Последняя битва на земле

 - Охотник должен не только разбираться в повадках тех, на кого он охотится, - сказал однажды дон Хуан, - кроме этого, ему необходимо знать, что на этой земле существуют силы, которые направляют и ведут людей, животных и вообще всё живое, что здесь есть.
 - О каких силах ты говоришь?
 - О силах, которые руководят нашей жизнью и нашей смертью. Тебе непросто будет остановиться. Ты упрям, я знаю, но это не имеет значения. Когда тебе, в конце концов, удастся себя изменить, упрямство будет тебе на руку.
 - Я стараюсь, как только могу, - сказал я.
 - Нет. Я не согласен. Ты не стараешься, как только можешь. Ты сказал так, потому что для тебя это красиво звучит. Ты говоришь так обо всём, что бы ты ни делал.
Я собрался было спорить, но он сделал мне знак помолчать.
 - Человек должен отвечать за то, что живёт в этом странном мире, - сказал он, - ведь ты же знаешь — это действительно странный мир.
Я утвердительно кивнул.
 - Ты соглашаешься, но мы с тобой имеем в виду различные вещи. Для тебя мир странен своим свойством либо нагонять на тебя скуку, либо быть с тобой не в ладах. Для меня мир странен, потому что он огромен, устрашающ, таинствен и непостижим. Ты должен с полной ответственностью отнестись к своему пребыванию здесь, в этой чудесной пустыне, сейчас, в это чудесное время. Я хочу убедить тебя в том, что необходимо научиться отдавать себе отчёт в каждом действии, сделать каждое действие осознанным. Ведь ты пришёл сюда ненадолго и времени, которое тебе отпущено, действительно слишком мало, чтобы прикоснуться ко всем чудесам этого странного мира.
Я настаивал на том, что испытывать тоску или находиться с миром не в ладах — нормальное человеческое состояние.
 - Так измени его! - ответил он сухо, - это вызов, и если ты его не принимаешь, значит, ты практически мёртв.
Он предложил мне вспомнить хоть что-нибудь из своей жизни, что я делал бы с полной самоотдачей. Я назвал искусство. Мне всегда хотелось стать художником и в течение нескольких лет я пытался реализовать своё желание. Иногда я всё ещё с болью вспоминаю о постигшей меня неудаче.
 - Ты никогда не относился с ответственностью к тому, что находишься в этом непостижимом мире, - сказал он, - поэтому ты так и не стал художником.
 - Значит, на большее я неспособен, дон Хуан?
 - Неправда. Ты не знаешь, на что ты способен.
 - Но я делаю всё, что могу.
 - И снова ты ошибаешься. Ты можешь сделать гораздо больше и действовать гораздо лучше. Ты допускаешь единственную ошибку — ты думаешь, что в твоём распоряжении уйма времени. Ты считаешь, что твоя жизнь будет длиться вечно.
 - Вовсе я так не считаю.
 - Тогда чего же ты ждёшь? Почему ты колеблешься, вместо того, чтобы решительно измениться?
 - А тебе не приходило в голову, дон Хуан, что я не хочу меняться?
 - Приходило. Так же, как и ты, я когда-то не хотел изменяться. Однако, мне не нравилась моя жизнь. Я устал от неё, так же, как ты сейчас устал от своей. Зато теперь я чувствую, что на всё мне её не хватит.
Я начал неистово доказывать, что его настойчивое стремление изменить мой образ жизни это произвол.
 - Дурак, у тебя нет времени на то, чтобы становиться в позу, - сурово произнёс он, - то, что ты делаешь в данный момент, вполне может оказаться твоим последним поступком на земле, твоей последней битвой. В мире нет силы, которая гарантировала бы тебе, что ты проживёшь ещё хотя бы минуту.
 - Я знаю, - сказал я, сдерживая гнев.
 - Нет, ты не знаешь. Если бы это была твоя последняя битва на земле, я бы сказал, что ты идиот, - спокойно проговорил он, - свой последний поступок ты совершаешь, находясь в совершенно дурацком состоянии. Друг мой, у тебя же нет времени. Его нет ни у кого из нас.
 - Я согласен с тобой, дон Хуан, но...
 - Просто соглашаться ни к чему, - перебил он, - вместо того, чтобы так легко соглашаться на словах, ты должен соответствующим образом действовать. Прими вызов. Изменись. Изменение, о котором я говорю, никогда не бывает постепенным. Оно происходит внезапно. А ты даже не думаешь готовиться к неожиданному действию, от которого изменится абсолютно всё.
Мне показалось, что он сам себе противоречит. Я объяснил ему, что если бы я готовился к изменению, то тем самым постепенно изменялся бы.
 - Ты не изменился ни на йоту, - сказал он, - и поэтому веришь, что меняешься очень постепеннно, понемногу. Но однажды ты, возможно, очень удивишься, обнаружив, что внезапно без каких бы то ни было предупреждений изменился. Я знаю, что так оно и бывает. И поэтому не оставляю попыток тебя убедить. Я только что сказал, что изменение происходит внезапно. Точно также происходит смерть. Как ты думаешь, что можно с этим поделать?
 - Жить как можно счастливее, - ответил я.
 - Верно. А ты знаешь хоть одного человека, который был бы по-настоящему счастлив?
 - Нет. Действительно не знаю.
 - А я знаю, - сказал дон Хуан, - есть люди, которые очень аккуратно относятся к природе своих поступков. Их счастье в том, что они действуют с полным осознанием того, что у них нет времени. Поэтому во всех их действиях присутствует особая сила, в каждом их поступке есть чувство. Поступки обладают силой, особенно, когда тот, кто их совершает, знает, что это его последняя битва. В этом есть особое всепоглощающее счастье. Мой тебе совет — пересмотри свою жизнь и рассматривай свои поступки именно в таком свете.
Я не согласился с ним. Я сказал, что для меня счастье состоит в том, что моим действиям свойственна определённая протяжённость во времени, и я могу по своему желанию продолжать делать то, что делаю в данный момент, особенно если это мне нравится.
 - У тебя нет времени, приятель, - ответил дон Хуан, - в этом беда всех человеческих существ. Времени нет ни у кого из нас и твой промежуток времени ничего не значит в этом жутком таинственном мире. Надежда на этот самый промежуток времени делает тебя робким, лишает решительности. И в твоих действиях не может быть того духа, той мощи, той неодолимой силы, которая присутствует в действиях того, кто знает, что сражается в своей последней битве на этой земле. Иными словами, расчёт на промежуток времени не делает тебя ни счастливым, ни могущественным.
Я признался, что боюсь мыслей о предстоящей смерти и поэтому не желаю об этом думать.
 - Почему?
 - Это бессмысленно. Ведь она так или иначе где-то меня ждёт, тогда какой смысл по этому поводу тревожиться.
 - Разве я сказал, что ты должен по этому поводу тревожиться? Ты должен использовать её. Сосредоточить внимание на связующем звене между тобой и твоей смертью, отбросив сожаление, печаль и тревогу. Сосредоточить внимание на том, что у тебя нет времени. И пусть действия твои текут соответственно. Пусть каждое из них станет твоей последней битвой. Только в этом случае каждый твой поступок будет обладать законной силой. А иначе всё, что ты будешь делать в своей жизни, так и останется действиями робкого и нерешительного человека.
 - А что, это так ужасно, быть робким и нерешительным?
 - Нет, если ты намерен жить вечно. Но если тебе предстоить умереть, то у тебя просто нет времени на проявления робости и нерешительности. Нерешительность заставляет тебя цепляться за то, что существует только в твоём воображении. Пока в мире затишье, это успокаивает. Но потом этот жуткий таинственный мир разевает пасть, намереваясь тебя проглотить, и ты с полной очевидностью осознаёшь, что все твои надёжные пути вовсе таковыми не были.
 - Но, дон Хуан, это же противоестественно — всё время жить с мыслью о смерти.
 - Смерть ожидает нас и то, что мы делаем в этот самый момент, вполне может стать нашей последней битвой на этой земле, - торжественно произнёс он, - я называю это битвой, потому что это борьба. Подавляющее большинство людей переходит от действия к действию без борьбы и без мысли. Охотник же, наоборот, тщательно взвешивает каждый свой поступок. Только дурак может не заметить, насколько охотник превосходит своих ближних — обычных людей. Охотник с должным уважением относится к своей последней битве. И вполне естественно, что последний поступок должен быть самым лучшим. Это доставляет удовольствие и притупляет страх.
 - Ты прав, - признался я, - просто это трудно принять.
 - Да. Чтобы убедиться в том, что дело обстоит именно так, тебе понадобятся годы. И годы на то, чтобы научиться действовать сообразно этому убеждению. Мне остаётся лишь надеяться, что ты успеешь.
 - Ты пугаешь меня, дон Хуан.
 - Силы, которые руководят людьми, непредсказуемы и ужасны, но в тоже время их великолепие стоит того, чтобы стать его свидетелем.
 - Что, в самом деле, существует нечто, что нами руководит?
 - Конечно. Существуют силы, которые нас направляют.
 - Ты можешь их описать?
 - Нет. Я могу только назвать их разными словами: сила, дух, ветер или как-нибудь ещё.
Вдруг дон Хуан резко встал и велел мне поймать кролика, убить, освежевать и зажарить до наступления сумерек. Я начал действовать с большой осторожностью, поэтому без особого труда поймал кролика — самца.
 - Теперь убей его, - сухо велел дон Хуан.
Я засунул руку в ловушку, схватил кролика за уши и начал тянуть к себе. Вдруг меня охватил дикий ужас. До меня дошло, что дон Хуан никогда не учил меня убивать дичь. Я отпустил кролика и сказал:
 - Я не могу его убить.
 - Почему?
 - Я никогда этого не делал.
 - Но ты же убил сотни птиц и других животных.
 - Из ружья, а не голыми руками.
 - Какая разница? Время этого кролика подошло к концу. Убей его! - крикнул он.
 - Не могу.
Дон Хуан закричал, что кролик должен умереть, потому что закончил свои скитания по этой прекрасной пустыне, и мне нечего увиливать, так как сила, которая направляет пути кроликов, привела в мою ловушку именно этого. Со смертельной ясностью я почувствовал, какая это трагедия для кролика — попасть в мою западню. Я смотрел на кролика, а кролик на меня. Мы с ним обменялись мрачными взглядами. В его взгляде я прочёл молчаливое отчаяние. Я живо представил себя на его месте.
 - Чёрт с ним, - громко сказал я, - я никого не буду убивать. Я его отпускаю.
От избытка чувств меня затрясло. Я полез в ловушку, пытаясь схватить кролика за уши. Он быстро увернулся и я промазал. Я быстро ударил по ловушке ногой, чтобы разбить её и освободить кролика. Но клетка не разваливалась.  Изо всех сил я правой ногой топнул по клетке. Прутья с треском сломались. Я вытащил кролика, испытав облегчение, от которого в следующий момент не осталось и следа. Кролик был мёртв. Я ощутил ужас, от которого по всему телу прошла холодная волна. Я не мог отделаться от какой-то жуткой тождественности с этим кроликом. Дон Хуан сказал, что смерть кролика была даром мне, точно так же, как моя смерть станет даром кому-то другому, и добавил, что я должен поесть мяса этого кролика, хоть кусочек.
 - Я не могу, - попытался я отказаться.
 - В руках этих сил мы — мусор, ничто, - жёстко сказал дон Хуан, - так что прекрати потакать своему чувству собственной важности и воспользуйся подарком силы, как подобает.
Я поднял кролика. Он был ещё тёплый. Дон Хуан наклонился ко мне и прошептал:
 - Твоя ловушка стала для него последней битвой. Я же тебе говорил — время его скитаний по этой чудесной пустыне закончилось.

(К.Кастанеда)