Кто в доме моем

Ноль

Говорят, в этом доме много чего произошло. Но говорят об этом лишь те, кто произошедшего не видел. Скрытое от глаз в темноте прорастает домыслами, и правда, не находя опровержений, ими питается. Каменный фундамент так и остался цвета камня. Камень вообще сложно изменить. А вот деревянный брус, из которого купеческий дом сложен, почернел полностью, как и правда.
В двадцатых прошлого века, сто лет назад мелкий московский купец Землицкий, торговавший белым сибирским грибом, построил в губернии дом. На протяжении долгого времени звучала легенда, что вместе с грибами он привозил дочерей коренных северных народов и в этом доме их содержал для себя одного. На два огромных этажа раскинулась его странная, такая же, как вензеля на крыше дома, прихоть. В нем она жила десятками тихих запуганных жизней и на люди не выходила: пока Землицкого не было в губернии,  из дома никто не показывался. Народ решил, что молодые девушки боялись, не знали языка, никому и в голову не приходило, что дом мог оставаться совершенно пустым, без прислуги, что по тем временам было совершенно неслыханно. Все что здравым смыслом не обладает, истинно быть не может.
Когда красная армия производила самосуд над Землицким, невольно застрявшем в Петербурге, в его доме в губернии Т по странной случайности укрылись трое белых офицеров, обстреливаемые с улицы дюжиной солдат красногвардейцев. Прозвучало несколько десятков выстрелов и приказ выходить. Белые офицеры, пока их не окружили, отступили во двор и скрылись в истории. Ни один из них не был ранен. 
Благодаря смелости и отваге, но скорее выучке и стратегии губерния была взята белыми. Уже знакомые нам трое отправились на запад, среди них и поручик Болонский, эмигрировавший в ноябре 1920 года в Болгарию, а затем во Францию, где он проработал таксистом до поздней старости. Много позже он вспоминал свой первый бой и чудный дом, в котором погибнуть могли все, но ни одна пуля в окно не влетела.
В советское время дом приватизировали и сделали многоквартирник коридорного типа. Вот тогда-то он и почернел. А та первозданная таинственная грустная магия, которая так влекла мимо проходящих людей, она не куда не делась.
В 1999 году, когда из всех окон играл альбом молодой девчонки Земфиры, неожиданно выяснилось, что дом находится в частной собственности некоего гражданина Болонского по странной, но очень значимой для истории случайности приходящегося внуком офицеру Болонскому. В это же время, квартиры принадлежали своим жильцам, но по всему выходило, что дом желает от них освободиться. Вскоре последнего из жильцов на белом свете не стало. Как и Болонского, завещавшего свое имущество двум дочерям.

Один

Инна Андреевна, ну что вы, в самом деле. Но, в самом деле, Инна Андреевна может быть и не сильна, может быть она не крепка в ногах, но в своих убеждениях она каменный замок на скалистом обрыве, окруженный рвом с мутной затхлой советской пропагандой и белыми лилиями веры. Инна Андреевна говорит, закрывая дверь:   
- Моя смерть уже в шаге. Почему ты думаешь, молодая, что это несчастный случай, когда случай будет счастливый…
И я, заикаясь, закрываю дверь, из которой пахнет старой кожей, старой кошкой, еще тянет туалетом, чем-то еще, как будто котлетами - и от этого тошнит больше всего.
Алиса выдыхает и больше не дышит, пока выбегает из исписанного сальными высказываниями, пустыми угрозами, некрасивыми именами подъезда на свежий воздух. И здесь она вдыхает полной грудью свежий майский день, приветливых бабушек на  завалившейся скамейке у обаятельного куста сирени. Теплое солнце пробивает пушистые редкие облака. Алиса надевает солнечные очки, садится в красный небольшой автомобиль. Бабушки провожают ее полуслепыми глазами.
Все они видели лишь солнечные пятна полудня. В них ее силуэт терял очертания, и она казалась немного полнее, чем обычно. В одежде ей шли яркие летние цвета и теперь, она растворялась в весеннем погожем деньке, как его соавтор и неотъемлемая, пусть и с прибавкой в весе часть.

Я забегалась, - скажет Алиса, - но это все так нужно. Эти страховки, что я продаю, папки, подписи, описи, разговоры, а главное – самое главное сослуживцы. Это все моя Страховка.
Дома она узнает, что Антон, весь такой художник от нее уходит, он больше ее не любит, что она сквозной персонаж в небольшой истории. Те несколько портретов она может оставить себе.

- Знаешь, что еще, кроме мира во всем мире? Это… то есть важно. Семья. Семья самое важное.  И еще страсть к неправильным предложениям.
Под последним призрак из прошлого имел в виду не столько лексику, сколько долгие черные годы, прожитые в браке с нелюбимой женщиной, во время которого появилась Алиса.
Мне бы твое чувство юмора, - подумала она. Еще она подумала, какое чертовски удобное кресло, как будто специально выдуманное для того что бы узнавать плохие новости.
Нет, нет подождите. Сначала присаживайтесь, вот вам стакан воды. Светочка, принеси еще один. Новости очень плохие. Бумажки из черных папок выкладываются в сложный пасьянс. Примерно так обставляются дела в большой юридической фирме «Ложкин и Сенкевич». Сначала утопаешь в кресле, затем в остальном.
Перед Алисой сидел Ложкин. Постоянно удивляющийся своим полномочиям человек. Ему не важно, но его попросили и теперь нехотя, хотя и с неторопливым удовольствием Ложкин занимается этим делом. Повышенной сложности, нужно заметить. Он слегка полноват, с хорошей шевелюрой темных волос, но полнота - начало чего-то большего, а вот шевелюра напротив, редеет со лба. Ложкин приятный человек, но только с виду. Такой подает милостыню, когда идет рядом с кем-то, а один не подает.
Он начал издалека, стал мучить Алису вопросами, заталкивать свои небольшие ручки с черными волосами в рот, пытаясь достать из Алисы на свет, достоверную, но ему совершенно не нужную историю.
- Дом снесут обязательно, так зачем он вам такой? - все повторял он и затем улыбался так сладко, что стыки дорогих бесцветных обоев расползались по углам. Становилось нестерпимо душно, а он все тянул бумаги через стол, пытался вложить ядовитую ручку в руки Алисы.
- Не делай этого, Ложкин, - откашлявшись попросила она
- Вы же понимаете, что это просто формальность. Дом снесут обязательно. Дело уже закрутилось. Это деятельность высших сфер, вам не доступных.
- Не делай этого, Ложкин, - попросила Алиса еще раз, - знаешь, что важнее всего на свете? Кроме мира во всем мире и семьи? Видеть картину в целом. А ты ее не видишь.

Когда сестра позвонит, у Алисы будет такой голос, такой особенный свой голос, который делается когда нужно показать, что все хорошо. Такой немного утомленный голос, слегка усталый с приятной дремой, легким зевком. Она поднимется на второй этаж, прежде чем взять трубку, откроет окно в одной из трех комнат, где закончен ремонт, она сядет на пустой от стены до стены пол и будет слушать, редко задавая вопросы. О погоде, например. Ну как там, какая погода, cестра? Хотя какая может быть погода в субтропиках. Невыносимо замечательная, к вечеру прерываясь на сезонный дождь. Когда зайдет о муже сестры Алиса, сама того не заметив, окажется в одной из трех комнат, где не заканчивается ремонт, сядет на стремянку, опомнится позже что в чистом,  резко подпрыгнет. Поддонок не только пьет и гуляет, но еще и умудряется портить юбки на расстоянии.
Сестра спросит про деньги, Алиса своим самым обычным голосом скажет, что есть. И тогда сестра догадается:
- Что случилось?
- Ничего. Ничего не случилось.
- Говори.
- Антон ушел, - отмахивается Алиса. Этот сквозной персонаж, даже не человек, собственный набросок, едва различимая тень. Но сестра поймет:
- Нет, что-то еще. Хуже.
- У меня хотят купить участок, - признается сестре Алиса.
- Условия сделки?
- Под снос. Должна подписать документы, что дом в аварийном состоянии. И никакой ремонт не спасет. Знаешь, они так легко расправляются с культурным наследием… 
- Мерзавцы. Что будешь делать?
- Ну…- протягивает Алиса - я начала войну, - и чуть заметно улыбается уголками губ.

Дом стоял больше сотни лет, а его центральный вход, две классические резные двери даже не перекосило. Фундамент, как атлант держал на себе целое столетье, со всей его болью, потерями и утратами, радостью, детским смехом и геранью на подоконнике у старенькой бабушки, что жила здесь до перестройки. Алиса помнит, как пахло у нее в квартире, как этот запах постепенно из нее пропал. 
Экономическая целесообразность сноса дома была видна невооруженным глазом – почерневшие брусья наводили тоску. Двор завален строительным материалом: уничтоженные межквартирные перегородки, расползшиеся под дождями куски выцветших, как чье-то детство обоев. А главное все это в пяти шагах от одной из центральных улиц, в десяти минутах от городской мэрии. На самой дорогой земле. Того кто решил ей завладеть, не остановят уникальность, модерн в деревянном зодчестве и резные драконы на углах крыши.

Два

Реставратор Алиса Болонская дама не глупая. Это авторитетное мнение сестры Алисы, владелицы двух вилл на Гоа и умозаключение Ноя  – знаменитого радикального блоггера, друга всех журналистов города Т. Он в свитере и в очках. Был бы похож на барда, если бы борода, он отвечает, я слишком похож на барда, а с щетиной, просто на алкаша.
Ной бросает ей газету под руки и много возмущается. Вы серьезно?! Бордель?! Господи, Алиса. Да кто же упомнит, что там было до советской власти? А теперь бордель. Они хотят тебя выселить, сломать памятник архитектуры и на этом месте поставить офис. Безвкусную коробку с рестораном внизу. Вот и все. Я тебе говорю.
- На самом деле так и есть, - кивает Алиса.
Через старую желтую тюль, время долго цедит свой кофе из турки. Распахнув форточку слушает улицу:  небольшие компашки, ребятам едва за двадцать, они много смеются, когда гуляют. К вечеру смех становится не естественным, пьяным.
Алиса ставит чашки черного, как ночь: 
- Адвокат уже предложил сдать участок за большие деньги. Дом хотят провести, как опасный для жизни окружающих пешеходов. 
- И что ты сделала? – спросил Ной.
- Я заказала новые деревянные ставни у мастеров из северной деревни. Нужно еще одного сломанного дракона заменить, но это позже. Мне нужна твоя помощь, Ной. Они меня съедят… знаешь, что дальше будет? Когда я поставлю им мат, они разрушат дом. Подло, ночью на мой труп. Так что бы меня накрыло тем, что я защищала. Я умру опошленной, грубой и жадной мещанкой…
- Или посадят.
- Не посадят. В образованном городе более чуткая к таким вещам аудитория.
Ной вертит головой:
- Завтра аудитория будет поливать тебя дерьмом. Тебя и этот дом. И я не знаю, что делать.
- Пойдем.
Она выводит Ноя на улицу через центральные вековые деревянные двери. Что за имя у тебя такое. Бабушка постаралась. Они проходят по свежей траве, Алиса берется за резной наличник на окне, подтягивается и встает на фундамент.
- Смотри. Видишь, нет куска? – Она показывает пальцем на маленькую отколотую часть наличника, - Пуля красногвардейца отбила. Она все еще в брусе. Есть что-то больше тебя и меня и к этому можно прикоснуться.
- Впечатляет, - кивает Ной.
Он подает Алисе руку, что бы она спустилась. 
- Чиновник среднего пошиба, - Алиса серьезно, свысока смотрит в глаза, - его фамилия Князьков. Я выдам материал по его грязной деятельности. Мне нужна твоя помощь и все общественное движение, которое можно найти в этом городе.

Прости, я не могу тебе помочь. Он сам позвонил ей. Седовласый мужчина, долго пережевывал дорогую сигарету в морщинах. Дом не внесли в памятники деревянного зодчества. Формально, такого статуса нет ни у одного из домов на этой улице. Табличка, есть? Нет. Ситуация и дом получили очень плохую прессу.
- Ну а дочка, как?
- Славно. Где-то протестует.
- Против вас?
- И меня тоже. Смешно, правда?
- Правда. Меня, наверное, скоро арестуют, но ненадолго. Вы не пугайтесь.

Три

Иногда сестра звонит, просто так, без повода. Чтобы рассказать какую-нибудь маленькую историю и посмеяться:
- Он старый прихипованный буддист, естественно из русских, играет с  маленькой дочерью в видео игры, какая-то гонялка, у нее естественно ничего не получается и он говорит ей: тебе не обязательно так давить на газ, просто получай удовольствие, входи в повороты, тебе вообще не обязательно выигрывать.
Я на следующий день ей последний мортал комбат подарила.

При задержании у Алисы забрали: сотовый телефон, пластиковые карты, ключи от дома и от машины, наушники,  лейкопластырь, много лейкопластыря,  два блеска для губ, солнечные очки,  двести рублей банкнотами и сорок мелочью. Но не отдали обратно почему то именно тушь.
До камеры не дошли. Алису проводили в кабинет для допроса, а через некоторое время вывели. На выходе Алиса встретилась взглядом с девушкой полицейским, мысленно пожелала ей удачи. Такие невыразительные глаза и правда нужно подводить.
Невысокий молодой мужчина с волевым подбородком и очень грустными глазами встретил ее на выходе из здания РОВД. Он стоял, опершись на служебный автомобиль серый металик, отчего его летний деловой костюм немного проигрывал в цвете. 
- Боюсь, что это не имеет никакого отношения к нашим с вами делам, иначе посидела бы подольше. Формально, вас даже не задерживали.
- Господин Князьков. Удивлена.
- Не стоит со мной заигрывать, госпожа Болонская.
- А вам не стоит со мной иметь дело, - Алиса подошла в плотную и ткнула пальцем в его костюм, - вы понятия не имеете, какой я жестокий и беспринципный человек.
В сумочке заиграл телефон. После уборки Алиса легко нашла его:
- Алиса, я был не прав. Я люблю тебя.
- Пошел ты в жопу, Антон, - она заканчивает разговор.
- Вы спровоцировали арест? – спрашивает Князьков.
- Ну что вы, - Алиса разворачивается и фотографирует здание РОВД, - пожалуй, выложу фотографию в Фейсбук. Я люблю здания. Не такие безвкусные, но тоже сойдет.

Для встречи с Ноем она выбрала аллею у реки. Солнечный день не допускал темных оттенков, прохладный ветер с реки, говорил о чем-то большем, в нем слышались перемены. Планшет на коленях Алисы обещал то же самое в прогнозе погоды и  комментариях на Фейсбуке. Общественное мнение переходило на сторону визионеров-реставраторов, а двадцать первый век желал поглядеться на себя в начало двадцатого, в окна его домов. У Ноя все получилось, наступало лето.
- Мне нужна еще одна услуга. Брось пресс-релиз журналистам, желательно центральных информационных порталов города. Будет небольшое событие и пресс-конференция.
- Что случилось?
- Я поменяла окна, помнишь, я же тебе говорила, что заказывала? Самое время вешать табличку, мой друг. Куй железо пока горячо. 

Пресс конференция

- Вы волнуетесь?
- Я всегда очень волнуюсь. Не многие вещи могут взволновать меня, но такие истории, домов, памятников, это то, что волнует меня, да. Я правильно поняла ваш вопрос? – Алиса скромно улыбается.
Молодая журналистка поднимает руку с последнего ряда:
- Вы хотите превратить дом в жилой?
- Нет, вы, наверное, пропустили начало. Это здание будет отреставрировано и станет галереей для начинающих художников.
- Алиса, вы знаете, кто стоит за вашим задержанием?
- Не могу не догадываться.
- Госпожа Болонская, - спрашивает журналист из первого ряда, - а вы родились в городе Т?
- Хороший вопрос. Я даже не из этой страны.
Когда вопросы закончились, все вышли на улицу, к фасаду дома. Настало время показать табличку. Алиса дергает за веревку, но ничего не происходит. Она пробует аккуратно подбросить ткань, но из этого получается только милые улыбки под повторяющиеся вспышки камер. На помощь подходит Ной, от него пахнет сигаретами.
- Аккуратней, табличку не сорви, - шепнула сквозь смешок Алиса.
Ной поставил лестницу, поднялся и поправил зацепившийся край, затем он слез и профессионально покинул объективы камер. Алиса, на этот раз успешно сдернула противную ткань:
«В этом доме трое белых офицеров вели бой против солдат красногвардейцев. И победили».
Аплодисменты резко смолкли и только один человек где-то позади продолжал хлопать.

Мягко отодвинув Алису в сторону, двое мужчин вошли в дом, раскрыв блокноты стали записывать. Молодые и порядком уставшие от своих непроходных должностей мужчины в мятых брюках и мокрых рубашках (лето вступило в обязанности) пошли по дому. Алиса посмотрела им в след, присела на табуретку, которая весной служила гардеробной.
- Вы не предложите нам чаю? – донеслось из крайней комнаты.
- Нет! – крикнула Алиса.
- Хамите? – один из мужчин выглянул в коридор.
Алиса посмотрела в открытую настежь дверь, ее не закрыли, они просто вошли в помещение. Не в дом. Через десять минут комиссия  уже управилась. Или жара, или нехитрое это дело: 
- Самостоятельный демонтаж внутренних  перегородок, - говорит первый, -  явные нарушения в планировке.
- Первоначальный вариант дома был без перегородок. Все изменения конструкции внесены в реестр.
- Уверен, что он потерялся, - ехидно улыбается второй, - дом в аварийном состоянии. Нужно сносить. Вам придет уведомление.

Красногвардейцы укрылись за телегой. Один из них выстрелил в окно, но не попал. Пуля ударила в свежевыкрашенный наличник. Кто же красит их на пороге гражданской войны? Из дома послышались маты, невнятное пение, шипение чайника на плитке. В ответ из дома выстрелили. И тут будто бы дошло, повторенный звук выстрела, наконец, оборвал все звуки, и наступила страшная тишина. Пролети пуля еще и сквозь время, она бы угодила точно в голову чиновнику Царькову, стоящему в коротких спортивных шортах и футболке найк, явно не при исполнении ни русского гимна во время футбольного матча, ни должностных обязанностей. Рядом стоял адвокат Ложкин и принимал бумаги у комиссии из двух несостоятельных вспотевших мужчин.
Алиса вышла из дома и подошла к компании. 
- Я рада, что все здесь, - сказала она, - к сожалению, я не могу дать вам время, чтобы прочувствовать триумф. Много работы.
Ложкин вопросительно посмотрел на чиновника Царькова.
- Алиса, все кончено, - сказал Царьков, - здесь уже не поможет общественное мнение.
- Действительно. Оно поможет мне в другом. А теперь просто и на пальцах я объясню, почему вы проиграли и уже завтра оставите в покое этот дом. Я могу начинать?
- Прошу, - сказал Царьков. Надо отдать должное его сдержанной манере себя вести с женщиной и врагом.
- У строительной фирмы СтройТомБизнес нет, и никогда не было денег на то, чтобы построить бизнес-центр такой величины. Долги фирмы, соучередителем которой вы являетесь, давно не секрет для просвещенной части города. Строительство в центре с лихвой окупило бы ваши грехи и деньги, на которые вы влетели с прошлым зданием в особой экономической зоне, оказавшимся абсолютно не рентабельным. Известно и о том, откуда взялись на него средства. Распил объектов, построенных при прошлом, не самом удачном мэре, но так в эксплуатацию не введеных. А теперь идет расследование. И лучше бы деньгам появиться. С этого момента и начинает фигурировать инвестиционная группа ЭмДаблъю Инженеринг, чьи интересы вы недавно начали лоббировать. Вы заслужили доверие. И все бы хорошо, им все равно каким образом появится их недвижимость в центре города(а вы получите деньги), вот только в одной компании группы, а точнее ЭмДаблъю Страхование и Содействие я застраховала свой дом на сотню миллионов. Для этого мне пришлось некоторое время поработать в этой фирме. Не самый лучший опыт. Но сделка была проведена. В каких бы отношениях вы не состояли, не думаю, что ЭмДаблъю Инженеринг захочется идти на риски и расставаться с деньгами по вашей вине.
Ложкин достал телефон и начал звонить. Царьков молча, не сказав ни слова, сел в автомобиль и уехал, оставив оставшихся троих стоять рядом с Алисой. Она развернулась и ушла в дом.

Четыре

- Итак, зачем вы меня заманили к себе домой? – Алиса улыбается. У нее хорошее настроение.
Ее красная машинка, как божья коровка приземлилась на зеленый луг и утонула в некошеной траве, что обрамляет гравийную дорогу к кирпичному дому. Высокий плечистый пожилой мужчина, когда-то статный красавиц, сохранивший осанку, но не форму, тепло улыбнулся девушке.
- Хочу показать тебе кое-что. Пойдем.
Он выбросил дорогую сигарету под крыльцо и завел ее в дом, не давая оглядеться, провел по коридорам к лестнице в подвал. Обойдя винные полки, они прошли к закрытой комнате. Мужчина отворил ее ключом и пропустил даму вперед. Благодаря системе кондиционирования в комнате стоял особенный сухой музейный воздух и температура не больше десяти градусов. Алиса мгновенно покрылась мурашками, но не от прохлады. На стене висела икона. Удивительная древняя икона.
- Боже мой. Какая красота, - искренне на полутонах выдохнула Алиса.
- Представляешь, ее несли в рюкзаке. Просто так по городу ее перемещали в рюкзаке за спиной. Курьер ехал на маршрутном автобусе. Середина семнадцатого?
- Нет-нет. Изображен святой Никита Бесогон. В простонородье, конечно. Видите, какие яркие краски и явный сюжет. Это Новгородская школа. Существует одна знаменитая икона, но это не она, хотя очень похожа. Ваша икона не знаменита. Возможно, тот же автор. Без сомнения, вторая половина шестнадцатого века. Бесоубийца…как символично.
- Удивительно, - кивнул пожилой мужчина, - она появилась именно сейчас.
Алиса заметила еще иконы. Он проследил ее взгляд:
- Ну что вы, эти не стоят внимания. Итак, Царьков?
- Разбит.
- Пора готовить вашу избирательную компанию, Алиса. Вы набрали хороший публицидный капитал.  И кстати, у меня есть для вас еще один деревянный дом начала века. По дружбе. С характерными наличниками. Сибирская школа. А еще с балконом.
- С балконом? О, это моя слабость.

В момент величайшего триумфа я почувствовала, что проиграла. Проиграла по-крупному, проиграла чему-то такому же сильному и страшному, как смерть, как небытие. Я проезжала мимо и не сразу увидела дым, пожарные машины и толпу зевак. Огонь забирал деревянное здание, прямо в центре города, а я в этот момент испытала такое бессилие. Почувствовала гнилье, что горит своими деньгами и коптит над нами, над нашей историей, не дает дышать. А потом корыстное: не мой, не мой дом. И все. Я проиграла. Проиграла все…
Телефон вылетел из  рук, врезался в лобовое стекло, отскочил от него в панель и срикошетил от подушки безопасности, нежно лишившую возможности увидеть случившуюся аварию и неспешный в пределах своей секунды сгибающийся метал.
Алиса надавила на подушку всем телом, нашарила телефон под каблуком, быстро попрощалась с сестрой.
Сейчас выйдет какой-нибудь новый русский (тот что с ближнего зарубежья), в непролазное болото языка станет просыпать красивые березки русских матов. Или же наоборот - русский, запашисто нетрезвый, в морщины установит ядовивтое - закурит и, понимая что не прав, будет громко разгребать непролазный бурелом матов, пытаясь добраться до конструктивного описания проблемы, будет смотреть в глаза с упреком, со странно извращенной проекцией вины на себя через моральный облик потерпевшего.
Алиса выбралась из автомобиля. Машинка цвета раздавленной клубники от фронтального удара откатилась назад от темного приплюснутого авто.   
- Вы целы? - спросил мужчина.   
- Очень, - ответила Алиса.
- Хорошо. Я Андрей.
- Очень дорогой способ познакомиться, Андрей.
- Прости, я чемпион по неуместному флирту.
- Какая машина? – она кивает на автомобиль, вышедший из десятираундового боксерского поединка.
- Вольво. Самый безопасный автомобиль.
- Кажется, у тебя палец сломан. Я шучу. А у меня Ауди. Была. Не переживай, тебе все выплатят. У меня хорошая страховка.

Лето 2014. Верховский Роман

По статистике Томского Государственного Архитектурного Университета в 1894 году в Томске насчитывалось 2773 деревянных здания. К 2003 году уцелело только 1740.
В 2006 году было произведено 22 поджога деревянных строений. В 2010 – 13 поджогов. Это продолжается и по сегодняшний день.