Запись #81
- Первый пошел! – провозгласил наставник, впихивая в кабинет кого-то, кто, судя по шуму, из последних сил сопротивлялся. – Я решил сделать тебе одолжение и привести его самостоятельно.
- Я читаю… - с явным недовольством, даже осуждением протянул я, возвел глаза горе и через секунду снова опустил их в книгу. Пробыв в Зоне достаточно долгое время, я уже отлично научился не отвлекаться от процесса потребления информации, поэтому возня и звуки борьбы, раздающиеся в двух метрах от меня, мне не мешали. Между прочим, обычно ученики побаивались сопротивляться карателю, не желая получить помимо основного наказания еще и что-нибудь «на сладкое». Ныне дело, вероятно, было в том, что наказывать предстояло мне. Во всяком случае, каратель был твердо намерен не позволить мне добраться до конца параграфа.
- Ради такого ты просто обязан отвлечься! – в его голосе звучал едва ли не восторг. Вдохновенность уж точно там была. – Посмотри хоть, кто будет твоей первой жертвой.
Я, не поднимая взгляда, взял закладку, умостил ее между нужными мне страницами, закрыл книгу и положил ее на край стола. Лишь после этого, наконец, изволил обернуться в сторону своего свежеиспеченного «начальства» и его «добычи». Идея работать главным инквизитором, распинающим иноверцев, опорочивших заповеди Директора (на которого в силу его отсутствия я был крайне зол), по-прежнему казалась мне совершенно не радужной. Особенно с тем учетом, что меня никто и не подумал спрашивать, а хочу ли я вообще этим заниматься. Каратель, очевидно, думал меня обрадовать до глубины души своим презентом, потому как держал в охапке одного из бывших подпевал канувшего в небытие «Красотки» и улыбался, как в рекламе зубной пасты. Однако должного эффекта добиться он так и не смог.
Я не знаю, что со мной случилось после известия о твоем исчезновении. Место, к которому я привык почти как к родному, теперь стало чужим, даже чуждым. Тут, как и раньше, было множество учеников, наставники, тьюторы и прочий персонал, но мне оно казалось пустым и застывшим. Как заброшенное здание, в котором сохранилась мебель, которой кто-то пользовался; остались коридоры, по которым кто-то ходил; оборванные полинявшие обои, старые, забытые вещи; потрескавшиеся стекла в ободранных рамах… Здание, которое еще хранило на себе отпечаток некогда кипевшей в нем жизни, но теперь холодное и безмолвное. И этот мальчишка, по-волчьи скалящий зубы, глядящий на меня загнанным зверем, был не более чем отголоском полузабытого прошлого. Он ничего для меня не значил, не вызывал никаких эмоций. Мне было все равно, кто он сейчас и кем он был когда-то.
Я молча сорвал бежевый полог с деревянного креста, подождал, пока наставник подведет к нему парня, осыпавшего меня проклятиями, которые я почти даже не слышал. Я застегивал прочные кожаные ремни грубыми рывками, механически, затягивал на максимум. Очень скоро он потеряет чувствительность в конечностях, но мне много времени и не понадобится.
- Что, будешь отыгрываться на мне? Припомнишь все, что было, да?
Наверное, более всего этот мальчишка сейчас ненавидел меня за то, что мне дали право применять к нему силу. Раньше мне приходилось сдерживать себя, а когда не получалось, я просто лез в драку. Но тогда всем было известно, что я за нарушение правил тоже получу свою порцию наказания. А теперь я стал не просто учеником с неписаными привилегиями. Я стал на голову выше всех, кто в свое время бросал мне в спину оскорбления, намеренно задевал меня локтями и плечами, проходя мимо по коридору. Я обошел их на три корпуса, и именно это их злило, потому что будило зависть. Я чаще, чем раньше, слышал в свою сторону клички вроде «подстилки» или «любимчика», но теперь – приглушенным шепотом. Они не имели права меня оскорблять – теперь официально. Только они еще не поняли, что я плевал на их мнение с вершины Биг-Бена.
Поэтому сейчас я, не произнеся ни слова, натягивал медицинские латексные перчатки. Мне нравились именно они, а не бархатные, которые предложил мне наставник. Перчатки были необходимы, чтобы я сам не обжигался о серебряные спицы, пока буду начинять ими ученика, как рождественское канапе.
- Даже руки об меня боишься замарать, ублюдок?!
Я едва заметно усмехнулся. Да, латекс вызывал именно такую ассоциацию – с медицинской стерильностью. Будучи совершенно равнодушным к личности того, кто стоит передо мной, я все же получал некое подобие злобного удовольствия, когда ощущал направленную на меня ярость.
- Ничего личного. Это моя работа, - холодно отозвался я, ощущая, как ненависть концентрируется в воздухе. Тонкая спица легла в руку – легкая и опасная, я повертел ее в пальцах, наслаждаясь исходящим от металла холодом. На меня продолжали сыпаться оскорбления, но что значат слова, в конце концов?
- Ты так и позволишь ему чесать языком? – каратель прислонился к стене за моей спиной и скрестил руки на груди, спокойно наблюдая за моими действиями. Я посмотрел на него и заметил во взгляде странное выражение, суть которого мне так и не удалось уловить. Кажется, теперь наставник начал испытывать весьма смешанные чувства по отношению к моему новому роду занятий. Может быть, он надеялся, что я сразу войду в раж, или же, напротив, ожидал, что придется меня заставлять и подсказывать мне, что делать. Я и сам головой понимал, что мое равнодушие не слишком вяжется с ситуацией, но ничего не мог… да что там, я и не хотел ничего с этим делать.
- Мне плевать, - без всякого выражения ответил я и, снова повернувшись к «распятому» парнишке, вогнал первую спицу в бедренную мышцу. Тот взвыл, а я только потянулся за следующей. Что я испытывал, методично превращая свою жертву в подушку для иголок? Поначалу его злоба и ненависть даже вдохновляли меня, но потом стало скучно. Посему, когда тот отключился, я постоял с минуту, внимательно разглядывая его, а потом подошел к стоящей в углу помещения раковине, набрал холодной воды в стакан и, вернувшись к кресту, выплеснул ее парню в лицо, чтобы тот очухался. За спиной я почувствовал легкое движение. Вероятно, наставник хотел остановить меня, но затих – передумал.
- Правила здесь приравнены к закону, - спокойно произнес я, встретившись взглядом с мутными глазами мальчишки. – Никто из тех, кто осмелился нарушить их, не уйдет от наказания, - я взялся за одну из спиц, вытянул ее наполовину и с нажимом вогнал обратно в открытую рану. Ответом был уже не злобный рык, а скорее жалостный вой сквозь зубы. – Никто, - резким движением я выдернул спицу наружу. Отвесил пощечину, не позволяя ученику снова отключиться. – И мне плевать на всех вас. Кем вы были, кто есть, кем будете. Мне плевать, что вы обо мне думаете и что вы говорите мне в лицо или за моей спиной, - спицы выходили на свет словно нехотя, а я равнодушно бросал их в коробку одну за другой. Парень слышал мои слова, я читал это по его глазам. Он смотрел на меня так, словно видел впервые. Хотя, если подумать, я действительно изменился за последние пару дней. Ремни расстегивались теми же равнодушными резкими рывками, пока парень просто не сполз бессильно на пол. – Можете ненавидеть меня, сколько влезет. Все равно вы все просто мусор, - я отвернулся, бросил запачканные кровью перчатки в урну и прошел к столу, сел на небольшой кожаный диванчик и снова взял в руки книгу. – Выметайся отсюда.
Запись #82
- А пафоса-то сколько… - протянул каратель, когда ученик, пошатываясь, будто пьяный, и опираясь на стену, вышел из кабинета. Я не отреагировал, занятый поиском строки, на которой прервал чтение, тогда он подошел и отобрал у меня книгу. Я поднял на него взгляд, которым хотел показать, что не настроен на разговоры, но наставник предпочел не обращать на него внимания. – Я вот одного не понимаю. Ты мизантроп или тебе просто нравится подогревать в окружающих неприязнь к твоей персоне? Ты еще не ахти как силен, а уже нарываешься на конфликты. Мало кто согласится с твоим мнением на счет мусора.
- Думаешь, мне есть дело до их согласия или несогласия? – я откинулся на спинку дивана и внимательно посмотрел карателю в лицо.
- Дела-то тебе нет. Только вот меня интересует, почему тебе дела нет, - тот ответил задумчивым взглядом.
- О, святые небеса! – я закатил глаза и всплеснул руками. – Тебе что, в кои-то веки появилось дело до моих мнений?
- Ты теперь со мной работаешь, парень, - довольно жестко заметил каратель. Судя по выражению лица, это для него что-то значило. Ну, надо же, а я-то думал, что мне отведена роль мальчика на побегушках! – Я должен знать, чего от тебя ожидать.
- Вероятно, выполнения моей работы четко и по прейскуранту, - так же серьезно ответил я, глядя ему в глаза. Раз уж для него это так важно, почему бы и не прокомментировать. Может, после разъяснений он все-таки вернет мне книгу. – Возвращаясь к вопросу о мусоре – все ученики мне противны в совершенно равной степени. Так что предвзятости ты от меня не дождешься.
- В равной? Но они же не все тебя задирали в свое время. С чего вдруг? – не отставал он.
- Ты что, мой исповедник? – я снова попытался уйти от ответа. Странно. Пока я жил в Лондоне, я наслаждался вниманием друзей, девушек и даже незнакомцев. Мне нравилось общаться, и своими мыслями я спокойно мог делиться почти с кем угодно. А теперь как заклинило. Обычно общительные люди начинают тосковать по разговорам и цепляться за любую возможность поболтать, особенно после затяжного одиночества. У меня же получалась ситуация прямо противоположная – чем меньше я взаимодействовал с окружающими, тем меньше мне этого и хотелось. Я почти привязался к роли изгоя, никто не лез мне в душу, а, следовательно, плюнуть в нее тоже никто не мог. Это действовало успокаивающе. Поэтому сейчас попытки наставника вытянуть из меня результаты моих философских размышлений крайне раздражали. – Чего от меня ждать, я тебе уже сказал. А теперь верни мне книгу.
Почему я их презирал? А за что их было уважать? Если подумать, большинство людей – это самое обычное стадо баранов. Они могут до бесконечности бороться за индивидуальность, но никогда не избавятся от своего стадного инстинкта. А гласит он, что все индивидуумы, сколько-нибудь отличающиеся от массы, по определению хуже этой массы. Так всегда было и так всегда будет. Если подумать, других учеников волновал только один факт – то, что мне разрешают больше, чем им. Но никогда они не задумывались о том, почему. Во время нашего разговора ты так и не дал мне ответа на этот вопрос – думаю, все дело в том, что он казался тебе очевидным, и ты посчитал, что я и сам до него додумаюсь. Как всегда, ты оказался прав.
Я получал поблажки ровно по той же причине, по которой мое опоздание не засчиталось за провал экзамена: я не тратил время впустую, а выполнял задачу, возложенную на каждого из учеников – самосовершенствование. По ночам я не развлекался с дружками, не громил библиотеку и не занимался прочими бесполезными вещами, я читал. Я с максимальной пользой расходовал то время, которое мне выделялось благодаря этим «поблажкам». Но остальным было на это плевать, им было легче считать меня «директорской шавкой», чем признать, что я лучше. Да что там я? Как я и сказал, так всегда было и всегда будет. Если вы богаты – вы плохой. Вы наворовали свои деньги с честных бедных людей и путем сокрытия доходов от налоговых служб. Никому не будет дела, сколько часов в сутки вы батрачите, как проклятый, чтобы иметь эти деньги. Если вы политик – вы опять плохой. Потому что у вас есть власть, кусочек которой пытается урвать каждый первый. Людям нет дела до мотивов, которыми вы руководствуетесь в использовании этой власти, они всегда будут считать, что действуете вы исключительно для любимого себя. Легко говорить о спасении голодающих негритят, когда ставишь это в обязанность другому человеку.
И вот сейчас я стал помощником карателя. И ученикам будет плевать, что я не в восторге от должности, и плевать, что для меня они все равны. Те, кто получил больнее, будут считать, что другим я делал скидки. Те, кто в свое время меня задирал, будут считать, что я с удовольствием на них отыгрываюсь. Они все, все поголовно будут проецировать на меня свои собственные недостатки – и ненавидеть меня за них. И после такого прикажете обращать внимание на их слова, на их оскорбления и попытки меня спровоцировать? Увольте. Наставник, к счастью, еще не все мозги мне на тренировках отбил.
- Как хочешь, - каратель покачал головой и вернул мне вожделенное чтиво, а сам направился к выходу. Но в самых дверях обернулся: - Между прочим, тебе бы стиль сменить.
- Зачем? – я вопросительно изогнул бровь. В общем-то, в джинсах и борцовке я чувствовал себя вполне комфортно и не видел резона что-то менять.
- До тех пор, пока ты одеваешься, как ученик, тебя никто не станет воспринимать всерьез. И не спорь! Я уже догадываюсь, что ты скажешь что-нибудь а ля «мне плевать, что обо мне думают». Но помощник карателя должен выглядеть как помощник карателя, а не как раздолбай. Так что подумай и оденься как-нибудь… повнушительнее.
Я пожал плечами и снова уткнулся в книгу.
Запись #83
Девушка приподняла растрепанную головку и коснулась губами моей груди, пытаясь привлечь мое внимание. Я поднял руку и вплел пальцы в рыжие локоны, легко массируя затылок тьютора, но продолжал смотреть в пространство перед собой.
- О чем задумался? – она подтянулась повыше и села мне на живот, так что перед моим взглядом волей-неволей возникло ее лицо. Я моргнул, заставляя себя отвлечься от размышлений, и притянул ее ближе, укладывая на себя. Наши губы соприкоснулись на пару мгновений, после чего я все же ответил на ее вопрос:
- Да мне тут великое начальство задало задачку. И я ее думаю.
- А что за задачка? – заинтересовалась тьютор. – Может, я что-нибудь подскажу?
Мне было страшно подумать, на что способна типично женская фантазия, когда дело касается гардероба. Хуже только воображение голубых модельеров. Поэтому я покосился на нее с некоторым сомнением, в ответ на что тут же получил ощутимый укус в плечо. Я недовольно поморщился.
- Мне заявили, что для работника этого дурдома я выгляжу недостаточно… «внушительно», - я иронично улыбнулся уголками губ. – Вот я и рассуждаю, как мне приобрести эту самую «внушительность». А главное, мне интересно, что наставник имел в виду под этим словом. Ученики при виде меня должны писаться со страху?
Тьютор тихо засмеялась:
- Да уж, я бы на это посмотрела… Хотя, если убрать из твоего предположения всю гротескность, то да, примерно так тебе и надо выглядеть. Чтобы тебя сразу замечали и несколько опасались.
- Нет, ну, я понимаю еще самого карателя – при виде его злобной физиономии большинству учеников лишний раз возникать не хочется. Но я такое выражение лица едва ли смогу носить непрерывно, - резонно заметил я. У меня черты лица куда мягче, а если еще и учитывать, что я всю оставшуюся жизнь буду смотреться на девятнадцать лет, то и говорить не о чем. Всегда найдутся ученики, которые выглядят старше меня, и как внушать им уважение и тем более опаску, я себе не представлял.
- Может, просто вернешь свой прежний стиль? – невинно поинтересовалась девушка.
- Читала мое личное дело? – это уже напоминало наглый шпионаж, и я был совершенно не в восторге от того, что она решила залезть не только в мою постель, но и в мое прошлое. Я бы сам про него с превеликой радостью забыл, не то, что других в него посвящать, однако моим мнением, как обычно, никто не заинтересовался.
- Читала, - подтвердила тьютор, даже не пытаясь изобразить виноватое лицо. А меня ее поведение бесило все больше и больше. Когда мы просто спали друг с другом, почти без общения и тем более без обязательств, все было куда проще. Но женщине только дай волю, и она уже готова записать тебя в собственность.
- Тогда ты понимаешь, почему я не хочу возвращать хоть что-то из прошлого. Даже стиль одежды, - угрюмо отозвался я.
- В том и вся твоя проблема, - девушка чуть пожала плечами. – Ты старательно бегаешь от своего прошлого.
- Прикажешь им наслаждаться?
- Нет, - она вздохнула, устраивая голову у меня на плече. – Просто тебе пора бы уже понять, что прошлое – это полноправная часть личности. Все плохие и хорошие, правильные и неправильные поступки, тяжелые ситуации и так далее – без них мы бы не были теми, кто мы есть. А ты упорно продолжаешь от них бегать и никак не додумаешься, что от самого себя не убежишь.
- И? Мне нужно вернуть старый стиль, чтобы постоянно самому себе напоминать об этом самом прошлом до тех пор, пока не поедет крыша? Она и так не слишком крепко держится, если ты не заметила.
- Нет, мой мальчик. Тебе нужно вернуть старый стиль потому, что пора уже принять свое прошлое и смириться с тем, кто ты есть. Кроме того, готы-рокеры – это сексуально.
- Да уж. Особенно впечатлил последний аргумент…
Запись #84
- Я же сказал «внушительно», а не «по-пидорски», - это было первое, что я услышал на следующее утро от своего начальства. В общем-то, именно такую реакцию я от него и ожидал, поэтому и бровью не повел. – Хотя… - каратель с сомнением оглядел меня с головы до самых пят, - будь я учеником, именно этого я бы боялся больше всего на свете…
- Пошел ты, - угрюмо отозвался я. – Это была не моя идея.
После смерти матери некоторые мои вещи перевезли в Зону. Не знаю уж, каким образом местное руководство улаживало все формальности и как оно объясняло свои причины, но сегодня я все же стряхнул пыль с лежащей под кроватью коробки. Вещей у меня было немного, в конце концов, я не страдал особой популярностью и большим кошельком, и одежда скорее напоминала собой сценический реквизит. А мы в чем выступали, в том и по улице ходили: даже если бы тому не способствовали довольно свободные рамки молодежной моды, нам бы все равно было плевать. Я долго разглядывал вещи, которых давно уже не надевал. Странно, но меня не пугали связанные с ними воспоминания, то, что я испытывал, скорее можно было назвать меланхолией, светлой грустью. Не болью и не страхом.
- Ну, чья бы она ни была, - пожал плечами мой наставник, - она не так уж и плоха.
- Неужели? – скептически отозвался я, ожидая очередной колкости.
- На полном серьезе, - спокойно ответил каратель, наконец, поворачивая в сторону лестницы. – Ты стал выглядеть куда увереннее. Осанка выправилась, двигаться стал свободно. Раньше ты вечно выглядел так, словно пинка ждешь.
Я равнодушно пожал плечами и пошел за ним следом вниз, в направлении карцера. Что ни говори, а насчет уверенности он был прав. Я был в черной шелковой рубашке, лаковых брюках с навешанными на пояс цепями, высоких сапогах на рифленой подошве – тех самых вещах, в которых выступал когда-то. Этот стиль был мне родным, как вторая кожа, в нем я почему-то чувствовал не только комфорт, но и защищенность от всего внешнего мира. Кроме того, даже с серьгами-кольцами в ушах и легким макияжем я вписывался в мрачную атмосферу Зоны как нельзя лучше.
- Готический принц, - фыркнул наставник, покосившись на меня. Несмотря на верное видение ситуации, от ехидства он удержаться не мог просто физически. Мне иногда начинало казаться, что я, а точнее, издевки надо мной, стали для него самым любимым развлечением.
- Пошел ты, - повторил я без выражения и громче, чем в первый раз. Спиной ощутил несколько взглядов, но только раздраженно передернул плечами. Здесь многие ученики находились в спокойных отношениях со своими наставниками, а те ребята, у кого отношения со старшими не ладились, обычно вели себя тише воды и ниже травы; и только я и каратель с легкостью могли огрызаться друг на друга в любых ситуациях и при любом количестве свидетелей. Как я и говорил, мы уже смирились друг с другом настолько, что для нас это почти приравнивалось к дружеской беседе, а для окружающих наше «милое» общение по-прежнему оставалось где-то за гранью понимания.
- Слушаюсь, Ваше Высочество! - отрапортовал наставник, ехидно улыбаясь. Похоже, теперь у меня появилось новое прозвище, и я смутно заподозрил, что оно не последнее и далеко не самое неприятное.
Запись #85
Впрочем, наши отношения никак не сказывались на тренировках, которые проходили в прежнем режиме. Правда, если в самом начале они походили на типичное «избиение младенца», когда я толком не мог ни парировать атаку, ни ответить на нее, то теперь хотя бы в магии я мог дать наставнику должный отпор. Я не останавливался на достигнутом и продолжал изучать библиотечные книги, хотя с появлением у меня работы времени на это стало куда меньше. Сложнее было с боями физическими, что на оружии, что врукопашную. В свое время мне казалось, что рыжий достаточно неплохо меня натаскал, но истина всегда познается в сравнении.
Метод карателя был хорош тем, что отсутствие поблажек стимулирует следить за каждым своим движением и делать все, чтобы не пропускать удары, ведь чем сильнее я становился, тем меньше сдерживался учитель. Кому-то не подошла бы такая ожесточенная программа обучения, но я совершенствовался и заметно рос на глазах. А рыжий относился ко мне слишком бережно, хотя и не потому, что считал меня слабаком, а просто боялся чересчур меня травмировать. Мы все же, вроде как, были лучшими друзьями. В результате, на первой же тренировке вместо того, чтобы показать высший пилотаж, я был не только избит, но еще и отчитан за неправильную стойку, неграмотную атаку и в корне отсутствующую защиту.
- Я же не просто так запрещал тебе с ним тренироваться, - назидательно вещал каратель, пока я вяло тряс кистью и дул на пальцы, по которым мне только что крепко досталось. Для начала наставник решил использовать не заточенное оружие, чтобы не лишить меня раньше времени конечностей, но бил все равно от всей души. Собственно, как раз за проблемы с защитой мне по пальцам и перепало, да так, что они онемели. – Он всегда был отличным стихийным магом, но с немагическими боями у твоего приятеля проблемы остались даже после экзамена на «двойку». И неудивительно, что ничего хорошего ты от него не набрался.
Я выслушивал его тираду молча. С одной стороны, я и сам понимал, что он полностью прав. Тем более, год назад я не переносил своего шефа настолько, что даже попробуй он мне аргументировано объяснить причину своего запрета, черта с два я стал бы его слушать. Что и говорить, я был твердолобым мальчишкой, который думал изменить мир при помощи одного только упрямства. А с другой стороны, даже если бы мне было, что возражать, я бы не стал впустую сотрясать воздух. Я уже четко уяснил, что в нашей парочке, во-первых, наставник всегда прав, а, во-вторых, если наставник не прав, то смотри пункт первый.
- К тому же, ты совершенно не чувствуешь оружия, - заметил каратель. – Для полноценной атаки оружие должно быть для тебя как продолжение собственной руки. Этого тебе тоже твой товарищ не объяснял?
- Не в этом дело, - спокойно опровергнул я. – Просто мне не нравится то оружие, которое есть в подсобках. Когда мы с рыжим начинали тренировки, я передержал в руках весь этот чертов арсенал, и ни одно не ложится в руку, хоть ты тресни.
- Плохой работник всегда ругает инструменты, - отмахнулся от меня наставник. – Думаешь, если ты будешь использовать оружие, которое себе в блокноте нарисовал, тебе легче будет?
- Ну, если его заказать, то сделано оно будет под мою руку, по крайней мере, - заметил я без малейшей надежды на то, что учитель хотя бы даже попробует прислушаться к моим аргументам.
- Любое оружие, как минимум, может сломаться, - каратель был серьезен. – Даже если мы сделаем тебе глефу на заказ, и даже если она действительно тебе подойдет, это не гарантирует, что она всегда будет под рукой. Так что, раз тебе так импонирует древковое, будем работать с ним. Но до собственного оружия ты еще не дорос.
Запись #86
И все же я не могу сказать, что все было действительно плохо по всем параметрам. Всегда и во всем можно найти светлую сторону, особенно в те моменты, когда это жизненно необходимо.
Я был загружен. Я тренировался на совершенно неудобном оружии, которое не то что не было продолжением моих рук, а и вовсе казалось бесполезным придатком. На протяжении всего обучающего боя я чувствовал, что оно мне скорее мешает, чем помогает; что без него я бы быстрее двигался и с легкостью уворачивался от атак. Но кто говорил, что будет легко? Тебя рядом не было, и я на какое-то время забросил попытки с разбегу забраться на Эверест. Зато работать я стал упорнее. По сути, с твоим исчезновением тренировки стали для меня своеобразной отдушиной, где можно просто взять всю негативную энергию, что накопилась внутри, и выплеснуть ее наружу. А мой наставник, в свою очередь, осознал всю необходимость направлять эту энергию в правильное русло, так что через неделю он уже перестал удивленно вскидывать брови и пытаться подшучивать, когда я сам тащил его в залы. Теперь он тратил намного больше времени, педантично излагая мне, как я должен двигаться, и почему я должен двигаться так, а не иначе; демонстрировал разные виды ударов в замедленном режиме столько раз, сколько требовалось, чтобы я запомнил даже мелочи. Да, я обдирал руки, ударялся затылком о стену, когда меня отбрасывали назад, получал несметное количество синяков и царапин, но каждый вечер, добираясь до лазарета за своей законной трапезой, я чувствовал, что становлюсь сильнее.
Неприязнь ко мне со стороны других учеников крепчала и набирала обороты. Но теперь, по крайней мере, я мог гордиться тем, что заслужил ее. Дело было теперь не только в зависти, хотя и она никуда не исчезла, и не только в уязвленном самолюбии от того, что их наказывает такой же ученик. Теперь меня действительно ненавидели за мои поступки, а я не могу сказать, что мне это не нравилось. На самом деле, люди вроде меня просто любят производить впечатление. Не зря же я в свое время пытался стать знаменитым на весь мир музыкантом и так не любил одеваться «как все». Да и по сей день не люблю. Просто, если в то время я пытался произвести впечатление положительное, то теперь негативное меня привлекало гораздо больше.
Есть в этом что-то особенное. Открытый гнев – это проявление слабости. Сильный человек может взять себя в руки и успокоиться в критической ситуации, слабый – нет. Поэтому, когда я слышал очередную порцию оскорблений от «праведных мучеников», я чувствовал некое подобие власти над ними. И дело не в том, что я мог травмировать их физически – если бы все ограничивалось властью над их тушками, было бы скучно. Дело в том, что я мог грязными ботинками пройтись по их душевному состоянию и существенно его запачкать. Это заполняло пустоту у меня в груди, придавало какой-то смысл – не столько моим действиям, сколько моему существованию вообще. Кажется, моего наставника подобное поведение с каждым разом пугало все больше и больше, но пока что он не торопился лезть ко мне с психоанализом.
Время от времени я появлялся в учительской, в основном в те моменты, когда каратель посещал очередное собрание и брал меня на должность личного лакея. Пару раз меня даже спрашивали, что я думаю о той или иной теме всеобщего обсуждения. Признаться честно, меня изрядно напрягали эти сборища, и дело вовсе не в том, что меня окружали сильные бойцы, старшие по званию или что-нибудь вроде того. Просто я постоянно чувствовал на себе взгляд тьютора, и на него было достаточно сложно не обращать внимания.
С того момента, как меня «повысили», вся моя жизнь превратилась в извлечение пользы – пробежки, тренировки с наставником и без него, библиотека, работа. Я мог бы сказать, что на девушку у меня попросту не было времени, но на самом деле это не совсем так. Даже при самой большой загруженности всегда можно выкроить полчаса на личную жизнь. Проблема в том, что мне она стала не нужна. Когда я добирался ночью до постели, мое тело просило только о сне, и никак не о сексе, попытки тьютора соблазнить меня через раз оказывались пустой тратой времени. Кроме того, это избавляло меня от необходимости с ней разговаривать, что было весьма удобно. Особенно после одного случая…
Запись #87
Этот кошмар я видел чаще всего. Я смотрел словно бы со стороны на то, что происходит в маленькой однокомнатной квартирке, где мы жили с друзьями. Джейк не боялся меня – он был обдолбан в хлам, потому что притащился уже с косяком в зубах. Еще одной порции оказалось достаточно для того, чтобы он превратился в безмозглое, беспричинно хихикающее существо. Он был у нас своего рода поставщиком, всегда знал, что и где можно достать, да и принимал больше нас двоих. Если бы я начал с него, то Мэтт успел бы сбежать, а еще лучше, если бы он взял свою любимую биту и раскроил мне череп. Но Мэтью, как назло, порезался, пока нарезал лайм к текиле. Именно его кровь стала катализатором моего голодного бешенства, наркотики только довершили дело. Для вампиров не существует различий между травкой, синтетикой, опиатами и чем угодно еще, потеря самоконтроля всегда приводит к одинаковым последствиям.
Мэтт стал первым. То ли его порция оказалась слишком маленькой, то ли страх – слишком большим, но он пытался сопротивляться. Оставайся я простым человеком, этот парень без труда уложил бы меня на обе лопатки, но против «нового» меня он был беспомощен. Он дернулся со всей дури, по сути, только еще сильнее распоров себе артерию моими же клыками, тугая струя артериальной крови ударила вверх, окрасив алым часть потолка и занавески. Я тут же снова вцепился в открытую рану, почти захлебываясь, пачкая волосы и лицо, но не желая остановиться. Он пытался бороться до последнего, пока еще хватало сил, а Джейк смотрел на нас и продолжал смеяться и болтать что-то о бутафорских спецэффектах.
Это самое страшное, что можно представить – на твоих глазах гибнут твои друзья, а ты ничего не можешь сделать. Ты можешь только смотреть на то, как ты же пускаешь им кровь. Хочется кричать, но ты не слышишь собственного голоса. Пытаешься сделать что-то, но не можешь пошевелиться, а даже когда можешь – пальцы ловят только воздух. Ты не способен никого спасти, только наблюдать, как кровавые брызги раз за разом взлетают в воздух и падают на пол и мебель. Хотя я даже не могу сказать, действительно ли все происходило именно так, или мое сознание самостоятельно рисует наглядную иллюстрацию моей потери.
Я вскочил в холодном поту, судорожно хватая ртом воздух. Мои глаза были открыты, но перед ними до сих пор все было алым от крови. К горлу подступил тяжелый ком, рефлекторно я прижал к губам запястье, пытаясь подавить рвотный рефлекс. Это было моей постоянной пыткой – приходить в себя раз за разом, бесчисленное количество раз: холодным душем, горячим кофе, ежедневной порцией крови и тренировками, тренировками, тренировками, чтобы на следующий вечер снова бояться заснуть и читать до тех пор, пока мозг не отключится на середине строки.
- Дурной сон? – раздавшийся рядом голос поверг меня в ужас не меньше ночного кошмара. Я подпрыгнул от неожиданности, а потом медленно повернулся, чтобы увидеть тьютора, глядящую на меня с поддельным сочувствием. Скорее всего, только теперь она действительно поняла причину, по которой я так отчаянно отказывался засыпать в ее присутствии. Но для этой девушки «ночной кошмар» был просто неприятным словосочетанием, она не знала, каково это – вот так просыпаться каждый день.
- Твою мать… - тихо выругался я, все еще борясь с приступом тошноты, и торопливо сбросил с себя одеяло. Меньше всего мне сейчас нужны были увещевания и утешения от человека, интересующегося только моим членом. Тьютор, конечно, была хороша по-своему: спокойна, умна, без завышенных требований и чрезмерных претензий; она не ждала от меня особого внимания, подарков, сюрпризов; умела подсказать и посоветовать. Но она никогда не была тем человеком, которому я мог бы позволить влезть настолько глубоко мне в душу. Биография в личном деле – это официальный документ, а не художественная литература, я не обрадовался, но смирился с тем, что девушка ее прочитала. А вот узнать, что после секса я вырубился в ее постели, было крайне неприятно.
- Эй, ну, что ты, - я почувствовал в ее голосе легкую улыбку, как будто она мамочка, утешающая маленького сына, и ее ладонь легла поверх моей, все еще сжимающей одеяло. – Это просто плохой сон.
- Знаешь… не надо… - мне стало противно, я убрал руку и поднялся с постели. – Просто не надо, - холодный душ для меня был единственным спасением.
Запись #88
После того случая я старался видеться с ней как можно реже, как бы она ни прожигала меня взглядом в учительской. Мне не нравились ее попытки обсудить мои проблемы как минимум потому, что это точно не ее дело. Наставник поначалу подшучивал над тем, что он вдруг «начал нравиться мне больше, чем женщины», а я по привычке не обращал на него внимания. Но после очередного собрания, которые заметно участились с твоим исчезновением, тьютор все-таки решила заставить меня пообщаться по душам. Она догнала нас в коридоре и с совершенно невозмутимым видом обратилась к карателю:
- Мне нужно поговорить с вашим учеником.
Я посмотрел на нее, а потом на свое «начальство», почти надеясь на то, что у нас внезапно обнаружится какое-то срочное дело. Каратель смерил девушку внимательным взглядом и неприятно улыбнулся:
- Он весь к Вашим услугам!
Конечно, чего еще следовало от него ожидать. Тьютор сдержанно кивнула и направилась в сторону своего кабинета, а мне ничего не оставалось, кроме как пойти за ней. Это начинало уже порядком надоедать, сколько раз мне придется говорить ей, что я не нуждаюсь в таком внимании? Я закрыл за собой дверь и прислонился спиной к стене, скрестив руки на груди, девушка села на край стола ко мне лицом и внимательно посмотрела на того, с кем спала уже почти год. Казалось, она изучает меня заново. Разглядывает смольно-черные волосы, бледное, почти мраморное лицо, равнодушные серые глаза – и думает, что же во мне так сильно изменилось за последнее время.
- Ты хотела о чем-то поговорить, - напомнил я, прерывая повисшее в помещении молчание. – И, если можно, побыстрее, у меня не так много свободного времени.
- У тебя в последние несколько месяцев постоянно его нет, - холодно отозвалась девушка. – Хотя раньше всегда находилось.
- Раньше мне не приходилось так часто и тесно общаться с окружающими, если ты понимаешь, о чем я, - спокойно ответил я.
- Можно подумать, ты занимаешься этим круглосуточно! – фыркнула тьютор, продолжая сверлить меня взглядом, словно пыталась продырявить насквозь. – Каратель все равно выполняет большую часть работы и не загружает тебя почем зря.
- Остаются еще тренировки и самостоятельное обучение. Или ты думаешь, я от самой природы так гениален, что получил допуск к первому экзамену в столь сжатые сроки? – я бессознательно потянулся за сигаретами. Нужно было чем-то занять руки и время, пока я выслушиваю все, что накопилось в голове тьютора с момента твоего исчезновения. Я знал, что на нее тоже давит неизвестность, а мое поведение только все усугубляет, поэтому отнесся к обвинениям как к должному. Рано или поздно это все равно бы случилось.
- А тебе и не обязательно быть гениальным. Ради чего ты так лезешь из кожи вон? – она нахмурилась.
- Если ты не забыла, у меня тут вообще-то почетное звание директорской шавки, - равнодушно заметил я. – Если мне вдруг перестанут делать так называемые «поблажки» и «послабления», народ решит, что я попал в немилость.
- Хочешь сказать, что боишься очередных насмешек? – иронично поинтересовалась девушка. – Брось. Кого ты этим пытаешься обмануть? Ты боишься только того, что кто-нибудь, например я, попытается говорить с тобой на личные темы.
- Не начинай, - теперь нахмурился уже я. Тема моей личной жизни превратилась в какую-то заезженную пластинку, и это нервировало.
- Почему? Почему ты не можешь просто со мной поговорить?
Боги, неужели она действительно этого не понимает? Я вздохнул и потер пальцами лоб, даже не зная, как объяснить и не нагрубить при этом.
- Ты, наверное, со своим рыжим и то был куда откровеннее.
О, теперь начинаются открытые претензии. Какое счастье.
- Наверное, потому, что он не задавал мне дурацких вопросов, - выразительно ответил я. – Я их очень не люблю. А теперь, если ты позволишь… - протянул я, поворачиваясь к двери.
- Не позволю, - отрезала девушка. – Мне надоело твое постоянное бегство.
- Я не буду от тебя бегать, если ты не будешь меня донимать, - ответил я. – Что ты так привязалась к моим проблемам?
- Ты меня как бы трахаешь, если ты забыл, - мне в тон отозвалась она.
- Знаешь что, - я развернулся к ней лицом, - давай расставим точки над «и». «Трахаю» - здесь ключевое слово. Между нами никогда не было ни влюбленности, ни тем более любви. Так что, поскольку на мои постельные качества мое душевное состояние никак не влияет, я вовсе не обязан тебе что-то о себе объяснять. Если так тебя не устраивает – найди другого любовника.
- Я думала, мы друг другу нравимся, - в ее взгляде читались вызов и обида, но я слишком хорошо ее знал, чтобы реагировать на наигранные эмоции.
- Уточняю: изначально тебе нравился мой член и весьма отдаленное внешнее сходство с директором, - резонно парировал я. – И жаль, что на этом ты решила не останавливаться.
- Не в этом дело, - отводит взгляд. Обида не притворная? – Просто из всех здешних мужчин ты был единственным, кто не изворачивался ужом просто для того, чтобы затащить меня в постель. Я нравилась тебе не потому, что я просто женщина, я нравилась тебе потому, что это я. С тобой я не чувствовала, что меня просто используют. А для тебя, значит, это был просто секс?
- О, кажется, до меня начинает доходить, - иронично улыбнулся я. – То есть отдельно взятая женщина, в данном случае ты, в меру собственной испорченности опошляет все направленное на нее мужское внимание настолько, что это внимание становится ей неприятно. После этого она находит отдельно взятого мужчину, то есть меня, который в ее обществе не нуждается, и прикладывает все усилия к тому, чтобы добиться от него особых чувств. И когда план не срабатывает, она в собственных глазах становится мученицей, зря потратившей на него лучшие месяцы своей жизни, а он – козлом, не оценившим ее стараний. Я ничего не упустил?
- Значит, просто секс? Мне просто мерещилось, что я тебе действительно нравлюсь? – теперь в голосе звучали уже едва сдерживаемые слезы.
- Ты мне нравилась. И нравишься. Только есть одно «но», - уже серьезно ответил я. – Оглянись вокруг – мне есть, с кем тебя сравнивать? Нет. Ты здесь для каждого гетеросексуального мужчины можешь стать особенной и исключительной. У тебя просто нет конкуренции, милая. Но в нашем случае этого хватит только для привязанности. Для настоящих чувств этого недостаточно.
Запись #89
Странно, что в Зоне никогда не было спортивных площадок. Лично мне не помешала бы заасфальтированная дорожка с отметками расстояния, чтобы хоть было понятно, сколько я пробегаю в день. Да и подтягиваться в парке на ветке тоже не комильфо. Видимо, кроме меня, регулярной физической нагрузкой мало кто интересовался, либо же все думали, что одних боевых тренировок вполне достаточно. Совершенно неоправданное мнение, на мой взгляд.
- И вот зачем ты это делаешь? – поинтересовался наставник, наблюдая за моей «утренней зарядкой». – Ты же вампир. У нас, знаешь ли, тело «законсервировано» в том состоянии, в каком было на момент обращения. Как ни старайся, а мышц у тебя не прибавится.
- Бедный я, несчастный, - трагически вздохнул я, отпуская ветку. – Никто меня не понимает…
- Твоя манера уходить от ответа иногда просто бесит, ты знаешь об этом? – спросил он с едва заметной ноткой обреченности в голосе.
- Я этим горжусь, - отозвался я и, недовольно поежившись, улегся на покрытую утренней росой траву. Даже регулярные тренировки в дождь или туман так и не приучили меня спокойно реагировать на сырость. – А еще мне неудобно качать пресс и разговаривать, может, отложим задушевные беседы на потом?
- И насколько «на потом»?
- Желательно на «никогда». Ты же знаешь: я не люблю, когда мне задают глупые вопросы.
- И что же глупого ты нашел в моем вопросе? – каратель зевнул в кулак. Ну, надо же. Хотя бы привычку рот прикрывать от меня подхватил, быть может, воспитаю из него человека. Ой, стоп, это же он меня должен воспитывать…
- Например, то, что тренировки нужны не столько для силы, сколько для выносливости, - скучающим тоном пояснил я. – А может, мне просто нравится себя выматывать. Может, я мазохист. Теперь ты уйдешь, наконец?
- Нет. Пожалуй, я понаблюдаю за мазохизмом, - осклабился наставник и прислонился спиной к дереву напротив. Я тихо фыркнул и вернулся к тренировке, стараясь не сбиться со счета. Каждый раз, когда он вот так пялился на меня, у меня возникало чувство, словно я делаю что-то непотребное, а он, как истинный вуайерист, этим непотребством наслаждается. Так себе ощущение. - Может, мне удвоить тебе количество тренировок? – задумчиво поинтересовался каратель через несколько секунд. Теперь он пытается сбить меня со счета. И за что мне это наказание? – Участвовать в твоем мазохизме куда приятнее, чем наблюдать за ним. Особенно с тем учетом, что ты не слишком продвинулся за последнее время.
- Расслабься, - я сел на траве и обхватил руками колени. – У тебя есть еще один ученик. И руководство едва ли погладит тебя по головке, если ты напрочь о нем забудешь ради меня. Он ведь тоже идет на «двойку», и заниматься ему нужно не меньше моего.
- А вот с этим уже не поспоришь, - кивнул он и посмотрел на наручные часы. Кажется, даже немного огорчился. Ему мои неудачи, похоже, доставляли истинное удовольствие. – Ладно, через полчаса я тебя жду в тренировочном, - и каратель наконец-то оставил меня в покое. Если б я только знал, что еще пожалею о сравнении своих занятий с мазохизмом…
Запись #90
Когда на следующий день я вошел в тренировочный зал, то сначала решил, что перепутал время тренировок, хотя раньше со мной такого не случалось. Каратель был не один, рядом с ним переминался с ноги на ногу его второй ученик. Я видел его мельком пару раз, но дальше этого наше знакомство раньше не заходило. Но когда я хотел уже развернуться и выйти, наставник меня окликнул:
- Далеко собрался?
- Я думал, сейчас ты тренируешь его, - спокойно отозвался я.
- Нет. Сейчас я тренирую вас обоих. Точнее, вы тренируете друг друга, - с улыбкой парировал он. – Это будет, скажем так, спарринг.
Я окинул взглядом своего «партнера». Парнишка лет восемнадцати, совершенно точно человек, мне трудно не узнать их запах. Каштановые слегка вьющиеся волосы, бледные зеленовато-серые глаза, в целом он был довольно невзрачным на вид. К тому же, выглядел несколько забитым, а на карателя смотрел чуть ли не со священным ужасом на лице. Видимо, не каждому дано смириться с суровым режимом тренировок в исполнении моего «начальства». С первого взгляда этот ребенок меня совершенно не впечатлил, хотя внешность бывает обманчива. Иногда.
- Ты уверен, что это хорошая идея? – лениво поинтересовался я. Все-таки, бои против сильного противника (а каратель был силен) по-своему стимулировали меня. Драться с таким же учеником, как мне казалось, будет совсем не так занимательно. Тем более что, как бы наставник ни пытался отрицать мои способности, для своего уровня я был довольно неплох.
- А почему нет? Все же разнообразнее, чем все время терпеть мои побои, - мужчина пожал плечами. Я подумал, что ему просто показалось интересным сравнить наши способности. Или просто надоело меня бить, что тоже вполне вероятно. – И заметьте, мальчики, я буду внимательно наблюдать за тем, чтобы вы выжимали из себя все соки. Тот, кто будет лениться, получит добавки уже от меня.
Парнишка поежился. Похоже, ему сильно не хочется получить по первое число, значит, я хотя бы могу надеяться на то, что он не будет пасовать в бою. Может, карателю и нравится избивать младенцев, но в этом наши вкусы сильно расходятся. Мне для боя жизненно необходим адреналин, а в отсутствие опасности его не будет.
- Магия или оружие? – спросил я, приняв спарринг как данность.
- И то, и другое. Ты получаешь бои на оружии как дополнение к уровню «единицы»-мага, а он наоборот. Так что будет вполне неплохо, если вы покажете друг другу свои сильные стороны. Обмен опытом, - без раздумий ответил наставник. Похоже, он всю ночь только тем и занимался, что планировал, как бы получше стравить нас.
- Хлеба и зрелищ? – хмыкнул я, направляясь к подсобке за «своей» глефой. – Тогда отойди подальше. А то еще и тебе достанется.
- А не многовато ли ты на себя берешь? – иронично поинтересовался каратель. – То, что вас двое, еще не значит, что вы сможете мне чем-то навредить.
- Если он соответствует моему уровню, то сможем. Правда, намеренно вряд ли станем, - ответил я, выходя на середину зала. В последнее время мне особенно не за что было желать наставнику зла. Скорее всего, потому, что тебя в Зоне не было, и ему некого было оскорблять в моем присутствии.
- Хватит болтать. За дело, - махнул рукой каратель. Ему быстро надоедало со мной спорить, в основном потому, что я отвечал достаточно равнодушно.
Парнишка встал напротив меня, сразу приняв боевую стойку. Он был по габаритам не сильно крупнее и использовал парные кинжалы. Я только фыркнул, у нас была совершенно разная дистанция атаки. Пожалуй, вопрос лишь в том, сможет ли он ко мне подобраться достаточно близко, чтобы хоть оцарапать. Я повернулся к нему боком, чуть заводя руку с глефой за спину: со стороны можно было решить, что я полностью открылся, предоставив ему все свои уязвимые точки на блюдце с золотой каемкой, хотя на самом деле я был готов в любой момент парировать атаку.
Наверное, моему партнеру не раз доводилось выслушивать скептические высказывания наставника о моих умениях в ближнем бою, поэтому он пошел напролом, не пытаясь хоть как-нибудь схитрить. Отдать ему должное, для человека он двигался на удивление быстро: умудрился не только избежать попадания лезвием глефы в грудь, но еще и поднырнуть под древко, через пару секунд после начала боя оказавшись в опасной близости ко мне. К счастью, запрета на магию не было, и я успел среагировать, заклинанием отбросив парня назад. Упав на пол, он, впрочем, тут же оттолкнулся от него обеими руками и бодренько подскочил, клинками успешно парировав мою следующую атаку, отклоняя глефу так, что лезвие снова прошло выше плеча, даже не поцарапав его. Впрочем, удара рифленой подошвой сапога по голени он явно не ожидал. Я, благо, оказался не особенно метким и натасканным, так что умудрился не сломать ему ногу, только поставил парня на одно колено, и хотел было снова занести глефу, как…
- Стоп-стоп-стоп! – наставник похлопал в ладоши, чтобы привлечь к себе наше внимание. Самое время, чтобы понять, что спарринг был паршивой идеей: из-за разницы в дистанции атаки неудобно было обоим, и бой превращался в какое-то нелепое барахтанье. – Не узнаю вас, ребята. Это вы называете «выкладываться по полной»?!
- Если ты ожидал, что я наброшусь на него с желанием убить, - я пожал плечами, перехватывая оружие, и отошел от своего оппонента, - то извини, я как-то не в настроении.
- Да уж, конечно, - тихо процедил мальчишка. Достаточно тихо, чтобы не услышал каратель, и недостаточно – чтобы не услышал я. – Красоваться-то не перед кем.
Его взгляд мне не понравился, я слишком часто видел такие испытующие взгляды. Почти наверняка он собирался сказать что-то о тебе, нечто такое, что мне не понравится. Я готов был поспорить на собственную шкуру, что каратель натаскал его, как меня разозлить. Глефа со свистом рассекла воздух, лезвие, подрагивая, остановилось в паре миллиметров от горла моего «партнера» по ученичеству. Он слегка отшатнулся, скорее рефлекторно, чем от страха или неожиданности, но больше ничего не сказал. Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза, и я видел, что он понял мое предупреждение, но вовсе не собирался ему следовать. Наверное, ему тоже не хватало адреналина…
Запись #91
После довольно продолжительной лекции и нескольких неудачных попыток заставить нас драться всерьез каратель решил, что для первого раза достаточно, и отпустил нас передохнуть, чтобы после обеда продолжить тренировку. Мы вышли из тренировочного зала вместе и направились в столовую. Я взял себе крепкий черный кофе и устроился за дальним столиком в углу помещения. Это было самое уютное для меня место: с двух сторон меня ограждали стены, и с этой точки я мог видеть всех, кто находится вокруг. Я был так осторожен не потому, что некоторые все еще были готовы якобы случайно смахнуть со стола мою чашку или что-нибудь вроде того, а скорее просто в силу привычки. За год, прожитый в этих стенах, я привык сторониться окружающих настолько, что это стало неотъемлемой частью меня самого.
Второй ученик карателя, впрочем, решил не оставлять меня в компании моих мыслей, и присел рядом, даже не спрашивая разрешения. Это немного раздражало, особенно учитывая тот факт, что он по-прежнему сверлил меня взглядом, словно пытался продырявить насквозь и посмотреть, из чего сделаны мои кишки. Над столиком повисло напряженное молчание. Я смотрел в сторону и гадал, какого лешего ему от меня нужно, а он явно хотел что-то выяснить, но не решался задать вопрос.
- Не понимаю, чего ты так прицепился к этому директору? – наконец, выдал парень, хмуря брови. Он что, так старательно раздумывал над этим? Можно подумать, он первый и единственный, кого это интересует…
- Не понимай, - я пожал плечами, рассеянно оглядывая зал.
- Нет, серьезно, - настойчиво продолжил мой оппонент, - его здесь все терпеть не могут, а ты за ним бегаешь, как собачка. Все считают, что ты влюбился в него. Это правда?
- Почему тебя так интересует, что я к нему чувствую? – я подпер щеку кулаком и заглянул ему в глаза. Честное слово, я всегда думал, что сплетничать – привилегия женщин. – Ревнуешь, что ли?
- Еще чего! – фыркнул парень. – Я не из этих. Просто окажись ты голубым, тебя б хоть было, за что бить. Это бы упростило тренировки. Но тогда ты бы не спал с тьютором. Вот я и не понимаю, что к чему.
Я тихо хохотнул. Впервые с момента твоего исчезновения меня хоть что-то позабавило. Раньше в моменты уныния единственным, кто мог меня развеселить, был рыжий. При этой мысли мне живо вспомнилось, как он сидит напротив меня в столовой и «наворачивает» пищу так, словно только что приехал из самого голодного края Африки. Жаль, что его тут не было сейчас…
- Придется тебя огорчить, но я тоже не из «этих», - заметил я, пальцем водя по краю чашки. – Давай мы сделаем так: я отвечу на твой вопрос, если ты ответишь на мой. Идет?
- Идет, - после короткой паузы отозвался парень и как-то странно на меня покосился, словно ждал вопроса с подвохом или потаенным смыслом.
- Тогда ответь мне, а почему все терпеть не могут директора? – я улыбнулся уголками губ и выжидающе посмотрел ему в лицо. В каком-то смысле это действительно был вопрос с подвохом, но не таким уж и страшным был этот подвох.
- Ну… - он немного «завис», в лице нарисовалась серьезная мыслительная работа. Мне показалось, что еще немного, и я увижу, как у него в черепе шевелятся извилины, ну, или как дым из ушей пойдет. Наконец, спустя несколько секунд он выпалил: - Он же на всех смотрит, как на отбросы. Только и может, что требовать. Спокойно бросает на полигонах тех, кого не счел достойным продолжать жить… Черт, да ты же сам проходил экзамен! Хотя тебе-то, наверное, даже понравилось, что он бросил там «Красотку». Тебя-то дождался.
- Не смотри на меня волком, - я чуть нахмурился, не сводя с него глаз. – Я не выпрашивал у него каких-либо привилегий. Если он и счел меня «достойным продолжать жить», то лишь потому, что я действительно стремлюсь к чему-то.
- Да неужели? – иронично отозвался парень. Ох-ох-ох, кажется, моя слава «директорской шлюхи» дала слишком глубокие корни в умах местного ученичества.
- Не знаю, как ты, а я в свое время год пробыл в институте, - спокойно отозвался я. – А до этого еще и в школе учился. И больше всего ненавидели тех преподавателей, которые больше всего требуют и лучше всего учат. Просто никто не думает о том, что все это идет не на благо самого преподавателя, который и так все давно знает, а на благо студентов.
- Ты действительно настолько наивный, чтобы думать, что он это ради нас делает? – пренебрежение в его голосе немного раздражало. – Да ему плевать на нас! – повторил парень уже громче. Несколько человек оглянулись и принялись с интересом наблюдать назревающий конфликт.
- А ты действительно настолько наивный, что думаешь, будто он все делает только для себя? – отозвался я. Голос был ровным, но верхняя губа у меня уже начала подергиваться - первый признак плохо сдерживаемой злости. - Да, методы директора не всегда сочетаются с понятием о банальной морали и нравственности. Но оглянись вокруг, - резким жестом я обвел сидящих в столовой учеников. – Это не обычные люди. У каждого из присутствующих здесь огромный боевой потенциал. По сути, это бомба замедленного действия. И если вовремя не вымуштровать каждого, эта бомба рано или поздно взорвется. Представь себе последствия поступков всего одного ученика, не обученного управлять собой. И посчитай, сколько здесь учеников. Все еще кажется логичным ненавидеть директора?
- Кажется! – он снова повысил голос. – Если нас нужно обучать, то пусть обучает, а не отправляет на смерть! Зачем было оставлять учеников на полигоне? Просто чтобы «бомба» не «взорвалась»?! Или потому, что кто-то, в отличие от тебя, не захотел быть винтиком в чужой системе?
- Если детки недостаточно учились, чтобы вовремя перебить горстку неразумных тварей, это проблемы деток, - огрызнулся я. – Если детки вовремя не усвоили, что в этом мире существуют правила, которые нужно соблюдать – это тоже проблемы деток. Либо ты винтик в системе, либо ты труп – третьего не дано.
- Смотрю, тебя вполне устраивает система Великого и Ужасного Лекса? – ядовито процедил мой напарник. Только сейчас я заметил, что он уже успел встать.
- Устраивает. А если бы не устраивала, я бы не был против сдохнуть за свои идеалы. Чего не скажешь о тебе, ты даже при виде собственного наставника мигом поджимаешь хвост.
- Да как ты смеешь! – выкрикнул он. – Директорская шавка.
- Лучше «шавка», чем «тряпка», - почти насмешливо парировал я. Похоже, мне даже нравилось его дразнить. Снова это злорадство, снова это чувство смешанного со злостью удовлетворения… Чем дольше тебя не было в «Зоне», тем больше я терял остатки человечности.
- Мои девочки поссорились? – голос наставника заставил нас обернуться в сторону двери.
- Заткнись, - выдали мы хором. Я – тихо и бесстрастно, потому что для меня это было нормой, мой напарник – сначала гаркнул, а потом растерялся, поскольку сам от себя такого не ожидал. Даже каратель в первый момент удивленно на нас вытаращился.
- А ну, марш в зал, вы оба! – прикрикнул наставник. – Смотрю, вы уже запаслись настроением для тренировки.
Мы повиновались и вышли из столовой, оставив недопитый кофе на столе и стараясь не смотреть друг на друга. Настроением для боя мы действительно запаслись, ничего не скажешь…
Запись #92
Остаток дня прошел продуктивно: я отыгрывался за дурные отзывы о директоре, мой соперник – очевидно, за «тряпку». Сдаваться не собирался никто, и под конец боя досталось даже карателю, предпринявшему попытку разнять нас по-хорошему. Правда, ненароком получив лезвием глефы по предплечью, наставник разозлился и резко взмахнул руками, вычерчивая руну. Громыхнул взрыв, и нас с парнем отшвырнуло в разные стороны. Я со всей силы влетел в стену, перед глазами заплясали разноцветные искры. Судя по ощущению чего-то теплого и влажного, поползшего по шее, в очередной раз разбил голову. Второй ученик карателя оказался в более выгодном положении – ему было куда дальше до стены, так что, опрокинувшись на спину, он просто проскользил пару метров по шершавому полу и отделался ободранной кожей.
- Хватит, я сказал! – рявкнул каратель. Его громкий, резкий голос отозвался в моей голове вспышкой боли, словно меня еще раз приложили затылком о стену. Я поморщился. – Ты! – наставник повернулся к моему новоиспеченному напарнику. – Вон отсюда. А ты, - обратился он уже ко мне, и тон его не сулил ничего хорошего, - ты останешься здесь.
- Если хотел продолжить занятие, не надо было разбивать мне череп, - огрызнулся я, с трудом поднимаясь на ноги. Перед глазами все раскачивалось, и пришлось старательно цепляться пальцами за неровности в стене, чтобы не сползти обратно на пол. Впрочем, все усилия удержаться на ногах оказались тщетны ввиду того, что парой секунд спустя мне влепили затрещину.
- Я не давал тебе слова, - прорычал наставник мне в лицо, опустившись на корточки. Кажется, я снова умудрился вывести его из себя. А я-то думал, что сей романтический период наших отношений уже остался в прошлом… - Какого черта ты творишь? – я промолчал. Каратель ударил меня еще раз. – Отвечай!
- Ты ж не давал мне слова, - криво улыбнулся я, глядя на него исподлобья, точнее, пытаясь сфокусировать взгляд на его лице. Судя по ощущениям, теперь он мне и губу разбил. Наставник даже задохнулся от злости, не найдясь, что мне на это возразить. Я тоже ничего не сказал, только уперся локтем в пол и предпринял очередную попытку подняться на ноги.
- Ты самому себе-то еще не противен? – наконец, уже более ровным тоном поинтересовался каратель. – Ведешь себя, как пацан в переходном возрасте.
- «Еще»? – я горько усмехнулся и, бросив попытки встать, сел и прислонился спиной к стене, зачем-то отирая кровь с шеи, хотя воротник и так уже был безнадежно запачкан. – Я давно себе противен, шеф. И другим я тоже давно противен, только меня бесит, что они перестали это показывать.
- И что, это, по-твоему, отличный повод провоцировать их? – фыркнул наставник.
- А почему нет? – я вздохнул и нашарил в кармане сигареты, в очередной раз забыв, что «начальство» не любит, когда я при нем курю. – Этот повод ничем не хуже других.
- Сейчас ты думаешь, что они трусы, потому что утихли, как только ты получил более высокий статус. А сам-то ты смелее, что ли? Или это, по-твоему, очень круто, когда помощник карателя задирает бесправных, по сути, мальчишек?
- Не читай мне моралей, - я вытащил сигарету, и каратель тут же отобрал ее у меня вместе со всей пачкой. Я уже тогда понимал, что он прав, но я не мог просто признать это. Мне не хотелось признаваться себе самому, что я боюсь зияющей пустоты в своей груди, и всего лишь пытаюсь заполнить ее ссорами и драками, чтобы она не сожрала меня изнутри. Каждый раз, когда я чувствовал правоту за карателем, я говорил ему не читать мне лекций, я не хотел лишних напоминаний о собственной слабости.
- Думаешь, такого поведения ждал от тебя директор, когда давал тебе должность? – мне даже не нужно было видеть его лица, каратель всегда хмурился, когда говорил таким тоном. Я ненавидел этот тон. Откуда эта подавленная грусть в его голосе? Почему он говорит так, словно печется обо мне и моих чувствах?
- Какая разница, чего он ждал, - я закрыл глаза, опуская голову. – Его здесь нет.
- Рано или поздно он вернется. И ему это не понравится. Так что перестань уже себя грызть, - мужчина поднялся на ноги и кинул сигареты мне на колени. – Для тебя это непозволительная роскошь.
Запись #93
Карандаш не ложился в руку. Штрихи получались грубыми, неаккуратными, и черты твоего лица на белоснежном альбомном листе выглядели резко и неестественно. Я ударил кулаком по рисунку, карандашом пробив в нем дыру и сломав грифель, отбросил карандаш в сторону и запустил пальцы в волосы. Хотелось кричать и разбрасывать вещи, или найти тебя и обвинить во всех грехах человечества, или попасть в карцер – сделать что угодно, только бы эта треклятая тишина не сдавливала виски металлическим обручем. Я уже не знал, что хуже: просыпаться в холодном поту после очередного кошмара или изводить себя каждую ночь бессонницей, заливаясь галлонами кофе, запертый в клетку из собственных мыслей. С каждым днем это становилось все хуже: тьютора я видеть не хотел, книги уже не помогали, к тому же я уже изрядно повысил свой уровень и уже не мог как следует выдохнуться на тренировке. Да еще и каратель особенно не старался, пытаясь оставить мне сил на случай, если ночью появится работа. Тоже мне, самый заботливый сыскался…
Я уставился на незаконченный портрет. Улыбаешься. Ну да, я ведь такой смешной, когда такой жалкий. Я нахмурился, рассматривая до боли знакомые черты, и, наверное, в итоге просто разорвал бы незаконченный рисунок, если бы меня не отвлек звук шагов в коридоре. Каратель – эту энергетику я ни с чем не спутаю. Я торопливо запихнул портрет в ящик стола, и успел даже встать к тому моменту, как он привычно без стука открыл дверь моей комнаты.
- Зайди ко мне, - бросил мужчина и тут же вышел. Я вздохнул, нехотя покинул свою комнату и хотел было направиться в сторону лестницы, как услышал оклик с другой стороны коридора. – Не в кабинет.
«О, так ты меня в гости приглашаешь?» - иронично подумал я, разворачиваясь.
Если подумать, до сего момента я ни разу не видел комнату карателя. Здесь было немного не прибрано, но это не вызывало дискомфорта. Скорее даже наоборот, я бы назвал ее уютной. Мебели мало: массивный, покрытый резьбой шкаф, небольшой стеллаж с книгами и какими-то папками, забросанный бумагами письменный стол возле окна, пара высоких стульев, один из которых завален одеждой, и все. Не было даже кровати и, с интересом осмотревшись по сторонам, я не увидел ничего, напоминающего раскладушку. Он на полу, что ли, спит?
Не обращая внимания на меня, каратель открыл шкаф и, вытащив пару подушек, бросил их на пол. Точнее, на большую мягкую шкуру, заменявшую ему ковер.
- Проходи, садись, - коротко бросил он. – Разуйся только сначала.
Послушно размотав шнуровку, я оставил сапоги возле двери, прошел в комнату и сел, откинувшись назад и упершись в подушку локтем. Обои на стенах были черные, пронизанные тонкими серебристыми нитками, слабо отблескивающими в свете неяркой стеклянной люстры. Сквозь приоткрытое окно в комнату врывался холодный и влажный декабрьский ветер, пропитанный запахом моря и сырой, не припорошенной еще снегом земли. Он взволнованно перебирал складки плотных штор, тоже черно-серебряных, и растерянно теребил листы лежащей на столе тетради. Похоже, завтра будет буря...
Каратель спокойным движением вытащил из ящика стола бутылку и пару стаканов, которые тут же и наполнил, затем сел рядом со мной на свободную подушку и всучил мне порцию золотистого напитка. Я с усмешкой повертел стакан в руке:
- Такое ощущение, что тут кружок поклонников виски…
- Что? – рассеянно переспросил каратель.
- Директор тоже пьет виски, - пояснил я. Если подумать, за чуть более года своего пребывания в Зоне я других алкогольных напитков тут и не видел.
- Директор пьет виски. А я пью скотч, - наставник поморщился, как будто у него зуб заныл.
- А в чем разница? – лениво поинтересовался я, сделал небольшой глоток и коротко кашлянул от жжения в глотке. – По-моему, гадость совершенно одинаковая…
- Подрастешь – узнаешь, - иронично ответил мужчина, который, кажется, искренне наслаждался не охлажденным и не разбавленным напитком. – Тут надо быть ценителем. А вообще я думал, что ты любишь виски…
- Пить крепкий алкоголь и любить крепкий алкоголь – это разные вещи, - я пожал плечами. – С чего ты вообще взял, что я его люблю? Не помню, чтобы у меня тут были шансы пьянствовать.
- Я в том году изучал твою биографию, и не только то, что написано в личном деле. Скажем так, шпионскую сеть наладил. Надо же мне было знать, как с тобой управиться, - отозвался каратель. – А так… не понимаю, зачем нужно пить то, что тебе не нравится?
- На тот момент мне было все равно, что пить, - я снова пожал плечами и сделал еще один глоток. – Впрочем… на текущий момент мне тоже все равно.
- То есть, ты будешь пить все, что нальют? – мужчина иронично приподнял темную бровь, со странным выражением разглядывая мое лицо.
- Ну да. Если то, что мне налили, совместимо с жизнью, - отставив стакан в сторону, я растянулся на полу и поудобнее устроил подушку у себя под головой. Пребывание в комнате карателя почему-то меня совершенно не напрягало. Скорее я испытывал некоторое любопытство по поводу причин, которые заставили мое «начальство» вдруг пригласить меня в гости. – Но спаивать меня не советую, иначе я начну курить прямо на твоем ковре, лежа, - с тихой усмешкой предупредил я, покосившись на него. Судя по выражению лица мужчины, одна мысль о том, что кто-то осмелится дымить в его комнате, приводила его в священное негодование. Я хмыкнул и прикрыл глаза.
- Еще чего, - наставник скривился. – Я тебя трезвого-то с трудом переношу. Боюсь представить, какие фортели ты будешь выкидывать пьяный…
- В таком случае, может, изволишь ответить, что я тут вообще делаю? – поинтересовался я, разглядывая оконную раму.
- Ты? Ты нахально развалился на моей постели, обругал напиток, которым я тебя угостил, и продолжаешь говорить гадости, - светским тоном отозвался каратель, потягивая скотч.
- И ты еще заявляешь, что это моя манера уходить от ответа иногда просто бесит? – я тихо фыркнул.
- Заявлял, заявляю и буду заявлять, - уверенно сообщил мне наставник, даже не подумав ответить на предыдущий мой вопрос.
- Ладно, я понял, - кивнул я.
- Понял что?
- Понял, что ты просто наконец-то затащил меня в свою постель, - совершенно невозмутимо протянул я. Надо же мне было после всего ехидства в свой адрес хоть раз вставить ответную шпильку по поводу его ориентации. – И теперь так счастлив, что не знаешь, что со мной дальше в этой постели делать.
Каратель поперхнулся скотчем и закашлялся, а я самодовольно улыбнулся и закинул руки под голову. Шкура была мягкой и пушистой, немногим хуже обычной постели, а учитывая, что шел второй час ночи, атмосфера мирной беседы практически усыпляла.
- Предлагаешь мне начать тебя раздевать? – откашлявшись, шеф иронично приподнял левую бровь.
- Искренне не советую, - лениво отозвался я. – Может быть опасно для жизни и здоровья.
- И противно? – хмыкнул он, видимо, припомнив наш недавний разговор в тренировочном зале.
- И противно, - согласился я, моргая, чтобы не дать векам сомкнуться окончательно. Хотел было добавить, что детям спать пора, и попробовать ретироваться в свою комнату, но тут каратель неожиданно серьезным тоном заявил:
- Ты мне не противен.
- Что, прости? – теперь уже моя бровь совершила легкое движение вверх, и, широко открыв глаза, я внимательно оглядел его лицо в попытке найти какой-нибудь подвох.
- Ты сказал, что ты всем противен, - все еще серьезно ответил мужчина. – Мне ты не противен.
- Да что ты говоришь… - скептически отозвался я. – Сильнее тебя я, по-моему, противен только заместителю директора.
- Отнюдь, - брови карателя на пару секунд сошлись на переносице, словно его раздражало наличие у меня подобного мнения.
- А, то есть, он ко мне даже нежнее относится? – я осклабился. Знал, что перевираю его слова, но мне сильно не верилось, чтобы мой наставник испытывал ко мне некое подобие симпатии.
- Ты совершенно бездарный, наглый, своевольный, не воспитанный мальчишка, к тому же, с раздутым эго, - раздраженно ответил каратель, внимательно глядя мне в глаза. – Но ты мне не противен.
Я нахмурился и сел в пол-оборота к своему «начальству», не понимая, с чего вдруг он решил (пусть и в своей манере) меня подбадривать. Он замолчал, но не пытался прятать взгляд и сохранял такое странное выражение лица, словно старался по моей реакции определить, подбодрился я или нет.
- Только не говори, что все это, - я обвел движением руки его комнату и бутылку со скотчем, - изначально было всего лишь антуражем, а ты притащил меня сюда лишь для того, чтобы сказать, что… - я на мгновение закатил глаза и слегка покачал головой, ясно выражая, что это был бы самый глупый поступок из всех возможных.
- А если я скажу, что так и было? – пытливо поинтересовался каратель.
- Ты идиот, - грубо и зло отрезал я. – С чего, черт возьми, ты решил, что мне нужна поддержка?
- Я… - он осекся, то ли не зная, какими словами объяснить мне свое неожиданное участие, то ли удивившись моей грубости, то ли попросту не понимая, как сам до такого додумался.
- Ты… - фыркнул я. – Ты подумал, что тогда в тренировочном я был в состоянии депрессии и решил тебе поплакаться, что меня никто не любит?
- В общем-то… вроде того, - отозвался мужчина, все еще взирая на меня с явной растерянностью.
- Дьявол! – нет, серьезно, это вывело меня из себя. Этот вампир общался со мной практически каждый день в течение целого года, но так до сих пор и не понял, что я совершенно не нуждаюсь в сочувствии или поддержке! – Да, я сказал, что я противен окружающим и противен себе самому. Но где, где, твою мать, я упоминал, что меня это не устраивает?!
- Нормальных людей это не устраивает. А я до сего момента надеялся, что ты нормальный, - в тон мне ответил каратель, которого моя реакция, очевидно, задела. Он же хотел, как лучше… Только вот меня его чистые и светлые побуждения как-то не очень волновали.
- Нет. Если ты намерен мерить меня общепринятыми рамками, то я не нормальный, - сообщил я, внимательно глядя ему в лицо. – Мне есть, за что испытывать к себе отвращение. И меня полностью устраивает, что окружающие со мной солидарны.
- То есть, ты человек-одиночка и принципиально не хочешь, чтобы к тебе испытывали симпатию? – уточнил наставник, нахмурившись.
- Именно, - я отвернулся и снова взял свой стакан, скорее не от желания выпить, а от необходимости что-то вертеть в руках.
- А ты не пробовал перестать себя ненавидеть?
- Мне незачем это делать, - я чувствовал на себе его цепкий взгляд, от которого становилось неуютно, и едва сдержался, чтобы не передернуть плечами.
- Незачем? – в голосе карателя звучало непонимание.
- Незачем, - я коротко кивнул. – У меня есть все основания испытывать к себе неприязнь, и ни одной причины, чтобы с ней бороться.
Повисла пауза. Я смотрел на свой стакан, подушечкой большого пальца размазывая по его краю черный след своей помады. Со стороны наставника не доносилось ни звука, хотя я все еще чувствовал, как пристально он меня рассматривает. Возможно, он просто не сразу нашелся, что ответить на мои слова. А возможно, просто не знал, как высказать свои мысли и не быть при этом посланным куда подальше. Наконец, спустя минуту или две он тихо произнес:
- Ты не был виноват.
- В чем? – спросил я, хотя заранее знал ответ.
- В смерти своих друзей.
- Вот как… - коротко отозвался я.
- Я знаю, о чем ты думаешь, - с каким-то усталым вздохом протянул мужчина. – Ты думаешь, что ты убил самых близких себе людей, винишь себя в этом. Но разве ты был виноват в том, что тебя обратили? Разве ты был виноват в том, что не знал, что «новому» тебе наркотики сорвут крышу?
- Брось, шеф, - горько фыркнул я. – Меня могли и не обращать, но я точно так же мог накачаться дурью и перерезать их во сне. Если человек изнутри гнилой, тут уже не важно, бьется ли у него сердце.
- И поэтому ты хочешь навсегда остаться один? Чтобы окружающие тебя ненавидели? Это – то самое наказание, которое ты избрал для себя за свое преступление?
- Нет, - я отрицательно мотнул головой и одним глотком допил содержимое стакана. – Просто я больше не хочу никого терять. А это проще, когда терять некого.
Я не знаю, почему я решил рассказать ему о своих мыслях. Рассказать ему больше, чем рассказывал рыжему или тьютору. Может, я просто чувствовал, что каратель не станет меня по-приятельски переубеждать и доказывать, что я больше никогда не повторю своей ошибки, или что мои друзья не хотели бы, чтобы я всю жизнь по ним скорбел. Чувствовал, что он не станет ахать и пытаться меня приголубить на своей груди, как это сделала бы моя любовница. А может, мне просто слишком давно было не с кем поговорить…
Каратель медленно поднялся и взял со стола бутылку, чтобы затем вернуться и снова наполнить мой стакан. Он не пытался подшучивать, язвить, в кои-то веки отнесшись к моим словам адекватно. Может быть, просто понимал, что я не настроен привычно игнорировать его шпильки и могу отреагировать весьма агрессивно и всерьез.
- А как же тьютор? Или рыжий твой? – спросил он, внимательно рассматривая мое лицо и, кажется, впервые действительно пытаясь меня понять. – Я думал, у вас достаточно близкие отношения.
- Я изменился, - задумчиво ответил я, рассматривая блики света на поверхности скотча. – Раньше я держался за друзей. Я был готов свернуть за них горы, потому что знал, что ради меня они сделают то же самое. Мы были как одно целое. А сейчас нет… Сейчас… - я прижал пальцы к груди, там, где сердце, - тут что-то перегорело. Сломалось. Даже когда рыжий был рядом, даже когда тьютор была рядом, я все равно продолжал чувствовать, что я один. Что я не должен полагаться на них, рассчитывать на них. В моем мире больше никого нет, только я.
«…и руины, оставшиеся от моего прошлого», - мысленно закончил я и машинально сделал глоток виски.
- И тебе не одиноко?
- Ты меня взглядом насквозь просверлить собрался? – я вздохнул и устало посмотрел ему в глаза. – Я уже говорил, что меня все устраивает.
- И все же я не вижу в этом повода заставлять людей тебя ненавидеть, - каратель пожал плечами и, наконец, перестал рассматривать меня, как инфузорию-туфельку под микроскопом.
- Я тоже, - и я тоже пожал плечами, снова откидываясь на подушку.
- Тогда зачем ты это делаешь? Зачем ты провоцируешь в других учениках неприязнь к себе? Извини, но я этого, честно, не понимаю.
- Зачем? Мм… - я пару секунд задумчиво рассматривал потолок. – Может, чтобы они не докучали мне? Мне нравится быть одному. И я не хочу, чтобы вокруг постоянно кто-то вертелся, пытался разговаривать со мной о всякой ерунде, лез с вопросами… и что там еще обычно делают дружелюбно настроенные люди?
Наставник тихо рассмеялся.
Запись #94
Время – самое удивительное явление природы. Пока мыслишь о настоящем, переживая и пытаясь прочувствовать секунды своего существования, пустые и бессмысленно однообразные, тебе кажется, будто оно тянется медленно, никуда не спеша и никогда не опаздывая. Но когда оглядываешься назад, на свое прошлое, после того как мириады пережитых мгновений уже безнадежно стерты из памяти, перелистываешь события своей жизни, как потрепанные страницы старой книги, - тогда ты внезапно осознаешь, что оно ускользнуло песком между пальцев, рассыпалось осколками обрывочных переживаний и потускневших надежд.
Я никогда не перестану удивляться тому, как каждый мой день растягивается в вечность, чтобы с новым рассветом обратиться в ничто. Чем дольше я нахожусь в Зоне, тем реже становятся записи в моем дневнике, потому что слишком много событий до безумия похожи друг на друга. То, что раньше оставляло новые впечатления, со временем начинает превращаться в заезженную, местами заедающую пластинку. Все больше вещей стирается из памяти, едва успев в нее попасть.
Дождливый декабрь неторопливо сменился промозглым январем, который в свою очередь перешел в февраль с его редким снегом и частыми штормами, а затем в сонный март. Самым отвратительным в Зоне было именно то, что даже времена года здесь мало чем отличались друг от друга.
- Ты слишком много думаешь, - раздался над ухом голос карателя, бесцеремонно вернувший мое сознание в окружающую действительность.
Я выдохнул порцию сизого табачного дыма и привычным уже жестом сжег в пальцах остатки сигареты, после чего обернулся и окинул взглядом мужчину, неожиданно решившего забраться ко мне на крышу.
- Ну, это у тебя в голове только плоские шутки стопочками разложены, - устало протянул я в ответ. – Во мне природа таких преимуществ не предусмотрела.
- Вот я и смотрю, что ты начал сильно сдавать по сравнению с первым годом обучения, - неожиданно серьезно отозвался мужчина и, предупреждая мой вопрос, добавил: - Как наставник, я веду записи твоих успехов. И вчера, пересматривая свои заметки, я сделал довольно неутешительный вывод. Если по магии ты превосходил всех своих однокашников и за год освоил ее на таком уровне, для которого обычно требуется вдвое больше времени, то в физических боях ты за полгода практически не продвинулся.
- Разве не ты всегда говорил, что я бездарность? – я фыркнул и перевел взгляд на бледный горизонт. – И, между прочим, каким образом это связано с тем, что я «слишком много» думаю?
- Судя по результатам, ты даже хуже, чем бездарность, - раздраженно заметил каратель, и следующим, что я почувствовал, был неожиданный, резкий толчок в плечо.
Не успев даже сгруппироваться, я неловко взмахнул руками, не удержал равновесия и слетел с крыши на жесткую, промерзшую землю. Сдавленно взвыв, перекатился с бока на спину и рефлекторно вцепился пальцами в сломанное плечо. Правая рука, изогнутая под неестественным углом, горела болью, наравне с бедром и ребрами, - болью, от которой в голове зазвенело, заслезились глаза и стало нечем дышать. Как каратель оказался рядом со мной, я не знаю. Перед глазами блеклое предрассветное небо окрасилось тысячью разноцветных пятен, как фейерверком, я едва разобрал нависшее надо мной лицо наставника. Наверное, он прыгнул с крыши следом: для вампира десяток метров – не такая уж серьезная высота, разумеется, если его с этой высоты не швыряют безо всякого предупреждения.
Удар о землю выбил воздух из моих легких, от чего я тяжело, с хрипом закашлялся, забыв даже о том, чтобы перебрать в голове сотню-другую отборных ругательств, и от этого сломанные в нескольких местах ребра еще сильнее заныли. Конечно, за достаточно долгое время тренировок под началом моего «ласкового» учителя я успел привыкнуть к боли, однако же, и у меня был свой предел.
Жесткие пальцы вцепились в мой подбородок, поворачивая голову так, чтобы я хотя бы условно смотрел наставнику в лицо.
- Ты плохо занимаешься, потому что все время думаешь, - рычащий голос карателя доносился до моего слуха как через подушку. – Ты не дерешься, а думаешь, как драться. Ты не парируешь удар – ты думаешь, как его парировать. Ты не атакуешь – ты думаешь, как атаковать. Поэтому ты проигрываешь. Поэтому ты не успеваешь реагировать. Бой – это не урок физики, где надо рассчитать траекторию! В бою нужны не мозги и расчеты, в бою нужен инстинкт. Либо ты убьешь – либо тебя. И думать там некогда.
- И чтобы… сказать это… - с трудом прохрипел я, - обязательно было… швырять меня с крыши?
- А когда ты усваивал информацию без того, чтобы в тебя ее вбивать приходилось? – парировал наставник и, отпустив мой подбородок, поднялся на ноги.
В такие моменты я переставал понимать, что я нему испытываю. Впрочем, честно сказать, обычно я над этим даже не задумывался. Наверное, почти всегда он был мне просто безразличен – мы привыкли друг к другу, не больше и не меньше. Едва ли я когда-либо чувствовал к нему симпатию, хотя иногда мне хватало ума признавать его правоту, и даже с некоторым уважением относиться к его советам и наставлениям. А время от времени мне даже казалось, что и в его жестких методах обучения есть какой-то особый смысл.
Но конкретно в тот момент, лежа в грязи с переломанными ребрами, впивающимися в легкие, я разрывался между попыткой найти в его действиях какой-то смысл и обычной тупой злобой. Пока мои кости срастались – медленно, потому что со вчерашнего дня я не пил крови – мое сознание металось между двух огней: надеждой на то, что он таким образом пытался пробудить во мне этот пресловутый «инстинкт», и скептической мыслью о том, что он просто гребанный садист, прикрывающийся благими намерениями. И лишь тогда, когда боль немного утихла, в моей голове тенью пронеслось: «А ведь даже сейчас я все еще продолжаю думать…» И почему-то это вызвало у меня горькую мрачную усмешку.
Запись #95
На том, чтобы сбросить меня с десятиметровой высоты, наставник решил не останавливаться. Впрочем, этого от него вполне стоило ожидать – каратель был не из тех, кто разменивается на мелочи. Поэтому следующим этапом «пробуждения инстинкта» стало то, что я остался без завтрака и оказался в тренировочном зале с весьма ограниченным запасом сил и самоконтроля. Взрослые, тренированные бойцы-вампиры могут продержаться без крови около двух суток, не теряя при этом голову и не становясь машинами для убийства, но мне до таких высот было еще далековато. Впрочем, карателю в этот раз не пришло в голову устраивать мне спарринг со своим вторым учеником, человеком, что для последнего могло очень плохо закончиться. Видимо, здравый смысл у шефа все-таки присутствовал, хоть и в зачаточном состоянии.
Я, правда, все равно не понимал, чего он желает от меня добиться на тренировке, учитывая, что я заметно хромал, с трудом двигал правой рукой, да и вообще был не в лучшем состоянии для боя. Он кинул мне глефу, и я умудрился даже ее поймать, но тут же согнулся от далеко не приятных ощущений в не до конца заживших ребрах. И сразу, стоило мне скривиться от боли, как я почувствовал на себе прожигающий взгляд карателя. От этого взгляда все мои внутренности как будто скрутило, и, злобно сжав зубы, я выпрямился в полный рост и упрямо и гордо вскинул голову. Наставник тихо усмехнулся, и я сразу понял, что именно этой реакции он от меня и ожидал. Когда этот человек научился читать меня как книгу? Помнить малейшие проявления моего характера и добиваться от меня именно того, чего ему хочется?
Он не дал мне времени на то, чтобы потратить всю злость на пустые размышления. Без предупреждения он сделал стремительный рывок вперед, и я рефлекторно поставил блок – лезвие его меча, отклоненное в сторону, проскрежетало по неровной стали уже не новой глефы, высекая искру. Я отскочил назад, едва удержав равновесие и крепко сжимая зубы, чтобы не дать вырваться наружу ни одному звуку, способному выразить, как все мое тело отозвалось на это резкое движение.
Наставник был прав. Я не умел драться. Даже при том, что длина древкового оружия могла дать мне преимущество против меча, поскольку позволяла сохранять безопасную дистанцию, воспользоваться этим преимуществом у меня не получалось. Я только и мог, что отражать его атаки, ставить блоки и уворачиваться. И все это после того, как я долго и упорно пытался убедить карателя в своей «универсальности» и даже выпросить личное оружие…
Я отбивался. И чем больше я отбивался, тем сильнее я злился, хотя уже трудно было сказать, к кому было обращено это чувство – к карателю, который смог задеть мою гордость, не произнеся ни слова, или к себе, позволившему ему это. Оно жгло меня изнутри, впиваясь во внутренности множеством крепких и острых когтей и затмевая собой боль тела, соляной кислотой выедало остатки моего самоконтроля. Стены, пол, потолок, сам наставник, бросающийся на меня раз за разом, начинали приобретать багряный оттенок, словно я смотрел на мир сквозь мутно-красное стекло. Я осознавал, что надо держать себя в руках, но непрерывные атаки не давали мне возможности отдышаться и как следует встряхнуть головой в попытке сбросить с себя оковы разрастающегося в сознании безумия. Я знал, что мои глаза уже стали алыми, я чувствовал, как мой слух обострился настолько, чтобы я смог услышать сердцебиение на расстоянии десятка метров. Я терял себя – ту свою часть, что обладала человеческим разумом, человеческими чувствами, - постепенно превращаясь в нечто иное, чуждое и отвратительное. В дикое, бешеное, голодное животное, загнанное в угол.
Кажется, я закричал. Громко, протяжно, срываясь на хриплый звериный рык. Но этот вопль отчаяния и злобы раздавался словно откуда-то со стороны, из-за толщи плотной морской воды, а не срывался с моих собственных губ. И куда более отчетливо и ясно я слышал легкий, свистящий звук воздуха, рассекаемого лезвием меча. Я пригнулся, пропуская его над своей головой – мои собственные движения казались плавными, растянутыми во времени, будто я двигался в замедленной съемке. И столь же заторможенными для меня были движения карателя и его оружия. Стоило лезвию просвистеть над головой, как я выпрямился, отскакивая на шаг назад и восстанавливая свое преимущество в дальности атаки, и (впервые ни секунды не задумываясь над своими действиями) обрушил на наставника град ударов.
Я не знаю, сколько секунд, показавшихся мне немыслимо долгими, мне удавалось сохранять хоть какое-то подобие рассудка. Я помню лишь рассеянный кровавый солнечный свет из высоких окон тренировочного зала, резавший мне глаза, яркими вспышками отражаясь от каленой стали оружия. Я помню свист воздуха и длинные пряди моих собственных волос, прилипших к губам. И огонь, черно-фиолетовый огонь, в моих пальцах за мгновение до того, как я окончательно лишился возможности осознавать происходящее…
Запись #96
Первое, что я почувствовал, придя в сознание, - это ощущение качки, словно я находился на борту корабля. Мгновение спустя я почувствовал дурноту, сухость и привкус крови во рту, и дикую слабость. Я сделал глубокий вздох, пытаясь справиться с тошнотой, и к своему удивлению не встретил сопротивления ребер – похоже, что процесс регенерации закончился, пока я был в обмороке. Попытки пошевелиться не принесли особого результата, я едва мог двинуть пальцами. Даже веки были словно налиты… не свинцом, а скорее уж осмием, судя по их тяжести. А еще было адски холодно, хотя вампиры обычно не слишком чувствительны к окружающей температуре, не даром же они, по сути, мертвы.
- Тише, - шепнул чей-то голос мне на ухо. Потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что он принадлежит тьютору и звучит весьма обеспокоенно. – Тебе еще нельзя двигаться, - я почувствовал, как ее теплая ладонь накрыла мои заледеневшие пальцы. Я хотел спросить, неужели я снова оказался в лазарете? Но сил не было даже на то, чтобы открыть глаза.
- Мэм, - раздался рядом еще один голос, очень тихий, словно над постелью умирающего, - пациенту нужен отдых.
- Но я ведь не шумела! – в полголоса запротестовала девушка, сжав мою руку, словно боялась, что меня сейчас отберут у нее и не вернут обратно.
- Вы видите вот этот прибор, мэм? – голос медика (а это, несомненно, был именно медик) мигом посуровел. – Он показывает, что электромагнитная активность его мозга усилилась, стоило ему осознать Ваше присутствие. А ему сейчас любой скачок может стоить жизни.
- Не слушай его! – видимо, это наставление предназначалось мне. – Если Вы боитесь за его «электромагнитную активность», может, не стоило прямо над его кроватью говорить о рисках? – голос тьютора звучал капризно и почти обиженно, как у ребенка, у которого пытаются отнять любимую игрушку.
- Я не намерен с Вами спорить, мэм, - безапелляционно заявил медик к моему вящему облегчению. – И вынужден настаивать на том, чтобы Вы покинули палату.
- Но…
- Немедленно.
- Ладно-ладно, я поняла… - угрюмо отозвалась девушка. Несмотря на то, что она имела достаточно высокий статус в администрации Зоны, на медицинские помещения ее власть не распространялась. Грубо говоря, даже директор, если б ему вдруг захотелось, не смог бы отменить рекомендации врачей без веских на то оснований. Посиделки у моей постели вкупе с нежным держанием за ручку, к счастью, при всем желании нельзя было назвать достойной причиной для конфронтации с главврачом.
Где-то возле моего уха раздался почти обреченный вздох, затем мягкие губы коснулись моего виска, и теплая ладонь соскользнула с моей руки. По неторопливо удаляющимся шагам я понял, что она все-таки покинула лазарет. Этого было вполне достаточно, чтобы я получил возможность расслабленно выдохнуть и забыться тяжелым сном без сновидений.
Запись #97
Когда я проснулся, голова адски болела, но в целом самочувствие показалось мне вполне приемлемым. Во всяком случае, теперь я мог позволить себе такую роскошь, как пошевелиться и открыть глаза. Рядом с моей койкой, к моему удивлению, сидел каратель. Его пальцы были переплетены «замком», спина слегка ссутулена, а взгляд, направленный куда-то в сторону окна напротив, выражал глубокую задумчивость. Я на секунду зажмурился от яркого солнечного света, несколько раз моргнул, чтобы сделать картинку перед глазами более четкой, а потом тихо и чуть хрипло, поскольку во рту все еще было сухо, произнес:
- И вам доброе утро, шеф, - пожалуй, в моем голосе была изрядная примесь иронии, но наставник, казалось, не обратил на это внимания. Он слегка вздрогнул и его глаза чуть расширились, как у человека, который настолько глубоко задумался, что потерял связь с реальностью, и никак не ожидал, что его вернут в эту пресловутую реальность столь внезапно.
- Очнулся-таки, - сварливо отозвался он через несколько секунд, слегка нахмурившись и прожигая меня взглядом. Что-то в выражении его лица показалось мне странным, он смотрел на меня внимательно, почти осторожно, словно я был неведомым зверем, от которого не знаешь, чего ждать – попытки вцепиться в горло или трусливого бегства.
- Уж извините, - еще более иронично отозвался я, после чего с трудом сел и недовольно поморщился, потерев тыльной стороной ладони пульсирующий болью лоб. – Давно я здесь прохлаждаюсь? – устало поинтересовался я, прислоняя подушку к спинке кровати, и слегка откинулся на нее.
- Двое суток, - процедил сквозь зубы подошедший к нам медбрат и метнул в карателя взгляд, короткий и исполненный осуждения. – Как Вы себя чувствуете?
- Голова болит. Но умирать я пока не собираюсь, - флегматично отозвался я, отлепляя от виска электрод и пытаясь выпутать из волос идущий от него тонкий провод. – Так что, собственно, произошло? – спросил я, снова глядя на своего наставника. – Тебе опять не удалось меня прикончить?
Каратель громко фыркнул.
- Поверь мне, парень, прикончить тебя было бы куда проще, чем пытаться оставить в живых.
- Если не считать за попытку убийства тот факт, что Вы довели его до подобного состояния, - заметил врач, отключая детектор мозговой активности – при этом он явно приложил чуть больше усилий, нажимая на кнопки, чем это действительно требовалось. – И это, между прочим, уже не первый раз. Далеко не первый.
Да, с этим заявлением было трудно спорить. Я действительно уже оказывался в лазарете по его вине, хотя тогда я чувствовал себя намного хуже. Еще чаще я приходил сюда после тренировок за очередной порцией крови в безобразно побитом виде, а временами едва держась на ногах. У меня самого подобные мелочи давно перестали вызывать хоть какой-то эмоциональный отклик, а вот ребятам, связанным клятвой Гиппократа, очевидно, было куда больше дела до моего физического состояния, чем мне саму.
- Не припомню, чтобы он возражал, - холодно отозвался мой наставник, скрещивая руки на груди. Видимо, он был готов сражаться на вербальной дуэли за свои антипедагогические методы. Я тихо хмыкнул.
- Еще бы он возражал! Я не помню ни одного Вашего ученика за все десять лет Вашей работы, которому хватило бы смелости на Вас жаловаться.
- То есть, я его не только едва не убил, а еще и насмерть запугал? – уточнил каратель, и уголки его губ слегка дрогнули, словно он сдерживал улыбку.
- Я думаю, стоит поговорить с администрацией, чтобы мальчику дали другого наставника, - закончил врач, проигнорировав последний вопрос.
- Еще чего! – неожиданно для себя самого влез я.
Мой взгляд был направлен на медика, но краем зрения я заметил, как брови моего наставника медленно поползли на лоб. Безусловно, он ожидал, что я при первой же возможности пошлю его к чертовой матери и соглашусь обучаться у кого угодно другого. Однако у меня была пара причин, чтобы оставить все как есть. Во-первых, я человек, по сути своей, довольно консервативный. У меня ушло достаточно много времени, чтобы притереться к своему нынешнему шефу, и я не горел желанием менять его на кота в мешке, привыкать к другому человеку и новой программе тренировок. А во-вторых, к тому моменту я уже основательно приучил себя думать мозгами, а не эмоциями, и мозги мои поставили меня перед незамысловатым фактом – никто другой со мной просто не справится. К тому же, мне совершенно не хотелось выставлять себя хрупким цветочком, который не в состоянии пережить парочку изматывающих и болезненных тренировок. Это было бы слишком большим подвигом для моей гордости.
- Простите? – врач выглядел слегка удивленным, но больше сочувствующим, словно разговаривал с не слишком осознающим реальность, но вполне безобидным психом.
- Не надо менять мне наставника, - твердо произнес я.
- Я понимаю, - кивнул доктор. – Вам страшно, что если Вы согласитесь, то Ваш…
- Я не думаю, что он станет обращаться со мной хуже, если я соглашусь на замену, - довольно громко перебил я. – Я не уверен, что он вообще умеет вести себя еще хуже, - в ответ на эту фразу послышался тихий смех карателя, но я не посмотрел в его сторону. - Мне просто не нужен другой наставник. Меня вполне устраивает этот.
- Вполне устраивает? Вы уверены? – доктор по-прежнему смотрел на меня как на душевнобольного, и это изрядно раздражало.
- Да. Можете считать, что я записался в кружок суицидников, - я прикрыл глаза и снова потер лоб, недовольно морщась. Голова и не думала переставать болеть. – Если я сейчас в Вашем присутствии скажу, что он психованный извращенец и садистская сволочь, Вы снимете с меня обвинения в запуганности?
- Правда же, он прелесть? – откровенно веселясь, поинтересовался мой шеф у врача. Я взглянул на его лицо и подумал, что у меня галлюцинации от какого-нибудь очередного удара головой о стену – наставник выглядел не только довольным, как сытый волкодав, но и почти что гордым.
- Пошел ты! - на автомате бросил я, через секунду осознал суть своих слов и тихо усмехнулся, поудобнее откидываясь на подушку.
Врач покачал головой, кажется, он был изрядно смущен своей собственной речью, а в первую очередь тем, что ни одним словом не попал в цель. Смотав проводки от детектора, он молча развернулся и ушел в свой кабинет. Я снова перевел взгляд на карателя:
- Так ты мне объяснишь, что случилось?
- А ты вообще ничего не помнишь? – отозвался тот, с интересом меня разглядывая.
- Ну, почему сразу «вообще». Кое-что я помню. Например, была у меня одна девчонка лет пять назад, так она… - я не договорил, потому что наставник распрямился и весь его вид говорил о том, что я получу отеческий подзатыльник, если не заткнусь. Я улыбнулся уголками губ и чуть склонил голову к плечу. – Я, по-твоему, стал бы спрашивать, если бы помнил?
- Я рассчитывал, что ты уточнишь, с какого момента мне рассказывать, - иронично отозвался каратель. – Я не думаю, что ты потерял контроль сразу.
- Ох… - я помассировал висок, пытаясь связать обрывочные и мутные воспоминания. – Кажется, я закончил соображать в тот момент, когда использовал первое заклинание. Правда, я даже не помню, что именно я там вытворил. Помню огонь в руке, а дальше – провал.
- Ну, откровенно говоря, это было не то чтобы заклинание, - пожал плечами шеф. – Иногда случается так, что сила, которой наделены существа вроде нас, выходит из-под контроля и вырывается наружу. Это куда опаснее, чем заклинания, которыми можно управлять. И опасна она не только для врагов, но и для соратников, и для собственного хозяина. Скорее всего, в тот момент, когда ты лишился способности думать, твои эмоции ее и пробудили.
- То есть, в лазарет я себя сам загнал? Без посторонней помощи? – уточнил я.
- Нет, я тебе помог. Чуть-чуть, - флегматично отозвался каратель. – Потому что без моей помощи ты бы сейчас не на койке прохлаждался, а являл собой горстку праха на полу тренировочного зала.
- Ясно, - я понимающе кивнул, а потом вспомнил еще кое-что. – А как насчет этого твоего… то есть, моего «инстинкта»? Что-то получилось?
- Еще как получилось, - хмыкнул наставник. – Жаль, ты не видел. И жаль, что у тебя поехала крыша, и ты бросил оружие, чтобы попытаться убить меня голыми руками. Надо сказать, я даже не ожидал такого эффекта. Правда, теперь надо придумать, как научить тебя творить такие чудеса, оставаясь адекватным.
- Да, это было бы неплохо. Я не особо горю желанием прожить пару лет в лазарете, - криво улыбнулся я. Наставник задумчиво кивнул:
- Правда, я понятия не имею, как заставить тебя не думать, не делая при этом из тебя психа. Когда ты не размышляешь над ударом, ты бьешь инстинктивно, и у тебя получается куда лучше, чем обычно.
- Лучше? – я недоуменно нахмурился. – Я думал, что в бою на первом месте должна быть техника. А если бить, как придется…
- Черт подери, парень! – наставник посмотрел на меня так, словно я оскорбил его в лучших его побуждениях. – Я, по-твоему, просто так потратил несколько месяцев на то, чтобы вбить в тебя основные приемы атаки и защиты?
- Про «вбить» ты верно подметил, но я все равно не понимаю, - раздраженно отозвался я. Наставник сделал глубокий вдох, а потом принялся медленно и вдумчиво объяснять мне, как умственно отсталому:
- Если бы мне был нужен исключительно инстинкт, я бы с него и начал. Но вместо этого я гонял тебя по тренировочному залу, поправляя и делая замечания каждый раз, когда ты делал неправильный замах, и бил в бреши твоей защиты, чтобы научить тебя правильно ставить блок. Я добился того, что в физической памяти, в памяти твоего тела, четко запечатлелись правильные движения. Техника у тебя есть. Но каждый раз перед тем, как отбить мой удар или поставить блок, ты сомневался в себе и задумывался о том, как это сделать. Ты мог потерять на эти размышления не больше, чем полсекунды, но в бою это может стоить жизни. Поэтому сейчас, когда у тебя есть техника, тебе нужно научиться использовать ее машинально, без раздумий. Теперь понимаешь?
Я моргнул и отвел взгляд, пытаясь как-то уместить в своей голове мысль, что у меня есть техника. На тренировках я каждый раз слышал критику, и наставник никогда не упускал случая подчеркнуть, насколько я бездарен. Из-за его постоянного недовольства мнение, что я не способен нормально драться без магии, настолько утвердилось в моем сознании, что в бою я просто не мог раскрыться. Мне продолжало казаться, что я ничего не умею, и руки с оружием мне больше мешают, чем помогают, - но, оказывается, что на деле все обстоит совсем не так. Просто нужно было на время потерять сознательную часть себя, чтобы высвободить этот потенциал.
Я резко сбросил с себя одеяло и вскочил на ноги, совсем позабыв про подсоединенную к моей руке капельницу – от моего рывка катетер выскочил из «бабочки», а сама игла подарила мне несколько секунд незабываемых ощущений. Я громко выругался в таких неизысканных выражениях, что каратель, собиравшийся было удивиться моему порыву, чуть подался назад и неприязненно поморщился. Он, конечно, не святой и вполне способен и сам отпустить пару крепких выражений, но мат в стиле пьяного в стельку сапожника этому ханже явно был не по вкусу. На мой голос из своего кабинета выскочил встревоженный врач. Увидев, что я, продолжая выражаться уже вполголоса, но от того не менее грязно, пытаюсь развязать бинт на локтевом сгибе и избавиться от иглы, доктор запротестовал:
- Молодой человек, что Вы делаете? – он попытался перехватить мою руку и спасти остатки перевязи. – Капельница еще не полностью…
- Мне нужно в тренировочный зал, - заявил я безапелляционно, не прекращая попыток размотать бинт и попутно отбиваясь от врача.
- Какой тренировочный зал, Вы с ума сошли! – возмутился медик. – Вам предписана еще неделя строгого постельного режима!
- Мне. Нужно. В зал, - разделяя слова, повторил я.
- Да скажите же ему! – в отчаянии врач повернулся к моему наставнику. Тот с некоторым недоумением созерцал мою попытку удрать из лазарета, и ответил не сразу.
- Если этот мальчишка что-то вбил себе в голову, то остановить его можно только крепким ударом по голове. Мне остановить его? – голос карателя звучал прохладно и равнодушно, но я недаром столько времени провел в его обществе – мне без труда удалось угадать в его интонациях и взгляде мстительное удовольствие. – Вижу, Вам не нравится такое предложение, - заметил мужчина через несколько секунд, так и не дождавшись ответа. – В таком случае избавьте его от своих игрушек и верните ему одежду.
Он явно лукавил, делая вид, что ничем не может помочь. В действительности наставник вполне мог запретить мне выходить из лазарета под угрозой получить карцер вместо тренировки. Видимо, мое поведение вызвало у него вспышку любопытства достаточно сильную, чтобы позволить мне своевольничать. К тому же, согласно его незамысловатой логике, если у меня хватало сил на резкие подскоки и возмущения, то и в тренировочном зале я не соберусь внезапно умереть.
Врач молчал, переводя взгляд с ученика на учителя, ни один из которых не хотел сотрудничать, и обратно. Его сомнения были настолько крупным текстом написаны у него на лбу, что, казалось, он вот-вот согласится взаправду оглушить меня.
- Я могу пообещать, что мы не станем заводить серьезных спаррингов, - попытался убедить его я, бросая взгляд на шефа. – Могу ведь?
Каратель развел руками, показывая, что ему совершенно безразлично, что и кому я собрался обещать. Приняв это в качестве согласия, я снова перевел взгляд на врача. Тот еще немного помедлил, потом тяжело вздохнул и принялся сам разматывать бинт.
- Неделю никаких интенсивных физических нагрузок, - угрюмо предписал он, отточенным движением извлекая из моей вены иглу-бабочку и тут же зажимая ранку проспиртованным тампоном. – Магию не использовать вообще. Вам может казаться, что у Вас достаточно сил, но если Вы не будете соблюдать эти рекомендации, то снова окажетесь на койке – и на этот раз так просто не уйдете.
- Привяжете меня к кровати? – обреченно уточнил я.
- Да, как особо буйного, - подтвердил врач, перебинтовывая мне руку. – И посетителей пускать не буду.
- Хорошо, я понял, - вздохнул я и принялся снимать больничную пижаму.
Запись #98
Одежда, которую мне вернули, пребывала в состоянии даже более плачевном, чем я сам. В спаррингах с наставником мы по-прежнему использовали не заточенное оружие, но даже это не помешало моей рубашке превратиться в лохмотья. Что ж, я не мог винить карателя в порче моей собственности – судя по всему, ему и так пришлось изрядно попотеть, чтобы спасти хотя бы мою шкуру. Помимо нескольких крупных прорех, ткань была испещрена обуглившимися по краям дырочками маленького размера, как если бы об меня весь день старательно тушили окурки. Я окинул сие безобразие недовольным взглядом: кажется, в процессе тренировок я портил больше комплектов одежды, чем любой другой «арестант» в этом веселом заведении. Особенно печальным казался мне тот факт, что конкретно эта рубашка (да и брюки, которые выглядели немногим лучше) была из моего личного гардероба, а не из стандартных тряпок, которые закупаются руководством Зоны.
Впрочем, я пребывал не в том настроении, чтобы оплакивать безвременную кончину своей любимой одежды. Я переоделся настолько быстро, насколько позволяли мне головная боль, периодически сгущающаяся перед глазами темнота и бинт на руке, мешающий нормально согнуть локоть. Стоит ли упоминать, что выполнять данную процедуру пришлось преимущественно сидя. Затем, кое-как поднявшись на ноги, я пошатнулся, судорожно вцепился в руку наставника, которая весьма кстати оказалась рядом, и еще раз тихо выругался. Где-то над ухом послышался исполненный театрального трагизма вздох, как бы вопрошающий: «И куда ты в таком состоянии собрался?» Но никаких попыток меня отговаривать каратель, как и следовало ожидать, не предпринял. Только поинтересовался, не хочу ли я принять душ и одеть что-нибудь приличное перед началом тренировки. Я отрицательно помотал головой, снова опасно покачнувшись, после чего шеф благосклонно взял меня под локоть и, как заботливый папочка, отконвоировал в ближайший пустой тренировочный зал. Правда, перед этим он успел прихватить с собой пару пакетов с кровью – видимо, на тот случай, если мне вдруг понадобится главное «лечебное зелье» моей, с позволения сказать, расы. Весьма предусмотрительно с его стороны.
- Куда дальше? – поинтересовался каратель на пороге. В кои-то веки ему хватило проницательности не только на то, чтобы почувствовать мой настрой, но и на то, чтобы не сыпать ехидными замечаниями. У меня было и так не слишком много сил, чтобы тратить оставшиеся на очередную перебранку.
- К оружейной, - я постарался придать голосу максимальную твердость. Навязчивый монотонный шум в голове подсказывал, что не следовало совершать резких движений в попытках избавиться от капельницы и врача. Теперь, когда эмоциональное возбуждение пошло на спад, я подумал, что поторопился покинуть лазарет. Наставник, похоже, думал о том же, но не в его правилах было пресекать инициативу, тем более мою, даже с риском для здоровья. Пожалуй, это был тот единственный случай, когда он искренне полагал, что я имею право решать за себя.
- А давай я прислоню тебя к стеночке и сам принесу тебе глефу? – все же поинтересовался он. – Она, знаешь ли, меньше весит.
Я пожал плечами: в этот момент было все равно, гору тащить к Магомету, или Магомета к горе. Наставник воспринял это как положительный ответ, и через минуту я сидел на полу (стоять сил не было, поэтому я аккуратно сполз вниз по стене) и задумчиво вертел в руках оружие. Шеф немного постоял, внимательно меня разглядывая, потом тоже пожал плечами и сел напротив, скрестив ноги по-турецки. Какое-то время мы молчали. Минут через десять каратель не вытерпел и осторожно поинтересовался:
- Ты отбивался от главврача только потому, что соскучился по своей глефе?
Я отрицательно помотал головой, не поднимая взгляда, и медленно обхватил древко пальцами. Наставник неоднократно повторял, что оно должно быть продолжением моих собственных рук, но каждый раз, когда я брал в руки оружие, оно казалось бесполезным придатком. Быть может, только потому, что мешала моя неуверенность?
- Ты должен был сказать раньше, - негромко проговорил я, наконец.
- Что сказать? – не понял наставник.
- До сегодняшнего дня я был уверен, что так ничему и не научился, - я закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям в своих ладонях и пальцах. Шероховатая поверхность старенькой учебной глефы теперь казалась на удивление привычной. Сколько раз я держал ее в руках? Достаточно, чтобы на ощупь помнить, в каких местах на ней находятся выщерблины и сколы. Она не была мне родной, потому что до меня ее передержали десятки других бойцов, у нее не было индивидуальности. И, тем не менее, я к ней привык – а что еще требуется от оружия?
- Я думал, что… - каратель помедлил и как-то рассеянно взъерошил короткие кудри.
- Что я возгоржусь? – хмыкнул я.
- Нет. Что ты решишь, будто тебе больше нечего оттачивать, и станешь легкомысленно относиться к тренировкам, - он выглядел явно недовольным собой и даже немного виноватым.
- И ты был абсолютно прав, - я слабо приподнял уголки губ, изобразив на своем лице некое подобие улыбки. – Но ты мог хотя бы сказать, что у меня получается лучше, чем в самом начале, или что я более-менее справляюсь, или что-то еще в том же духе.
- А это сильно влияет на ситуацию? – каратель вопросительно приподнял брови.
- Да уж, военачальник из тебя не получится, - иронично заметил я. – Судя по тому, что понятие «боевой дух» тебе не знакомо. Ты так отчаянно напирал на то, что я бездарен, что я в это поверил. И вот не надо делать это выражение лица, - я, наконец, поднял взгляд и поморщился, увидев его скептическую ухмылку. – У меня достаточно мозгов, чтобы воспринимать тебя как более опытного бойца, и считаться с этим опытом. А во всех остальных сферах жизни я действительно плевать хотел на твое мнение.
- Ну, если у тебя мозгов хватает только на это, то я спокоен, - ехидно отозвался каратель. – А то я уже подумал, что слишком сильно тебя по голове ударил в прошлый раз.
- Так вот. Я отчаянно верил в свою бездарность, и от этого у меня пропадала не только уверенность в себе, но и энтузиазм, - продолжил я, проигнорировав его колкость. – Сам подумай: какой смысл в ежедневных тренировках, если они все равно не дают никакого результата?
Наставник секунду помедлил, осмысливая мои слова, а потом понимающе кивнул, но сразу же возразил:
- Однако техника – это еще не все. Даже зная движения, нормально драться ты все равно не мог. Поэтому я не видел смысла в комплиментах.
- Когда дрессируешь собаку, время от времени ее нужно поощрять, - совершенно серьезно заметил я. – Иначе она не увидит разницу между правильно и неправильно выполненной командой. И люди в этом плане не слишком отличаются от собак, несмотря на разницу в интеллектуальном развитии.
- Хорошо. Сейчас ты узнал, что у тебя есть техника. И, насколько я понимаю, перестал считать себя бездарностью, - он внимательно посмотрел на меня и, получив короткий кивок в подтверждение своих выводов, спросил: - И что это изменило? Ты теперь настолько уверен в себе, что станешь лучше драться? Лично я по этому поводу испытываю сильные сомнения.
- Если у меня есть техника, значит, все основные движения я выполняю рефлекторно, так? – в свою очередь, поинтересовался я, и он кивнул. – Значит, у меня больше нет необходимости так старательно раздумывать над очередным ударом, взвешивать, правильно ли я все делаю. Может, теперь, когда я осознал новую информацию, ты сможешь работать над моими инстинктами без того, чтобы швырять меня с крыши каждый раз?
- Я над этим подумаю, - сообщил наставник. – Хотя мне понравилось швырять тебя с крыши.
- Кто бы сомневался, - иронично усмехнулся я.
- Я одного не понимаю, - каратель снова вперился цепким взглядом мне в лицо. – Тебе действительно нужно было убегать из лазарета, чтобы до этого додуматься?
- Ты меня поражаешь! – я возвел взгляд к потолку. – Всегда был такой проницательный, что удавить хотелось, а сегодня что ни реплика – то вопросы.
Шеф предпочел воздержаться от комментариев.
- Я хотел подержать в руках глефу, - смилостивился я и устало потер лоб ладонью. – Увы, я по-прежнему не чувствую, что она стала продолжением моих рук. Но мои руки к ней привыкли. Я думаю, для начала и это неплохо?
- Не уверен, - каратель стал серьезным. – Я ведь говорил тебе, что оружие может сломаться. Будет не слишком хорошо, если ты привык только к этой глефе, и другая будет казаться тебе неудобной.
- Ну, раз мы все равно здесь, можно провести эксперимент, - я пожал плечами. – Все равно сегодня я не способен на большее, чем просто передержать в руках несколько разных глеф.
Запись #99
Я лежал на жесткой койке, закинув руки под голову, и задумчиво изучал взглядом потолок. Пара сморщенных пакетиков из-под крови уже лежали в корзине для бумаг, но чувствовал я себя немногим лучше, чем во время диалога с наставником в тренировочном зале. В тот момент я действительно нашел в себе силы только на то, чтобы не без посторонней помощи подняться на ноги и подержать несколько разных глеф. Пытался даже сделать пару замахов, чтобы наверняка убедиться в своей способности сражаться разным оружием, но первая же попытка закончилась тем, что карателю пришлось снова схватить меня под локоть, чтобы я не рухнул на пол. После восьмой по счету рукояти, оказавшейся в моих руках, шеф решительно прекратил эксперимент в частности и тренировку, если это действо можно было так назвать, в общем. Убедившись в том, что я вполне привык ощущать в своих ладонях «присутствие посторонних фаллических предметов», наставник решил, что мои пыльные мощи уже можно перемещать в горизонтальное положение. Кажется, он был вполне доволен моим долгожданным прогрессом, хотя и пообещал на всякий случай периодически подменять мое оружие. Мне бы порадоваться, но меня не отпускало смутное ощущение, что я о чем-то забыл. Было что-то важное в той тренировке, после которой я попал в лазарет, вот только что это было? За пеленой кровавого безумия оказалось очень сложно различить хоть какие-то детали.
- Что я упускаю? – пробормотал я в пустоту и с трудом сел. Дотянувшись до тумбочки, я достал из ящика пачку сигарет и закурил. Обычно это помогало мне думать – не потому, что никотин обладает каким-то особым влиянием, просто однообразные механические движения не дают вниманию рассеиваться. Я медленно выдохнул горький сизый дым и прислонился спиной к стене. В бою мы с наставником двигались очень быстро, это я мог сказать с абсолютной уверенностью. Даже в тот момент, когда голод исказил мое восприятие реальности и все вокруг замедлилось, картинке по-прежнему не хватало четкости. То есть, я не мог увернуться от удара или парировать его, ориентируясь на свое зрение. Но как, в таком случае, я это делал?
Я вздохнул, отложил сигарету в свою импровизированную пепельницу из консервной банки и закрыл глаза ладонями, в очередной раз силясь воспроизвести в своем воображении тот бой. Бесполезно. События упорно ускользали от меня, и через какое-то время мое внимание невольно переключилось на звуки за окном. Я слышал тихий шелест ветра, покачивающего ветви раскидистого дерева под окном, шепот далеких волн, почти бесшумный перестук мелких дождевых капель по подоконнику. И вдруг поверх голосов природы в моей голове отчетливо прозвучал тонкий металлический звон и свист, с которым лезвие рассекает воздух. Я чуть не задохнулся от нахлынувших на меня эмоций, резко отнимая руки от лица. Я понял.
Уже через минуту я в одних джинсах и босиком, судорожно цепляясь за перила, спускался по лестнице вниз, в кабинет карателя. У меня все еще было слишком мало сил, чтобы бежать вприпрыжку, но мое открытие настолько меня вдохновило, что я даже не злился на собственную слабость. Мой шеф, очевидно, почувствовал мое приближение. Звук его тяжелых, но торопливых шагов разорвал ночную тишину, когда он вышел из кабинета мне навстречу. Я успел пройти не больше метра по коридору, когда ноги окончательно перестали слушаться моих команд, и появление наставника было как нельзя кстати. Я судорожно вцепился в его рубашку, чтобы не рухнуть на каменный пол, он в свою очередь ухватил меня за бока и удивленно уставился на мое горящее от возбуждения лицо.
- Звук! – выпалил я.
- Что? – каратель растерянно моргнул, явно не понимая, о чем речь. Более того, он смотрел на меня с таким обеспокоенным видом, словно опасался, что я сошел с ума или так плохо себя чувствую, что начал бредить.
- Звук! – повторил я. – Я отражал твои атаки, чувствуя их направление по звуку.
- Что? – снова сказал он. Я рассмеялся, подумав, какой содержательный у нас выходит диалог. – Как… Черт возьми, объясняй уже толком! – вот теперь в его тоне звучало раздражение, видимо, версию с моим временным безумием он все же отклонил.
- На той тренировке, после которой я попал в лазарет, - кажется, я тараторил как неопытный студент, который написал доклад на тридцать листов, но имеет на выступление только пять минут. – Я пытался вспомнить, как все происходило. И все движения были очень размытыми, потому что были быстрыми. И я никак не мог понять, как же у меня получалось парировать удары, если я толком не мог разглядеть оружие. И я закрыл глаза и вспомнил звук, с которым лезвие рассекает воздух. Вспомнил, что на тренировке я не смотрел на твой меч, я его слышал. Понимаешь? Я слышал – и поэтому реагировал.
- Прелесть… - каратель нервно усмехнулся и покачал головой. – Вместо того, чтобы следить за моими движениями, ты просто слушал… воздух? Черт, ты никогда не перестанешь меня удивлять. Особенно своей нелепостью.
Он решительным движением закинул одну мою руку себе на плечи, обхватил меня за пояс, и с картинным вздохом направился в сторону лестницы, с которой я всего пару минут назад спустился.
- И стоило ради этого посреди ночи вскакивать с постели в твоем-то состоянии? – проворчал наставник.
- В моем состоянии, наверное, не стоило, - я улыбнулся уголками губ. – Но я почему-то решил, что ты просто обязан об этом узнать прямо сейчас.
- Ну, допустим, теперь я знаю. И что?
- А разве это не дает нам возможность изобрести новую систему тренировок?
- Какую, хотел бы я знать? Предлагаешь мне завязывать тебе глаза перед каждым боем, чтобы ты дрался на слух?
- Почему нет?
- Потому что это глупо, - поморщился каратель, открывая дверь моей комнаты. Он водрузил меня на кровать, распрямился и внимательно посмотрел мне в лицо. – Даже не просто глупо… Это вообще отдает чистым сумасшествием. Любой человек, если он не слеп, привык большую часть сведений об окружающем мире получать через зрение. С повязкой на глазах ты будешь не бойцом, а слепым и беспомощным котенком. Неужели об этом так трудно догадаться?
- Но ведь мы можем хотя бы попробовать… - протянул я, нахмурившись. – Серьезные тренировки мне сейчас все равно не по силам, так что эта попытка не нанесет никакого ущерба нашей основной программе.
- Приведи мне хотя бы одну причину, по которой я должен соглашаться на этот бред, - наставник скрестил руки на груди, продолжая недовольно буравить меня взглядом.
- Ну, ты же провел на мне свой эксперимент с пробуждением инстинкта, - я пожал плечами. – Почему теперь ты не можешь поучаствовать в моем? Ты все равно ничего не потеряешь.
- Ладно. Я подумаю об этом, но ничего не обещаю, - он отвернулся и вышел из комнаты.
Я тихо вздохнул и улегся на постель. Было немного досадно, что карателя нисколько не порадовало мое открытие, подсознательно я ждал от него похвалы. В конце концов, я когда-то был музыкантом, что уже говорит о наличии у меня неплохого слуха, а после того, как меня обратили, он усилился в разы. Если я мог использовать его для пения и игры на гитаре, будучи человеком, почему теперь я не могу использовать его в бою? Если на такое не способно большинство других учеников, это еще не показатель несостоятельности моей идеи.
Запись #100
- Это недопустимо!
- Простите, что? – заместитель директора вскинул брови, одновременно удивленно и насмешливо, и окинул меня презрительным взглядом с головы до ног, словно хотел спросить: «Что это за ничтожество посмело перебить меня?» Остальной персонал, собравшийся в преподавательской в это хмурое апрельское утро, тоже уставился на меня. Единственным, кто никак не отреагировал на мое внезапное заявление, был каратель. Он сидел, вальяжно откинувшись на высокую спинку своего стула, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. Где-то в уголках его губ мелькнула смутная тень улыбки. На мгновение мне даже показалось, что он испытывает гордость, но в тот же миг заместитель директора повторил свой вопрос, и я отвлекся от созерцания своего шефа: - Так что вы хотели этим сказать, мистер Линн?
- Я… - я прокашлялся. – Я хотел сказать, что любые экзамены, испытания и тесты назначаются лично директором, он же устанавливает даты и принимает решение, кто сдал, а кто нет. Вы не можете самолично…
- Молодой человек, - мягко прервал меня мужчина. Леденящий взгляд его темно-серых глаз удивительно не сочетался с его доброжелательным тоном, - Вы видите здесь директора?
- Нет, но…
- А пока директора здесь нет, - он снова не дал мне договорить, - решения принимаю я. Вам все понятно?
- Но…
- Вам все понятно? – в его голосе появились стальные нотки.
- Да, сэр, - после непродолжительного молчания отозвался я сквозь сжатые зубы. Находиться с этим человеком в одном помещении – еще куда ни шло, это я мог пережить. Но смотреть на то, как он с каждым месяцем становится все самоувереннее, и его попросту некому урезонить, - это было выше моих сил. Я много раз пытался убедить себя, что ты не сделал бы своим заместителем человека, которому не доверяешь, но мои попытки были тщетны. Потому что я не верил ему ни секунды с того самого момента, как впервые его увидел. Рядом с ним я всегда испытывал дискомфорт, смутное ощущение опасности, особенно сильное в те моменты, когда я пересекался с ним взглядами. Но угроза, которую он распространял вокруг себя, как смрад, была предназначена не мне. Точнее, не только мне. Кажется, он ненавидел почти всех людей, что его окружали.
- Так вот, - замдиректора отвернулся от меня и спокойно продолжил прерванную речь, - как я уже сказал, через три недели состоится промежуточная аттестация. Все ученики, прошедшие свой первый экзамен, имеют право принять участие в испытаниях. Разумеется, в первую очередь рассмотрены будут те, кого порекомендуют наставники, но я бы не советовал пренебрегать такой возможностью.
- В какой форме будет проходить эта аттестация? – поинтересовался каратель.
- Я отправлю учеников на специальный полигон, - ответил мужчина и неприятно улыбнулся. – Там будут разные… создания. Но не сильнее, чем на первом экзамене, так что риск для жизни весьма незначительный. В то же время, у учеников появится возможность набраться опыта в полевых условиях, где их не станут щадить и беречь.
Я беззвучно усмехнулся и посмотрел на своего шефа. Не знаю, какие методы обучения использовали другие наставники, а вот со мной и в тренировочных залах никто нежничать не собирался. Таким образом, этот загадочный полигон не мог представлять для меня какую бы то ни было опасность – если этот япошка говорил правду. И судя по лицу карателя, не я один испытывал сомнения на сей счет.
- Еще вопросы? – заместитель директора обвел взглядом аудиторию.
- При всем моем уважении к Вам, - подала голос тьютор, - я считаю, что этот юноша, - ленивым кивком она указала на меня, не отводя взгляд от лица собеседника, - в чем-то прав. Насколько мне известно, директор нередко… перекладывает заботы о Зоне на Ваши плечи. Но он всегда возвращается в том случае, если настал срок для проведения экзаменов или аттестаций.
- Директор отсутствует с прошлого августа, леди, - мягко ответил мужчина. –Мы больше не можем стоять на месте и смиренно ждать его возвращения – с предыдущего экзамена для «двоек» прошел уже год. Я не хочу, чтобы наши ученики чрезмерно расслабились, но в то же время, я не могу решать, кто достоин стать выпускником, а кто нет. Поэтому я выбрал альтернативный вариант, «золотую середину», если позволите.
- Я поняла, - девушка кивнула и умолкла.
- Больше вопросов нет? – поинтересовался замдиректора. – В таком случае, собрание окончено. Все свободны. Впрочем Вы, мистер Линн, задержитесь на минутку.
Реплика застала меня в тот момент, когда я уже взялся за дверную ручку. В отличие от персонала Зоны, я не имел своего места за «круглым столом», поэтому обычно стоял как можно ближе к двери. Это позволяло мне выскочить из помещения первым. Но в этот раз я был вынужден подождать, пока преподавательскую покинут все остальные.
«А вас, Штирлиц, я попрошу остаться…» - цинично подумал я, смерив мужчину взглядом. Ума не мог приложить, что ему вдруг от меня понадобилось. Обычно мы с ним обменивались парой-тройкой фраз в месяц, и то лишь в процессе пикировки, а заканчивалось все тем, что каратель забирал меня из карцера.
Наконец, наставник метнул в меня обеспокоенный взгляд напоследок и вышел, мы с заместителем остались одни. Я закрыл дверь и прислонился к ней спиной, скрестив руки на груди. Мужчина подался вперед, уложил руки на стол и лениво переплел длинные пальцы. Несколько секунд мы молча рассматривали друг друга, как два хищника, оказавшиеся на спорной территории.
- Я вижу, Вы меня недолюбливаете, мистер помощник карателя, - наконец, проговорил он. На его губах играла легкая улыбка, но глаза оставались все такими же пустыми и холодными.
- У Вас… превосходное зрение, сэр, - сдержанно ответил я, сопроводив свои слова вежливым полупоклоном. Ни капли яда, ни нотки ехидства. Не он один умеет играть на контрасте слов и эмоций.
- А у Вас очень острый язык, - отозвался он и комната снова погрузилась в молчание, тяжелое и вязкое, как болотная жижа. Спустя пару минут мужчина, наконец, изрек: - Как Вы полагаете, Ваш наставник согласится рекомендовать Вас для прохождения аттестации? Насколько я помню, он был против Вашего участия в первом экзамене, тем не менее, Вы его прошли… хоть и с некоторым опозданием.
«С некоторым опозданием», - мысленно хмыкнул я. – «Готов спорить, вы считаете, что я его провалил».
- Не знаю, - лаконично отозвался я. – У нас пока не было возможности это обсудить.
- Давайте не будем играть словами, - улыбнулся заместитель. – Мы ведь оба понимаем, что он, скорее всего, будет против. Сделает упор на то, что у Вас недостаточно навыков, и заявит, что Вы его опозорите, если окажетесь на полигоне.
- Возможно.
«И к чему вы клоните, хотел бы я знать?»
- Я могу занести Вас в список прямо сейчас, без учета мнения Вашего наставника. Точно так же, как это сделал директор в прошлый раз.
- Могу я узнать, зачем Вам это нужно? – осторожно поинтересовался я. Ситуация нравилась мне все меньше и меньше.
«С чего вдруг такие любезности, уважаемый?»
- Это нужно не мне. Это нужно Вам, - ответил мужчина. – Я знаю, как старательно Вы повышаете свой уровень. Я вижу, как Вы выходите на пробежку, выполняете упражнения на выносливость, с завидной регулярностью посещаете библиотеку…
«Особенно в неположенное время, да?»
- …Вам явно не хватает нагрузки, но Ваш наставник вынужден разрываться между Вами, своим вторым учеником и основной работой. Я думаю, что полигон принес бы Вам немало пользы.
- Вы предлагаете мне поучаствовать?
- Вы ведь этого хотите? – его тон стал вкрадчивым.
Нет, это не я хотел пройти аттестацию, это он хотел, чтобы я туда сунулся. Я склонил голову набок и чуть прищурился, делая вид, будто размышляю над его предложением. Замдиректора молчал, но его хищный взгляд неотступно и назойливо отслеживал каждое мое движение, жест, выражение лица. Воздух почти звенел от напряжения, которое воцарилось в этой комнате с той секунды, как мы остались один на один.
- Да, - наконец, промолвил я. – Пожалуй, я хотел бы попасть на этот полигон.
- Хорошо. Я внесу Вас в список, - улыбнулся мужчина. – Можете идти.
Запись #101
Я покинул преподавательскую и закрыл за собой дверь. Стоило мне поднять взгляд, как я увидел карателя – похоже, он ждал меня. Мы внимательно посмотрели друг другу в глаза, а затем, не произнеся ни слова, направились по коридору в сторону тренировочных залов. Он хмурился и бросал на меня косые взгляды, но молчал, пока мы не оказались одни.
- Чего он хотел? – спросил наставник, проходя в оружейную.
- Предложил лично направить меня на аттестацию, - отозвался я.
- И что ты ответил? – он резко обернулся.
- Согласился, - я протянул было руку к своей глефе, но внезапно мужчина схватил меня за плечи. Я растерянно моргнул и уставился в его искаженное гримасой лицо.
- Ты с ума сошел? – прошипел он. Честно говоря, я бы не взялся определить, был он в ярости или в панике, я вообще впервые видел его в таком состоянии. – Ты понимаешь, что он специально все это подстроил?
- Ты хотел спросить, понимаю ли я, что он ищет возможность отплатить мне и Лексу за «Красотку»? – уточнил я, вопросительно приподняв брови.
- Да, черт возьми! – выругался каратель и сильно меня встряхнул. – И он знал, что я ни за что не отправлю тебя на полигон в отсутствие директора.
- То есть, в чем-то ты Лексу все-таки доверяешь? – я криво улыбнулся.
- Не пойми меня неправильно, парень, - поморщился он. – Для меня вы оба по-прежнему патлатые педики, - я оскалился, но мужчина это проигнорировал. – Только вот я уверен, что он не станет убивать учеников почем зря. Особенно тебя.
- Что значит «особенно меня»?
- Будь так любезен, не строй из себя идиота. Ты прекрасно знаешь, что ты его любимчик, - он разжал пальцы и оттолкнул меня, а потом крепко выругался, и вдруг, ни с того, ни с сего, врезал кулаком по стене.
- Да что с тобой? – я нахмурился.
- Что со мной?! – он повысил голос, заставив меня отшатнуться от неожиданности. – Я, по-твоему, полтора года убил на твое обучение только для того, чтобы ты внезапно решил героически подохнуть?
- С чего ты взял, что я собираюсь подохнуть?
- Ты подписал свой приговор пятнадцать минут назад. Он же сделает все, чтобы оставить тебя на полигоне.
- Он сказал, что твари там будут не сильнее, чем на первом экзамене, - я пожал плечами. – Ты, конечно, успел всей Зоне сообщить, что я за полгода ничему не научился, вот он и решил, что у меня есть все шансы снова опоздать. Но на этот раз я так не облажаюсь.
- Мне бы твою уверенность, парень… - пробормотал каратель и покачал головой. – Мне бы твою уверенность…
- К тому же, надо быть полным идиотом, чтобы перейти дорогу Лексу, - добавил я, пытаясь его успокоить. Честное слово, мне и в голову прийти не могло, что такое когда-нибудь случится – я утешаю наставника. – Если я такой уж его любимчик, то попытка меня прикончить – не лучшая идея, разве не так?
- Ты плохо знаешь нашего директора. Пока ты живой и пока ты можешь быть ему полезен – он не станет разбрасываться твоей жизнью, это верно. Но мертвый ты ему уже не будешь нужен. Так что никакой кровавой мести ты от него не дождешься.
- Тогда я вообще не понимаю, какой смысл меня убивать, - фыркнул я.
- А кому он нужен, этот смысл? – раздраженно отозвался каратель. – Ты его бесишь. Ты стоил ему ученика. А еще ты – любимая собачка Лекса. В нашем мире убивают и за меньшее.
Я наигранно тяжело вздохнул, покачал головой и, наконец, взял свою глефу.
- Все равно я не побегу к нему со словами «извините, я передумал». Так что бессмысленно это обсуждать, - и я вышел из оружейной. Остановившись в центре зала, я вытащил из кармана широкую полосу черной ткани и завязал глаза. Прошла уже неделя с тех пор, как мне разрешили вернуться к интенсивным тренировкам, и первая же попытка вести бой вслепую показала, что на слух я действительно дрался лучше. – У нас всего три недели на подготовку, шеф, - я обернулся на звук шагов. – Давай лучше потратим их с пользой.
ИДОЛ. Часть IV. Изоляция
© Copyright: Сергей Капралов, 2014
Свидетельство о публикации №214080401434
Свидетельство о публикации №214080401434
Рецензии