Неоконченная повесть. Глава 11
Двадцать восьмого июня двухтысячного года я отправилась на оптовый рынок за товаром. Было очень жарко-лето в разгаре. Мама моя решила сделать дома уборку и когда она, в свои почти семьдесят девять лет, улеглась на пол, чтобы вытереть пыль под кроватью, то почувствовала резкую боль в правом боку. После того, как она поднялась, боль всё равно не проходила, а только усиливалась. Дома она была одна, отец с раннего утра, пока не очень жарко, отправился на огород. Мама вышла на лестничную клетку, оперлась на перила не переставая стонать, приговаривая что-то. Дома у них был стационарный телефон, но мама никогда никуда не звонила. Она не умела разговаривать по телефону и брала трубку только в том случае, если была дома одна. Но разговора, как правило с ней не получалось, потому что она тут же её клала на место.
В мамином подъезде жила её подруга, этажом ниже, вероятнее всего, что мама решила обратиться за помощью к ней. Подруга возвращалась как раз домой и, поднимаясь по лестнице, услышала стоны, а потом и маму увидела. Она тут же вызвала скорую помощь и маму увезли в хирургию. Когда я возвратилась к обеду из Бишкека, мне на рынке дочь сказала, что бабушку увезли в больницу и дед тоже там, но все ждут меня, чтобы я подписала согласие родственников на операцию, потому что отец сам не стал подписывать этот документ. Отец и меня начал отговаривать, что не надо маму мучить наркозом, меня это очень возмутило и я сказала, что мы должны использовать любой шанс на спасение маминой жизни. Документ был подписан и началась подготовка к операции. После операции вышел к нам хирург и сказал, что у мамы сильнейшая интоксикация из-за того, что произошло прободение толстого кишечника и всё его содержимое в течение нескольких дней выходило в брюшную полость. За несколько дней до этого мама мне жаловалась на боли внизу живота, но сама же и определила их причину, что, наверное, простыла во время купания. Мы измерили температуру, она была совсем невысокой, чуть выше тридцати семи. Как объяснил хирург, что молодой организм более интенсивно бы реагировал на это поднятием температуры, а у старого все процессы проходят очень вяло.
Маму увезли из операционной в реанимацию, а мы занялись добыванием лекарств, марли, и прочего из выданного нам в больнице списка. Самое главное было найти калоприёмники, поскольку у мамы в область печени была выведена трубка, через которую теперь выводились всё содержимое из кишечника. К маме никого не пускали, но через пару дней мне удалось с помощью небольшой взятки персоналу, в виде коробки конфет и банки кофе, всё-таки пройти в палату. Мама меня узнала, но из дальнейшего общения с ней я поняла, что у неё временами бывает спутанность сознания. Все вены на руках и ногах представляли из себя сплошные синяки, капельница была подключена к подключичной вене. Мне опять выдали список лекарств, которые я должна была выкупить и принести в отделение. Я забирала домой постельное бельё, взамен выстиранного и неслась снова искать по аптекам дорогостоящие лекарства. Деньги вылетали моментально на лекарства и прочее. Отец дал мне какую-то сумму, но и эта тоже быстро закончилась. Лекарства с каждым разом становились всё дороже и дороже. А однажды мне медсестра предложила какой-то из препаратов купить у них в отделении и даже по сниженной цене. У меня закралось подозрение, что уж не мои ли лекарства мне предлагают купить вновь, но по сниженной цене, не в аптеке, а в реанимационном отделении. Я добилась встречи с лечащим врачом и выразила своё недоверие, что моей маме продолжают что-то вливать, поскольку вен практически уже не было видно из-за синяков. Врач с медсестрой принесли мне журнал для подтверждения проводимых процедур, где было отмечено, какие лекарства выдаются маме бесплатно, а какие приходится покупать нам. Всё было чётко записано о выполнении всех процедур. Но самое интересное, что буквально через пару дней после беседы с врачом, мне было предложено забрать маму домой. На мой вопрос, что врачи расписываются в своём бессилии, я получила утвердительный ответ и тут же предложение попытаться приобрести лекарство по фантастической цене за одну ампулу, чтобы попробовать ещё и это чудодейственное средство. Я отказалась, потому что мама уже почти меня не узнавала, но всё время кричала, бунтовала, обвиняя персонал в том, что они съели то шоколадку, которую я ей якобы принесла, то в других деяниях, которые они, надеюсь, не совершали. За отдельную плату я договорилась со скорой помощью и мы увезли маму домой.
Она почти ничего не ела. Я ей варила компот из кураги, стараясь хоть как-то поддержать её тающие на глазах силы. Она его пила через силу, но, когда я убирала чашку от губ, всегда говорила одно слово:"Говно!" Самым сложным для нас с отцом была замена калоприёмника. Я выполняла основную работу, отец только подавал мне то, что я просила из приготовленного для этой процедуры. Сначала мы это делали два раза в день, потом мама начала в беспамятстве бунтовать и срывать калоприёмник. Сначала я ночевала дома, но потом, когда отец мне однажды позвонил среди ночи , а Николай категорически отказался меня проводить и я в кромешной темноте, практически ничего не видя перед собой, чуть живая от страха, добралась до дома родителей, я стала оставаться и на ночь. Чтобы мама не срывала калоприёмник, я рядом с маминой кроватью поставила венский стул и, рыдая и прося у неё прощения, привязала ей бинтом к нему левую руку. Она лежала на спине, абсолютно голая, потому что было очень жарко. Иногда я прикрывала её марлей. Отец спал на балконе, а я на его кровати в комнате.
В тот день,когда её не стало, я к вечеру решила сходить домой, чтобы помыться и переодеться. Мне казалось, что я уже вся пропиталась ароматами лекарств, испражнений и приближающейся смерти. Часа через три я вернулась и первое, что увидела, это белые, немного выпуклые пятнышки, в области стоп. Я поняла, что это конец. Я показала их отцу и сказала, что через несколько часов мама умрёт. Отец вышел на балкон, сел на свою постель и я видела в окно, как вздрагивают его плечи, да иногда слышался глухой стон. Я же ревела, захлёбываясь слезами и соплями. Мне было обидно за свою беспомощность и страшно, что я теряю свою маму. Немного успокоившись, я подошла к ней и увидела, что пятнышки дошли уже до колен. Моя мама умирала у меня на глазах, а я только ревела и ничем не могла ей помочь уже. Она что-то говорила, но понять её уже было практически невозможно, тянула себя за шнурок, на котором был крестик, как-будто он ей мешал. Губы её сморщились и только отверстие ,куда можно было просунуть мизинчик, давало ей возможность дышать. Потом она начала требовать, чтобы ей открыли дверь, повторяя что она закрыта. Я всё время была рядом, встала и открыла входную дверь, вернулась к её кровати и сказала, что дверь открыта, но она опять твердила, что закрыта. Так продолжалось некоторое время. Мама рванула руку и не успела я опомнится, как она сорвала калоприемник. Мы с папой опять провели операцию по его замене. Папа вышел на кухню, а я тоже направилась к выходу из комнаты, но застыла на месте от внезапно наступившей тишины и мне показалось, что в этот момент шевельнулись занавески на дверном проёме. Я, не оглядываясь, вышла из комнаты и сказала папе:"Всё!" Он с криком подскочил, но я его удержала, сказав чтобы не пугал своим криком и без того измотанную мамину Душу. Часы показывали 23часа,30 минут десятого июля 2000 года. Минут через десять мы вошли в комнату. Мама лежала тихо, она не дышала. Её больше не было... Я вызвала скорую и милицию. Аккуратно вставила в её, ещё не остывший рот, вставные челюсти, подвязала бинтом подбородок. Всё это я делала автоматически, до конца не сознавая, что это всё, что я могу сделать для своей мамы. Через два часа приехала милиция и скорая, зафиксировали факт смерти. Потом приехал зять с дочерью, которым мы тоже позвонили. Зять нашёл грузовик без верха, маму взяли вместе с покрывалом и погрузили в машину. Мы поехали все в морг...
Свидетельство о публикации №214080300779