Чем дольше живешь, тем ярче видишь детство

Всё-таки удивительно устроена человеческая память. Почему-то в
юности, молодости редко вспоминается детство. Возможно, потому, что мы в ожидании будущего, неизвестного и, конечно, «прекрасного далёко».
А детство оно ещё с нами, и мы ещё не можем посмотреть на него, на
окружающих нас людей со стороны. По крайней мере, так происходило со мной.
Но чем ты становишься старше и мудрее, тем чаще вспоминается ушедшая и, несмотря ни на что, прекрасная пора детства. А когда
появляются внуки, наступает то самое время соединения прошлого с
настоящим и будущим.

              И если они просят нас что-нибудь рассказать, например, из  своего детства, происходит невероятное. Ты оказываешься как будто в прошлом и ясно видишь себя, окружающих тебя родных, близких, подруг, ты видишь их лица, слышишь их голоса и даже чувствуешь прохладную мягкую травку и тёплую, согретую солнышком землю под ногами.
Вот, пыльным июльским вечером я, десятилетняя, еду с дедушкой на
сенокос. И не куда-нибудь поближе, а на заливные пойменные луга Москвы - реки, аж под город Бронницы. Наша старенькая кобылка Ласка не очень торопится, да и дедушка её не погоняет. Нам так хорошо: жара спала, под нами на телеге большая копна душистого свежего сена, прикрытого старым одеялом. Дедушка что-то рассказывает, а я слушаю, слушаю и засыпаю.
Просыпаюсь от дедушкиных слов:
- Вставай, помощница, хоромы готовы, да и ужин скоро будет. - Что ж ты меня не разбудил, дедушка?! Я бы тебе помогла. - Завтра поможешь, а сегодня надо отдыхать.
Я слезаю с телеги и замираю от непонятного сладостного чувства
единения с окружающим миром: тишина, покой, зелёные луга кажутся
бесконечными, а среди них плавно несёт свои воды Москва - река. Мы сидим у костра, а рядом наши «хоромы» - небольшой шалашик для ночлега, который успел смастерить мой дедушка. А такого ужина: печёной картошки с салом и душистого чая с дымком - я больше никогда не пробовала. Но тот неповторимый аромат и вкус - закрою глаза – и ощущаю до сих пор.
После ужина дедушка провёл профилактику по борьбе с
насекомыми: взял дымящyюся головню и очень тщательно проползал с нею по нашим «хоромам», потом закрыл вход влажной тряпкой, и лично я мгновенно уснула.
Проснулась я тоже мгновенно - дедушки в шалаше не было. Мне стало страшно. Я пробралась к выходу и замерла перед открывшейся мне
картиной.
Было раннее, раннее утро. От реки на луга спускался туман. Он был густым, и мне казалось, что я его даже чувствую. А сквозь этот туман,
освещая и окрашивая всё в какой-то фантастический свет, пробивались
первые лучи восходящего солнца. Вся восточная сторона неба была
похожа на удивительную неземной красоты картину, где краски, одна другой ярче и неповторимей, по чьему-то таинственному велению и желанию сменяли друг друга. А на фоне этого великолепия лицом на восток, на коленях стоял мой дедушка.
Я не решилась его позвать, я понимала, что нельзя нарушать его слияние, его единение с Природой, Творцом, Богом.
Когда дедушка стал меня будить, я сказала, что давно не сплю, и видела его стоящим на коленях.
- Что ты делал, дедушка? - спросила я.
- Молился, - ответил мне дед.
Мы провели на сенокосе целый день, а вечером дедушка повёз меня домой.
Пожалуй, неделю я находилась под впечатлением от увиденного на сенокосе и пребывала в каком-то счастливо-восторженном и
необъяснимом настроении: притихшая, послушная, вся в ожидании чудес.
Моя проницательная бабушка, заметив моё состояние, даже спросила у деда, что случилось с ребёнком, не заболела ли, уж больно на себя не похожа.
- Это хорошо, - ответил дедушка, - значит, у неё есть душа, а что такое душа - это совесть, которая и поведёт её по жизни.