Перформанс молчания

В свете рампы в центре огромного зала стояли деревянный квадратный стол и два стула, расположенные друг напротив друга. На одном из них, склонив голову, сидела молодая японка в белоснежном платье, которое плотно обтягивало ее стройную фигуру и практически сливалось со светлыми стенами.  Темными пятнами на них, словно безликие кляксы на холсте, были немногочисленные посетители выставки, журналисты и операторы, установившие свои камеры в разных местах выставочного зала.

Идея выставки заключалась в том, что начинающая художница-авангардистка, мастер перформанса, известная под псевдонимом Мичи должна была в полном молчании обменяться взглядами с любым желающим из числа посетителей выставки и после этого написать на чистом листе слова, которые, по ее ощущению, описывали внутреннее состояние человека. На темном цементном полу организаторы ограничили линиями  квадрат, за который нельзя было заходить посетителям. Он отделял  мир трансцендентности, прозрачности, тишины и мистицизма от мира, полного серых будничных хлопот, страстей и взаимных претензий.

Желающие принять участие в перформансе выстроились в очередь. С каждым часом людей становилось все больше и больше. Те, кто побывал на выставке, выходили из зала с потрясенным видом и начинали делиться впечатлениями в социальных сетях, поэтому информация о безмолвной Мичи и ее проницательном взгляде, способном добраться до самых потаенных уголков души, распространялась со скоростью света. У входа в здание музея были вывешены самые известные высказывания заезжей знаменитости: «Художник - это вселенная, которая никогда не лжет», «Перформанс – искусство без сценария» и, наконец, самое часто используемое Мичи в редких интервью «Через страдания художник познает себя и мир».

Перед приемом каждого посетителя Мичи ненадолго склоняла голову и закрывала глаза. Так, по словам ее брата, который уже год выполнял функцию ее помощника, она очищала сознание для новой встречи. Когда она в очередной раз открыла глаза, перед ней сидела пожилая женщина крупного телосложения с хмурым выражением на лице и глубокими бульдожьими складками вокруг рта и носа. Пухлыми пальцами она сжимала на коленях миниатюрный серебристый клатч, который нелепо сочетался с ее фигурой. Глаза Мичи долго всматривались в опухшие глаза посетительницы, от чего последней явно было неуютно. Еще минута и женщина начала нервозно ёрзать на стуле, откашливаться, но как завороженная возвращалась к глазам художницы. Лицо Мичи было холодным и непроницаемым, казалось, она смотрит сквозь заплывшее человеческое тело и с каждой секундой познает суть самой главной отличительной черты или недуга. Через минуту женщина, не выдержав взгляда, сорвалась со стула и поспешно покинула зал. Рука Мичи усердно вывела японские иероглифы, подняла лист высоко над головой и разомкнула пальцы. Очередное послание художницы, словно опавший осенний лист, плавно опустилось на пол. Переводчик поднял его и громко произнес:

- Накопитель обид!

Среди зрителей пробежал брезгливый шепоток, и они с интересом стали всматриваться  в следующего претендента. Им оказался невысокий пожилой мужчина с обветренным лицом в черном костюме и клетчатой жилеткой. Он сел напротив Мичи и несколько минут ждал, когда она откроет глаза. Его лицо не выражало никаких эмоций, словно оно было неживое, а вылепленное из воска. Глаза Мичи открылись. Минуты три они смотрели друг на друга и ничего не происходило. Публика начинала скучать и переглядываться в недоумении. Вдруг уголки рта художницы дрогнули и лицо осветила вымученная улыбка. Глаза потеплели и смягчились. Мужчина смиренно улыбнулся, он как будто получил ответ на мучающий его вопрос, затем встал и, не оглядываясь, покинул зал. На листке появились новые иероглифы, и переводчик растянуто произнес:

- В преддверии смерти!

Сочувственные взгляды прожгли спину осторожно спускающегося по лестницы старика и уже через секунду о нем забыли, отдав предпочтение следующему кандидату. Симпатичная женщина лет сорока с огненными длинными волосами заняла пустующий стул и с любопытством и волнением стала всматриваться в лицо Мичи. На этот раз художнице для настройки понадобилось больше времени, но наконец, она широко раскрыла глаза и буквально пронзила взглядом кричаще одетую посетительницу. Та сначала нелепо улыбнулась, потом лицо ее перекосила стыдливая гримаса, а завершился сеанс ехидной ухмылкой. В общей сложности их безмолвный диалог длился не больше минуты, и публика поняла, что за все время выставки это - самый короткий сеанс. Вальяжной походкой женщина отошла за черту и пытливо всматривалась в иероглифы, словно пытаясь угадать их смысл раньше, чем узнает о нем публика. Ее лицо окаменело, когда переводчик вкрадчиво произнес:

- Его занятость не оправдывает ваших измен.

Рыжеволосая покидала зал под пристальные взгляды и ироничные комментарии. Пока публика шепталась и ухмылялась, на стул сел молодой японец, одетый так же, как и Мичи - во все белое. Камера, расположенная позади спины Мичи показала  крупным планом лицо мужчины и значок на отвороте его пиджака, на котором виднелся портрет маленькой девочки лет пяти. С невероятными теплотой и нежностью мужчина вглядывался в лицо художницы. Публика замерла в ожидании. Прошли несколько минут и Мичи, не открывая глаз, беззвучно начала плакать. Все стали перешептываться - впервые японка позволила себе такое откровенное проявление чувств во время перформанса. Обычно это ее оппоненты плакали, смеялись или грустили. Это еще больше придало интриги новой встрече, и все стали задаваться вопросом: чему так сострадает художница?

Глаза Мичи медленно открылись и первым, что она увидела, был портрет девочки на нагрудном значке. Она невольно отпрянула. Казалось, Мичи вот-вот рухнет на пол, но каким-то чудом спинка стула продолжала удерживать ее в сидячем положении. Губы задрожали, а слезы оросили впалые щеки. С минуту она растерянно смотрела на своего визави и не верила своим глазам. Публика сразу почувствовала, что эти двое хорошо знакомы. Мужчина протянул ей руки, но она отвернулась, на лице отразились боль и неприятие.

Защелкали вспышки камер, публика без стеснения выдвигала различные версии происходящего, чем еще сильнее ранила художницу. Она закрыла лицо руками и ее плечи затряслись от рыданий. Мужчина сидел молча, не двигаясь и терпеливо ждал. На его лице тоже отражались боль и страдания, только проявлял он их более сдержано. Когда она немного успокоилась, он вынул из сумки бумажный поминальный фонарь с бамбуковым корпусом и зажигалку. Прошла минута, но Мичи не поворачивалась. Тогда он встал со стула и опустился на пол рядом с камерой, изображение с которой транслировалось на экран огромного размера. Перед собой он положил маленькую картонную коробочку с крошечными отверстиями и сел в позу лотоса. Затем откинул крышку и сложил руки на груди в области сердца. Из коробки одна за другой начали вылетать бабочки разного размера и окраса. Публика умиленно ахнула, и по залу пронеслись восторженные возгласы. Мичи повернулась и с любопытством наблюдала за мужчиной.

Бабочки разлетелись по всему залу и приземлись в самых неожиданных местах. Одна из них села на айпэд девочки-подростка, и та от восхищения заверещала. Лицо Мичи смягчилось. Мужчина в белом вернулся к столу и с почтением склонил перед ней голову. Он стоял так минуты две, как бы прося прощения, и, не дождавшись реакции Мичи, взял фонарь и медленно двинулся к выходу. На лице художницы попеременно отражались различные эмоции, было видно, что молодая женщина борется сама с собой, принимает какое-то важное решение. Боль и злость отступили, и им на смену пришли грусть и смирение. В этот момент на ее плечо опустилась бабочка, ее крылья заманчиво порхали в воздухе. Снова вспышки фотоаппаратов - и на огромный экран вывели изображение цветастой бабочки на фоне белого платья художницы. Мичи, смотря на экран, начала медленно подниматься. На лице отразилась решимость, словно бабочка принесла ей на своих крыльях какую-то новость.

Под восклицания публики, щелканье фотоаппаратов и комментарии журналистов Мичи вышла из запретной зоны и двинулась к лестнице. Мужчина в белом остановился и вопросительно на нее посмотрел. Бабочка все еще сидела на ее плече и не собиралась улетать. Мичи бросила в ее сторону мимолетный взгляд, взяла мужчину за руку и повела вниз по лестнице. Толпа с гулом двинулась за ними, операторы, опережая на две-три ступени, снимали их лица крупным планом. Когда они вышли на улицу, мужчина поджег фитиль в фонаре, и белые стенки из рисовой бумаги начали наполняться теплым воздухом. Мужчина и женщина держали фонарь за основание и, не сговариваясь, отпустили. Их взгляды встретились, и на лицах отразилось умиротворение. Казалось, эти двое одни в мире, и их совсем не заботит то, что происходит вокруг. Из присутствующих только брат Мичи знал причину, по которой они отпускали в небо поминальный фонарь.

Все подняли головы и наблюдали, как белоснежный фонарик с японскими иероглифами стремительно летит вверх, словно голубь - посланник мира и любви. Бабочка вспорхнула с плеча Мичи и полетела вслед за фонарем. А мужчина и женщина в белом бесшумно спустились по ступеням и шагнули в густой туман, который стремительно окутывал город.

http://www.idavydova.ru/