Кровью умытые. Бабель, Платонов, Шолохов

                Разглядеть, что истинно, что ложно,
                может только беспристрастный суд:
                осторожно с прошлым, осторожно, - 
                не разбейте глиняный сосуд.
                Владимир Высоцкий

   Не связывает ли тексты этих авторов одна на всех общечеловеческая печаль, как писал Бабель ‘густая печаль воспоминаний’? Так, сам Бабель тоскует по теплу людского сердца, Платонов – по самой жизни, исполненной смысла, а Шолохов – по бескровному существованию. И все они, в сущности, тоскуют по человеку – человеку, который точно знает, чем надобно жить; человеку, которому свыше дано это знание.

   «Сердце моё, обагрённое убийством, скрипело и текло», - пишет Бабель. Герою его стать убийцей просто необходимо, дабы быть принятым в стан ‘своих’. Но даже убийство гуся непосильно тяжело для него, когда те, в чьи ряды он хочет вступить, не раз уже проливали и человеческую кровь. От этого-то он никогда и не сможет быть среди них, стать равным им. Они из разного теста сплетены, состав их крови различен, состав души другой. А обрести сердце, как и у своих товарищей, железное сердце, Лютов сможет, только если омоет руки в крови.

   Герои же Платонова в своём движении к правым и светлым идеалам и вовсе не гнушаются убийства.  «Пускай весь класс умрёт!» - произносит Чиклин. Для них кровь врагов стала водой, что должна омыть новый строй, избавив его от всякой ‘заразы’ старого времени.  Но за всей хладнокровной борьбой с буржуями крылось единое для всех желание – желание дать лучшее будущее маленькой девочке Насте. Тогда почему же она умирает? Может, потому что ребёнку не место в мире, где истреблены искренние порывы настоящего, живого человека? Может, потому что ‘башню’ счастливого будущего нельзя выстроить на крови прошлого?

   А Шолохов? Разве он не сожалеет о жестокости, убийственной и страшной жестокости своего века? Но герои его о содеянном не жалеют: для них иного пути нет. И потому брат идёт на брата, отец на сына, а человек против человека. И кровь льётся, льётся, льётся…  Теперь кровь ли это обычных людей, кровь ли, которую надо было пролить или же бессмысленно пролитая кровь – теперь это не имеет значения.

   Но когда кровь течёт, как вино на балу Сатаны: кровь животная, кровь детская, кровь человека – когда кровь эта теряет цену и пролитие её перестаёт считаться грехом, становясь обыденностью времени, становясь привычной – это и есть то, страшнее чего быть не может. Как можно помышлять об убийстве хотя бы одного человека – о том, за что, в конечном итоге, поплатился Раскольников? Когда же вся страна, вся Россия купалась в крови, как можно назвать это? Нет, это не царствие Божие – это царствие адово на Земле.