Собач

1.
Собака переворачивается, ей снится, как на город падают осколки правильного треугольного вида. Эти осколки — куски режущего стекла — падают даже не с неба, но будто бы прямо из космоса.

2.
Все зовут эту собаку Собач. Собач — породистый лабрадор, пример идеального животного существа.
— Тю-тю! Кто у нас здесь самый обаятельный и красивый? — хозяин собаки (он же признанный почётный профессор) обнимает собаку, старается всячески её приласкать. Лабрадор радуется, виляет хвостом, словно это стеклоочиститель автомобиля.
Владимир Васильевич почти всегда угнетён, он обладает ненужным и пагубным свойством, имеет ловкость во всём видеть что-то плохое. Возможно, поймать спокойное и комфортное состояние он может только в моменты, когда играет со своим одомашненным зверем. И вот сейчас счастливый момент продолжается. 
Проходит примерно десять минут, Собач материализуется где-то в другой части дома, фигура профессора погружается в просторное мягкое кресло. Владимир Васильевич опять начинает злиться, он — перфекционист с повреждённой расшатанной психикой. И то не так, и это не так. Даже неваляшки, что “не валяются” на подвесной чёрной полке, и те расположены как-то неверно, неидеально.
— Александра Александровна! — кричит он прислуге. Имя и отчество девушки ему не могут не нравиться, они симметричны. — Пожалуйста, поправьте неваляшек, переставьте их как-нибудь! С ними происходит что-то неладное.
Владимир Васильевич в высшей степени болен.

3.
*** Действие происходит в подвале-лаборатории. Линии света соединяют два параллельных прямоугольника, чертятся от акрилового потолка к неподвижной плоскости пола. Владимир Васильевич контролирует работу своих ассистентов, Собач смотрит на акриловое невысокое небо. ***
— Невозможное всё же произошло. Данный прибор, как предполагается, деформирует и совершенствует человеческий мозг, позволяет материализовывать мысли, — произносит профессор. В руках у него находится приятный предмет, напоминающий шляпу с подогнутыми краями.
— Профессор! Нам понадобится кроличий человек (ассистент так обзывает подопытных).
— Владимир Васильевич, прошу вас, прервите эксперимент! — срывается второй ассистент. — Ведь есть огромная вероятность, пятнадцать к семнадцати, что подопытный травмируется или вовсе погибнет.
— Вероятность огромная, здесь не поспоришь. Но это нам на руку только.
Ассистенты молчат, удивляются.
— Я разработал собственную теорию, теорию перфекционизма. Как раз и проверим её. 
— Но в чём она заключается?
— Неидеальное должно ликвидироваться, идеальное страдать не должно.
Лаборатория будто бы становится немного темнее. Перемену настроений чувствует и Собач.

4.
— Собач — породистый лабрадор, пример идеального животного существа. И я смело могу утверждать, что теория перфекционизма должна подтвердиться, лабрадор не погибнет. 
— Профессор, оставьте несчастную собаку в покое, прошу вас!
— Собач для меня — самое дорогое на свете. Достоверно вам сообщаю, ничего страшного с ним не случится.
На собаку надевают прибор. Владимир Васильевич осторожно нажимает на кнопку включения.
“Приятный прибор” включается, неспокойно гудит, переходит в тихий режим и продолжает работу. Поля прибора, что направлены вниз, к морде собаки, начинают как бы мягко светиться, такая подсветка кажется кремовой. Но главное — собаке действительно не наносится абсолютно никакого вреда.
Все трое смотрят на лабрадора с триумфом, с неописуемым восхищением. Один из них озвучивает общую мысль:
— Ему так очень идёт!
— А серьёзно! Это как Чарли Чаплин и его знаменитая шляпа. Только вот лабрадору прибор подходит даже сильнее.
Ассистенты совещаются и решают, что подсветка прибора в высшей степени интересная, она нравится и лабрадору, значит, скорее всего, прибор можно не выключать. Прибор не выключает и сам профессор: теория перфекционизма, как ему кажется, обязательно должна быть подтверждена.   

5.
*** Ночь. ***
Собака переворачивается, ей снится, как на город падают осколки правильного треугольного вида. Эти осколки — куски режущего стекла — падают даже не с неба, но будто бы прямо из космоса.

6.
И происходит всё так, что “приятный прибор” материализует и делает настоящими те образы, которые видит собака. Но материализует он их несколько позже, чем нужно. Примерно в пятнадцать часов местного времени.

7.
Молодая пара, Сергей и Людмила, перемещаются по городу на тёмных футуристических велосипедах. Небольшие колёса без спиц покорно трутся о плоскость асфальта, проезжая мимо прямоугольных невысоких кустов (оккупированных, как всегда, преступными воробьями), проезжая мимо неподвижных скамеек и прочих объектов, находящихся в парке. Потолок неба кажется особенно светлым, погода тёплая и довольно комфортная. Кажется, беды не предвещает ничто. Но это только так кажется.
— Сколько времени? — интересуется спокойно Людмила. 
— Четырнадцать пятьдесят пять.
Спустя пару минут граждане беснуются, беспокоятся и паникуют, скорее бегут до ближайших укрытий. С неба падают режущие стеклянные (и смертоносные) треугольники.
— Не понимаю, это ведь никак невозможно! Не верю этому, никак эти страшные треугольники не укладываются у меня в голове, — совсем неуверенно произносит Сергей.
 — !
Пара со всей доступной скоростью крутит педали, потихоньку приближается к выбранному укрытию, к подъезду советской бетонной пятиэтажки. Сто метров — девяносто метров — семьдесят метров — сорок пять метров — двадцать пять метров — семь метров. Сергей почти радуется, подсказывает Людмиле, что сейчас всё окончится.
До подъезда остаётся наименьшее расстояние, несчастных полтора метра, Сергей падает на плоскость асфальта, и голова его делится на два. От осколков он скрыться так и не смог. Страшные треугольники, в конце концов, всё же уложились у него в голове. То же самое касается и Людмилы.
Неидеальное должно ликвидироваться.

8.
По спальной части города спокойно гуляет себе лабрадор, падающих стёкол он как будто бы и видеть не хочет. Как звать этого пса — подлинно неизвестно, где его хозяин и что с ним — неизвестно тем паче.
На неизвестного лабрадора с неба летят два стеклянных куска. Почти добравшись до его головы, они резко меняют движение, прыгают в сторону и лабрадора не задевают.
Идеальное страдать не должно.

9.
*** Собач и профессор, в доме нет больше ни уборщицы, ни ассистентов. ***
— Ассистенты не думали, что такое возможно. Ассистенты глупы, — говорит собаке Владимир Васильевич. — Но тут всё предельно логично. Человечество обречено, оно как бы спрятано и закрыто в окружность. В окружность порока, в окружность лицемерия и обмана, в окружность неравенства и суматохи, в окружность бесконечного хаоса и смятения. Поймай вот какой вывод. В хаосе и смятении они всегда жили, в хаосе и смятении им, соответственно, и предстоит умереть. Не умереть, а вымереть даже. 
Владимир Васильевич подходит к окну. Наблюдает, как падают режущие осколки, наблюдает, как человечество уходит под лёд, проваливается под воду и гибнет. Профессор относится к такой ситуации будто бы даже нейтрально. Человечество для него — чужой научный эксперимент. Человечество не вызывает никаких чувств.
Неожиданно профессор резко меняется в настроении. Перфекционист смертельно радуется тому, что главная теория — теория перфекционизма — сбывается. Владимир Васильевич теперь как бы делается окончательно состоявшимся (окончательно дополняется). Он цапает в свои руки передние лапы Собача, заботливо обнимает его, всячески тискается и играется с ним. И вдруг он начинает уверенно напевать: “Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались”. Такая сцена чем-то даже похожа на вопиющий пир во время чумы, ведь за окном, на открытых пространствах, до сих пор гибнет великое множество граждан. Впрочем, такая ситуация ассоциируется ещё и с триумфом. С триумфом сумасшествия, с триумфом гениальности, с триумфом сюрреализма над всем остальным.
Приятный прибор уже выключен довольно давно и снят с лабрадора. Но осколки падать не прекращают. Наверное, никогда и не прекратят.
— А ведь перфекционисты, Собач, умирают именно так же, как и все прочие люди. Ничего с этим сделать нельзя, ничего с этим делать не нужно, — профессор снова меняется в настроении, но на этот раз становится значительно спокойнее и серьёзнее.   
— Самопожертвование. С ним в итоге должен согласиться абсолютно каждый перфекционист.
Профессор понимает, что идти против своей теории он не может, не хочет, не должен. “Настолько ли плоха смерть человека, если она устраивает его самого?” — хочет спросить он у всех. “А если я только часть чужого эксперимента, как я всегда считал прежде, то и умереть мне будет нисколько не стыдно”.
Профессор прощается со своим домашним преданным зверем, попадает на улицу, идёт гулять под осколками. Конечно, домой он больше никогда не вернётся. А значит, он уходит гулять навсегда.

02.08.14.