Сага о рыцарском братстве

Бренча шпорами по полу, сэр Ошин Осборн подошёл к дверям покоев супруги и подал шлём своему оруженосцу, следовавшему за ним повсюду, как тень верного пса за псом, и к неудовольствию слуги буркнул:

— Стой здесь, Талбот.

Лицо оруженосца могло бы от негодования исказиться, если бы этого не случилось ещё при рождении. Он почувствовал себя оплёванным: «Доколь будет принимать меня за чурбана этот…» Но усовестившись своего вольнодумия, решительно прервал мысли на самом смачном месте и смиренно наклонил грязную патлатую голову, которую удосуживался чесать лишь тогда, когда количество живности в волосах превышало предел допустимого:

— Да, милорд.

Прикрыв за баронетом двери, оруженосец подтянул живот, придал передней части головы надменное выражение и превратился в сурового часового-привратника. Проходящие мимо две служанки мило хихикнули, взглянув на него: смотрите-ка, какой важный, впрямь пугало огородное.

— Сюзи, дорогая, я не хочу, чтобы ты вышла провожать меня, — сказал нежно-просящим тоном сэр Ошин восседающей перед трюмо жене. Блеща гринвичскими латами, он стоял на почтительном расстоянии от неё, чтобы смердящий запах чеснока изо рта не сразил леди наповал. — Солнце уже печёт, духота и всё такое… Нечего старому извращенцу Гелиосу касаться своими огненными щупальцами  прекрасного личика моей дивной жены. Если не возражаешь, простимся здесь… Сделай, пожалуйста, глубокий вдох и задержи дыхание, сколько сможешь. Я подойду и поцелую твои волшебные пальчики. Ты готова, дорогая?

Леди Осборн уже успела обильно надушиться, чувствовала себя свеженькой и была уверена, что в ближайшие два часа ни одна тварь, называемая мужчиной, не посмеет воротить от неё нос. Словом, была в хорошем расположении духа, подначку рыцаря оценила; однако зачастую её действительно брала оторопь от тяжёлого затхлого, просто чудовищного дыхания своего повелителя, для которого понятия «зубы» и «чистить» были взаимоисключающими. Она подошла к открытому настежь окну, обернулась к мужу, поправила похожий на огромный колокол подол, под которым, как казалось сэру Ошину, могли при случае спрятаться целых два щупленьких любовника, и очаровательно улыбнулась:

— Как тебе будет угодно, Ош. Интересно, почему тебя вызывают к наместнику короля; надеюсь, ничего серьёзного. Когда вернёшься – хоть это ты можешь сказать?

— Полагаю, дней через пять. Пэр особо не жалует провинциальных рыцарей-неудачников, но старый педант строго блюдёт протокол… В любом случае не задержусь. Не могу же я надолго оставить тебя, закованную в этот серебряный пояс, не так ли?

— Пожалуй. Я заперла себя надежнее крюйт-камер военных кораблей флота его величества; вот, возьми ключ. Надеюсь, и ты будешь паинькой – сохранишь верность  своей любимой жене так же, как и она тебе? Хотя, наверное, мне не след беспокоиться об этом... Ош, когда общаешься с благородными горожанами, постарайся стоять так, чтобы ветер всё время дул тебе в лицо, хорошо? А с дамами – не настаиваю. И чаще смейся перед леди, это тебе идёт.

— Как скажешь. И ты береги себя. Я прислуге все уши прожужжал, чтобы она с тебя глаз не спускала. Ну, если что, обращайся к Тейджу, как всегда.

— Разумеется, дорогой... Бедный красавчик Тейдж. Признаться, мне жаль, Ош, что ты совсем не ревнуешь меня к этому Аполлону. Ведь ревность мужей, как ты понимаешь, нас воодушевляет.

— Сюзи, я прошу тебя не говорить так о моём друге ни при мне, ни при ком-либо постороннем. Тейдж мне как брат, и я не потерплю даже намёка…

— Извини, Ош, вырвалось... Ты тоже будь осторожен, ходят слухи, что на дорогах вновь распоясались Робингуды.

— Ну это, скорее, потому, что мы с моим Талботом давненько не резвились по округе. До скорой, милая…

С балкона своей комнаты леди Осборн ещё долго погоняла взглядом своего повелителя, удаляющегося вместе с оруженосцем по пыльной дороге. Когда всадники вкупе с собакой исчезли за поворотом, она налила себе клюквенного сока, выпила и с удовольствием причмокнула.

* * *

Едва покинув свои владения, сэр Ошин сообщил Талботу, как будто оруженосец испытывает непреодолимую нужду в подобных уведомлениях:

— Заскочим к Тейджу; три дня как не виделись, и я не знаю, жив ли мой друг.

Тейдж встретил неразлучную пару с распростёртыми руками:

— Рад, что ты ещё не сдох, дружище. Попрощаться прискакал? Талбот, монстр, и ты живой, надо же… Ош, а когда вернёшься – хоть это ты можешь сказать?

— Милорд, —  почтительно склонил перед бакалавром свою страшную голову Талбот.

— Попугай, — улыбнулся сэр Ошин. — Попытаюсь вернуться как можно раньше. Ты присмотри за моими домочадцами, хорошо? Если Сюзи попросит тебя о чём-либо, будь добр, помоги. Да, вот тебе ключ от её пояса, побереги, вдруг я потеряю. Загляну на обратном пути.

— Не думаю, что я ей понадоблюсь, но раз ты просишь, буду держать ухо востро… Ты мастодонт, Ош, — с тихим упрёком сказал Тейдж, засовывая в карман ключ от пояса верности. — Пора бы уже избавиться от допотопных обычаев. Разве невдомёк тебе, сколь неудобно даме в этой железке? Да и оскорбительно это для неё. Тебе надо будет поспешить, а то твоя Сюзи жутко прихворнуть может.

— «Прихворнуть»?! — захохотал сэр Ошин. — Ты как всегда учтив пуще благородной девы, Тейдж. Да, ты прав, старина, я тоже боюсь, как бы не пришлось мне потом поворачивать наши великие Северн и Темзу к моему замку, подобно Гераклу, который отвёл воду Алфея и Пенея в авгиевы конюшни. Потому будь начеку. В случае чего – она знает, что ключ я всегда оставляю тебе.

* * *

Талбот под широкополой шляпой и в камзоле из медвежьей шкуры, в котором пот приятно охлаждал его тело, чувствовал себя превосходно, в отличие от хозяина, уже подумывающего, не снять ли ему свои раскалённые кирасы. Следуя за баронетом на старой кляче, оруженосец слушал пение лесных птиц, а сэр Ошин то и дело заставлял его рассказывать анекдоты:

— На привале рыцарь стал гадать: «Любит, не любит, любит, не любит…» А слуга говорит: «Сэр, не могли бы вы оставить в покое мои волосы?»

— Так, выходит, хозяин рвал тому волосы? —  спросил сэр Ошин.

— Да, милорд.

Пройдя полмили, Ошин Осборн засмеялся:

— Терпимо. Давай ещё.

— У слуги доблестного рыцаря кончились анекдоты…

— Так придумай новый, чего тебе стоит?

—  Хорошо, милорд… Кончились анекдоты и те отправились в поход, после чего родилось много новых баек про них. Кто-то говорил, что рыцарь со слугой пали в сражении с превосходящими силами противника, кто-то твердил, что они выжили. А рыцарь с оруженосцем не знали, кому верить.

Талбот замолчал, будучи уверен, что теперь хозяин надолго оставит его в покое, и вновь предался слушанию птичьей трели. Он перестал ей внимать, когда сэр Ошин изъявил желание перекусить. Оруженосец накрыл траву небольшой скатертью и разложил еду, поставил большую бутыль вина в плетеной корзинке. А сам – вечно сытый, так как ублажал свой желудок, невзирая на время суток – вздремнул, закрыв правый глаз, а левой смотрел по сторонам через подзорную трубу.

— Милорд, вижу толпу вооруженной черни, — сообщил он, подождав, когда хозяин проглотит кусок кровяной колбасы. — Семь человек. У одного – мушкет.

— Вот дьявол, — гыркнул сэр Ошин, отправляя в рот очищенные дольки чеснока. — Иные рыцари ещё не успели избавиться от арбалетов, а дикари уже мушкетами обзавелись. — Он достал из бокового кармана ключ и бросил Талботу. — Заряди аркебузы, могут понадобиться.

—  Милорд, это не тот ключ,— ответил Талбот, снимая пару длинных стволов с седла своей лошади и ларчик с порохом и свинцовыми пулями из перемётной сумы.

— Вот дьявол, другого у меня нету.  Открой шкатулку клинком, да поживей.

— Не получится, милорд, время зря потрачу, разбойники уже близки. — Талбот с подзорной трубой прощупал округу. — Кажется, кто-то скачет к нам на подмогу, осилим босоногих без огня. Они нас уже заметили и тоже бегут сюда.

— Не учи меня, деревенщина. Но ладно, тряхнём стариной, покажем им, где раки зимуют, ежели этим дикарям невдомёк, с кем имеют дело…

Когда доблестный рыцарь с храбрым слугой уже приготовились к сражению, прискакал бакалавр Тейдж, гонимый облаком пыли.

— Ош, что за ключ ты мне оставил? — недовольно воскликнул он.

Талбот живо подбежал к нему:

— Милорд, будьте добры, ключ…

— Что такое? Что с Сюзи? — обеспокоенно спросил сэр Ошин.

— С желудком у неё что-то… А это кто? Разбойники, что ли?

— Видимо, да, милорд, — ответил Талбот, открывая ларчик с боезарядом.

— Это не твоё дело, Тейдж, — сказал торопливо сэр Ошин. — Ты возьми ключ у Талбота и  скачи назад. Я не желаю, чтобы моя Сюзи истекла клюквенным соком вкупе с молоком.

— Жизни Сюзи ничего не угрожает, может потерпеть ещё немного. Но вот ты… Я тебя не брошу, Ош. Я не хочу, чтобы ты сдох сегодня, сейчас.

— Проваливай к чертям, Тейдж! Тебе нужно скакать к Сюзи. Талбот, монстр, к бою!.. Ты всё ещё тут, Тейдж? Езжай, ради Бога! Мы сами справимся с негодяями. Скачи живо, бакалавр, а то моя первая пуля твоей будет!.. Ты меня однажды выручил, я твой должник. А сейчас, прошу тебя, оставь нас.

— Только в другой жизни, Ош. — Тейдж вынул меч и пустился вскачь навстречу малой толпе безродных лесных флибустьеров, которая, казалось, несколько замедлила свой бег. Сэр Ошин Осборн и его оруженосец кинулись за ним.

Начался бой. Бой, короткий, как дыхание, но пугающий, как выдох астматика. Но всё-таки это была только жалкая пародия на те великие битвы, в которых участвовала эта великолепная тройка во время давнего Большого рыцарского похода в далёкие чужие края, откуда возвратился лишь каждый десятый.

Кирасы сэра Ошина и Тейджа звенели от стрел арбалетов и пуль, пущенных противником, пока те скакали к нему; несколько стрел повисло на камзоле Талбота. Мечи рыцарей сверкали под лучами солнца, вселяя ужас в сердца полуголодных робингудов. Талбот отсёк первую несчастную голову со словами «Сэр Ошин со свитой к вашим услугам, голодранцы!» И голова эта оказалась первой и последней, скатившейся с плеч неприятеля. Два товарища не успели даже слегка окровавить свои мечи. Клич оруженосца оказал магическое действие на разбойников; они, по-видимому, были наслышаны о баронете Осборне. Они опустили оружие, все как один пали на колени и начали умолять о пощаде, пытаясь перекричать торжествующий лай пса, который всегда оказывал хозяину немалую услугу в малых сражениях.

Несчастные поклялись честным трудом смывать грехи свои, и тотчас же были отпущены Осборном на все четыре стороны. Когда сэр Ошин оглянулся, ища своего друга, его взгляд уткнулся в спину бакалавра, скачущего на своём гнедом обратно… Точно так же скакал когда-то раненый Осборн, посаженный на коня Тейджем, когда они попали в окружение басурманов. Сам Тейдж так и не смог вырваться — метко пущенная врагом стрела сразила насмерть его лошадь, и рыцарь оказался в плену у туземцев. От тяжких воспоминаний у сэра Ошина защемило в сердце… Тамошний султан повелел оскопить красавца-бакалавра и назначил евнухом своего гарема. Об этом Осборн узнал от своего друга позднее, когда выкупил его…

Рыцарь вновь сел на траву, чтобы закончить начатую накануне трапезу, и с толикой  горечи сказал оруженосцу:

— Талбот, тебе, монстру, которому матроны готовы заплатить, чтобы краем глаза взглянуть на твоё мужское достоинство, всё же невдомёк, как переживал мой впечатлительный друг после того случая. Много труда нам с Сюзи стоило вернуть его к жизни. Хотя он так и остался бакалавром. Но ещё не вечер.

Выпив бокал доброго вина, сэр Ошин слегка успокоился и добавил:

— Зато Тейдж хорошо чешет языком. Дамы говорят, что с ним никогда не бывает скучно.

— Да, милорд, — улыбнулся про себя оруженосец, лицо которого как всегда было непроницаемо словно аморфный самородок горной стали. Талбот, преданный слуга сэра Ошина, немногословен от рождения — ни одной живой душе и под лютой пыткой не удалось бы вырвать из него лишнего слова. А уж о тайнах семейства своего господина он будет молчать, как могила, и он унесёт с собой в могилу эти тайны.

— Талбот, а тот твой анекдот про анекдоты так себе.