Сквозь огонь иди за мной. Глава 11

           В полдень со стороны Еврейской Гробли показались мелкие группы добровольцев и сербов, с боем отходящих к базе миротворцев садами и окраинными улочками. На плащ-палатках они несли раненных.  Их, буквально по пятам преследовали «ласты»…

          Сербин понял, что дальше управлять боем с крыши не получится и спустился в боевые порядки. «Ласты» укрылись  в кафе и маленьких ресторанчиках за площадью и вели беспокоящий огонь. Было ясно, что если к ним подойдет подкрепление со стороны кладбища, позиции миротворцев окажутся под угрозой. А разнести «кафаны» крупнокалиберными пулеметами БТРов, означало нанести ущерб сербам…

          Отступающие с кладбища показались в конце кривой улочки, под уклоном спускавшейся к базе. Их было немного – порядка десяти человек, и они тащили на себе двоих раненных. Добровольцы не прошли и ста метров, как вслед за ними выскочили мрачные фигуры в черных одеждах, которые сразу же открыли огонь по отступающим, положив их на брусчатку. В это время с боковой улочки вышла еще одна группа добровольцев… «Ласты» наседали. Их было уже около пятидесяти, и они не давали бойцам поднять головы.

           - Блин, их надо вытаскивать! – сказал Сербин лейтенанту Ткаченко. – «Ласты» задавят их числом.

           - Я пойду! – сказал лейтенант.

          Сербин отрицательно покачал головой, пристально вглядываясь в картину боя. Муслимы были еще слишком далеко, а пулеметы БТРов не задрать на такую высоту. Угол стрельбы у них значительно ниже.

          - Майор! – крикнул он Ковачевичу. – Дай мне двадцать войников! Нужно прикрыть отступающих.

          Два отделения сербов нехотя поднялись из окопов.

          - Ткаченко, дайте им снаряженные магазины и гранаты!

          - Товарищ капитан, давайте я пойду! – лейтенант смотрел на него горящими глазами.

          - Остаешься за меня! – приказал Сербин. – Держите оборону!

          Сербин прекрасно понимал, что муслимов надо остановить. Нельзя допустить их до базы, иначе, реализовав численное преимущество, они сомнут оборону и ворвутся за пределы ограждения. А броня была выключена из сражения, поскольку между муслимами и базой теперь находились свои…

           Ласты били трассерами, и скоро на улице заполыхали три-четыре дома, подожженных пулями. Черный дым пополз к небу.

           - Кожемяк! – крикнул Сербин радисту-наблюдателю, понимая уже, что ласты, засевшие в кафе за площадью, не дадут им прорваться к осажденным. – Передай приказ броне заткнуть огневые точки на площади!

            Кожемяк склонился над рацией, и через пару минут загрохотали КПВТ, вдребезги разнося оконные проемы и хрупкие веранды кафешек. Под их прикрытием группа Сербина вышла на улочку…

             Через час они были уже наверху, отжав муслимов за горб улицы. Прикрывая отход добровольцев, группа Сербина медленно отходила вниз, к базе, как вдруг из-за горба показался БТР французов. Неожиданно вынырнув из-за угла, он резко встал, заскрежетав тормозами, и дал длинную очередь из «Браунинга». Сербин, перемахнув через низкий каменный забор, ушел от пуль, но ударная волна, взбитая тяжелыми пулями, распоровшими горячий воздух, на таком малом расстоянии больно стеганула по ушам. Рядом кто-то застонал. Сербин перекатился и выглянул из-за забора. Прямо посреди улицы лежали четверо сербов. Один из них был явно мертв. Второй лежал за ним, раскинув ноги, и пытался приподняться на локтях. Третий, стоя на коленях, пытался дотянуться до автомата. Светлячки трассеров, словно ножом, разрезали его пополам вдоль позвоночника.  Четвертый вдруг дернулся всем телом и громко завыл, откинув голову. Он лежал в трех шагах от забора, но помочь ему Сербин не мог, иначе сам попал бы под пули пулемета.

              Он перевел взгляд на БТР, медленно двинувшийся по брусчатке: сзади к нему уже пристраивались черные фигуры муслимов. На крутом спуске БТР пошел быстрее, набирая скорость, и черные фигуры стали отставать.

            Сербин приготовил гранаты и терпеливо выжидал. Когда до БТРа осталось метров пять, он приподнялся над забором и метнул «эфку» в скопище муслимов за броней. Краем глаза заметил, что взрыв разметал в стороны черные фигуры. Перекатившись, он переждал очередь из «Браунинга», раскрошившую в пыль камень в том месте, где он только что находился, и, встав в полный рост, забросил гранату в открытый водительский люк, из которого торчала черноволосая голова «механа». Скользнув по шее водителя, граната провалилась внутрь…

            За три с половиной секунды до взрыва он успел перепрыгнуть забор и, ухватив раненного за ворот куртки, рванул его за собой.

            Взрыва он не услышал, так как опять оглох. Беззвучно, как в страшном сне на него накатывалась белая громада БТРа. Уткнувшись стальным носом в забор, машина встала, выплеснув из люков языки огня. Сербин по опыту Афгана знал, что сейчас произойдет, ибо духи забивают броню боеприпасами до отказа. Ухватив раненного за ворот, он успел отбежать метров на десять, когда позади него громыхнуло так, что пробки в ушах со страшной силой вдавились в мозг, а его тело, будто пушинку зашвырнуло за сложенный из камня колодец.

             … Сначала в его сознание ворвался вихрь каких-то полузабытых картинок… Все, что он хотел бы забыть, чего не мог вспомнить, вдруг навалилось, закружило… Картинки мелькали, наслаивались друг на друга… Это был какой-то необыкновенно яркий фильм, снятый совершенно безумным режиссером…

             Потом в его тело начал проникать холод. Тонкие, словно иглы лучи ледяного света пронизывало насквозь его тело. С каждым слабеющим вдохом в легкие врывался студеный поток, вымораживая тело изнутри. Сердце билось все слабее, с трудом разгоняя по венам смерзающуюся, загустевшую кровь. В помутившемся сознании еще вспыхивали какие-то картинки, но он уже не мог понять, из его они жизни или нет. Он уже не чувствовал свое тело. Холодный ветер свободно врывался в пустоту, где уже затухало эхо последних ударов его сердца. Ледяное сияние стало нестерпимым, и он почувствовал, как его неудержимо засасывает в слепящий водоворот. «Это конец», - яркой вспышкой мелькнуло в сознании…

          Но он еще мог сопротивляться! Он не хотел уходить в это ледяное свечение! Он с трудом вздохнул, и тысячи обжигающе холодных иголок пронзили его тело. Невероятным усилием воли он заставил дрогнуть свое сердце. Раз, второй… Он почувствовал, как треснул внутри его тела ледяной панцирь, и теплый ярко-красный свет пробился сквозь ледяную скорлупу, сковавшую сердце. Гулкие удары сердца ударили по ушам, разбивая мрачную, сосущую тишину, и холод стал отступать, откатываться. Острые иглы льда медленно выходили из его тела, оставляя после себя нестерпимо зудящие ранки, через которые, словно кровь, сочилось тепло…

           И лишь тогда, когда холод отступил, вытесняемый горячими волнами, он понял, что жив, и позволил сознанию рухнуть в спасительную купель забытья…

            В себя он пришел от дикой боли, только теперь осознав полностью, что значит "придти в себя". Ему показалось, что в теле перемолоты все кости… Он до боли стиснул зубы и попытался нашарить около себя оружие. Сквозь стоящий в ушах тягучий звон он слышал голоса. Кто-то рядом матерился привычно и беззлобно, и, главное, без акцента.

            Сербин открыл глаза и сразу зажмурился. В ярких языках пламени полыхал ставший черным французский БТР. Из его развороченного страшным взрывом нутра валил смердящий черный дым…

            Кто-то осторожно приподнял его голову, пальцем, сладко пахнувшим сгоревшим порохом, разжал зубы и стал лить в рот обжигающую жидкость. Сербин поперхнулся спиртом, закашлялся и… понял, что все еще жив.

           - Жив командир! – закричал лейтенант Ткаченко, помогая ему сесть. - А ведь даже не дышал уже...

           Капитан откинулся на каменную стенку колодца, чувствуя приятную прохладу камней, ощущая, как кровь разгоняется по венам...

           - А ты будешь? – спросил кто-то рядом.

          Сербин скосил глаза и увидел раненного серба, которого вытащил из-под огня. Его глаза, исполненные невыносимой боли и невыразимой благодарности…

          - Буду! – хрипло прошептал тот, и жадно припал губами к фляжке…

Продолжение следует -