Дачи в Кратово. 1938-40 гг

До войны, когда я была совсем маленькой, родители моего отца снимали нам с мамой дачу на лето. Мама тогда уже не жила с отцом, а переехала обратно к своей матери, и мы жили вшестером в одной комнате в коммунальной квартире в Большом Каретном переулке. Поэтому бабушка с дедушкой справедливо полагали, что мне необходимо проводить лето за городом. Отец тогда уже болел туберкулезом и летом обычно уезжал в санаторий в Крым. У меня тоже были слабые легкие, поэтому дачу снимали по Казанской дороге, где сосны и песок. В 1938 году мы провели лето в Кратово, а в 1939 – в Удельной. Я, конечно, не помню себя в те годы, мне было тогда соответственно полтора и два с половиной года, но мама часто и с удовольствием рассказывала мне о нашей дачной жизни.

В Кратово мы снимали дачу у семьи кинематографистов. Две сестры преподавали во ВГИКе. У одной из них незадолго до того родился сынишка Павлик. Уже после войны, в пятидесятые годы, когда я вновь отдыхала в Кратово, я познакомилась с Павликом, впоследствии известным кинорежиссером Павлом Любимовым. Я помню его фильмы «Женщины» и «Бегущая по волнам».

Мы снимали у Любимовых две комнатки. В одной жили дедушка Борис с бабушкой Бертой, а в другой мы с мамой. Наша комнатка была очень маленькой, поэтому мы с мамой спали в одной кровати. Я лежала у стены, а мама с краю. Мама была чистюлей и на всякий случай чуть-чуть отодвинула кровать от стены. Многие годы спустя мама, смеясь, рассказала мне, что однажды проснулась утром, а меня, полуторогодовалой, рядом не было. Сначала мама не испугалась. Она подумала, что я переползла через нее и, босая, ушла на участок. Мама вышла на крыльцо, увидела гуляющих свекра со свекровью и спросила их: «А где Лена?»

Мой дедушка вообще был очень строг, а тут он ужасно возмутился: «Что значит где? Она же спала с тобой! Ты что же, проглядела, и ребенок, такая крошка, пропал?» Тут мама с бабушкой очень испугались, вбежали в комнату и увидели такую картину: на кровати меня почти не было. Я говорю «почти», поскольку я действительно не лежала на кровати, только моя спящая голова с закрытыми глазами торчала над кроватью, упираясь в нее подбородком. А вся остальная худенькая фигурка находилась между кроватью и стеной. Ночью я провалилась за кровать, но спать очень хотелось, поэтому, чтобы не упасть окончательно, я уперлась ножками в пол, положила подбородок на кровать и в такой удивительной позе продолжала сладко спать. Все смеялись, а дедушка очень сердился на маму. Я была тогда его единственной внучкой, и он меня обожал.

Моему дедушке, Борису Яковлевичу Шницеру, я обязана именем «Елена». Когда я родилась, маме захотелось назвать меня как-нибудь необыкновенно, и она решила дать мне имя «Элеонора». Дедушка не разрешил. «Что ты выдумываешь? – рассердился он. – Назови девочку простым красивым именем Елена!» И я благодарна дедушке за это имя.

В 1939 мы провели лето в поселке Удельная, на четыре остановки ближе к Москве, чем Кратово. Сохранилась фотография той нашей дачи. В сосновом лесу типичный двухэтажный деревянный дом с застекленной терассой, около которого стоят мой отец и мамина сестра Ася. Интересная деталь: в окошке второго этажа в виде украшения помещена пятиконечная звезда – символ Красной Армии.

А в 1940 году мы снова сняли дачу в Кратово. Тем летом я получила от папиного брата дяди Гини замечательный подарок – трехколесный велосипед. У меня есть фотография, на которой я гордо стою около этого велосипеда, а на нем сидит моя целлулоидная кукла. Этот подарок дорого обошелся дяде Гине. Я, конечно, тут же села на велосипед и выехала с участка на просеку. Дядя Гиня пошел со мной. Он старался идти рядом, чтобы следить за мной. Неожиданно дорога сузилась, справа от меня оказался забор с колючей проволокой, слева дядя на краю канавы. Недолго думая, я развернула руль на дядю, тот отшатнулся и упал в канаву, сильно ушибив ногу. Нога тут же опухла. С большим трудом мы вернулись домой. «Что случилось?» – заволновались родные. «Меня Ленка задавила!» – отвечал дядя.

Этот случай не повлиял на отношение ко мне добрейшего дяди Гини. Уже после войны именно он подарил мне еще два велосипеда – старенький немецкий детский двухколесный велосипед в 1947 году и немецкий же, но уже совершенно новый, дамский красавец-велосипед «Мифа» в пятьдесят первом.

В сороковом году мама уже не могла жить со мной на даче все лето. Она работала в Москве и приезжала к нам вечерами и на воскресенье. Я жила с няней Шурой. Вот мы с ней на любительской фотографии. Я очень худая, с огромным венком из полевых цветов на головке. Я хорошо помню свою няню Шуру. Она жила с нами не только на даче, но и в Москве, седьмой в нашей комнате в Большом Каретном переулке. У бабушки тогда было много хлопот и без меня. Все ее три дочери и зять работали. Надо было покупать продукты, готовить на всех. Поэтому взяли Шуру. Но она недолго прожила у нас. Я в то время очень плохо кушала, совсем не было аппетита. Была поэтому очень худенькой. Взрослые просто мучились со мной.

С няней Шурой все было по-другому. Она всегда говорила бабушке, что я все съедаю. Бабушка радовалась, но удивлялась, почему же я все никак не толстею. Однажды бабушка возилась на нашей коммунальной кухне. К ней подошла соседка, Клавдия Ивановна, и рассказала, что ее семилетний сын Колька зашел к нам посмотреть, как кормят Лену (наверное, это было целое зрелище). И Коля увидел, что няня Шура очень интересно кормит Лену творожниками. Кормит и говорит: «Лена, съешь этот кусочек! А не съешь, я съем сама. Считаю до трех!» Считает, а Лена смотрит. «Три!» – говорит Шура и кладет очередной кусочек себе в рот. И обе очень довольны. Бабушка вошла в комнату и видит: действительно, обе, и няня и я, очень довольные. А тарелка пустая. «Вот видите, – говорит няня, – мы все съели!» «Вижу» – вздохнула бабушка. И больше у меня уже никогда не было няньки. И я всегда с тех пор была с моей замечательной бабушкой, Евгенией Моисеевной Синельниковой.

Спустя многие годы мама рассказала мне об одном разговоре тогда, летом сорокового года на даче, который мог совершенно изменить всю мою дальнейшую жизнь, но не изменил. Оказывается, нашим соседом в Кратово был кинорежиссер Рошаль. Однажды он зашел к нам на дачу, представился маме и сообщил, что на киностудии будет ставиться фильм про одну маленькую девочку, которая потерялась. В фильме будут заняты хорошие артисты – Плятт, Раневская, Рина Зеленая. Нужна девочка. «Ваша дочка, пожалуй, подойдет. Хотите, чтобы она снялась в кино?» Мама удивилась и испугалась. Мама боялась, что меня ослепят прожекторами, что для такого маленького ребенка, как я, это будет очень утомительно. И она не захотела, чтобы я снималась в кино. А вдруг я после этого стала бы киноактрисой, а не металловедом! Вся жизнь пошла бы иначе! Но кто знает, что лучше, а что хуже. У каждого жизнь идет так, как она должна идти. А в том прекрасном фильме «Подкидыш» очень хорошо сыграла другая маленькая девочка, Эля Быковская. Вот так!


Рецензии