Первая речка

               

В детстве мы называли его Речкой, хотя речкой водоём, если так его можно назвать, не был. Весной разливалась Сакмара и низину под Красной горкой, метров сто в диаметре, заливала вешняя вода. Сакмара уходила, а вода оставалась. Занятий много весной: порыбачить на Ключике у Сакмары, сусликов половить. И после всех дел перепачкаешься, домой стыдно идти. Заворачиваем всей компанией на Красную горку, моемся, одёжку от грязи очищаем, костёрчик разведём, сушимся, попутно мясо суслиное ребята жарят и уплетают за обе щёки. Я не ел никогда, почему-то брезговал, жарил на прутике мелких рыбёшек и тоже уплетал за обе щёки. Летом  Речка наша пополнялась стоками после дождей с  возвышенности, на которой Гребени расположены, и вода в ней всегда была чистой и прозрачной, даже бельё в ней раньше полоскали  наши бабушки и матери.

Мы начинали там купаться аж с первомайских праздников. К тому времени там уже была лодка, мы с другом Иваном по половодью за соком берёзовым плавали сюда же к старой, огромной берёзе в Лаврентьевском саду под Красной горкой. Сын мой, Алёша, в детстве тоже любил  этот сок и называл его деревянным. Да он и был деревянный, в магазине потому что, из колб стеклянных. Мы пили прямо из банок, прямо тут же под берёзой. А ещё Иван тайком прихватывал старенькую отцовскую берданку и мы палили по мишеням: банкам консервным, пенькам. Один раз, на спор, Иван с лёту сделал из моей фуражки друшлаг, пришлось соврать, что потерял фуражку. Лодку мы всегда переворачивали вверх дном: чёрное днище её быстро нагревалось на солнце и, выбираясь из совсем не тёплой воды, мы, стуча зубами,  ложились животами вниз на горячее просмолённое днище. Благодать!

А потом наступало лето! Речка наша усыхала немножко и мы бреднем ловили карасей мешками. Попадалась и белая рыба; судачки, голавли, жереха. На появившейся траве икра повисала, мы с ребятами радовались, что рыбы будет много на будущий год. Но из икры этой появлялись сначала маленькие чёрные капельки, у которых хвостики извивались быстро и двигались они тоже быстро. Что за рыба? Мы дивились. Потом у капелек появлялись ножки под хвостиком и по вечерам существа эти издавали звуки: «УК-ук…», мы и звали их – уклы. Из укл этих появлялись уже лягушата. Разочарование – полное. А мы рыбу ждали !

Но не всё же лето купаться в Речке, работали мы в колхозе, возили на лошадях сено, которое до этого сами и скопнили. И вот обед. На перегонки мчаться брички наши на Речку – коней напоить да и самим нырнуть в эдакую жарищу. Жадно напившись, кони бьют копытом по воде, Кто-то не выдержал, распряг коня, сел верхом и вглубь, вплавь. Вечером, или после работы, или после игр, надо телёночка привести домой, он весь день травку на Берегу Речки щипал на привязи, вон мычит громко – домой охота, к молочку мамкиному. Заиграешься иногда, ночь уже, а идти за телёнком надо. Идёшь, страхи превозмогая, от криков совиных шарахаешься. Телёнок тоже боится, сиганёт, иногда, и силёнок детских удержать не хватает. Держишь, и на пузе он тебя тащит – терпишь: упустишь его – пол ночи ловить будешь по садам нашим.

 На Красной горке пчельник колхозный располагался: омшаник, для хранения пчёл зимой, да домик маленький на санях (зимой трактор утаскивал). Приходила пора мёд качать, мы, ребятня, тут как тут. У каждого горбушка хлеба,  у особо жадных – ложки. Сидим у домика – ждём. Страшно, пчёлы гудят кругом, Мишку вон укусила, но не уходит, тоже ждёт. Дядя Федя Забродин выносил нам цельное блюдо  (мама дома варенье варит в таком), мёда.  «Угошшайтесь, ребятёшки!» - напутствовал он нас и мы ели от пуза.

К сентябрю берега нашей Речки покрывались дивными цветами Иван-чая, розово-фиолетовые маленькие гладиолусы. Их было так много, что берега  все были в этом цвету. В пору эту на Речке хозяевами были гуси. Нам купаться уже холодновато, а им-то что. Но иногда подвыпивший мужик устраивал на них облаву, тут уж гвалту   гусиному удержу не было, особенно ежели брат их или сестра попадали всё-таки в руки отчаянного охотника. Охотнику тоже перепадало, только на другой день, от хозяина гусей.  В сентябре же Речка мелела уже заметно, и в тёплый день по берегам карасей можно было ловить руками: ляжешь на брюха и ползёшь, руками впереди ощупывая ямки. Бац! Есть! И уже повзрослевший и пожирневший карась на кило, о то и больше, бьётся у тебя в руках. Держишь крепко, упустить боишься, на берег несёшь, маленьких-то просто кидаешь на берег. Если осени были дождливыми, то Речка пополнялась опять бурными ручьями .

Наступала зима. Казалось бы, что там делать на Речке? Как что? А хоккей! Лёд был ровный и гладкий и такие баталии разворачивались, что до седых волос дожил, а охота туда, в хоккей поиграть. Были и свои Харламовы, и Михайловы. Я всегда стоял на воротах.  Сколько же синяков и шишек я нахватался от этих Харламовых, стоя на воротах без снаряжений вратарских. Позже додумался: рукава у телогрейки отрывал и в промежутки между прострочками вставлял прутья ивовые, надевал на ноги – хоть какая-то защита. И шайбу научился ловить на лету – чему только не научишься, если шайба летит тебе в лицо. Вьюги зимние заносили наш стадион сугробами, но мы с упорством кротов всегда очищали его, иногда снежные борта стадиона  были выше нашего роста.

Потом опять весна, льдины, на которых мы катались, в морские сражения играли…..Всё опять повторялось сначала, для других ребятишек. Шла жизнь. Забросила меня судьба во Владивосток. Там есть район – Вторая Речка – сборно-учебный пункт Тихоокеанского флота. И там, на Второй речке, я понял, что значит для меня Первая.  Родина, мама  и  папа, другие любимые люди, первый и радостный труд, девушка Оля – первая любовь, которую я и поцеловал в первый раз на льду того самого стадиона на нашей Речке.


Пришли новые времена – рыночные.  На Красной горке растёт коттедж. Хозяин технику понагнал, скреперами перевез красную глину с горки и окольцевал нашу Речку высокой трёх метровой плотиной. Построив умные  (как казалось хозяину), гидротехнические сооружения, он решил удержать воды Сакмары в больших объёмах, даже второй водоём рядом сотворил – маточник для рыбоводства. Каждый год Сакмара рушит плотину, а там и плиты железобетонные, и камни многотонные – всё крушит Матушка Сакмара. А если и удаётся удержать воду, она летом всё равно уходит: даже дно плёнкой целлофановой застилал - уходит, насосами из скважин качал сутками – уходит.  Мы  в первые годы, помогали хозяину, земляку – соратнику по играм хоккейным, украсить нашу Речку:  ну а что плохого в этом? Один год удержал он чуток воды, даже рыбу пустил, и даже разрешил нам  рыбачить (час не больше),  и не поймали мы ничего, но осадок первый появился, от слов хозяина: «Час, не больше.» Позже, в сентябре уже, мне разрешили ловить рыбу руками, там воды было по щиколотку – рыба пропала бы всё равно. Наловил – неделю болели зубы – застудил, в бане только и спасался, отогреваясь. Сейчас Речки нашей нет, место то  обнесено забором, надписи кругом: «Проезд, проход запрещён – частная собственность.» Я и не против дел хозяина - земляка, разве плохо, что место любимое украсит человек, землякам место отдыха благоустроит. НО ЧТО НЕ ТАК? ПОЧЕМУ САКМАРА ВСЁ РУШИТ? КУДА ВОДА УХОДИТ?