О фильме А. Звягинцева Елена

В первые минуты просмотра возникает недоумение по поводу затянутой и, временами,  застывающей                неторопливости  первых кадров, но очень скоро начинаешь понимать смысл детализации,  островков статичности,  режиссерского  внимания к, казалось бы, несущественным деталям: они оставляют достаточное  пространственно-временное поле  для интерпретации   последовательности событий  экзистенциальной трагедии.  Все вместе: неспешность,  растянутость, высокое мастерство игры исполнителей, лаконичность диалогов, - погружают в  атмосферу естественности  и психологической достоверности, а минимализм, детализация, филигранная отточенность, холодноватая тональность  визуального ряда,   флер тревожной и тревожащей музыки- намека  создают неповторимо-индивидуальный  авторский  стиль.
 
Буквально с  первых кадров возникает  и далее, с каждым новым эпизодом  и вплоть до   конца фильма,  до финальной сцены перерастает в уверенность, подтверждается впечатление  невидимой власти  темной  энергии -  еще ничего не произошло, но  уже все свершилась: физическая смерть одного героя фильма, моральная, его убийцы и социальная -  ребенка.
Предрешенность судьбы ребенка,  над которым неумолимо висит тень вырождения оставляет особенно тягостное впечатление, ведь он, в отличии от своего отца, который еще несет ответственность за выбор своего образа жизни, ни в чем не виноват, а меж тем, его характер уже предопределен и фактически, у него уже нет выбора – он неизбежно повторит судьбу своего отца и брата телеманов-пивоманов-игроманов.
Личностное  нисхождение такая же реальность, как физическое совершенствование или физическая деградация. Сын Елены производит совершенно отталкивающее впечатление: сомнительно, что отсутствие работы просто не везение. Характерной  является сцена, в которой Сергей  подходит к играющему в теле приставку сыну с целью нравоучения, но вместо этого начинает играть сам.
Сын и внук Елены подчинены дисгармоничной динамике своей зависимости, освоение высших  уровней бытия для них уже не доступно. Елена  предполагает, что все может измениться  «в одну минуту», но, на самом деле,  такие явления, как уровень и направленность личности не зависят  напрямую от факта  обретения материального благополучия: само по себе оно не изменяет ничего. Декорации новые, но люди, все те же, и, более того, вполне вероятен прогноз увеличения степени проградиентности, прогрессирования  комплекса  уже сформированных аддикций.
И, все же, как ни актуальна тема  настоящей эпидемии всевозможных старых добрых и новомодных зависимостей, глубину,  открытость различным интерпретациям фильму предает не тема массовой деградации, а образ самой Елены.
Смерть Владимира  трагедия и, одновременно, онтологическое наказание за неспособность к антиципации, необдуманный жизненный  выбор, совершенный под влиянием момента, в то время, когда он  нуждался в помощи, уходе и заботе, быть может, в минуту физической и душевной слабости. И альянс может быть счастливым, но только не в том случае, когда партнеры различаются сразу по нескольким ключевым  характеристикам, в фильме, практически, по всем: он, образованный, спортивный, с  определенным мировоззрением, и ясными представлениями о культуре  быта,  повседневного общения. Елена – не развитая -  физически, интеллектуально,  в пассивном, нерефлексивном отношении к своему свободному времени; она  несравнима с мужем  по своему культурному, умственному уровню. За десять лет совместной жизни с человеком более высокой жизненной организации она  смогла до определенной степени усвоить интеллигентный стиль общения, но в душе осталась все той же. Общих  интересов с Владимиром за годы брака не появилось, и сам он остался  для нее чужим человеком.
 
При всей своей комплекции,  Елена внешне  приятна и отнюдь не лишена женственности. Но ее покладистость с мужем,  любовь к сыну и внукам, казалось бы, безусловное достоинство для женщины,  почему-то не умиляют, слишком пассивны и явно унизительны ее  роли в этих отношениях и    безропотная готовность  быть  средством, но не целью.
 
Да,  она  мягкая,  и бесконфликтная, но за этой податливой оболочкой дремлет жуткое хтоническое существо, архетипическая ведьма, дикая, непредсказуемая, агрессивная. А Владимир совершает достаточно распространенную  роковую ошибку,  предполагая, что отсутствие характера и  образования, не умение отстаивать свои интересы автоматически означает предсказумость и безопасность. Все, как раз, наоборот, внешне слабое и невзрачное существо  может  быть очень ненадежным и опасным.  Именно такие люди способны на предательство, и, в крайнем случае, даже на преступление. В любом человеке оболочка между дикостью и цивилизованностью тонкая, но в данном случае,  она менее управляемая, практически, не  поддается внешнему воздействию.  Так,  советы  Владимира, и его  оценки образа жизни ее сына, правильные или нет, Еленой не воспринимаются в принципе,  диалога не возникает. Она стоит на своей позиции и не желает вникнуть в то,  что ей говорят. Елена имитирует искреннюю заботу, но как только видит угрозу будущей обеспеченности, как проявляется ее истинная натура и она  готова на все, вплоть до убийства, лишь  бы обеспечить благополучие своего потомства.
 Елена выполняет роли, но что там, за  привычной маской, не известно. Владимир не интересуется и зря!  Такие неразвитые личности нужно контролировать и вести за собой, хотя бы для того, что бы их   поведение не вышло из под контроля.
Преступление остается без наказания, без осмысления, без раскаяния: проблески мук совести  окончательно растворяются в торжестве  по поводу свершившегося  материального благополучия детей.  На мой взгляд, именно в этом главное смысловое содержание фильма – торжество черни является самым худшим вариантом развития общества.