Первая победа. Глава 12

12
На первом судебном заседании зал не вмещал всех желающих присутствовать, и рабочие, которым не хватило места, расположились у входа.
Интересы заводчан представляли в суде все члены КБНП, а также юрист широкого профиля, при Советской власти работавший следователем, Владимир Олавинский. Интересы Сопыркина – специализирующаяся на защите богатых Фрея Резалова, а также прибывшие из Москвы Игралкин и Шокреев. Судьёй был назначен Борис Резницкий.
Вчерашний номер «Пролетарской газеты» со статьёй Стремнинина ходил по рукам. При вёрстке постарались сделать так, чтобы можно было отксерокопировать с газеты листовку, чем многие активисты и пользовались. Не было ни одного почтового ящика в городе, который обошли бы распространители, ни одной автобусной остановки, к которой не была бы приклеена листовка.
«Главное – вынудить кого-нибудь из сопыркинской банды сказать, будто завод нерентабелен, - думал Летаев. Соловьёва принесла расчёты и схемы, доказывавшие полную самоокупаемость предприятия. Все выступления представителей рабочих сводились к тому, что банкротство было искусственным.
Сам Сопыркин на всём протяжении процесса не проронил ни слова. Его компания тоже в основном молчала. Только один раз Деревянкин сказал:
- Ничего рентабельного в этом заводе нет, иначе бы он не обанкротился. Прибыль от него мала.
- Во-вот, мала! Мала, но есть ведь! – удовлетворённо ответил Летаев. – А банкротом предприятие становится при отрицательной прибыли. Но я бы хотел обратить внимание на другое. Ваше понимание рентабельности в корне отличается от нашего. Для вас рентабельно только то производство, которое даёт прибыль большую, чем использование станков в качестве металлолома и помещений в качестве складов. Для нас же…
- Хватит! – резко сказала Резалова. – Мы, наверное, не то здесь обсуждаем, насколько рентабелен завод, а то, насколько правомерны действия истца и действия ответчика. Это зависит от того, кто имеет больше прав на предприятие. По закону должен состояться аукцион, но его проведение постоянно срывал господин Летаев, который стремится завладеть заводом. Срывал потому, что у него нет денег, чтобы выиграть честно…
По залу понеслись смешки. Было непонятно, действительно ли Резалова думает, будто Летаев «стремится завладеть заводом», чтобы управлять им по своему усмотрению? Или это пропагандистский трюк? Если первое, то каким же зашоренным надо быть, в каких облаках витать, чтобы ставить на одну доску Летаева и Сопыркина? Если второе, то на кого эта пропаганда рассчитана? Но уже следующая фраза Резаловой, о «честном выигрыше», повергли многих в уныние, а некоторых – даже в ужас. Это что за извращённое сознание надо иметь, чтобы считать, будто больше прав на предприятие имеет тот, кто имеет возможность больше заплатить, а не тот, кто сорвал его банкротство, доказав тем самым свою способность управлять? Станислав вспомнил, как некий либерал, защищая магната, из рук вон плохо управлявшего предприятием, говорил: «Национализировать нельзя, это его собственность. Мой пиджак: хочу – изрежу, хочу – бомжу подарю!» Ещё он вспомнил статью с цитатой из Уэллса, где тот в полемике с социалистами говорил: «А зубные щётки тоже будут общими? Извините, я не согласен. Если бы так рассуждала Резалова сама по себе, беда была бы невелика Но на её стороне – законы, приравнивающие завод как объект собственности к пиджаку и зубной щётке.
Судья объявил перерыв до следующего дня. Выйдя из здания суда, он увидел, что возле него собралось около тысячи людей. Люди, казалось, ждали его. Они были самыми разными, но смотрели на него с одинаковой ненавистью. Резницкий замер от неожиданности. А люди стали выкрикивать в его сторону:
- Ты хочешь, чтобы больше было преступников!
- Ты с них кормишься!
- Так и знай – не пройдёт!
- Не вынесешь решение в нашу пользу – разнесём ваше здание по кирпичику!
Резницкий перепугался не на шутку. Дело принимало серьёзный оборот. Судья понял, что люди обязательно исполнят свою угрозу, и никакая милиция их не остановит. А армию задействовать опасно, там много недовольных. «Вот скряги, - подумал Резницкий, уже сидя в машине, - денег им на  наёмную армию жалко! А впрочем, рефлексы у наших чинуш таковы, что сразу разворуют, что выделят».
Резницкий представил наёмных солдат, требующих украденные деньги. Это ведь не безоружные рабочие! «Пока мы не покончим с казнокрадством, о наёмной армии и мечтать нельзя! – подумал он. О том, как он сам оправдывал заведомых казнокрадов – Резницкий предпочёл не вспоминать.
Но почему люди, не имеющие отношения к предприятию, пришли сюда? И почему они начали с того, что он кормится с преступников? Это оставалось для Резницкого загадкой до тех пор, пока он не подъехал к гаражу и не встретился с соседом-милиционером.
- Борис Аркадьевич, вот посмотрите, в чём нас с вами обвиняют, - сказал Резницкому сосед и протянул свежий номер «Пролетарской газеты»
Прочитав статью Стремнинина, Резницкий чуть не лишился чувств от ужаса. Он понял, что хочет он или не хочет, а придётся ему вынести решение в пользу рабочих. Если, конечно, не желает он быть растерзанным толпой.
Следующее заседание суда состоялось на другой день. Резницкому пришлось проходить через толпу, бросавшую враждебные взгляды и кидавшую ядовитые реплики. Досталось на этот раз не только ему, но и Резаловой.
Резалова на этот раз вела себя тихо, от её вчерашнего энтузиазма и следа не осталось. Конечно, она говорила о незаконности поведения рабочих, о том, что завод признан банкротом, а значит, по закону он и является банкротом, а что фактически он не банкрот – для закона ничего не значит. Но по всему видно было, что говорит она так по долгу службы, и жалеет, что взялась за это дело.
Сопыркин и компания сидели, съёжившись, нахохлившись, они тоже наслушались угрожающих реплик в свой адрес.. Понимали они, что если суд вынесет решение в их пользу – их не спасёт никакая охрана. А милицию задействовать опасно, народ слишком обозлён. И кто знает, не сможет ли восстание в городе сдетонировать на всю страну?
Так думал самый грамотный из банды Сопыркина, Деревянкин. Остальные думать так были неспособны, но чувствовали то же самое.
Как же рад был бы Резницкий услужить Сопыркину! Но он всё отчётливее понимал, что услужит ему больше, если отвергнет его притязания. «Это последний процесс, который я веду в качестве судьи, - поклялся он себе. – Открою фирму, занимающуюся юридическими консультациями».
Да, много клятв нарушил Резницкий за 30 лет своей жизни. Но эту клятву он никогда не нарушит!
Дрожащим голосом Резницкий зачитал приговор суда. Банкротство завода было признано незаконным, бывший директор, купленный Сопыркиным и благополучно скрывшийся, как только рабочие возмутились – объявлен в розыск. И, что главное – завод решено было передать в собственность рабочих.
В действиях Сопыркина судья никакого криминала не обнаружил. «Это единственное, что я могу сделать для тебя, друг, - подумал Резницкий. – Надеюсь, толпа не потребует твоей крови».
Рабочие не могли поверить своему счастью. Более эмоциональные из них (далеко не только женщины, как принято думать) смеялись и плакали от радости, но и выраженные рационалисты, которых обычно ничего не могло ни смутить, ни вывести из себя, от них не отставали. Многие заводчане в первый раз в жизни видели так много радости. И многие чувствовали, что, что бы ни случилось в их жизни, этот миг останется в их памяти, как самый счастливый.
Ликовали и люди, собравшиеся на площади перед зданием суда. Впервые они почувствовали себя силой, способной что-то сделать в своих интересах.
И многим становилось понятно, как кощунственно это – разбираться, чья заслуга больше. Да, велика заслуга Летаева, возглавившего КБНП, Валнухина, разоблачившего главного агента, Венковой, предупредившей рабочих, Соловьёвой, взявшей на себя инициативу предложения пожертвовать часть зарплаты, Стремнинина, разоблачившего корыстный интерес судьи. Но без массы всё равно ничего бы не получилось.