Отец корнета. Крым, лето 1920

Когда корнет Николай Оболенский считал своего отца погибшим во время похода 1917 года генерала Корнилова, Николай Николаевич был жив. Он прошел тяжелый путь с Белой добровольческой армией. Сначала воевал у Деникина, потом у адмирала Колчака и, наконец, попал в Крым под командование генерала Врангеля. Все названные белые военачальники были хорошими боевыми генералами и талантливыми полководцами. Но силы оказались неравными, да и союзники предавали их нещадно. В то же время, красные воевали, не соблюдая никаких международных конвенций и даже правил ведения военных действий. Они по-звериному проявляли беспощадность как к противнику, попавшему в плен, так и к мирному населению. Чудовищные казни, пытки, мародерство и брошенные изуродованные труппы, изнасилованные женщины с отрезанными головами, проколотые штыками младенцы, белые офицеры с выколотыми глазами и вырванными половыми членами. Всю эту людоедскую кровавую вакханалию осуществляли в основном чекисты и отряды «чоновцев».
Последним очагом сопротивления Белой армии на юге России оказался Крым. Перекоп удерживали из последних сил, и подвиги его защитников вошли в историю. Красные не смогли бы взять Перекоп, ибо он был хорошо укреплен. Большевики, несмотря на численное превосходство в живой силе, встретили отчаянное сопротивление и понесли большие потери. Победу принес им гнилой Сиваш, обмелевший к этому времени года. Они перешли его и ударили с тыла. Перекоп пал, и судьба Крыма была решена.
Николай Николаевич находился в это время в Ялте, он долечивался после ранения в госпитале в Массандре, где еще в Севастопольскую страду прошлого века великий хирург Пирогов оперировал раненых. Две пули нанесли Николаю Николаевичу ранение средней тяжести: одна попала в левую ногу и слегка задела кость, вторая вышла навылет в предплечье. За полтора месяца его выходили. Он стал поправляться и ходил уже на прогулки с палочкой. Делал гимнастику и просился на выписку. В Массандре созрел виноград… Лето кончалось, но жара стояла, как в июле. Он любил гулять в массандровском парке и любовался на розы и вдыхал аромат столетних ливанских кедров, высаженных здесь еще шведом Стевеном — первым директором императорского Никитского ботанического сада. Отдыхая в тени под раскидистым кедром, Николай Николаевич думал тревожную думу о семье… о дочерях, о сыне и жене, о России. Он знал, что Зина с матерью и Аней — за границей, в Герцогстве Люксембургском.… Но последнюю весточку от них он получил в октябре 1918. Он пытался разыскать сына… Случайно узнал от раненого поручика артиллериста, который оказался с ним здесь, в госпитале в Ялте, что сына его, корнета Николая Оболенского, поручик видел в армии Юденича, когда они штурмовали Гатчину, то был октябрь 1919 года… дальше следы обрывались.
Неизвестность мучила Николая Николаевича. Он спустился к морю и смотрел, как волны равнодушно бьются о волнорез… а ветер все усиливается. Известие о падении Перекопа многих повергло в ужас, а он же был спокоен… понимая о более страшном крушении, чем просто захват Крыма красными. Погибла целая страна, которую он так любил… Россия! Будущее казалось ему еще более страшным и чудовищным, чем настоящее. Он много раз видел смерть и готов был к ней каждый день. Но смерть отдельного человека не может сравниться со смертью целого государства… Когда погибают миллионы… И погибнут еще больше. Он хорошо знал и до конца осознавал, кто такие большевики. Он видел в них не только дьяволов и варваров, но и черные силы зла… Ему показалось, что Господь Бог отступился от России, от русских. И большевики уничтожат все и всех на своем пути и прольют столько крови, что Иван Грозный и Петр I покажутся детьми в сравнении с ними. Они уничтожат религию, все классы и культуру. Уничтожат физически. А оставшийся в живых народ загонят в рабство пострашнее, чем во времена Чингисхана или Римской империи. Сейчас Европа, эта политическая проститутка, много раз спасаемая Россией, отвернулась от нас, предала, нарушила свой союзнический долг и не верит, что коммунисты скоро станут угрозой для нее. И, пожалуй, для всего человечества. Пока красные не соберут все свои силы в кулак и не создадут новокоммунистическое людоедское государство, они будут лгать и лицемерить, и заискивать перед Европой и Америкой… А потом попытаются распространить свою силу и задушить свободную Европу. И если понадобится, развяжут для этого новую мировую войну.
Солнце пошло на закат. В траве звенели цикады, пахло цветами. На старой высоченной сосне сидела белка и выщелкивала шишки. Тревожно подала голос иволга, видно кто-то близко подошел к ее гнезду. Для себя Николай Николаевич решил твердо: если не удастся сесть на последний пароход… он застрелится, чтобы не попасть к красным.
Он спустился в порт. Шла спешная эвакуация, транспортных средств не хватало. Героические кадеты, еще совсем мальчишки, сражавшиеся наравне со всеми, должны быть эвакуированы в первую очередь. Они — будущее России, подумал Николай Николаевич. Их командир, генерал Римский-Корсаков, страшно расстроился и отправился требовать к заведующему эвакуацией генералу Драценко, чтобы их погрузили на транспорт «Сарыч», предназначенный специально для них. Драценко схватился за голову и сообщил, что на «Сарыч» грузятся остатки конницы генерала Барбовича — это приказ главнокомандующего. Николай Николаевич поддержал Римского-Корсакова. Вдвоем они настояли на звонке в штаб самому генералу Врангелю. Слава Богу, удалось выделить паршивую, но еще способную плавать баржу «Хриси», принадлежавшую какому-то греку. Несмотря на саботаж команды баржи, кадеты погрузились. Через час после ремонта в машинном отделении, под дулами винтовок баржа отчалила от пирса и вышла в открытое море, взяв курс на Стамбул. Николай Николаевич провожал их глазами и долго смотрел, как постепенно они удаляются, превращаясь в маленькую точку… Что-то ждет их впереди? Как сложится их судьбы? Сколько еще погибнет этих полудетей-полуюношей? Один Бог знает!
Николай Николаевич вспомнил Москву, такую родную, такую русскую… Вспомнил рождение сына Коленьки в ту морозную зиму 1900 года… И лето в Ховрино в 1906. Безмятежное жаркое и прекрасное, подумал он. Мирное лето. Где сейчас мой Коленька? Вспомнился Николаю Николаевичу и тот тяжелый день смерти государя Александра Александровича 24 июля 1894 года… Здесь, в Ливадии… С его кончиной словно ушла эпоха Российской истории девятнадцатого века. История для России славная и великая. Начинался век с воцарением императора Александра I — победителя Наполеона и спасителя не только России, но и всей Европы… А какие полководцы русские прославили тогда свою страну! Суворов, Кутузов! А сколько героев 1812 года — битвой под Бородино! А Севастопольская оборона 1870 года! Каких флотоводцев гениальных породила матушка Россия — Ушакова, Корнилова, Нахимова, Синявина! Начался век XIX с императора Александра I и закончился кончиной императора Александра III!
Николай Николаевич не любил XX век. Он считал его самым подлым, людоедским и страшным, особенно для России. Этот век принесет столько трагедий и несчастий для всех народов и целой планеты, что и предсказать невозможно. Сейчас на его глазах гибла целая огромная страна — Россия! И он ничего не смог изменить, как ни старался. В любой миг он готов был сложить за нее жизнь! Что же будет дальше? Неужели народ русский не сможет стряхнуть с себя эту красную гадину! Ведь он сверг иго Чингисхана и Батыя, победил Наполеона! "Господи, помоги нам!" — воззвал он к Всевышнему.
На море крепчал ветер, и оно покрылось белыми барашками. Волны стали биться о пирс. Чайки тревожно кричали, солнце закрыли тучи.
Николай Николаевич смог попасть на последний пароход «Константин», покидавший Ялту. «Константин» отплывал перегруженный. Суматоха, крики и плач детей заглушил его прощальный гудок. Впереди была Турция. Николай Николаевич оказался без вещей и багажа, только мундир, шинель, револьвер и шашка. Он ни о чем не жалел. Когда скрылась из глаз Ялта, он вытер скупую слезу и закурил трубку. Море успокоилось, и они все дальше и дальше удалялись от родных берегов. Приведется ли когда-нибудь вернуться в свое Отечество, с тоской подумал он. Облака рассеялись. Небесная синь сливалась с лазурной морской гладью. Пароход больше не кидала волна то вверх, то вниз… И он плыл теперь ровно и спокойно, покачиваясь с боку на бок, словно большая рыбина.


Read more: