Эффект Мангуса

Та бесстыжая баба, что шастала по подиуму в одной прокладке, конечно же, называла ее как-то по-другому … ну неважно, как она ее называла. Но лоскут материи, заправленный между бесстыжих бабьих ляжек и приклеенный к телу на копчике и на лобке, ничем кроме прокладки быть не мог. Очень оригинальный подход к портновскому ремеслу. Если это не предел их фантазиям, то не исключено, что со временем модельеры захотят вырядить кралю в один только Tampax, который, по сути, является той же самой прокладкой. Тем более что Tampax будет нести службу не где-то на периферии событий, а прямо у истоков, то есть на входе в святая святых, в "любовное огниво", как определил великий наш поэт участок женского тела, притягивающий вожделенные взоры всех без исключения мужчин и даже немалого числа женщин. Правда, не все ценители высокой моды смогут разглядеть за складками больших и малых половых губ одежку бесстыжей бабы… виноват, дерзкой и чувственной модели, но это, как говорят, уже их – ценителей – личные проблемы.
Вам, уважаемый читатель, не доводилось внезапно заполучить кучу денег, просто найдя ее на улице? И не огорошивали вас известием о существовании дальнего родственника, о котором вы раньше и слыхом не слыхивали, и который, отойдя в иной мир, оставил вам приличное наследство в евровалюте? А не приходилось ли вам на ровном месте совершать открытие, реализовав которое, вы смогли бы стать обладателем умопомрачительной суммы, от которой захватило бы дух (речь опять же, как вы поняли, о деньгах)? Если – нет, если вы ничего такого не нашли, значит, и терять вам, скорее всего, ничего не доводилось. Но сами понимаете, на вас свет клином не сошелся.

***

Один глазастый мальчуган тридцати лет с хвостиком углядел, что на улицах российских городов и поселков все чаще в наскоро поставленных палатках или шатрах происходят демонстрационные контакты сексуального характера между людьми и животными, – доступ в палатку происходил после приема «пожертвований» в фонд защиты животных, – и захотел узнать, как такие контакты регламентированы. Оказывается никак. После недавней отмены уголовной статьи за скотоложство в правовом плане на этой ниве образовался пробел. Полицейские патрули, также не обремененные собственным правосознанием, следили только за тем, чтобы публика не бросала бумажные стаканчики мимо урн, и вообще, вела себя вежливо. Мальчуган сдуру решил, что напал на золотую жилу, и для начала слегка прошелся по инстанциям. Однако жила была не про него. Мальчугана оттерли на ранней стадии развития темы, дав немного отступных и пообещав вспомнить о нем в будущем. По точно дозированным вбросам в СМИ можно было судить, что, неустанно продвигаясь на самый верх, тема ширилась и крепла довольно бодро. Сколько лямов зелени ушло на то, чтобы под грифом «Разное» забить «Зоофилию» в повестку дня Политбюро история, однако, умалчивает.
Преамбула доклада была писана в подпольной PR-конторе на гербовой бумаге, золотым пером, высоким слогом и, конечно же, за кругленькую сумму. В первых двух абзацах, которые успел озвучить докладчик на заседании, скороговоркой упоминалось о достижениях российского общества в области легализации секса, а также делался весьма сомнительный вывод о решении почти всех, возникших ранее и имеющих большое социальное значение, сопутствующих проблем. Здесь контора, а вслед за ней и докладчик слукавили. Вопрос легализации проституции уже почти десять лет различные подкомитеты перебрасывали друг другу, как горячую картофелину, так как этот вопрос, а точнее проституция, находились под мощным контролем мафии, способной оказать давление не только на какой-то жалкий подкомитет, но и на все Политбюро в целом.
Докладчик продолжал:
 – Человек постоянно проявляет заботу о животных. Возьмем домашних животных, которые живут рядом с человеком…
Едва он упомянул о греческих пастушках, в президиуме кто-то постучал карандашом по стакану с минералкой.
 – Эти подробности можно опустить.
 – Конечно. – Согласился докладчик. – Тогда, самая суть. В мире происходит масштабная революция в области секса и всем, что с ним связано. Мы в тренде, хотя по некоторым позициям существенно отстаем от лидеров. Чтобы не отстать еще больше, мы должны хоть в чем-то опередить Европу. Зоофилия – это наш конек, оседлав который…
 – Понятно. Имеются ли какие-то конкретные наработки?
Докладчик смешался.
 – Капитального исследования пока еще не проводилось. Сами понимаете – финансирование. Удалось только на общественных началах изготовить чертеж конструкции, – мы ее назвали тренажером, – которая могла бы быть хорошим подспорьем мужчине при, так сказать, общении с жирафой. И самое главное, – уже заканчивал докладчик, пуская по кругу для всеобщего обозрения чертеж какой-то хитрой конструкции, – пока бизнес – а это – будем, уважаемые коллеги, реалистами – в первую очередь бизнес,– не лег под мощную крышу, нужно торопиться. Пусть крышей будет государство. Изготовление пробной партии «тренажеров» можно поручить военно-промышленному ведомству. – Завершил он на выдохе.
Директор ВПК дернулся, как от удара, и сквозь мгновенно побелевшие плотно сжатые губы процедил:
 – Мой комплекс этими конструкциями никогда заниматься не будет. – И нервным движением ладони швырканул бумажку на пол.
 – Но ведь это не ваш комплекс, а российского правительства. – Резонно заметил докладчик. – А у него могут быть отличные от ваших планы и предпочтения. Не забывайте, что проданная за соответствующую цену конструкция смогла бы в течение месяца прокормить 2 – 3 семьи российских рабочих.
Услышав слово «цена», Политбюро встрепенулось. Поскольку у каждого из членов был за душой свечной заводик, да не один, в вопросах ценообразования они могли заткнуть за пояс не только министра финансов, но и самого господа-бога. Пятеро заговорили разом, возник некоторый неподобающий шум, а командир ВПК, пытаясь игнорировать шум и склоку, мучительно вспоминал, где он хранит наградное оружие, и никак не мог вспомнить. В голову почему-то лезли одни только свирепые, но более чем актуальные лермонтовские строки:  «…Но в горло я успел воткнуть – И там два раза повернуть – Моё оружье… Он завыл…».
«Гнида, – думал командир о докладчике, – ВПК, вывалявшись в грязи, изготовит образцы и техдокументацию, а потом передаст все за копейки государственной якобы компании, в которой заправляет твой двоюродный братец. Знаем мы эти схемы, урод. Не пальцем мы деланные, к твоему сведению. Воткнуть бы тебе в одно место осиновый кол. И там два раза повернуть…».
Легким похлопыванием подушечками пальцев по столу штатный Сглаживатель Острых Углов, не давая гневу командира выйти за пределы политкорректности, остановил словопрения (а, надо сказать, Политбюро приучилось ловить не только легкий жест конечностями, но даже и движение его ресниц) и выступил с инициативой.
 – Давайте пока отложим вопрос об изготовлении этих… – Сглаживатель краем глаза на полсекунды окунулся в свои заметки, – тренажеров. Давайте передадим вопрос для изучения нашему депутатскому корпусу, а после уже примем решение.
Докладчик в душе возликовал – он не сомневался, что решение не только по тренажерам, а по проблеме в целом практически принято.
В тот же день чертеж и краткое описание принципа работы тренажеров попали в сеть, но не вызвали, как предполагалось, бурной реакции. Правда, небольшое число экспертов указывали на кажущуюся легкость и ажурность конструкции, которой вменялось в обязанность удерживать совокупляющееся животное в статичном положении. А вдруг как эмоции животного, – содрогался анонимный эксперт, – перехлестнут через край, например, при достижении оргазма?
Ему в ответ сдержанно покашливали.
 – Кхе, кхе… Знаете ли, до оргазма… это ведь не каждому жирафу под силу, не говоря за… гм-м… за мужика.
Некоторые комментаторы, утратив чувство меры, так вообще изгалялись над чистыми и светлыми помыслами:
 – Глубоко просим прощения и просим объяснить: в какие губы будет целовать длинношее животное – ведь любить, так любить! – ее пользователь? Еще раз просим извинить.
Что касается депутатского корпуса, то оный корпус, скучая по настоящему делу, со сноровкой опытной минетчицы двумя руками ухватился за представившуюся возможность. Целый пласт доселе неизученных проблем ждал вмешательства опытного законопроизводителя: регламент, охрана, санитария, гигиена, техника безопасности, защита животных и пр. и пр. Минуточку, а налоги? Еще минуточку, а контрацепция? О, Господи! Невероятно, но всякое бывает…
Депутат-реформаторы считали себя людьми умными и проницательными, и понимали, что при разработке закона нужно учесть абсолютно все существенные вопросы, чтобы не было ни единого шанса у кого-либо со стороны отъять тему. Хотя зоофилия, как таковая их интересовала постольку поскольку, но было желание утереть Европе нос, и еще хотелось иметь возможность периодически спрашивать покровительственным тоном и с едва прикрытым ехидством в голосе у той же Европы:
 – Ну, как вам наша зоофилия?
Эти люди не знали или заставили себя забыть, что точно таким же тоном депутаты давнишнего созыва, когда ломали через колено советский социализм, спрашивали у Европы:
 – Ну, как вам наша перестройка?
А Европа отвечала:
 – О-о, да, рус-фанер. Караша ваша переделка. Однака, дальше поживем – повидаем.
Никто, конечно, не мог предполагать, что прошедшее заседание даст ход событиям, которые приведут к тому, что в России опять не станет секса, зато возобновятся обычные половые сношения между мужчинами и женщинами, как для собственного удовольствия, так и для создания потомства. Но ведь хотели, как лучше.

***
А все началось, казалось, с сущего пустяка.
Грузчики втащили в дом объемную коробку, помогли технику вынуть из коробки и установить на низком столике большой телевизор и, поимев мзду на пиво, отправились по своим делам. Встречала грузчиков и техника хозяйка особняка (самая что ни есть блондинка), которая и оплатила покупку. Она уверяла себя, что делает мужу подарок, хотя не могла не сообразить, что пользоваться подарком они будут обоюдно. Муж – высокий и ухоженный, следящий за осанкой молодой человек – находился тут же в комнате, и звали Мангус. Звали, правда, не все, а только она и звала – его любимая женушка, – вынянчив это имечко в каких-то своих, неподвластных трезвому анализу размышлениях. Известно только, что первый слог имени – «Ман» в англоязычной среде автоматом трансформируется в «Мэн», а дальше идут варианты: или супруга уже видела в муже настоящего мужчину, или только собиралась такового вылепить. Ну, это как говорят, их личное дело.
Без лишних эмоций поблагодарив женушку, Мангус, – в телефонном разговоре с матерью он также отзывался и на имя Матвей, – со скептической гримасой на лице присоединился к мастеру. На своем, хоть и недолгом, веку Мангус перепробовал уже гору цифровой техники и не ожидал увидеть чего-либо, способного изумить, однако мастер сумел заинтересовать его, сообщив, что техника-то оказывается с сюрпризом.
 – Глядя в этот глазок, нужно сосредоточиться и вызвать в памяти или номер канала, или его заставку, или увиденный ранее на канале сюжет. А затем мысленно щелкнуть хвостом. – Посмотрев на озадаченную физиономию собеседника, технарь тут же поправился. – Мышкой. Я хотел сказать: щелкнуть мышкой. Мысленно. Или про себя сказать: «о кей», или «да», или тоже мысленно нажать энтер. В общем, выразите согласие, и панель вас поймет. Не забывайте: она интерактивная.
Мангус пообещал не забыть.
 – А с помощью вот этого глазка можно регулировать громкость. – Поведал на прощанье технарь и с чувством выполненного долга поспешил к выходу.
Мангус занялся каналами, а хозяйка шариковой ручкой, любезно предоставленной сотрудником фирмы, со словами благодарности подмахнула наряд и поинтересовалась, действительно ли это самая современная плазма?
 – Конечно. Супер. К тому же – самые крутые навороты. – Заверил ее мастер. – Интерактивная. – Заговорщически добавил он, походу выполняя несколько полезных дел: поправлял на плече ремень техносумки, сквозь два слоя материи: футболка и рубаха, кожей ощущал приличную чаевую банкноту, заправленную тонкими пальчиками милой хозяюшки в нагрудный карман, шарил глазами в вырезе платья хозяюшки и думал: будет ли уместно приложить руку к крутому изгибу, где талия милой дамы под легким цветастым халатом переходит в симпатичное бедро?
Интерактивная... Хозяйка необоснованно почувствовала в этом слове какой-то сексуальный подтекст, и проводила мастера многообещающей улыбкой. Между тем Мангус, продолжая серфировать по многоканальному раздолью, мельком обратил внимание на оратора с большими красными ушами, выступающего на весьма представительном собрании, очевидно, с нудной и продолговатой речью. Затем наткнулся на программу, рассказывающую о путешествиях, об исключительно редких и практически необъяснимых природных явлениях, об экзотических животных и о посещении отважными путешественниками того места в загробном мире, где берут начало семь кругов ада.
 – Мангус, не переключай. – Попросила супружница, и муж уступил.
Кажется, им повезло. Очередной выпуск программы был посвящен пойманному в джунглях черной Африки неизвестному животному, которое, как полагали многочисленные эксперты (мнения экспертов были на предельной скорости озвучены ведущим программы), как раз и являлось недостающим звеном цепочки эволюционного развития между обезьяной и человеком. Гвоздем программы было то самое животное, присутствующее на сцене в виде тюка шерсти, запертого в стальной клетке. Ведущий пообещал, что зрители программы увидят нечто незабываемое.
 – Мангус, у меня для тебя сюрприз.
 «Еще один? – Удивился про себя Мангус и на пятках развернулся к женушке, потому что той не нравилось, если муж не обращал на нее внимание».
 «Как же ее звать? – Вдруг подумал Мангус, уставившись на молодую женщину, сидящую напротив него в кресле в какой-то раскоряченной позе и чем-то занимающейся у себя в промежности. – Как звать эту гм-м… даму, на которой – я абсолютно уверен – в данную минуту женат?»
Потом он посмотрел на ее руки.
 «И что это она выделывает в моем присутствии, неужели не может уйти в ванную, чтобы привести себя в порядок?»
 «Блин-н! Да у нее вибратор! – Догадался Мангус и сразу вспотел. – Шалава! На глазах! Ни совести, ни стыда! Да ведь это прелюбодеяние, наглое и оскорбительное. На глазах у мужа!»
Супруга заерзала в кресле, явно намереваясь прекратить то, что она делала, не дожидаясь оргазма.
 «Говорят, если кто-то кого-то отправит на тот свет в состоянии аффекта, то по приговору он получает всего ничего, а то и вовсе его прощают. – Мангус задышал тяжело и часто. – Боже, если ты есть, – возопил он в мыслях первый раз в жизни – снизпошли мне состояние аффекта!».
Не догадываясь о грозящей ей участи, супруга Мангуса излучала спокойствие и доброжелательность. Она только что освободила вагину от своего сюрприза, зачем-то положила сюрприз на красивое блюдо, занимающее вместе со столовыми приборами центральное положение на небольшом сервировочном столике, и теперь, сидя в кресле, устраивалась поудобнее.
 – Я еле его достала.
Тут надо сделать небольшое отступление. «Достала», произнесенное молодой женой Мангуса, означает не «достала из вагины», а нечто совсем другое. В данном случае «достала» относится к ее самоотверженной битве со многими такими же молодыми и вальтанутыми за доступ к прилавку в новом маркете (аккурат в трех шагах от трех тополей на Плющихе) в момент поступления товара в продажу.
 – Это можно есть. – На языке жены Мангуса «можно» почти всегда означало «нужно», хотя муж не раз убеждал ее, применяя простые и понятные логические построения, что эти слова – отнюдь не синонимы. Убеждал временно. Убеждать ее в том, что нельзя верить всему, о чем говорится в телевизоре, было вообще бесполезно.
Мангус смотрел на тарелку, ничего не понимая. Нечто, похожее на средних размеров (13 – 15 см) мужской половой член в эрегированном состоянии, но непонятной структуры и явно, в том числе из-за преобладающего зеленого цвета, растительного происхождения.
– Мангус… – пролепетала дама с легким укором, конечно же, желая мужу добра. – Леди Цимус…
Предполагалось, что Мангус должен вспомнить что-то связанное с цимусом и, спустя несколько секунд, он с некоторым смешанным чувством это вспомнил. А потом облегченно вздохнул.

***

Ах, да! Леди Цимус – гламурная штучка, душа общества, которая сделала себя сама. Несколько лет назад она подвизалась на какой-то студии и, будучи развитой, начитанной и довольно смелой девицей, которой, в общем-то, нечего терять, заняла в ней определенную нишу, занимаясь всем, чем в данный момент было необходимо заняться. И терпеливо ждала своего часа. В один из дней, когда на студию был приглашен зарубежный фермер с каким-то диковинным, выращенным им овощем, внезапно возникла проблема переводчика. Вспомнив, что девица спикает довольно-таки шустро, ее попросили войти в положение, и она вошла.
В программе принимали участие упомянутый фермер, тертый сценой и временем не очень популярный ведущий, вау-команда, парочка штатных «провокаторов» женского пола (провокаторы – лица, задающие неудобные, провокационные вопросы участникам программы, дабы внести оживление, интригу, ажиотаж и т.п.) и один профессор околонаучных дисциплин, называющий себя по обстоятельствам эрудитом, доктором, философом и даже политическим аналитиком.
Предмет изучения покоился на тарелке посредине стола, и со всех ракурсов, углов и точек зрения был, как есть человеческим фаллосом. Однако это был не фаллос, а – любовно выращенный и извращенно сформированный идиотом-фермером – огурец. Имели место быть практически все детали настоящего фаллоса, включая головку, мошонку и прочие атрибуты, что говорило об отнюдь не поверхностном интересе фермера к анатомическим знаниям.
Какое-то время программа катилась по накатанной колее. Девица естественно вписалась в действо, умело корректируя пространные рассуждения фермера о пользе агрокультуры; когда происходила заминка с переводом научных терминов, на помощь мгновенно приходили профессор или ведущий. Наконец, подойдя к кульминации, сценарий потребовал вступления в действие новых лиц. Первая провокаторша вопросом, что для овоща главное: быть продуктом или, может быть, утешителем женщин, то есть, в чем, по мнению автора, главное предназначение его огурца, ввела того в легкий ступор, но не надолго. С кривой усмешкой фермер, который ранее думал только о гастрономическом и декоративном предназначении своего творения, ответил, не желая никого обижать, что ничего не имеет против, если овощ будут использовать и так и этак.
 – А вот мы сейчас попробуем узнать: пригоден ли этот продукт для утешения. – Вскричал ведущий, и мгновение спустя в студии появилась дородная дама, которая, казалось, не совсем понимала, что именно от нее требуется.
Но объяснять ей долго не пришлось. Дама прилюдно оголила женское естество, раскорячилась в студийном кресле и привычно ввела в лоно поданный ведущим фаллос. На вопрос ведущего приятно ли ей, дама ответила утвердительно, и, освободив лоно от инородного предмета и выслушав дежурные слова благодарности, уже была готова удалиться туда, откуда пришла.
Но тут, ломая сценарий и что-то бормоча, взвился профессор. Он назвал даму, вдруг густо покрасневшую до корней волос, душечкой, пытался поцеловать ей ручку и какое-то время преследовал ее по сцене, пока ведущий ловким и незаметным для зрителей пинком в зад не отправил его к рабочему месту.
Ведущий поспешно объявил выход провокаторши №2. С самым невинным видом женщина средних лет поинтересовалась у фермера, может ли фаллос, уже выполнивший роль утешителя, быть съеденным, и если – да, какие вкусовые ощущения ожидают вкусившего? То есть, не будет ли фаллос горек, неприятен, скользок, мерзок или таким и этаким одновременно?
Девица – будущая Леди Цимус – старательно донесла вопрос до фермера, держа также в поле зрения ведущего, который то и дело поглядывал на часы. Время поджимало, а фермер волокитил простой ответ. Сказал бы: нет, не будет и дело с концом, но – что возьмешь с деревенского увальня!? – фермер принял другое решение. Поводив перед носом щепотью из трех фермерских пальцев и якобы с удовольствием их обнюхивая, он, сияя лицом прохвоста, провозгласил нечто, как показалось переводчице, на древнегреческом. Редкое и нестройное «вау», едва зародившись, погасло на полуслове. Наша девица взглядом добивалась подсказки от профессора, но тот лишь мотал козлиной бородой и дико вращал глазами. Время летело вскач. Ведущий покрылся смертельной бледностью и был готов вмешаться собственной репликой, что, безусловно, смазало бы всю сцену, и отнюдь не подняло бы рейтинг программы, который и так уже катится в никуда.
Все взгляды сосредоточились на переводчице. Сценарий летел к чертям, через минуту грохнется занавес, и ее отправят мыть горшки в доме для престарелых.
Сейчас или никогда! – решили девица, и, на ходу подтягивая модный прикид, выдвинулась на авансцену. Поставив ногу на подвернувшийся стул, она залезла рукой под юбку и, минуя интимное кружево, запустила пальцы в дырочку – оператор, кстати, успел выхватить крупный план. Затем извлекла оттуда нечто, смахнула это нечто губами в рот и через паузу, показавшуюся зрителям драматической вечностью, с наглой улыбочкой возвестила миру:
 – Кх-м… это же самый цимус!
Конечно, она шла ва-банк: всем известно, что ее пальчик ничем, кроме как взопревшей копченой селедкой пахнуть не мог, но… По обе стороны экрана народ испытал, – как потом писали все без исключения СМИ, – шок и трепет на грани оргазма. Под занавес, прежде чем автомат вырубил эфир, девица успела сделать несколько интересных телодвижений, а ведущий чмокнуть ее в щеку. Когда рев исступленного, душераздирающего «вау» стал стихать, девица выскользнула в коридор. Ковать горячее железо она готовилась с отрочества.
На приличной скорости она миновала дамскую комнату, где, если б захотела, могла бы отмыть руки и сполоснуть рот, и вихрем ворвалась в аппаратную. Одной только силой взгляда стряхнув со стула мальчика-оператора, уставившегося на нее восхищенно и разинуто, Галина Волобуева (пока еще Галина Волобуева) прыгнула за клаву.
 – Дверь! – рявкнула она мальчику, и тот послушно закрыл дверь и запер ее на задвижку.
В конце двадцать шестой секунды порхания по клавишам она осчастливила свою социальную сеть новым загадочным и благородным ником, а еще через четыре минуты из записи шоу был выдернут самый убойный кадр и кинут на съедение все той же, жаждущей зрелищ сети.
 – Фо-он, размой фон. – Застонал помешанный на фотошопе мальчик у нее за спиной, и услышал холодный ответ: «Не лезь, а то получишь в лоб».
На фото воздетый вверх, только что облизанный пальчик, прилично вздернутый бюст, удачный поворот не то чтобы сильно красивой, но вполне приятной мордашки и торжествующий блеск глаз, а также свисающие в художественном беспорядке кружевные трусики (Галя не признавала стринги, и правильно делала) – все  работало на создание образа стильной, умной, симпатичной, раскрепощенной, ну, может, не совсем порядочной (а кого сейчас интересует чья-то порядочность?) девушки. Сама бесценная запись была с корнем выдрана из архива и теперь покоилась в глубине ее смартфона. Она знала, что поступает не по правилам, более того – преступно (а мальчик – преступно-халатно), но также понимала и то, что ей здесь больше не работать.
Дело было сделано; чувствуя усталость, она, однако, не переставала думать о счастливых хлопотах, которые ждут ее завтра и в последующие дни: стилисты, банки, крыша, фотошоперы, массаж, папарацци, спонсор, фитнес… пипец. Уже не Галей Волобуевой, а Леди Цимус она крутанулась вместе со стулом и, откинувшись на спинку, уставилась в пространство. Послышался осторожный стук в дверь; за спиной под ливнем лайков билась в конвульсиях сеть, а мальчик, стоя на коленях, пытался целовать… ах, нет!… уже целовал ее икры.
***

Вспомнив все, Мангус со вздохом подхватил вилку и поискал глазами нож, раздумывая, с чего бы начать дегустацию фаллоса. Можно начать с головки, с любовью вылепленной природой и человеком, но, вероятно, как у любого огурца, головка может оказаться безвкусной и даже горькой массой огуречной плоти. Предпочтительнее будет выглядеть разрез поперек тела огурца, которое по идее и должно представлять максимум съедобного, имеющегося в плоде. Но не лучше ли ознакомиться, в первую очередь, с внутренностями крупных огуречных наростов по бокам фаллоса, покрытых редким длинными волокнами, которые похожи, – если уж не выдумывать ничего заковыристого типа плодов киви, – на мужские яички?
 – Мангус, а вдруг там кристалл? – Пребывая в той же расслабленной позе, подала голос супруга Мангуса, словно угадав его мысли.
О позе следует сказать особо. Распахнутый халат и закинутая на подлокотник кресла левая ее нога во всей красе обнажали женские прелести, демонстрация которых перед лицами мужского пола, по мнению всех без исключения эротических изданий, должна вызывать острое сексуальное желание, как у того, кому показывают кино, так и у того, кто крутит пленку. Вдобавок супруга очень сексуально, как ей казалось, играла миниатюрными сморщенными бутончиками, являющимися неотъемлемой частью женских гениталий. Однако она понимала, что в данный момент тратит усилия напрасно, потому что еще с вечера заморенный ею мужнин червячок сейчас пребывал в уютном кожаном чехольчике и до следующего вечера не собирался показывать свою головку.
Кристалл… Точно, вспомнил Мангус. Пройдоха-фермер, как бы между прочим упомянул, что в одно из яичек только что высаженной рассады он внедрил затравочную песчинку редкого художественного минерала и уверен, что за время вегетации песчинка вырастет в полновесный и, конечно, очень дорогой камушек.
Мангус посмотрел на нож, лежащий справа от тарелки с фаллосом, и подумал, что нож может испортить камень, и лучше не рисковать, а просто сделать поперечный разрез посредине сюрприза и приступать уже к дегустации. И сделать его как можно быстрее, а то ему не понравились отдельные нотки голоса супруги в последней реплике. Однако он медлил, а мысли Мангуса катились по инерции. Будет ли мочеиспускательный канал фаллоса точной копией канала натурального детородного органа или это всего лишь имитация, как и крупные, бугристые жилы, обвивающие фаллос? Будет ли пещеристое тело таким же, как он себе представлял, или пройдоха и здесь обошелся имитацией?
Мангус взял нож, но сразу положил его, вдруг почувствовав неприятный спазм в пищеварительном тракте.
 «Эй-эй, желудок, хватит, не дури». – Мысленно сказал он самому себе, приложив руки к животу, и чтобы отвлечься, перевел взгляд на экран новой плазмы, надеясь дать отдых глазам, обозревая какой-нибудь героический ландшафт. К несчастью картинка сначала его удивила – Мангус даже подошел почти вплотную к экрану – затем ошеломила и, в конечном счете, усугубила его страдания.
Животное на экране любило себя в анус. Без видимой траты физических усилий инструмент животного (назвать его половым членом не поворачивается язык), как хорошо смазанная деталь механизма совершал спокойные возвратно-поступательные движения, при этом слегка проворачиваясь в обе стороны вокруг своей оси. На заднем плане статистки бальзаковского возраста периодически давали о себе знать вау-криками, а ведущий подбадривал скучающее животное, неся обычную пургу.
 – Хватит, хватит – твердил Мангус желудку, по-прежнему пребывающему в беспокойном состоянии, но взаимопонимание между ним и желудком стало стремительно исчезать. Мангусу показалось, что его сейчас стошнит.
Не отрывая глаз от экрана, он вдруг неожиданно заорал:
 – Хватит!
 – Ма-а… А-ах! – Раздалось из кресла, где находилась супруга Мангуса, которая уже было начала настраивать речевой аппарат для высказывания мужу некоторых претензий. Коротким, но энергичным спазмом интимных мышц на край кресла и на паркет перед креслом испуганная вагина супруги Мангуса ссыканула желтой струйкой.
Хозяйка дома вскочила на ноги (наступив при этом в лужицу), намереваясь потребовать отчета у мужа, что это на него нашло, но, видя, что тот вздымает грудь для нового звукового залпа, ойкнула и, прикрыв сиськи (бюст) левой рукой, а срам (любовное огниво) ладонью правой, убежала в другую комнату. Страдающий Мангус совсем этого не заметил, зато обратил внимание, что животное на экране подняло голову и сквозь стекло смотрело на него понимающим взглядом.
«Панель-то интерактивная! – Сообразил Мангус, пока не зная нужно ли этому радоваться. – Гибкий сенсор сыграл роль мембраны микрофона – вот оно что»!
 – Хватит! – Уже тише, но требовательно и непреклонно произнес Мангус.
Животное пожало плечами и прекратило. Неуловимым движением корпуса оно развалило прутья клетки и выбралось на пол студии. Бальзаковское сборище, стараясь не шуметь, посыпалось с сидений, и, зажав зубами рвущееся наружу неуместное «вау», поспешно скрылось за кулисами. Ведущий икнул и сразу же громко пукнул, и неизвестное животное, стуча по полу влажным инструментом, с нехорошей улыбкой заковыляло в его сторону.
Желудок Мангуса все еще был на взводе, и тот предпочел за благо поскорее сосредоточить взгляд на красном глазке телевизора, чтобы переключить каналы. Полагая, что в прослушивании жарких споров депутатов о тарифах и квотах нет никакого риска, Мангус вызвал в памяти образ человечка с красными ушами и мысленно щелкнул мышкой.

***

Маленький человечек с большими красными ушами вещал о последствиях секс-революции, прокатившейся по России в последние пару десятков лет. Достижения депутат-реформаторов на ниве секса были впечатляющи.
Здесь и безусловное право всех и каждого без ограничений совокупляться на улицах и в других общественных местах, если только они не мешают движению автотранспорта. Непрошеных советчиков на первый раз ждет административное взыскание.
Родители тех детей, которые не смогли сдать экзамен по половому воспитанию (дошкольники и школьники младших и средних классов – теория, старшеклассники – теория и практика), подвергались нешуточному остракизму, вплоть до лишения родительских прав.
 «Вот и заводи после этого потомство. – Уныло подумал Мангус». 
Ликвидирован смехотворный запрет на изображение полового члена вводимого или введенного во влагалище, которое якобы шокировало общественные нравы.
 «Да кого могла шокировать эта картинка. – В сердцах размышлял Мангус. – Вставили кому-то и вставили, с кем не бывает. Дело житейское. Имея инфу, что в мире каждую секунду происходит не менее 300 млн коитусов, обращать внимание на какой-то паршивый член в таком же паршивом влагалище очень много чести».
Ежемесячные гей-парады уже забиты в производственные календари, как обязательные к оплате работодателем дни отдыха трудящихся.
Муниципальным властям вменено в обязанность, освободить бывшие заводские корпуса от производственного хлама типа расточных координатных станков для обустройства свингер-клубов, которые могли бы успешно проводить, например, корпоративные вечеринки.
(Если совершенно приватно, то именно в этом вопросе депутаты намеревались прищемить хвост мафии и хотя бы частично перетянуть проституцию под государственную крышу).
Активно готовится проект закона о введении всенародного праздника, известного под рабочим названием «День открытых дверей». В сетях уже год судачили о том, что под этим подразумевают его разработчики, и уже немного подустали от темы, так и не придя к общему мнению. Но согласились, что попробовать стоит.
Большие подвижки произошли в понимании обществом сути педофилии, а вместе с пониманием возникла определенная терпимость к педофилам, выраженная в более взвешенном подходе при оценке их проступка. Если педофил (этот термин уже утратил негативную окраску) предварительно ознакомил «потерпевшего» с возможными последствиями акта, принял разумные меры предосторожности и не причинил «потерпевшему» ощутимого вреда, его проступок может быть сочтен, как простительная слабость. Не нужно только забывать, что педофилия – это акт любви. Если на доследственном дознании подозреваемый даст честное слово, что он сделал это только любя, только ради любви и во имя высокой любви, то дело даже не открывается за отсутствием состава преступления.
 «Ну, это они уж слишком загнули. – Подумал Мангус, но тут же кое-что вспомнил и решил, что ничего неожиданного здесь нет. Недавно он узнал, что жениться и выходить замуж можно уже на ком угодно и за кого угодно, даже на собственной стиральной машинке или за личного многофункционального пылесоса».
Меж тем красноухий на экране, основательно растерев плешь, перешел к заключительной части своего пропагандистского шоу.
– Но обществу нужно сделать следующий шаг. Ради любви.
Депутатский корпус закряхтел, заерзал сидениями и насторожился.
– Мы должны поощрять развитие нравов общества в направлении всеобщей, любви, терпимости и добролюбия. Для этой цели как нельзя кстати подходит тема «Зоофилии», которая уже настойчиво стучится в двери.
Вот оно что: дошло дело до противоестественных связей! Будто пыльным мешком из-за угла отоварили Мангуса, и он несколько секунд переваривал услышанное, но, собрав в кулак волю и самообладание, приказал телевизору четко и уверенно:
 – Хватит.
Хоть и был Мангус ни разу не верующим, но глумления над святостью стерпеть не мог. Так же, как не мог стерпеть и шабаш ведьм, устроенный пися-пусями в храме в незапамятные времена.
Из-под крыши на уважаемое собрание вдруг упало вполне различимое и громкое  запретное слово. Докладчик замолк, перевел взгляд на потолок и начал бесцельно тасовать свои бумажки, а депутаты, недоуменно переглядываясь, автоматически полезли во внутренние карманы пиджаков, резонно полагая, что при всяком неожиданном развитии событий удостоверения и кредитки должны быть под полным контролем. Первым обрел дар речи председательствующий.
 – Это наводка, – успокоил он депутатов, поскольку в свое время приложил руку к кончине Единой Энергетической и о наводках знал не понаслышке. – Электрический резонанс. – Добавил он совсем уже не к месту. – Продолжайте, пожалуйста.
 – Любовь к братьям нашим меньшим, – неуверенно залопотал докладчик, – это маленький шаг, который должен подвигнуть Человека к единению с природой, с Вселенной, с Богом…
 – Хватит! – отчаянно взревел Мангус, словно по ошибке облившись кипящей водой, и запустил в экран огурцом-фаллосом, который уже несколько минут бесконтрольно сжимал в руке.
Вместе с характерным «шмяком», с которым овощ, встретив на пути твердую поверхность, разлетелся на части, послышался еще один отчетливый и настораживающий звук. Вернее какой-то похожий на разряд электричества треск. Это новехонькая плазма крякнула и покрылась трещинами – кристалл нашел уязвимое место. Следом раздался звук вакуумирования небольшого объема, а затем частые щелчки релейной схемы, на которые наслоились хлесткие, как у затвора Калашникова, но более редкие стуки. Несмотря на то, что плазма была испорчена и уже потеряла связь с внешним миром, Мангусу показалось, что он еще слышит в глубине ящика замирающий шум то ли перестрелки, то ли скорого поезда.
Это бомба Мангуса пошла в цель.
Впрочем, тут же он решил, будто сквозь не очень толстые внутренние перегородки особнячка доносятся рыдания бьющейся в истерике его супруги, и почувствовал угрызения совести.
 «Где у нас водка?» – Вдруг подумал Мангус и посмотрел на свои дрожащие руки. – «Мегги должна знать. Мегги? Ах, да. Мегги…» – Мангус улыбнулся кривой ухмылкой и решительно двинулся на поиски своей женушки, чтобы попробовать ее утешить. 

***

Мангус не знал, как ему повезет. Инкриминировать ему удастся лишь мелкое хулиганство: бросил фаллос (надругался), разбил плазму. Сокрытие и реализацию на сторону драгоценного камушка доказать не смогут, хотя загадочный кристалл сколько не искали – не нашли. А ведь как минимум могли припаять покушение на основы государственного строя.
Ученые значительно позже описываемых событий назвали произошедшую с интерактивной плазмой техническую аномалию «эффектом Мангуса» и одни с надеждой, а другие с разочарованием предположили, что никому из ныне живущих больше не придется иметь с ним дело. По случайному совпадению каких-то, еще неведомых физике обстоятельств, произошедший при ломке стекла искровой разряд не погас сам собой, а вступил в противоестественную связь с акустическими волнами, рожденными тем самым отчаянным криком. Нечто вроде компактной шаровой молнии, насыщенной звуком и светом, плавя жгуты и взрывая серверы, взяв курс на зал заседаний, отправилось на поиск жертвы. Или жертв.
Сначала им слышался тихий треск и шепот, затем завывания ветра и отголоски какой-то бури. Затем слово «хватит» в различных вариантах написания будто воочию все в сполохах адского пламени то проносилось мимо депутатов, скрежеща согласными буквами и растягивая гласные, то, погаснув в дали, но словно оттолкнувшись от конца линии, вдруг опять возвращалось.
Председательствующий, отчаявшись жать на кнопки, вделанные в консоль стола, пальцами, дергающимися в нервном тике, набирал на мобильнике 112.
Звуки – вперемешку треск железа, визг истязаемых, грохот камнедробилки и мерная поступь страшных в своей неотвратимости шагов – стали громче и практически невыносимы. Депутатам казалось, что это четыре всадника Апокалипсиса сошли с картины Дюрера и неизвестно за какие грехи собираются расправиться с ними.
Нет, это сам дьявол, думали они, в адской колеснице, приближаясь, понукает бешеных коней, роняющих клочья пены и вышибающих копытами искры из булыжной мостовой.
А кому-то привиделось, что, раскинув руки в свободном полете, он парит в окрестностях Рио и хочет приблизиться к статуе Христа Искупителя, но никак не может это сделать. Красноухий же в стиле самбы-румбы, дергая плечами, отбивал у трибуны чечетку. Потом рявкнуло так, будто кто-то очень громко щелкнул хвостом и на этом все кончилось.
Наконец охрана и другие службы взломали заблокированные двери и пробились в зал заседаний. С улицы слышался неумолкающий вой сирен; зал наполнялся людьми, которые принялись отдирать руки депутатов от ножек стульев и укладывать народных избранников на носилки.
Депутаты, не переставая, говорили.
 – хватит – говорили они медперсоналу, мужественно оказывающему депутатскому корпусу, пережившему кроме всего прочего острый приступ медвежьей болезни, срочную гигиеническую помощь;
 – хватит – говорили они дюжим ребятам, волокущим носилки к медавтомобилю;
 – хватит – говорили они докторам, исследующим глазное дно и медсестрам, настраивающим капельницу;
 – хватит – говорили они санитарке, достающей из-под них утку, уборщице, шурующей шваброй под кроватью и даже сантехнику, забежавшему подтянуть гайку на радиаторе;
 – хватит – говорили они трудно узнаваемым близким и дальним родственникам, посещающим их раз в неделю, чтобы, скормив им с ложечки немного домашнего супчика, отчитаться перед собой в выполнении долга;
 – хватит – говорили они бывшим товарищам по партии, посещающим их раз год, чтобы отчитаться в том же;
 – хватит – говорили они всем, кто имел неосторожность приблизиться к их больничному ложу, рискуя нарваться на полный мольбы и раскаяния взгляд осужденного, которого пеленают на электрическом стуле.
И все соглашались: конечно, хватит.