В степи эха нет Часть 1, гл. 10-12

*10*
                Николай лежал внутри стога соломы, что стал ему на сегодня ночным пристанищем. Он вырыл в нем небольшую пещерку и улегся головой наружу, чтобы видеть  небо. В степи оно завораживает своей близостью. Кажется, протяни руку – и  на ней останется пыльца расцветающих звёзд.  Ночи конца августа выдались лунными. Плоский диск светила утопил в серебристо-молочной дымке всю окрестность до горизонта, а сам застыл в самом зените, прислушиваясь к хору сверчков и цикад. Пахло прелой соломой, полынью и почему-то, так казалось Николаю, парным молоком.  Рядом со стогом пофыркивал стреноженный Орлик. 
                Уже третьи сутки он живет в степи. Наверное, завтра, если только не заблудился  и если кочевники не снялись с места, он должен выйти к калмыцкому хотону,* к жилищу Очировых. К ним его направил Николай Санджиров. Там, если получится, он  переждёт еще пару-тройку дней, если хозяева против не будут. Тёзка уверял – не будут. А потом что? Куда? На сколько? Когда можно будет вернуться в Обильное?  И что его ждет там? На эти вопросы он пока ответить не мог. Как и на многие другие.
                Как жить дальше? Что же – вот эта степь теперь навечно станет его приютом, его домом? На-веч-но… А какая она, эта вечность? 
                Он знал о страшной участи многих сослуживцев, которую мог бы разделить с ними. Ох, как вовремя вытащил его Санджиров из ада! Просто расстрел десятков и сотен военных можно считать их удачей. Зверства большевиков не знали предела:  офицеров топили, закапывали живьём, сжигали в топках, вешали, четвертовали, прибивали гвоздями погоны, вырезали на теле лампасы…
                Николай  открыл глаза. Тряхнул головой, будто стараясь освободиться от тяжких мыслей. Голубая прозрачная ночь по-прежнему баюкала обожженную летними солнцами степь, и та, распластавшись на сотни верст, благодарно и покорно спала.
– Надо бы и мне поспать, - подумал Николай, проследив за очередной, падающей за горизонт звездой. – Помнится, мама в детстве, когда они летом выезжали на дачу, всегда говорила ему, что такая звезда исполняет желание, если успеть его загадать…Мама, мама… Чего же мне пожелать сегодня?
                Пожалуй, сейчас Николай хотел бы только одного: чтобы рядом с ним оказалась   Аня…
                Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и представил её высокую, стройную, перехваченную в талии белым пояском фигуру, серые влажные глаза, завитки темных волос на шее, тяжелые косы,  мягкие, чуть припухшие губы,…их вкус.
Сон наконец одолел и его.


*Хотон – калмыцкое кочевое поселение из нескольких кибиток.


   
*11*
               
             Кибитки хотона он увидел издалека. Если это, конечно, тот хотон.
Пришпорив коня, Николай скоро оказался на месте. Привязанные к шестам собаки встретили его лаем. Из-за  дверного войлока одного из жилищ показался седой калмык.
– Мендвт,* – спешившись, поздоровался Николай.
– Менд,** – ответил хозяин.
– Доброго Вам здоровья, отец. Где тут кибитка Очировых?
–  Я буду Очиров, – старик испытующе смотрел на незнакомца.
–  Вы Аюш? Меня к Вам прислали Санджировы,  Баир и Николай.
– Входи, – вопрос в глазах сменился  интересом.
                Чуть пригнувшись, Николай вошел внутрь вслед за хозяином. Несколько секунд глаза привыкали  к сумраку.  Аюш кивнул ему на разостланную по мазанному глиной полу кошму, предлагая сесть недалеко от входа. Сам сел напротив и что-то сказал женщине, хлопочущей посредине кибитки у очага над котлом с деревянной крышкой. Та слегка  поклонилась, потом выдвинула из-за шкафа низкий деревянный столик, поставила его между мужчинами. Скоро на нем появились пиалы с чаем и лепешки.
– Ханж анав,*** – поблагодарил Николай и огляделся.
                Свет в кибитку проникал через отверстие вверху над очагом, куда от него поднимался дым.
 Слева у шкафа с посудой на полу стояли деревянные ведра с коромыслами, тут же лежала конская сбруя, седло, потник. Справа стоял большой сундук, покрытый ковром.   На растянутых  веревках висела одежда, на других сушилось мясо.  В правом углу был установлен шутян – место для икон. Стены  задрапированы ситцем в мелкий синий цветочек.
– Угощайся. Говори, - прервал молчание Аюш, – калмыцкий говоришь?
– Нет, – улыбнулся Николай – так, несколько слов. А рассказывать особо нечего. Переждать мне в степи надо несколько дней, пока власти людей переписывают.
– Санджиров  где знаешь?
– С Николаем мы вместе служили.  Теперь пока у них живу. Дом строю на реке Кенкре.
– Моя уугн кёвун…, старшая сын, не пришел с войны. Убита.
– Да, я знаю. Николай рассказывал о нём.
– Как твой звать?
– Меня тоже Николаем.
– Живи, Николай. Ты – гость.
– Ханж анав, баажа.**** А Ноха, младший ваш сын, с отарой? Далеко ли?
– Близко. К ночи будет. Отдыхай. Пойду напоить твой конь.
– Спасибо. Я с вами, если можно.

                Коня распрягли, напоили, стреножили. Аюш стал переворачивать сложенный у кибитки для просушки кизяк. Николай помогал ему. Аюш сначала противился, но Николай настоял на своем участии, согласившись рассказать о боях на Урале, где погиб старший сын Очировых.

                Ближе к ночи в хотон вернулись пастухи с отарой овец. Пришел и Ноха. Познакомились. Ужинали при свете шурума*****, потом сидели на войлоке у кибитки, мать с отцом курили трубки, Ноха  задавал вопросы о том же, о войне. Назавтра Николай вызвался идти на пастбище с Нохой, но тот сказал, что лучше будет, если он останется дома с отцом и поможет ему с выделкой шкур. На том и порешили.

            *Приветствие, обращенное к старшим (калм)
            ** Приветствие, обращенное к младшим (калм)
            *** Спасибо (калм)
            **** Спасибо, отец (калм)
            ***** Сальный светильник с тряпичным фитилём (калм)
          




*12*
                Жизнь в хотоне началась с рассветом. Пастухи угнали стадо. Хозяйка, расположившись в тени кибитки, принялась чесать шерсть, а Аюш с Николаем достали из кадушки с раствором с довольно неприятным запахом овечьи шкуры и, расстелив их на траве, стали счищать с них шерстяной покров острыми ножами.
                Ближе к обеду все трое в звенящей степной тишине услышали топот конских копыт.  К удивлению, это был Ноха. Резко остановив коня прям у кибитки, он обратился к Николаю:
– В соседнем хотоне переписчики! Военные. Их из Красных Казарм из Царицына понагнали в помощь переписке. Уходить тебе надо! Схоронись в соседней балке. А я вечером за тобой заеду, если всё спокойно будет.


                Уже начало смеркаться, когда Николай решил вернуться к Очировым. Правда, Ноха так и не приехал. Но чего ждать? Уже теперь явно все переписчики убрались восвояси. Ночь скоро. Ну а завтра…завтра видно будет.

                Тихим шагом выехал Николай в открытую степь. Она остывала, дышала ровно и умиротворённо.  Полдиска луны выглядывало из-за  края земли, проверяя её готовность ко сну. Как часовые, то тут, то там вставали столбиками на пути у всадника суслики, но тут же прятались в только им видимые в сумерках норки.

– Стой! Стой! Стрелять будем! –  далекий окрик показался Николаю неожиданным и нелепым в этом мире покоя. Он оглянулся. На фоне сереющего горизонта четко вырисовывалось очертание двух всадников. Николай рванул поводья, Орлик пустился галопом. Преследователи не отстали. А потом послышались выстрелы.   

                Пуля в спину не заставила себя долго ждать. Орлик, кажется, тоже падал. Или это падала вниз земля? Теперь уже полный диск луны показался Николаю почерневшим, как при затмении. Потом почернело и  погасло всё.
 
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2014/12/18/1486