Плохие музыканты, хорошие музыканты

Это был нищий уличный музыкант из Тимишоары.  Его потрепанный аккордеон издавал унылый сип, в котором  «Голубой Дунай» узнавался далеко не сразу.  Толпа туристов  обтекала его с двух сторон, и лишь золотой ангел с балюстрады, под которой устроился аккордеонист, смотрел на него величественно и равнодушно. В засаленной кепке блестели три медяка. Я добавил четвертый. И когда появился полицейский патруль, румын покорно поднялся (разумеется, бумаги от магистрата, разрешающей услаждать уши туристов ностальгическими мелодиями, у него не было) и поплелся в переулок, где полицейские оставили свой автомобиль.   Надругательство над национальным достоянием было пресечено, несчастного аккордиониста запихивали в патрульный джип  -  за этим торжеством законности, лучась от гордости, наблюдал весьма пожилой, весьма скромно одетый господин. Всем своим видом господин извещал  окружающих, что это он, он, он содействовал поимке преступника! Он издавал какие-то птичьи звуки, качал головой, взмахивал руками, как потревоженная курица, ловил одобрительные взгляды  - но никто его взглядами не одаривал, и только  ангел смотрел все так же величественно и все так же равнодушно. Почтенный господин подскочил к начальнику патруля, демонстрируя тому древний мобильник  (это он, он, он сообщил о преступлении, вот по этому телефону, все граждане должны сотрудничать с   Polizei!),  офицер пожал ему руку – как мне показалось,  с трудом сдерживая брезгливую гримасу. Счастливый доносчик еще некоторое время бродил вокруг Чумной колонны, махал руками возбужденно, потом его смыл людской поток.

Это был рассказ о том, когда мне в последний раз хотелось сбить человека с ног и в полете добавить каблуком в ухо.               

                ***

 

Самый странный концерт из нескольких сотен, что мы здесь слушали, случился лет семь- восемь назад.

Вуди Аллен со своим диксилендом давал представление в Штадтхалле.

Джаз всегда находился за пределами наших с ханум интересов,  но мы все-таки  купили билеты -  поглазеть на живую легенду. Это было еще до «Вики Кристины  Барселоны», до «Матч-пойнта»,  от патриарха никаких шедевров  уже не ожидалось,  мероприятие проходило по ностальгической графе.

Два часа Вуди Аллен стоически  опровергал сентенцию «великий  человек велик во всем».  С большим энтузиазмом дудел он в свою дуделку, не попадая в такт, путая куплеты и темы. Его команда (это были пожилые ветераны джазовой сцены, играли они с большой любовью и к музыке, и к своему предводителю) несколько раз с превеликим трудом выбиралась из музыкальных тупиков, куда заводил ее отчаянный солист.

Доиграв композицию,  Вуди  смотрел в зал сквозь свои фирменные окуляры, и зал взрывался восторгами.  Будь это кто-нибудь другой, его бы давно прогнали со сцены, здесь же публика показывала чудеса терпимости и лояльности.

Так мы и не поняли, что это было. Какова природа этой  неожиданной для сверхтребовательной  венской аудитории  снисходительности? И каждый раз, когда чопорная местная  публика холодно, или, еще хуже,  вежливо-формально встречала поистине великих исполнителей, не прощая им смелой трактовки или, может быть, мелкой погрешности – я невольно вспоминал овацию, которая долго сотрясала в тот вечер своды Штадтхалле...   

                ***

 

Венское лето. Жена с дочерью (на тот момент ей было четыре с хвостиком) идут по улице Грабен. Толпы туристов. Играют уличные музыканты.

- Какой красивый музык, - артистически грассируя, внезапно говорит дочь.

Ханум  пробивает холодный пот.  В панике начинает она вертеть головой в поисках того, кто произвел такое впечатление на юную деву.

К счастью, выяснилось, что русский язык опять дал сбой, и вместо красивого «музыка» подразумевалась  - красивая музыка.

 

 «tрудно попасть в vену»