В неблокадном Ленинграде

Конечно, у нас было все, как и везде, по стране. Работа, субботники, какие-то интрижки, внутренние разборки тоже видимо, были. И люди... отражающие не только черное, но и белое...

Лена была машинисткой, хорошей, но пьющей. И петербурженкой к тому же. Довольно опрятно выглядела, хотя носила вещи, которые ей кто-то отдавал, красилась, поддерживала стрижку. Рассказывала истории из своей жизни, возможно и не совсем правдивые, но занимательные. Она постоянно была в долгах, которые все же стремилась отдать. Совсем пьяной на работе не была, но после бодуна нередко. И тогда ей было плохо, и она отпрашивалась, говоря, что ее тошнит, и она чем-то отравилась. Ее отпускали. И вообще, хоть и ругали, но терпели и помогали. Лена была доброй и отзывчивой. И всегда выслушает, и пообсуждает проблему, если собеседник не против. А женщины ведь, им всегда надо пообсуждать. Так что Лену любили, и она всегда была в курсе всех личных историй и проблем...

Еще время было такое, перестроечное. Не хочу вдаваться в политику, кто на чем нагрел руки тогда. Мы получали маленькую зарплату, и к тому же ее задерживали, как и везде. Не знаю, чем жила тогда творческая интеллигенция, а мы просто выживали, с личными драмами и нехваткой самого необходимого. Иногда даже еды. Сама я не помню того ощущения недоедания.... Видимо, макаронами или картошкой вполне можно наесться. А также были шоколадки или коробки конфет, которые нам несли за то, чтобы напечатать нужный документ в короткие сроки. А еще у нас был камбуз. В котором Лена имела своих хороших знакомых, просто она работала здесь много лет, весь госпиталь был ей почти родным домом. И когда ей, понимая ее жалостные песни о трудном, давали какие-то продукты (нет, не мясо, и не рыбу, а овощи там, хлеб, иногда молоко), она всегда делилась, и мне тоже что-то перепадало (хотя я никогда не просила, но раз такое непростое положение, то почему не взять, если дают). Нет, я правда, не помню своих каких-то переживаний по поводу нехватки продуктов, но у меня ведь была еще мама-блокадница. Которая действительно переживала, и меня напрягало именно это. Короче, в период, когда денег не было второй или третий месяц, этот вот сухой паек (по сути незаконный, потому что мы все-таки были невоеннообязанными, в отличие от мед. персонала) приходился очень кстати.

Однажды к нам заглянул очередной из тех, кому надо срочно. Не помню, как он выглядел, без военной формы, как-то обычно. Общался с нами запросто, пошутил о чем-то, потом перешел к сути проблемы.
- Девчонки, напечатайте мне сегодня. Хотелось бы завтра уже уехать. С меня конфеты.

Мы конечно, улыбались, но нам эти конфеты уже... А Ленка хоть была скорее худая, чем толстая, но поесть любила. А поесть, ввиду того, что деньги обычно тратились на выпивку, было особо нечего. И она, немножко жеманно поправляя аккуратную челку, сказала:

- Все вы конфеты приносите. Нет, чтобы сарделек вместо шоколадок.

Товарищ, что называется, ухватил слету.

- Сарделек? Хорошо, не вопрос.

Мы посмеялись и конечно, не приняли всерьез. Мы никогда не вымогали ни денег, ни конфет, ни чего другого. Просто иногда работы было много, и документы лежали по несколько дней. Компьютеры тогда еще были редкость, и врачи писали заключения своими жуткими нечитаемыми почерками, если не знать медицинских терминов, то написанное ими казалось каким-то зашифрованным бредом. И если кто-то хотел отблагодарить за понимание, то мы конечно были не против.

Наш незамысловатый обед был уже далеко позади, когда пришел наш военный и принес целый бумажный пакет с восхитительными толстыми сардельками! Мы конечно, обалдели, совсем того не ожидали. Тут же, когда довольный клиент ушел, мы их сварили в чайнике на плитке. Блин! Это было не в блокадном Ленинграде! Девяностые годы, центр города, все пристойно-прилично, голодных трупов не наблюдалось. Конец прогрессивного 20-го века! Но вот такая получилась сарделечная взятка. Но мне нисколько за нее не стыдно.

В нашем госпитале всегда были хорошие врачи, и достойные люди в руководстве. Наверно, у них еще сохранялся тот стандарт чести, когда главное - не бросать своих. Лена, в связи с запойным образом жизни, все время жила без денег. Когда умерла ее мама, госпиталь оплатил похороны. Когда ей стало вдруг нездоровиться и серьезно... Ее прооперировали у нас же, в госпитале. На наши вопросы о ее здоровье, нам хмуро ответили, что делать там уже нечего. Печень совсем разрушена, т.е. просто разрезали, посмотрели и зашили все обратно. Ее гражданский муж, с которым они вместе и пили, но жили дружно, приходил к ней, видно что любил и переживал. Он же ее и похоронил, госпиталь выделил сумму, и мы еще собрали...