Часть3. Мне Не Страшно. гл. 20

Глава 20

Оля только пришла с магазина и раскладывала продукты в холодильник. Теперь они ели все меньше и меньше. И вскоре едва ли не единственными необходимыми продуктами стали растворимый кофе и пара плиток шоколада.
Когда девушка выложила последнее яйцо на полку в холодильнике, входная дверь открылась и в квартиру вошел Павел.
- Привет, - снимая кроссовки, поздоровался он.

- Привет, - ответила Ольга и закрыла дверцу холодильника.

Ольга вошла в комнату и стала переодеваться в домашние вещи. Павел лег на кровать и, нащупав пульт, включил телевизор.

- Я есть не буду.

- Ладно, - пожала плечами Ольга. Переодевшись полностью, вернулась на кухню, поставила чайник. – Паша, нам надо поговорить…

- Я не слышу, что ты говоришь! – крикнул Павел из глубины комнаты. Ольга взяла чашку с сушилки и поставила на столик, насыпала две чайные ложки кофе.

- Я говорю, поговорить надо, - показываясь в проеме двери комнаты, повторила девушка.

- Не сегодня. Хорошо? Я так устал…

- Устал… - хмыкнула Ольга и подошла к кровати, где лежал Павел. – Но нам надо поговорить. Очень. Ты сам предупреждал, что, если что… Чтоб сразу говорили и разбирались.

- Не сегодня. Я же сказал уже! Я работал как лось. Меня сегодня отымели. Полная жопа.

- Тебя уже вторую неделю имеют… Имеют все, все, кроме жены, - возмутилась Оля.

- У меня нет сил на тебя...

- Конечно, всех ублажи, а я не у дел…

- Чего ты начинаешь? Скандала хочешь? Хочешь, чтоб я начал материться?

- Нет, не хочу. Просто нам надо поговорить, чтобы потом не стало хуже, – пыталась объяснить Оля, но Павел уже завелся и, не слыша ее, продолжил:
- Ты опять разревешься. А я повторю, что других слов ты не понимаешь! Ведь не понимаешь? Да?

- Отчего же… Понимаю, – присев у кровати на стул, проговорила Оля.
- Я сказал, не сегодня! Зачем ты меня выводишь?

- Я боюсь, что потом поздно будет… - почти шепотом ответила Ольга.

- Завтра поговорим. Обещаю…

Чайник на кухне закипел, и Ольга ушла на кухню.
На улице лил дождь. Капли стучали по стеклам. Люди бежали под зонтиками, быстро перебирая ногами.
Выпив кофе, Оля вернулась в комнату и легла рядом с Павлом.

Прошло еще три дня, прежде чем разговор, наконец, состоялся.
- Боже, ну что же там такое, что заставляет тебя отказаться от всего? Неужели это такой кайф, что и жизнь с чувствами не нужна? Что там? – Ольга опустила голову вниз и обхватила ее руками.

- Хочешь попробовать? – зло улыбнулся Павел. – Не дам!

- Я не знаю, что делать… - она взяла его за руку, сжала. – Я должна понять! Я же чувствую тебя, твою боль, так же, как и ты, когда мне плохо. Что там? – она вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, почему, зная, как будет потом плохо, он снова идет за этим. Почему?
Он молча лежал на кровати, смотрел телевизор, не видя, не слушая и не понимая. Ноги то и дело сводили небольшие судороги. Бледное лицо ничего не выражало.

Вдруг Павел сильно, до боли, сжал ее ладонь, повернул к ней уставшее и почти безжизненное лицо.
- Описать словами… очень сложно. Ты не поймешь… - Павел опустил взгляд на ее руку, положил к себе на грудь. Она чувствовала сильное сердцебиение. Ее холодная рука начала распространять холод по всему его телу. Крупные мурашки вышли на поверхность. Но Павел даже не поежился.

- Не держи меня за идиотку! Я все знаю! Я еще полгода назад весь интернет прочла об этом!!! – повышенным тоном ответила Ольга, резко убрав руку.

- Почему же ты не ушла тогда?

- Ты просил тебе верить!!!

- Ты далеко не идиотка, поверь мне… - возвращая ее руку к себе на грудь, ответил  Павел. – Как долго я хотел утолить жажду и не мог, как хотел жить и не мог. Я могу жить только тогда, когда это есть. Ты не понимаешь, это уже в составе моих костей, да, представь,  больше всего этого в коленных чашечках, вот почему во время ломки просто всего выворачивает. Организм достает это из костей. И мозг меня каждый раз обманывает, я сейчас лежу, говорю с тобой, а мозг все ищет способ, что б такое тебе сказать, чтобы ты отпустила мою руку. Он ищет способ обмануть, а я не могу больше тебя обманывать. Ты не заслуживаешь этого. Я чудовище, говорю тебе: беги от меня, беги, как от огня, я или в гроб тебя загоню, или же… доведу, что ты сама захочешь смерти, и, зная тебя, могу предположить, что ты не будешь колебаться, а сделаешь. Я не могу жить без тебя, и в то же время мне больно видеть и понимать, что мучаю тебя.

Девушка отвернулась.
- Не отворачивайся от меня, не надо, –  он замолчал, а она плакала без слез, подавляя крик внутри себя. Павел вдруг сказал: - Подай сигарету.
Ольга убрала ладонь ото рта, протянула руку к столику, что стоял рядом с кроватью, не глядя взяла пачку. Зажигалка разрезала мрак между ними, и пламя зажгло обе сигареты.

- Держи! – Ольга протянула Павлу сигарету, вынув ее из своего рта. Вторая осталась у нее. Оба одновременно вдохнули табак, и оба шумно выдохнули клубы белого дыма. Помолчав немного, Павел повернулся к сидящей девушке.

- Я рядом. Обними меня крепко-крепко, а? – он притянул ее силой к себе, и лицо Ольги уткнулось Павлу в плечо. – Не плачь, все будет хорошо.

- Ты, главное, смоги, пожалуйста, Паш…

- Предлагаешь откинуться вместе? Ты сразу уйдешь, а я? Мне нужно больше, намного больше. А если ты умрешь, а я  - нет? Ты представляешь, что будет?  - рассуждал Павел.

- Нет! Нет, я не про это. Мы должны выбраться, помоги мне немного. Ты захоти, ты сможешь. Помнишь, тогда? Ты же смог? Смог!

- Я уже ничего обещать тебе не могу. Если б ты знала, с каким сбродом я связался. Уходи от меня. Со мною ты не будешь жить так, как хочешь. Уходи! – крикнул он вдруг на нее. - Я в гроб загоню тебя, дура! Не понимаешь, что ли? – разозлился он. Ольга знала: это очередной приступ агрессии.

- Не могу… - тихо ответила она. – Не знаю почему… - она встала с края кровати и, слегка прихрамывая, пошла в ванную.

- Ты куда? – приподнимаясь на локти, спросил Павел.

- В ванную…

Зайдя в ванную комнату, Оля закрыла двери, щелкнув щеколдой. Села на холодный пол, обняла колени, спрятав лицо между ними. Вспомнила, как ровно год назад в августе сидела так же – на полу, глотая слезы под шум воды. Холодные ладони почувствовали слезы.
- Боже, дай нам сил…

- Оля! Открой дверь! – крикнул Паша, дергая за ручку двери. – Я сказал, открой сейчас же!!!

- Уходи!!!

- Я выломаю ее к черту! – сильнее дергая дверь, повысил тон Павел. – Открой!!!

Ольга вытерла глаза, протянула руку и отжала щеколду. Дверь ванны с отскоком отворилась, ударившись о стену   узкого коридора. Он вбежал в ванную:
- Руки! – крикнул он, поднимая ее с пола. - Покажи руки!

- Уйди! – отмахнулась девушка, толкнув его в бок. - Я не самоубийца! Хотя этого сейчас хочется больше всего на свете! Почему тебе просто мне не сказать, что тебе это нравится! Это все нравится, и поэтому…

- Ты хочешь этого? Правда? – Павел зло посмотрел на девушку.

Он тяжело дышал. Ее заплаканные глаза смотрели на него в упор. Там не было страха, там не было ненависти, там была только боль. Одна боль, которая вытеснила любовь, как сорняки хороший цветок. Павел выдержал взгляд Ольги. Он все понимал.

- Я думаю, что давно пора прекратить нести всякую чушь о неудачной и сложной жизни и просто сказать... что ты имеешь в виду на самом деле: "Я  вмазался потому, что я это обожаю", – Ольга посмотрела на мужа снизу вверх, ухмыльнулась и, оттолкнув Павла в  сторону, да так, что тот чуть не упал, смело вошла на кухню, подошла к навесному шкафчику, нащупала столовую ложку и шприц, все аккуратно завернутое в газету, взяла в руку и решительно выбросила в мусорное ведро. Паша закатил глаза, явно посмеиваясь над девушкой.

- Ну, и что? – спросил он, ухмыляясь. – Все?! Сделала! Молодец!

Ольга повернулась к окну, отодвинула зеленую гардину, нащупала пачку сигарет Павла, закурила.
Неожиданно девушка резко развернулась. Павел стоял в дверях. Оля задрала кофту, освободив локоть, и, выпрямив руку, быстрым шагом пошла к Павлу:
- Вот! Давай! – подходя вплотную к нему, истерично начала она, наблюдая, как Павел начал пятиться назад. – Ну, что же ты?

- Ты в своем уме? – отступая вглубь коридора, растерялся Павел.

- Да. В своем. Мне до чертиков надоело! Я так больше не могу!

- Успокойся… - испуганно начал Павел. - Приди в себя! – отступал он под натиском жены.

- Ну, давай! Чего же ты? Что смотришь?! – шла на Павла Ольга. – По крайней мере, я уже не смогу заставлять свой мозг прощать тебя и оправдывать каждый раз.

- Нет. Нет, – продолжал пятиться Павел. – Нет. Я не позволю… - он стукнулся о выступ коридорной стенки, что заворачивала в прихожую. – Ты чего? Ты как? Ты что? Ты ведь… в шутку?

- Нет, – зло ответила Ольга. - Я все равно чувствую то же, что и ты, только ты на игле, а я нет. В чем тогда разница? В чем?

Павел  взял за ее плечи и начал трясти:
- Приди в себя. Я не позволю. Я не... Я не дам. Я не могу… Я…
Ольга засмеялась, подошла к окну и снова закурила.

«…Особое место в здоровье опиатных наркоманов занимают заболевания костной ткани. Дело в том, что сами по себе опиаты (и морфин, и героин, и кодеин, и метадон) нарушают обмен кальция в организме. Поскольку кальций является важнейшей  частью костной и зубной ткани, кости и зубы страдают очень сильно. Кости-то становятся лишь "мягче", и это не так сильно сказывается на самочувствии. Зато зубы разрушаются очень интенсивно, и иногда хватает 2-3 лет постоянной наркотизации, чтобы от них остались только черные "пеньки". Я не встречал ни одного наркомана со стажем более 3-х лет с целыми зубами. Кстати, разрушенные "обломанные" черные зубы - весьма точный признак для выделения наркомана.
Головной мозг страдает от органических растворителей и уксусного ангидрида. Мало того,  существуют непрямые, косвенные факторы, влияющие на состояние головы наркомана. Вот они:
   1. Беспокойная жизнь. В результате множества далеко не романтических приключений (драк, падений и встреч с милицией) его неизбежно ожидают сотрясения мозга или более тяжелые травмы головы.
   2. Любая, даже самая небольшая передозировка опиатов приводит к ухудшению функции дыхания (опиаты подавляют дыхательный центр), а значит, к недостаточному снабжению кислородом головного мозга. И, конечно, вызывает гибель определенного количества его клеток. Клетки мозга, как известно, не восстанавливаются. Чем больше степень интоксикации,  тем больше клеток погибает.
   3. Опиатные наркотики большей частью изготавливаются кустарно, следовательно, практически не бывают стерильными. И условия, в которых производятся инъекции, никогда не бывают стерильными. Результатом является не только и не столько сепсис (заражение крови), хотя это довольно частое и очень грозное осложнение. Существует осложнение, которого не удается избежать почти никому. Наркоманы называют его словом "тряска",  говорят, что "тряхануло". На медицинском языке оно называется гипертоксической  реакцией и развивается тогда, когда в кровь вместе с наркотиком попадает большое количество  живых  и погибших бактерий и других микроорганизмов.
"Тряска" сопровождается резким повышением температуры, ознобом, тошнотой, головокружением,  слабостью,  иногда - болью в пояснице и суставах. Состояние это бывает очень опасным, от него больной может погибнуть. В любом случае, от высокой температуры также гибнут клетки головного мозга. (Совместное употребление опиатов и снотворных барбитуратного ряда также существенно  повреждает головной мозг.)
В результате больной наркоманией получает дополнительную проблему, которую врачи называют "энцефалопатией" и которая заключается в поражении значительного количества клеток головного мозга.

Поэтому средняя продолжительность жизни регулярно употребляющих наркотики опиатной  группы в среднем составляет 7-10 лет с момента начала употребления…»

- Аййй… - Оля резко махнула рукой. Она обожглась сигаретой. «Идиотка! С кем ты живешь? Не понимаешь, ты разве не понимаешь?!» - прокричала она внутри себя. Оля поцеловала обожженный  палец: «Предлагаете сдаться? Никогда!!! Ну и дура!» - окончился внутренний диалог девушки.

- Оль, ты где?  - позвал ее Павел. – Я жду тебя…

Павел был перепуган. Он не знал, как себя вести. Как правильно себя вести в этой ситуации. Он испугался не на шутку. Но сама Ольга поняла, что она никогда не уйдет по собственной воле. И ей стало страшно. Очень. Ведь, по сути, Павел был обыкновенным парнем, заботливым, любил ее. Снимал сапоги, когда Ольга возвращалась с работы. Не бил и не ругался в ее присутствии матом, потому что это ей не нравилось. Не отвернулся и не бросил, когда она месяц не могла ходить из-за депрессии. Он носил ее на руках в туалет, приносил еду в постель. Павел не жалел денег, все ее причуды исполнял… Он был хорошим. Хорошим, когда был чист. Ольга любила, по-настоящему любила его - и в горе и в радости.

Девушка вернулась в комнату. Села на край кровати. Павел смотрел телевизор, но неожиданно  вытянул руку и обхватил Ольгу. Притянул к себе. Они встретились глазами:
- Я очень люблю тебя. Даже не представляешь как. Если б не ты, я б сидел где-нибудь или бы мертвый был. Ты меня спасаешь…

Ольга выпрямилась на кровати. Руки мужа сжимали ее плечи. Она молчала.
- Прости меня, знаю, причинил много боли и не понимаю, как такой зверь, как я, может так сильно любить. Прости… Я должен сделать, чтоб ты ушла, и в то же время я не могу без тебя… - Паша обхватил  Ольгу, прижался щекой к ее лицу. - Никто не поймет нас…
- Никто… - положив свои руки на него, грустно повторила девушка.
Ольга вспомнила слова из  песни:
«Мы одни с тобой, и никто не видит нас.
Мы сродни душой, но никто не верит в нас.
Каждый день, закрыв глаза, ты не даешь идти слезам,
Мечемся от стенки к полу, прячемся от глаз укоров,
Наблюдаем тени, стаи, убегая, улетая, задержалась эта пауза,
Нас мучает, кусается…
Мы одни с тобой, и никто не слышит нас.
Нам один простой выход видится сейчас,
Ты отрекись, от всех отрекись, это наши крайние меры.
 Я отрекусь, от всех отрекусь, это наши крайние меры.
Мы одни с тобой, и никто не знает нас,
Нам один простой выход видится сейчас».


 ***
             За окном снова стояла ночь. Снова бессонная. Снова на тумбочке снотворное, которое не брало. Фонари тускло смотрели через балконную дверь, отображая в увеличенном размере ветки деревьев.

У Павла были мокрые ладони, и его трясло. Температура продолжала держаться на 37.0-37.8 вот уже третьи сутки. Он лежал укрытый под шею одеялом и смотрел телевизор, работающий без перерыва почти четверо суток.

Мысли теснили со всех сторон. Невозможность сконцентрироваться выводила из себя. Эти неприятные мысли. Они не обладали жизнью, внутренней подвижностью. Застегнутые на «молнию», блокировали рациональность суждения. Все приятные воспоминания обворачивали в фольгу, отражая через кривые зеркала мгновения жизни.

Ольга удивлялась, с какой легкостью и быстротой менялись ее эмоциональные состояния: от неудержимого неуправляемого взрыва до резкого спада и безразличия ко всему.

В окно, находящееся рядом с кроватью, постучала синица. Что-то ударило изнутри, сбив дыхание. Это был испуг. Вспомнив, что примета к беде, она заплакала.

- Ты чего? – повернувшись к ней, спросил Павел.

- Птица постучала.

- Постучала. Ну и что?

- К беде это.

- Брось ты, у нас все будет хорошо. Я поправлюсь. Я очень хочу поправиться. А значит приду в норму, и никакой беды не будет. Веришь мне?

- Верю, - тихо ответила девушка.

- Не иди на поводу своей впечатлительности. Напридумываешь себе разного и трясешься.

- Знаешь, жизнь твоя нужна лишь для того, чтобы ты родился, а я в тебя влюбилась.

- Полюбила, - поправил Павел. Он переключил на спортивный канал и встал с кровати. Минутой позже принес пакет с семечками.

- Откуда?

- Это остатки. В кармане завалялись. Пиво будешь?

- У нас его нет.

- Знаю, что нет. Будешь?

- Играют сегодня?

- Да.

- Тогда, да.

Павел встал с кровати и начал одеваться. В уме Ольги возникло развитие событий, сразу как он выйдет из дома. Предвидев ситуацию, что Павел зайдет к своему другу за дозой, поспешила сказать:
- Ты болен, лежи. Так уж и быть, сама куплю, - Ольга натянула джинсы на голые ноги, и сверху свитер. – Давай раздевайся. Как-никак муж ты мне.

Павел улыбнулся. Это была первая улыбка этих двух недель.
- Жена, - протянул он.
Когда Ольга почти вышла, она услышала:
- И шоколадку купи, а?

- Хорошо, - девушка посмотрела на ключи на тумбочке у зеркала. Свои держала в пальто, а эти принадлежали Павлу. Секунду поколебавшись, взяла их. Внутри поселилась надежда. Надежда, что все будет хорошо. Она улыбнулась. Так приятно, когда любимый человек зовет тебя женой.

Когда она вернулась домой, Павел так же смотрел телевизор. Войдя в кухню, Ольга отметила порядок. Вымыта посуда, нет крошек на столах. Чисто. На девичью душу вылили бальзам. Шоколад положила в холодильник.
В комнате Павел держал два бокала под пиво.

- Ну вот, моя роднулечка пришла.
Снова бальзам на душу. «Любит, все-таки любит», - улыбнулась Ольга.
Они разлили пиво по бокалам и устроились перед телевизором, где играла Лига Чемпионов.

- Обещай мне, - начал Павел.

- Что?

- Помнишь, как мы только встретились, мы пообещали друг другу, что что бы ни случилось вечером, утром все будет так же? Ты знаешь, что я люблю тебя. Знаешь, что плохого ничего хочу. Знаешь, что характер говняный.

- Знаю, - делая глоток из бокала, хмыкнула Ольга.

- Так вот, что бы ни произошло, утром все будет так же, как сейчас.

- Ты что-то мне готовишь? Скандал?

- Эээ! По скандалам ты первое место занимаешь, ведь если все гладко идет, ты не выдерживаешь. Обязательно надо скандальчик устроить,  – Павел махнул рукой на неудачную попытку забить гол. - Признаться, может, я до сих пор с тобой и живу, потому что от тебя не знаешь, что ждать.

- Ладно тебе, Непотамуль. Не доводи меня, скандалов не будет. И вообще, зачем этот разговор?

- Затем, что, что бы ни случилось, что бы я ни говорил, что бы ни делал, знай, что я люблю тебя. И мне нравится это прозвище. Давно ты не звала меня так…
- Для этого нужно особое настроение, – пояснила Ольга.

На родном стадионе «Петровский» играл любимый «Зенит». Павел лускал семечки и запивал пивом. Ольга пила пиво и повторяла: «Ну, бей же!»

После мачта, где «Зенит» выиграл 4:0, неожиданно пропало электричество. Экран телевизора превратился в кривую улыбку клоуна и погас.
- Ну, вот… свет вырубили… - протянул Павел.

Вскоре они оба улеглись спать, обнимая друг друга, лежа на боках, лицом друг к другу. Часы тикали и тикали и уже показали час ночи, как Павел проснулся и убрал руку из-под головы Ольги.
- Что случилось? – тут же открыв глаза, спросила девушка.

- Ничего. Спи.

- А ты?

- А мне расхотелось спать. Пойду покурю…

- Хорошо, - Ольга привстала на руках, потом села на кровати.

- Ты разве не хочешь спать? - удивился Павел.

- Не знаю, – пожала плечами Ольга. На самом деле она жутко боялась, что Павел уйдет из квартиры, чтобы получить укол с дозой. Или уколется в ванной или в туалете… Или на кухне, поверив в то, что она спит. Она боялась упустить контроль над мужем. Она не могла позволить  себе уснуть безмятежным сном.

Когда Павел вернулся с пачкой сигарет, он лег обратно в постель. Прикурил сигарету девушке и, обняв одной рукой Ольгу, начал вспоминать отрезки своей жизни. Жизни, где он еще принадлежал себе и где не переступил черту, ту черную, которой теперь разделена его жизнь.

Вспомнил, как он в восемь лет вместе с двумя мальчишками по десять лет - братьями-близнецами Витькой и Митькой - напился портвейна в соседнем садике, недалеко от дома, где родился. Вспомнил, как в четырехлетнем возрасте с тем же Витькой он поджег на «слабо» мусорные ящики, что находились в соседнем. Вспомнил, как он в шестилетнем возрасте ждал маму у подъезда и она пришла с большим черничным пирогом, дала ему подержать, пока она откроет дверь в подъезд, а пирог под собственной тяжестью разломился пополам. Как она ругалась…
Уйдя в детские воспоминания, Павел успокаивался. И Ольге казалось, что он выговорится и заснет. Так и случилось. Он повернулся к ней лицом и с закрытыми глазами еще какое-то время вел свой монолог.

Прошло немного, и вскоре оба заснули. Павел выпил таблетки феназепама и выпил пива. Он сам не заметил, как уснул, обняв рукой Ольгу. А девушка очень боялась пошевелиться первые тридцать минут. Боялась разрушить такой хрупкий и неспокойный сон Павла.

Проснувшись утром около девяти утра в хорошем настроении, они выпили кофе. За окном снова лил дождь. Осень проявляла свою капризность и испытывала нервы людям.  Была суббота, и Ольге не надо было идти на работу. Они решили провести весь день в кровати, валяясь и ничего не делая. Оля ходила по квартире в шелковой сорочке и в легком халате, наброшенном поверх, а Павел, несмотря на довольно прохладную  температуру в квартире, в семейных трусах-шортиках. Он много времени проводил в кровати, под ватным одеялом, поэтому не надевал черные спортивные штаны «Адидас».

Павел несколько раз просыпался ночью, но Ольга этого не заметила. Павел спал в общем три часа, Ольга – шесть.
Склонившись над коленями, Павел растирал себе ноги. У него снова болели суставы,  и Оля приготовила ему ванну.

- Я тебе не рассказывал ничего из прошлого, – начал разговор Павел, когда ему стало лучше от недавно принятой ванны с прохладной водой. Он лег на кровати на спину, вытянув ноги в коленях, и заложил руки за голову. Целых десять-пятнадцать минут после ванны он не чувствовал боли и даже улыбнулся.

- Да. Но я понимаю, – ответила Оля, сидя за письменным столом. Она подписывала три почтовых  конверта.

- Понимаешь что? – выключая телевизор, не понял он.

- Понимаю, что у тебя в прошлом было мало радостного, о чем можно было бы рассказать.

- Ну да, у меня мало прошлого, но оно есть. Как у каждого человека…

- Хорошо. Давай рассказывай. Я слушаю… Только мне надо кое-что доделать. Ты говори, я слушаю внимательно, – Оля понимала, что в периоды между ломками Павлу необходимо выговариваться. Ему был необходим хороший слушатель. Ольга им была. Она любила слушать, но ту информацию, что она получила от Павла за последние недели,  когда они оставались друг с другом целые сутки, лучше бы не знала. Она подписала конверты и отложила в сторону. Взяла чистый  лист и написала: «Привет, моя дорогая подруга!»

- Знаешь, когда я был в Коми, мне встретился один хороший человек…
Оля повернулась и вопросительно посмотрела на Павла, но парень криво улыбнулся и продолжил:
- Да, в тюрьме тоже можно встретить неплохих людей. Его звали Олег, кликуха у него была «Белый». Он был симпатичный парень. Высокий и не худой. Но красивый.
Ольга писала: «Милая моя Ксю! Я пишу свое последнее письмо», - она хмыкнула на слово Павла «красивый».
- Да, да. Не знаю, о чем ты там подумала, но он был очень красивым, именно мужской красотой. Знаю, ты сейчас спросишь, почему же он сидит и за что? Отвечаю, сидит он по сто пятой. Да-да, он убил. Но убийства тоже разные бывают. Он защищал мать от безумного отчима. Отчим их гонял и бил, и однажды Олег не выдержал и ударил его. А он был мощный. Такой шкаф. И силы у него было много. С детства он сильный был. Сибиряк.
Ольга продолжила письмо: «Я совсем запуталась. И не знаю, как быть. Но я так устала, что у меня нет сил больше ни на что. Знаю, ты всегда верила в меня. Знаю, что ты предупреждала меня много раз…»
- А попал в печень. Сходу такой удар… Прикинь, печень разорвалась… Вот… Ты меня слушаешь? Что ты там делаешь?

- Я? – Оля отняла ручку от бумаги. - Письмо пишу подругам. А то я ведь давно не ездила к ним.
- Чего пишешь?

- Пишу, что… - Оля совершенно не умела врать, она опустила глаза. - Пишу про работу, что пришлось уйти с нее… - потом подняла глаза и посмотрела на Павла. – Э-э-э… пишу, что в «Ледовый» ходили…

- Да, связь надо держать. Может, съездим к ним, проведаешь их. Ты  меня слушаешь?

- Да. Конечно. Я слышу. Ничего себе, вот так сразу и насмерть? Одним ударом?

- Да. Ты бы видела его! Он такой сильный… - продолжил Павел. - Мы с ним там сдружились. Он, в принципе, ни за что сидит. Хотел проучить подонка, и вот… Но самое главное, что он так хорош в психологии! Он многое рассказал. Раньше, ну, до тюрьмы, увлекался психологией. Изучал Юнга и как его, - Павел поднял взгляд в потолок, почесал затылок. - Вот те на! Забыл!

- Фрейда? – спросила Ольга.

- Нет, кого-то другого. Неа, не Фрейда. Там вообще голову свихнуть можно, – покачал головой Павел и тут же продолжил: - А потом мы изучали Библию. И только Белый смог мне расшифровать многое. Он говорил, что каждый человек должен быть для меня как Иисус Христос, пока я этого человека не узнаю достаточно хорошо…
Оля ухмыльнулась.

- И как? Достаточно меня узнал?

- Ты – другое дело.

Она не стала спорить, дальнейшие объяснения Павла почти не слушала. Порой он задумывался и начинал рассуждать насчет Библии, потом наизусть цитировать главы Уголовного Кодекса и подстатьи. Он признался, что в детстве, до того момента, как дед Валентин умер, зачитывался детективами и все знал по этой теме. Что даже написал детективный рассказ «Пять шариков», ему очень хотелось, чтоб его услышали. Он хотел быть ментом. Или прокурором. Или адвокатом. Человеком с юридическим образованием. Он хотел его получить после того, как закончил училище. Но пришлось отложить эту мечту. Хотя его звали «красной сукой». «Красная» означала, что под «ментами» ходил. Ольга не разбиралась в этом и не оспаривала то, чего не знала наверняка.

Павел с самоупоением рассказывал о своей прошлой жизни. Иногда Оля прислушивалась, но то, что она слышала, ее не радовало, а сильно расстраивало. Он рассказал, как во время одного из этапов их перевозили в «Столыпинских» вагонах, где решетки были на окнах, они должны были переходить в другие вагоны. Он бежал бегом из одного вагона в другой, пригнувшись; ноги у него болели, а вдоль вагонов в метре от него стояли омоновцы со злыми собаками, которые лаяли и пускали слюни. Как он боялся, что его укусит одна из собак, как все выдержал - не знает. Павел рассказал, что ему часто снится, что он на этом перегоне… и на него лают собаки, пасти их открытые, оскал звериный, и поводок, который держит в руках мент, на глазах трескается, и эта собака – доберман - летит на него в прыжке, и Павел видит себя со стороны, как он падает на снег и… и тут он просыпается в поту и с загнанным сердцем.

Ольга представила картину и передернула плечами. Жутко. Она отвернулась и снова продолжила письмо. Она писала: «Это последнее письмо, которое я пишу. Таких писем, как пишу тебе, будет три. Одно получишь ты, второе – Н…, а третье – маме». Павел закурил и начал рассказывать о том, что мечтает купить «Ниссан». Оля писала дальше: «Я так не могу. Я не в силах его вырвать из наркомании. Я, правда, очень стараюсь и я вижу, как Павел старается. Я вижу, что он действительно этого хочет. Но проходит  неделя, вторая без… и он снова… Я не могу уйти от него, хотя понимаю, что это звучит бредом. Я люблю его. Павел прав: мы два существа, которые нашли друг друга и поняли, кто мы есть на самом деле. Он в отчаянии. Я тоже. Мы решили, что этот раз будет последним. Я очень устала. Я хочу, чтобы  это скорее закончилось. Я не ем, я не сплю, я много курю, и у меня, как у Павла, пропало всякое желание что-либо делать. Мы ищем выход, но если не найдем… Если не найдем. Я уйду вместе с ним. Прости меня. Прости, если разочаровала тебя. Я знаю, ты считала меня сильной. Но силы мои пропали. Мне ужасно стыдно, что я принимаю это решение. Прости. Будь счастлива. Я тебя люблю. Твоя О».

Ольга расписалась в конце письма, свернула листок пополам и вложила в один из конвертов. Оторвала клейкую ленту  на корешке конверта и запечатала. Отложила в сторону.

К тому времени Павел скурил пачку сигарет и решил идти за новой. Ольга сказала: «Нет. Будь дома», - и сама быстро натянула джинсы, затем надела свитер поверх сорочки и накинула на плечи пальто. Вышла в магазин, закрыв ключами Павла, предварительно забрав с тумбочки второй комплект ключей. Она теперь постоянно так делала.

На улице был противный косой дождь и собачий холод.  Ольга в сапогах на босу ногу пересекла дорогу и вошла в магазин. Там она пробыла минуты две и с тремя пачками «Петра I» перешла вновь дорогу, не смотря по сторонам, втайне надеясь, что ее никто не увидит из родственников Павла, что жили в десяти метрах от магазина. Она быстрым шагом дошла до подъезда и пробежала лестничный пролет. Она не хотела оставлять Павла одного. Нет, дело не в том, что не доверяла, а в том, что она уже знала, как Павел ведет себя во время ломки. Она была научена собственным опытом.
Открывая входную дверь, Ольга заметила в отражении зеркала, как Павел быстро положил свой сотовый телефон.
- Вот, держи! – кидая сигареты на кровать, где лежал Павел, сказала Ольга. - Кто звонил?

- Никто…

- Ты звонил? – снимая джинсы и накидывая халат, снова спросила Ольга.

- Нет. Я никому не звонил… - Павел отвел глаза и стал освобождать новую пачку сигарет от целлофана.

Оля решила промолчать. Скандал не нужен. Роль дурочки ей была иногда необходима. Она решила, что при случае проверит телефон мужа.

- Спасибо за сигареты,  - закуривая, поблагодарил Павел.

- Пожалуйста…

Ольга начала писать второе письмо. Второе письмо должно было попасть к ее верной подруге Н. Она долго собиралась с мыслями, чтобы написать «Привет, моя Н…» Павел встал с кровати и вышел из комнаты. Оля обернулась. Пепельницы не оказалось на месте, и она догадалась, что Павел встал для того, чтобы выкинуть огарки сигарет. Минуту позже продолжила: «Н, я пишу тебе это письмо в надежде, что ты не станешь меня обвинять в малодушии. Я надеюсь, что ты меня поймешь. Ты мой близкий человек, и ты знаешь многое, что не доступно другим. Н,  я приняла решение, которое не родилось спонтанно. Поверь, я долго думала, прежде чем окончательно все решить. Я устала от всего. В последнее время у нас обоих болит в грудной клетке, но я не хочу думать о плохом. Думаю, это просто сердце. Я понимаю, какой он больной, но не могу его бросить.  Чертова любовь! К тому ж это будет считаться предательством. Я стараюсь помочь, но… Но сил у меня нет уже. Мне не у кого их взять. Ты единственный человек, на понимание которого я могу рассчитывать. Я не хочу бояться, что ты меня не так поймешь. Думаю, наша  давняя дружба дает право мне на такую надежду. Я тут ездила к Ксении Блаженной, мне посоветовал Сергей, он сказал, что «если это не поможет, значит ничто не поможет». Я пробыла там весь день. Результатов нет. Вернее, есть, но кажется, что Боги против нас. А я не могу без него. Милая моя Н, я не хочу, чтоб ты думала, что я совершаю глупость всей жизни. А как звучит «глупость всей жизни»? Красиво, правда? Пожалуйста, помоги моим родителям  и не оставляй их до тех пор, пока не поймешь, что они успокоились и приняли мое решение.  Мне ужасно стыдно… я никогда не думала, что так получится. Если бы мне сказали… Да, ты права, я бы рассмеялась и не поверила. Но жизнь - такая штука... Н, прошу тебя, не сильно печалься обо мне. Я, правда, очень устала бороться со зверем внутри Павла, просто мы так решили».
- Ты все еще пишешь? – спросил Павел.

- Я почти закончила, Непотамуль.

- Где наша гитара? – вдруг спросил он.

- На шкафу, - ответила Оля, подписывая письмо: «Я люблю тебя, береги себя. Надеюсь на нескорую встречу. Целую, твоя подруга О».

Павел встал с кровати, подошел к шкафу.
- О, какая погода! Ужас! – сказал Павел, заметив, как сильно косые капли стучат в окно и как ветер гнет верхушки деревьев. – Что говорить – осень… А ты еще ее любишь! И, спрашивается, за что?

Нащупав гитару, потянул на себя. Со шкафа посыпалась пыль. Деревянная гитара коричневого цвета, покрытая лаком, была в руках Павла. Обычная, но они так долго хотели ее приобрести. И все было жалко денег. Но однажды, прошлым декабрем, в такой же дождливый день (погода тогда напоминала скорее апрельскую, нежели декабрьскую) после работы, чтобы поднять настроение Павлу и отвлечь его от всяких разрушающих дум, купили эту гитару. Павел играл на бас-гитаре, когда состоял в группе во время отбывания первого срока.  Говорил, что их снимало местное телевидение.

Ольга вложила письмо во второй конверт и запечатала. Его положила на другое письмо, ранее написанное. Осталось последнее – матери. Ольга не знала, как ей об этом написать.
- Оль, а где у нас тряпка?

- Для пыли? В ванной, в тазике…

Павел пошел в ванную и спустя минуту пришел обратно.
- Нашел!
Оля вертела в руках ручку указательным и средним пальцами. Она думала, как написать. Ей еще никогда не было так трудно подобрать слова. Нужные слова. Ей представилась поговорка «А и Б сидели на трубе». Она буквально видела, как все слова, выстроенные ею в предложении, падают с труб и, чертыхаясь, пропадают в темноте.
Павел вытер с гитары пыль и сел обратно на кровать. Он стал перебирать струны, прикладывая к грифу пальцы левой руки, а правой - натягивая или ослабляя. Бренчание заполнило пустоту квартиры.
Ольга взяла третий лист бумаги, белый, формата А4, и слева написала: «Здравствуй, мама!» Она отступила пару строк и продолжила: «Прости меня. Я тебя люблю». Немного подумав, дописала: «Твоя дочь О».

Заклеив последнее, третье письмо, Ольга положила его к двум ранее написанным. Теперь ничто ей не помешает выполнить их план. Ольга была полна решимости. Она встала из-за стола и присела рядом с Павлом. Тот еще разминал пальцы и все пытался вернее настроить инструмент.
- А что петь будешь? – залезая на кровать с ногами, ближе к подушкам, подальше от края, садясь по-турецки, спросила Ольга.

- А что хочешь?

- Не знаю… Хотя… помнишь, ты мне у Ники и Анжелы пел песню?

- Э-э-э… - почесал затылок Павел. - Я много что пел тогда…

- В армии вы ее пели, - напомнила девушка. – Про солдата…

- А! Понял!!! – почти выкрикнул он. – Армейскую! Хоть бы вспомнить…
Павел стал бегать пальцами по грифу и дергать струны. Ольга была в нетерпеливом ожидании. Ей очень нравилось, когда муж играл на инструменте. В такие моменты они оба чувствовали идиллию взаимных отношений. «Минуты счастья», - так называла их Ольга. Где-то в тумбе находилась целая тетрадка с песнями и стихами Павла. Но Ольга так обрадовалась этому порыву поиграть, что боялась спугнуть это тонкое и воздушное настроение, которое могло в любой момент испортиться, кинуться за границы приличия и вообще выйти из берегов.
Павел закурил сигарету. Выдохнул дым. И начал играть проигрыш. А минуту спустя запел грудным басом:
- Зачем ты это сделала, надела платье белое,
Кольцо на руку правую, на голову – фату.
А может, ты забыла, как мне ты говорила,
Как часто говорила: «Я тебя люблю».
Сбивая черным сапогом с травы прозрачную росу,
Наш караул идет в дозор, и каждый к своему посту.
И каждый думает о той, что дома ждет, что  письма пишет:
«Любимый, милый, дорогой, я жду тебя, тебя я слышу».
Когда шинель снимая, с усталых плеч снимая,
О милых вспоминая, они ложатся спать.
И снятся им родные поля, леса густые,
И  девушки, которые так обещали ждать.
Сбивая черным сапогом с травы прозрачную росу,
Наш караул идет в дозор, и каждый к своему посту.
И каждый думает о той, что дома ждет, что письма пишет:
«Любимый, милый, дорогой, я жду тебя, тебя я слышу».
Теперь мне часто снится, как свадьба веселится,
Все радостные лица, «Горько» вам кричат!
Любить ты обещала, но слово не сдержала,
Лишь только написала: «Ты все поймешь, солдат».

И снова припев! – топая ногой в ритм, весело сказал Павел.
Ольга нараспев протянула: «Сбивая черным сапогом с травы прозрачную  росу…»
Она была счастлива и в конце песни захлопала в ладоши.

- Я тебя люблю… - и она обняла его за плечи.

- И я тебя лю…
Ольга засмеялась. В эту минуту казалось, что счастье есть, вот оно! Вот оно… счастье. Они оба смеялись. Павел убрал гитару на пол и повалил девушку на кровать. Они смеялись, щипались, вели себя как дети.

Павел перевернулся на спину:
- Посмотри, у меня печень еще не в трусах? – спросил, беря Олину руку и кладя себе на печень.

- Ну, выпирает. Есть такое. Болит?

- Что ж, прощай, дорогая… приехали.

- Приехали, – улыбка исчезла с лица Ольги. - Ты совсем не понимаешь, что делаешь! Разве можно так? Что мне делать, если тебе плохо станет? Я не успею тебе помочь… - тусклым голосом сказала Ольга, убирая руку с живота Павла.

- Я ради тебя только и живу… Я завяжу. Я очень этого хочу.

- Существуешь… - вставая с кровати, печально произнесла Ольга.

Ближе к вечеру Павлу стало хуже. Он лежал перед включенным телевизором, но не смотрел его. Ольга на кухне мыла посуду и готовила пирожки. Павел как-то попробовал их, еще когда Ольга жила  на съемной квартире у Ники и Анжелы. Тогда они ему очень понравились, и теперь он заказал их на ужин. Павел много дней уже практически ничего не ел, но Оля чувствовала, что ей необходимо чем-нибудь себя занять. Занять, чтоб не думать и не видеть больное, вымученное лицо Павла.

С наступлением вечера Оля организовала ужин. Они ели пирожки с картошкой и мясом со сметаной. Павел съел пять штук. И все. Потом он снова лег в кровать, почувствовав слабость. Позже его вырвало.
Оля перемыла посуду и вернулась в комнату. Они лежали вместе на кровати и смотрели в потолок. Телевизор менял кадры, а Павел в забытьи или чтобы отвлечься от боли начал вспоминать свои армейские годы.

- Ты знаешь, мне исполнилось восемнадцать, и я пошел в армию. Не поверишь, мама сама ходила в военкомат и просила, чтобы меня забрали. Она устала от меня, я тогда вляпался  в одну  нехорошую компашку.  Но тогда  90-е были. Звучит как оправдание, верно? Вот она хотела из меня человека сделать. Как думаешь, я стал человеком?

Ольга пожала плечами:
- Человек живет, а ты?

- Но пошел я в армию, там первый раз засыпался на ханке. Попал тогда жестко, отправили на «губу». Ты знаешь, если бы я так и оставался на ханке, вряд ли я бы таким стал. Ну, покурил бы, потом прошло бы… как юношеское. А вот еще… - Павел присел на кровати, схватил сигарету, потер голени, скривился. - Чертовы кости, - раздосадованно сказал он. Прикурил. Продолжил: – Помнишь, взрывы были в Буйнакске? Еще в Москве были? Теракты… эти чертовы…
Ольга молчала. Откинула одеяло, обнажив  худые ноги и кусочек своей комбинации.
- Я в составе МЧС находился. Вот, видишь тату? С армии, – Павел ткнул куда-то в левое плечо, рядом с другой татуировкой, и продолжил: - Дом весь был как порублен. Куски стен висели в воздухе, будто подвешенные на воздушных невидимых шариках. Помню, разбираем завалы, все хотели найти уцелевших… С собаками ищем, но ночь была и все спали… Мы каждый метр обнюхивали и обстукивали, но не было результата. А потом я набрел на платяной шкаф. Он как новенький был. Среди перекошенных плит лежит на боку, и ни одной царапины, ни одной трещины, представляешь? Открываю, а там…

- Что там? – взволнованно спросила Ольга.

- Там… Там в пакете лежало постельное белье. Простынь чисто-белая и пододеяльник. Знаешь, вокруг грязь и темнота, а тут – такое: ослепительная белизна простыни. Мне казалось это чудом. Ты представляешь? Грязь везде, обломки стен, куски порванных обоев,  одежда разных цветов, мебель, стоны и крики, все бегут, и суматоха такая вокруг, все пропитано горем, всем нутром чувствовал это. И эта белизна! Это как чудо! Это прямо как ты…

- Возможно… - выключая телевизор, сказала Ольга.
Он еще долго вспоминал, как он был на службе в МЧС. Забавная история вышла с кошкой, которая испугалась свиста чайника и из собственной форточки выпрыгнула прямо на  ближайшую ветку дерева. Или как спасали от бешеной собаки жителей коммунальной  квартиры. Много историй, которые были из настоящей обычной жизни человека. Все это казалось совершенно нереальным