Провидение

Провидение

Нет, не могу я, в самом деле, верить в доброго дедушку на облаке. Я могу верить только в человека на земле, верой и поступками которого движет провидение.
Никому до сих пор не рассказывала этой истории. Но - подоспело время
Гостевала тогда у двоюродного брата. Он попросил меня проведать его в городке, где обитал уже много лет, где я довольно часто бывала, но никогда наши с братом пути не перекрещивались в этом городе, когда я приезжала туда по служебным или иным каким делам. Мы провели с братом длинный дождливый день в его квартире, вспоминая общее детство и многочисленных наших родственников.  Он, старый холостяк, знакомил меня со своей скудной ветшающей обстановкой, хвастаясь при этом, сколь удобно ему жить без всяких излишеств и сколь прагматично он организовал собственный быт, где у него все разложено по полочкам. Но лишнего в квартире было много, а мне не хотелось обижать брата, указывая на безделицы, без которых его интерьер, по моему мнению, вполне мог бы обойтись. Но после того, как мы много лет жили врозь, могла ли я знать о том, почему он так бережно и заботливо вытирает слегка запылившуюся поверхность  старых женских часиков без ремешка. Поэтому, проявляя как можно более искренний интерес к среде, которую он создал для себя, я рассматривала камушки и ракушки всевозможных расцветок в его шкафу, листала книги по эзотерике, брала в руки какие-то потертые предметы для сервирования стола, которые все у него хранились в единственном экземпляре, фотографировала недогоревшую свечу в старом металлическом подсвечнике. Свечной огарок был, по-моему, единственным достойным зрительского внимания экспонатом в этом странном музее стареющего парубка. Хотя бы потому, что его еще можно было зажечь.
Свечу с образовавшимися на ней и подсвечнике наплывами парафина можно было рассматривать в трёх проекциях. В каждой она выглядела по-другому, но во всех угадывалась как бы женская фигурка. Брат сказал, таинственно прищурив глаза, что свечу он зажигал однажды для медитации, загадав на нее имя женщины и желая увидеть то, что ее ожидает в будущем.
Мне было немножко смешно, немного жаль брата с его склонностью к фетишизму и чуть любопытно от того, что оплавленная, почти истаявшая свеча приобрела в процессе горения столь изящные формы, что казалась созданием весьма талантливого скульптора.
Еще одну достопримечательность в своей квартире брат демонстрировал мне так же увлеченно - старые выцветшие фотообои на стене. Предложив изучить горный пейзаж, брат спросил, не вижу ли я на нем некое лицо. Эта подсказка заставила меня попристальнее вглядеться в изображение и рассмотреть женский лик, вырывающийся из нагромождения скальных камней. Я провела для него воображаемый контур лица. Как же обрадовался брат тому, что видим мы с ним одинаково.
Потом мы обедали у него на кухне, блюда были вегетарианские, но мне, заядлому мясоеду, понравились, и мы долго беседовали на разные отвлеченные, почти философские темы, и удивлялись тому, что, несмотря на разницу в образовании и, может быть, различные доминанты, заложенные в нас родителями и иными воспитателями, мир для нас устроен одинаково, и мы в нем - увлеченные созерцатели, не склонные к активным действиям. Да, мы не люди действия, в том понимании, что оно для нас характерно ввиду каких-то психических настроек. Любое действие для меня и брата, как правило, является вынужденной необходимостью - дабы им вернуть или хотя бы продлить возможность созерцательных занятий.
Но о видении. С ударением на первой "и". Оно случилось, когда я возвращалась от брата электричкой, сидя у вагонного окна по ходу движения поезда. Можно было купить билет на рейсовый автобус и доехать домой за час, но брат предложил мне сделать выбор в пользу железнодорожного сообщения, растянув поездку на дополнительные полтора часа, пошутив при этом, что в поезде под ритм колес мысли путешественника становятся более упорядоченными.
Мелькали однотипные пейзажи уходящего дня, с полями, единичными строениями и одинокими деревьями у горизонта.  Сосредоточить взгляд можно было только на небе с кучевыми облаками, расположение которых менялось менее заметно, нежели убегающие объекты на земле. И в процессе пристального изучения поднебесья в самом эпицентре нагромождения темных, не просохших еще дождевых туч я отчетливо увидела человеческое лицо - немолодого мужчины с бородой, лишь подчеркивающей мягкую выпуклость подбородка, и еле заметной улыбкой с одним едва приподнятым уголком рта.
Я подсмеивалась над собой, надо же, лик божий узрела в облаках, по образу и подобию человеческому.  Но тот, в небе, вел мысленную беседу со мной, ласково и слегка растерянно щурясь от лучей предвечернего, но неожиданно вдруг выглянувшего закатного солнца, подсветившего теплоту его глаз. И это было удивительно живое видение, оно обещало встречу и возвращение к чему-то призабытому, но родному и близкому, внушало надежду на то, чего я тогда не могла сформулировать.
Это сегодня мне доподлинно известно, кого я увидела на небосклоне в северо-восточном направлении. Не Боженьку, конечно, но человека, к которому через самое малое время, спустя полгода после поездки к брату, без оглядки на собственный послеполуденный возраст, привязалась по-детски искренне, доверчиво и радостно - так, как и должно привязываться к тому, кого узнаешь под плачущим небом и с кем уже не расстанешься никогда.
Нет, я не буду прощаться с тобой. Безысходностью расставаний не буду мучить ни себя, ни тебя.  И знаю теперь, зачем мне было дано это видение. Пока мой западный дом будет готовиться к ночлегу, я сяду в поезд, идущий на северо-восток, и приеду в твой город - на встречу с восходящим солнцем. Приеду, чтобы поверить в тебя.