Сорняки

"Почему? Почему я позволила разделить им себя?
Независимо,  веришь в реальность происходящего или нет, ты остаешься привязанной в центре комнаты, а они, размещаясь  в каждом углу, причиняют боль. Ты ищешь спасения, но как-то странно. Ведь... если они сидят там, ты это заслужила. Чем? За что? Только потом приходит понимание, что каждый сидящий в углу сидит в таком же месте, как и ты, его мучают другие, а центр одновременно и угол. Зло, которое не может быть замкнутым не в одном из нас, которое мы передаем, признавая  в себе только жертву, но никак не источник. Зло, которое движется в нас. Направленное  на одного, потому что мучаемся от другого.
Нужно выбираться из этого. Это правильная мысль. Но не прозрение, потому как следующий твой шаг - поднять себя усилием воли  и удариться об потолок, затем упасть и размозжиться об пол. И так всё время. Выход видится только в этом, ещё не понимая, что слабость дала им силы на всю большую жестокость.
Наконец, избив себя до неузнаваемости, совершается следующая ошибка: становится  всё равно на себя.  И тут из угла летит лопата, и слышишь крик сквозь смех:
-Выбирайся!
-Рой свою ямку!
-Нору!
-Прячься!
А ты в таком состоянии, что начинаешь вскрывать своё нутро, а потом копать в себе же, и чем дальше, тем правильнее  это кажется. Какого им? Противно. Разве не так? Разве не это происходит, когда оправдываешься?
Всё, что ты есть, разбросано и валяется  мусором. А им мало.
Именно тогда ты перестаешь себя  жалеть, ты прекращаешь думать о себе как о слабом или сильном, потому как слабость и сила - это результат сравнения себя с другими.
Выход всегда в тебе. Найди меня! Спаси меня, моё  я. Я зову тебя."

   


Сначала ей нужно вынести подушки, одеяла, открыть окна. Затем дать корм собаке, птице. Приготовить обед и испечь хлеб до того, как солнце поднимется. Принести воду из колодца. Подмести, проверить углы на наличие паутины, протереть стекла, посчитать количество дров на завтра, протереть полы. Дать ещё раз корм собаке и птице, почистить плитку во дворе, собрать малину, поставить её на маленький огонь, вытащить пустые банки из погреба, проверить закрученные на наличие плесени, помолоть кукурузу, вычистить травинку под забором, закрыть маленький канал, по которому уже два дня течет вода для яблонь, занести подушки и одеяла, закрыть все окна кроме кухонного и маленького в ванной.
Был полдень, когда она услышала, как скрипят засовы ворот. Во двор зашел мужчина в разорванной одежде. Пот и пыль жгли ему раны по всему телу. Он некоторое время смотрел на неё не двигаясь.
-Мне нужно помыться и поесть.
Она не знала его, но решила приготовить всё, а затем удалилась в дом.
Ночью ей спалось хорошо, не смотря на то, что пришедший ещё не покинул дом. Под утро её пробудило ощущение чьего-то присутствия в комнате.
-Сколько дней ты здесь живешь? - он сидел напротив на полу.
-Я не знаю. Не могу сказать, - она присела.
-Откуда ты пришла?
Наступило молчание.
-Не помню. Я здесь веду хозяйство.
Он растер ладонями лицо.
-Для кого?
-Оно есть, и его нужно вести.
Они не шевелились. Он поднял глаза на треснувший потолок.
-Я не могу уйти из твоего дома. Мне некуда уходить.
- Как тебя зовут?
-Я не помню...
-Моё имя Соат.
Он плотно закрыл за собой дверь.

На утро с улицы донеслись крики. Люди прогоняли женщину. Мальчик за ней вез тележку с детьми. Смотреть на детей было невозможно: части их тел будто отрубленные, а затем заново слепленные как попало, перекошено лежащие в кучке, худые, истощенные.
Соат открыл ворота, впустил и накрыл им на стол. Она испугалась этих людей, этой матери, этих детей.
Женщина за столом рассказала, как в детстве её бросила мать, как она забеременела старшим мальчиком, а потом и теми, что в тележке. Тогда она и начала принимать лекарства, чтобы избавиться от плода, но не получилось: родила сразу троих, а лекарства сделали их калеками. Потом взяла у Соата деньги и ушла со своими детьми.
-Мне нужно поговорить с тобой. - она подошла к нему, как только он закрыл ворота, - Ты, люди на улице, эта женщина... Мне страшно находиться среди вас. У вас на спинах растут сухие сорняки. Разве вы не видите, не чувствуете их корни под вашей кожей, как колючие стебли царапают вас?
-Видим и чувствуем.
- И сейчас?
-Это неизбежно.
-Что это?
-Сорняки боли. Они произрастают из семян непонимания. Так люди причиняют боль друг другу. Сорняк способен разорвать человека, - Соат подвел её к зеркалу.
В нем она увидела половину своей головы, пустую глазницу, куски своего тела, которые волочились по земле, и заплакала.

"Она вышла на остановке. Горели огни магазинов и машин. Влажный ветер закручивал её волосы, морозил пальцы и слеплял ресницы. Побежала к подъезду, пока туман не начал покрывать кожу влажной сыпью, и почувствовала взгляд за спиной.
Он улыбался её прижатым к телу локтям, кистям рук, чуть разведенным в стороны, кулакам, подпрыгивающим при каждом шаге. На ней было красное пальто ниже колен, черные замшевые туфли. Спасательные завитки  волос, которые умело скрывают хаос из предложений в её глазах,  оказались на растворяющейся в туман границе, выдыхаемого им пара, перед его барахтающемся, вечно душащим, но никогда не тонущем одиночестве.
Он прищурился как от солнечного света и подошел ближе. Она улыбнулась.
- Привет, - Соат смотрел на неё, она- на его воротник..."

Она вспоминала, глядя на себя в зеркало.

"-Идем со мной!
Он не мог поверить, что слышит её голос.
-Леа.
-Ты должен пойти со мной!
-Где ты была? Я тебя иска...
-Потом! Пошли уже!
Соат шел совершенно не в силах вникнуть в происходящее. За несколько метров от его дома был музыкальный магазин. Они вошли во второй зал, она его подвела к проигрывателю, вставила диск из общей кучи на полу.
-Во что ты одета?-  он  пытался выстроить всё происходящее в логическую цепочку.
-Тсс, - она включила музыку.
Красные глаза,  усталое, впавшее лицо, волосы в беспорядке, худоба. У него появилось ощущение, что его сжимают, ему стало трудно дышать.
-Ты была здесь всё время?
Она повернулась к нему спиной, дергая  головой и  руками. Музыка стала громче, его головная боль становилась невыносимей.
-Ты и ночевала здесь? - он перекрикивал звуки. - Всё время?
Она стала ещё агрессивнее двигаться. Соат быстро пошел к персоналу этого магазина.
-Сколько она здесь?
-Дней 5-6, наверное, - ответили ему.
-Да, она здесь 5 дней, - подтвердил кто-то.
-У вас что, можно заселять людей?
Он пошел обратно.
-Мы идем домой!
-Нет!
-Ты обязана пойти сейчас домой, - он растянул каждое слово на четкие слоги.
-Нет.
-Леа...
-Нет! Мне не нужен твой дом! И ты не нужен! Ясно тебе?! Не  смей на меня так смотреть!
- Прекрати.
Он ожидал любой реакции, но только не этой: она прижалась к нему и обняла так сильно, что Соат усмехнулся тому, что пару минут назад считал её обессилевшей.
-Я думала, что ты зайдешь именно сюда в первую очередь.
-Мне это в голову не приходило."

      Леа сидела в комнате разрушающегося дома и не могла понять, как она могла позволить разорвать себя. Этот дом, этот мир не были реальностью кроме её чувств, её боли, воспоминаний и Соата. 
Леа вышла во двор, подошла к воротам и открыла их.
Перед ней стоял прекрасный дом. Одноэтажное строение из грубо вырубленного кедра, камня и стекла, газон и кусты вдоль дорожки.  Открыв дверь, Леа оказалась в гостиной, повсюду было дерево, мягкий свет из множества маленьких трубчатых светильников, свисающих группами, перегородки в комнатах были стеклянными, дверей не было. В проигрывателе играла музыка.
Перед ней появился Соат.
-Наконец, ты дома. Ужин остывает, Леа. Сколько можно гулять?
-Я дома.