОДНОМ ГОРОДЕ

В начале июля 1944 года мы добрались до Кременчуга. После освобождения города от фашистских захватчиков прошло 9 месяцев. Город лежал в руинах. Вокзал разрушен. Впереди одни развалины. Чтобы представить масштабы трагедии достаточно привести две цифры. Перед началом войны в городе насчитывалось 6200 коммунальных домов, после освобождения неповрежденными оставалось только 42. Это статистика. А у меня было такое впечатление, что ничего целого в городе не осталось. Жили мы до войны в Днепровском переулке, у набережной Днепра. Весь этот район лежал в грудах битого кирпича. Трудно было определить то место, где был дом, да и сам переулок. Побродили  с сестрой на пепелище. Тяжело стало на душе, плакали.

Я пошел бродить по городу. Зашел на базар. Там у входа сидел и сапожничал наш сосед по улице Пушкинской, Яша. Я подошел к нему и остановился. Он поднял голову и узнал меня. Вскочил, обнял и плакал. Подошла его жена Маруся. Он рассказал как забрали семью Лисянских, их дочь Феня, была моей ровесницей. Она жила с отцом. Мать умерла, братья были в армии. Как гнали евреев в гетто на Песчаную гору.

Тетя Маруся куда-то ушла, а через некоторое время вернулась с кошелкой с продуктами. Белый хлеб, сало, помидоры и бутылка самогонки. В этот день я впервые выпил. Закуска была отличная по тем временам. Так с дядей Яшей мы отметили нашу встречу. Он все повторял: «Как я рад, что ты жив.»
В городе не было возможности снять угол, не говоря уже о квартире.  Мы сняли комнату в селе Большая Кахновка. Там находились все учреждения Кременчугского сельского района. Роня устроилась на работу в районной библиотеке. Я решил идти работать на завод «Дормаш». Пришел в отдел кадров, направили к главному механику, одновременно и начальнику ремонтного цеха, Богданову. Дали мне сделать две детали. И он на моем заявлении написал: «Принять на работу в ремонтный цех строгальщиком 4-го разряда».

Ремонтный цех был восстановлен одним из первых. Станки и оборудование выбирали из под развалин. Их разбирали, чистили. Один станок собирали, а другой шел на запчасти. В цехе к моему приходу было 3 токарных станка, один строгальный, один сверлильный станки. У окна, зашитого жестью, стояли слесарные станки. На токарных работали Теня (Терентий) Потребенник, Леня Шпаленко и Толя Скляренко. Я работал на строгальном.

Возле слесарных станков было множество деталей различных конструкций, разбитые станки. Проржавевшие детали, не подлежащие восстановлению, заменяли новыми, изготовленными здесь же, в цехе. Их и точили часто без чертежей, по образцу. Слесаря были опытные и нас учили как работать. Оборудование, вывезенное в город Курган, не возвращали. Помню когда на завод поступил новый универсальный токарный станок. Установили его в станкостроительном цехе. Работал на нем токарь универсал – А. М. Воронов, помощником к нему был назначен Г. Смольский.

На заводе шло не только восстановление, но и освоение новой продукции: авто гудронаторов. Из Большой Кахновки в город можно было добраться пешком или пригородным поездом, который отправлялся в 6 утра и приходил в город в 7 утра, а работа начиналась в 8. Мне было тяжело и я получил место в общежитии. Это дало мне возможность поступить в вечернюю школу в 9-й класс. По условиям работы приходилось часто пропускать занятия. Но оставлять учебу не хотел. Учебников не было. Часто отключалось электричество и занятия проводились при свете керосиновой лампы.  А мы, учащиеся, после работы слушая учителя засыпали.

В выходные дни, если не было воскресника на заводе, ехал в Б.Кахновку. Отец к этому времени работал заместителем председателя райисполкома. Сестра старалась накормить меня и если запасы позволяли, то давала еду с собой.
В этих тяжелых условиях жизнь молодежи на заводе была наполнена разными мероприятиями. Организовывали вечера отдыха в столовой завода, готовили концерты. На встречу Нового 1945 года установили елку. Был своеобразный маскарад.

Не могу не вспомнить добрым словом товарища по цеху, Теню Потребенника. Жил он с родителями на Песчаной горе. Часто приглашал к себе в гости. Я себя чувствовал у них тепло и уютно.
В январе 1945 года я был взят на учет в военкомате, как допризывник. Нас собирали на занятия по допризывной подготовке. В январе – марте, когда вызывали в военкомат, мы не занимались подготовкой, а по льду перебирались на Зеленый Остров, рубили деревья и несли их на себе в военкомат для отопления. С марта начались занятия, выезжали на стрельбище. На одном из занятий нам предложили написать заявления с просьбой о направлении на учебу в военное училище.  Я этому обрадовался и одним из первых подал заявление. С нетерпением ждал, когда получу вызов.

А пока работал и учился в вечерней школе. После занятий, в общежитие и голодный сон... Радовали и согревали душу вести с фронта. Мы все понимали, что близится конец войны. Отпраздновали Первомайские праздники.
8 мая Терентий Потребенник пригласил меня к себе домой. После ужина легли спасть. Ночью слышим крик, шум, песни на улице. Победа! Победа! Вышли. Народ с песнями идет к центру города. Мы быстро собрались и влились в этот поток. Собрались на площади возле разрушенного собора (теперь площадь Победы).  Все знакомые и незнакомые обнимаются, поздравляют друг друга с Победой. Начался митинг. Это, действительно, был праздник со слезами на глазах, но переполненный радостью Победы. Сейчас мы анализируем события и говорим о той большой цене, отданной за Победу, а тогда чувство радости наполняло наши сердца. Пришла Победа!

2008-2011 гг.