Орел или решка

Источником  вдохновения для написания данного произведения послужили литературные труды наших  земляков:   
-Новиков  В.  География, история и экономика Ординского района-
Орда, 2001;   
-Новиков В.  Как создавались контрреволюционные организации в 1937 году-   
Верный путь № № 64, 65, 2012;   
 -Брошюра МУ «Ординский народный историко-краеведческий музей»  Орда: век 19-
 Орда, 2007; 
-Стихи К. Мамонтова и его удивительная биография;
- Газетные статьи -  Алексеева  А. Памятник - обелиск на могиле-
 Верный Путь  № 65, 2011;
 -Газетные статьи  Алешина А.,  Станищева Б. Очередь на престол…Кто последний? - «Аргументы и Факты» № 11,  1997г;
-Газетная статья Быковой   А.  Беседка для императора. –
Хронометр № 52, 2007;
-Газетные статьи  Копыловой  Н.,  Константинова  А.  Кто вы адмирал Колчак?-
«Звезда» №161, 2008;
-Газетная статья  Константинова  А.  Голодомор в Прикамье.-
«Звезда»  № 165, 2008;
-История Урала, т.2 ,-
1977.
А также дневник, письма, фотографии моего двоюродного деда, почтовые открытки из Австрии времен 1 Мировой  войны,  портреты  царствующих особ 1916 года издания; 
 И старая мамина книга профессора   А.Никитина  «Порода и продуктивность».




                Не дай вам Бог жить в эпоху перемен
                ( Китайская мудрость)



                Пролог


Немногим из людей  не интересна жизнь их дедов и прадедов. Наши корни питают нас. По биографии моих предков можно изучать историю России.  Видимо, и, правда,  невозможно жить в обществе и быть свободным от него. Наступит ли когда-нибудь оно, всеобщее благоденствие? Или Земля - это то место, где рай и ад  сплелись в тугой узел?


Я расскажу вам историю  родного края, начиная с 1913 года. В гуще событий  реальные люди, которым довелось жить в ту пору.


Для удобства читателей в конце книги приводятся родословные семей Феденевых, Глебовых, Щербининых из деревни Подберезово Осинского уезда Пермской губернии.
Итак, примерно сто лет назад…

               
                Деревня Подберезово. (1913-1914 гг.)


Миша  уверенно шел по заснеженному лесу. Широкие, самодельные охотничьи лыжи не давали проваливаться в сугробы. Маленькая, бойкая собачонка бежала вслед за ним по лыжне и пока молчала. Но вот она подняла уши, насторожилась, а затем с лаем бросилась к одной из елок. Белка! Михаил приготовил ружье и пошел на лай собаки, внимательно вглядываясь в ветви. Да, вот и она! Любопытные глазки уставились на собачку.

Миша прицелился и выстрелил. Вдали отозвалось громкое эхо. Белка упала в снег. Михаил поднял ее и внимательно осмотрел. Шкурка не испорчена. Рыжий мех отливает темно-коричневым  цветом, пушистый хвостик безвольно повис, а на окровавленную мордочку  больно смотреть.  В  Мишиных глазах промелькнула жалость,  губы  непроизвольно сжались. Но что  же делать, в Кунгуре на рынке   за них дают хорошую цену. Он сунул белку в холщевый мешок и пошел дальше.


Солнце начало склоняться к горизонту. Хвойный лес, укутанный снежным покрывалом,  дремал сквозь полузакрытые веки. Снег искрился холодным блеском, поскрипывая под ногами. Миша окинул взглядом очередную поляну. Как здесь красиво! Мороз-воевода постарался на славу. Вековые ели надели нарядные дорогие шубы, маленькие елочки заневестились под белоснежной фатой,  каждая веточка, каждый кустик  украшены снежной мишурой.  Ничто не нарушает торжественной тишины. 

Синие  глаза Миши остановились на собачке: она начала  поджимать лапки.            
-Озябла, Крошка?
Миша наклонился и погладил собаку, прижавшуюся к его ноге, затем достал из котомки кусок хлеба. Часть отломил собачке, другую принялся жевать сам.
-Нать-то пора   домой, стемнеет скоро.


Крошка, вильнула хвостом, благодарно взглянув на хозяина. Михаил быстрым ходом направился в сторону деревни. 
Деревня Подберезово появилась совершенно внезапно, еловый лес окружил ее плотным кольцом; дома, казалось, прятались за  деревья, сугробы, амбары. Миша вышел на санную дорогу,  снял лыжи и очистил их от снега. Одна варежка прохудилась,  снег тут же пробрался в дырку и коварно ущипнул за палец.

Около своего дома Миша заметил младшего братишку Ефимку, одетого, как и он сам, в овчинный полушубок,  валенки-самокатки и в шапку ушанку из собачьего меха. Ефимка тоже увидел брата и неуклюже побежал ему на встречу:
-Миша, как поохотился?
-Есть две белки.
-Покажи!
Ефимка ухватился за холщовый мешок.
 -В избе покажу.
Мише не хотелось, чтоб он видел окровавленные мордочки белок.
-А ты мне заячьи гостинцы принес?
-На-ко вот!

Михаил достал из кармана остаток хлеба и отдал брату
-А это правда, от зайчика?
- Ага, даве  выслал, ешь.
Ефимка радостно подпрыгнул и побежал в избу,  Михаил   поставил лыжи  в ограде и тоже вошел в дом. 
Ефим уже хвастался заячьими гостинцами перед Сашей:
-А мне зайчик гостинцы послал!
-Ну, ешь, раз послал.


Саша снисходительно улыбался, он уже вышел из того возраста, когда верят всяким сказкам. Из-за занавески вышла красивая девушка, почти ровесница Миши.  Миша подал ей свои варежки:
-Тая,  порвались, опочинишь?
-Давай, - Тая повертела варежки в руках и, улыбнувшись, взглянула на брата,- тут дел-то  всего на пять минут.
-А где отец?
-В конюшне стряпают, у нас Марта отелилась. Я  пойло делаю.



Миша разделся и забрался на печку:
- Ефимка, Санко, полезайте сюда,  расскажу, какую я  вечор книжку читал!
Братья наперегонки бросились к нему.  Скоро в избу, о чем-то переговариваясь, вошли отец с матерью.
-Миша, ты дома?- окликнула  Михаила мать.
-Да, маменька.
-Устал, небось?
-Есть немного, хоть вроде и не убродно.
- Намедни вон, какой мороз был, снег-от и присел.


-Глекерья, подавай на стол, ужинать будем,- взглянув на жену, поторопил глава семейства Сергей Николаевич. 
-У нас появился бычок,  - объявил  он детям,- лето продержим, а там, даст Бог, заколем на мясо. 


Глекерья, не старая еще  женщина, поправила густые русые волосы под домотканым  платком,  надела запон и направилась в закуток за печью, где находилась кухня. Убрала заслонку, сноровисто передвинула ухватом в печи глиняные горшки, и  скоро по дому разнесся  запах  штей  и топленого молока. Все быстро уселись за стол.

Отец  неспешно вымыл руки,  тщательно вытер их об рукотерник, зажег керосиновую лампу и  сел во главе стола.  Затем взял нож, отрезал от каравая несколько ломтей хлеба и аккуратно уложил каравай обратно на стол горбушкой вверх.

Все молча, выжидали. Глекерья смотрела на мужа: немолод,  угрюм; темные волосы тщательно зачесаны; синие глаза с неудовольствием разглядывают содержимое чашки. Он значительно старше ее, разница в возрасте всегда немного угнетала, но такова была родительская воля. 

 Сергей, наконец, взял деревянную ложку и его примеру последовали  дети: Михаил, Таисия, Саша и маленький Ефим.   Глекерья  взяла ложку после всех и первая, затем ее положила, пусть дети наедятся. Она, молча их разглядывала:  «Мише  ноне исполнится  двадцать один год, не дай Бог  случится что, возьмут в армию.  Рослый да плечистый вырос;  давно уж робит на равных с  отцом и нать-то  будет хорошим хозяином, когда женится.  Весь в тятеньку моего, любит читать  книги зимой в свободное время.

 Тае семнадцать лет, девка на выданье. Приданое   небогатое, но парни на нее заглядываются. Когда-то я была такой же баской, Тая похожа на меня, вот только еще не знамо ей, что красота деревенских баб увядает быстро.  Справить бы ей обновку к весне.

 Сашеньке   двенадцать лет, следующей зимой надо снова отдать его в  церковно-приходскую школу. Ближайшая школа в Шляпниках, хлопотно возить, однако как без грамоты?  Да и школьные годы самые лучшие в жизни!  Спасибо тятеньке, что я тоже училась два года.  Младшенькому Ефимке  всего  пять лет. Маковка, так бы и полюбала…».

-Сергей,- Глекерья взглянула на мужа,- отдадим на будущий год Сано   в школу? 
-Отдадим,- однозначно ответил тот, не поворачивая головы.
Глекерья привыкла к его немногословности,  редко вмешивается в семейные дела, все решает  муж; ее удел беспрекословно подчиняться.  Оправдывала про себя Сергея:  характер его  скверный во многом из-за того, что он с трудом выбивался в люди. 

Род Феденевых беден, в наследство  ему почти ничего не досталось, лес  и тот  молодой,  непригоден для строительства. Сергей и женился  поэтому, почти в тридцать  лет. Долго жили с его родителями,  а потом  муж пошел на поденную работу в деревню за двадцать верст от дома, зато там рассчитывались бревнами. День работы, одно бревно. Почти год Сергей  вставал чуть свет, ехал на работу, возвращался оттуда затемно, волоча за своей телегой очередное бревно.

Вот так и навозил лесу. Дом построили в 1905 году, когда родился их третий ребенок - сын Саша.   Как  они радовались, наконец-то свой дом!  Ничего, что  получился он небольшим, всего на три окошка, зато высоким. Голбец  сделали глубокий, чтоб  припасы хранить, зима-то долгая. Построили конюшни, амбары, огородили большой участок земли под картошку да капусту. И место удобное, недалеко от Кривого озера, по соседству с Игнатием Глебовым.

 Игнат мужик добрый, где делом поможет, когда зерна даст взаймы. Мария Игнатиха, жена его, тоже баба простая.  Дом-от у Глебовых, конечно, больше,  просторный пятистенок.

У них с Сергеем всего-то лошадь да корова, несколько поросят, овец;  пашни восемь десятин, а Игнат купил недавно сепаратор, чтоб молоко перерабатывать от своих   коров. Какой только техники не придумают!  Они даже мануфактуру покупают на ярмарках, вон у Марии какие наряды есть. И у Татьяны Мишихи такие же.… Из домотканого холста так не сшить.

 Все оне  крестьяне, а как по-разному живут…   Ну, да, слава Богу, есть, что на стол подать.  Главное, чтоб хлеб уродился, да все были живы - здоровы. Глекерья снова поправила волосы, не заметив, что ложки уже боткают по пустой чашке.
-Глекерья, неси чай,-  нетерпеливо окликнул  муж.
-Сейчас,- Глекерья  быстро  принесла самовар,  в который заранее налила кипяченой воды из чугуна и   заполнила горячими углями.  Тая тоже соскочила, принесла  с полицы  на кухне глиняные кружки с зеленым отливом и бережно поставила на стол. Мать подала к чаю пышную творожную шаньгу.



***
Игнатий Кузьмич  Глебов, степенный мужик лет тридцати восьми,  стоял в амбаре,  еще раз подсчитывая собранный урожай. Его светлые, как солома, волосы разделились на прямой пробор, подчеркивая прямой нос, и упрямый подбородок. Серые глаза наметанным взглядом охватывали полные сусеки  зерна.

 Мысленно производимые подсчеты показывали, что хлеба хватит до будущего урожая и еще останется на продажу. Губы дернулись в довольной улыбке. Тщательно закрыв амбар, он направился в конюшню. Везде  чистота и порядок, скотина управлена: коровы размеренно жуют сено, свиньи развалились на соломе, довольно похрюкивая; овцы сбились в кучу, мерно покачиваясь, куры уже сидят на насесте. Игнатий  направился в дом.  Мария, полная симпатичная женщина, чистила горшки в кухне,  доченька Фиса спала на печи, ее нянчила бабушка, не забывая между делом вязать носки.


-Мария, а где Гриша?
- Бегает где-то с робятами.
Заскрипели входные ворота.
-А, вот и Гришенька пришел!- Мария загремела ухватами,  приближалось время ужина.   Гриша вошел в дом, снял заснеженную  лопотину,  столбом поставил ее у порога и шмыгнул на печь. Бабушка подвинулась,  ласково помогая внуку устроиться удобнее. 
- С катушки, что ли катался?- улыбнулся Игнат сыну.
-Ага,- ответил тот,- отыскивая замерзшими руками самое теплое место на печке.
 -Мария, собирай на стол,- скомандовал Игнат.
 

Мария поспешила достать из печи чугунок с похлебкой.
Игнатий Кузьмич, задумчиво жевал хлеб: «Как удачно все складывается. Кому из братьев пришла в голову мысль, что можно самим возить лес на продажу по деревням, а не ждать, когда за ним приедут? Хорошо покупают в Орде, Медянке и даже в Кунгуре. 

Сразу появились деньги, уже несколько тысяч! Какую знатную молотилку купили в складчину. Надо еще к весне купить сеялку, а потом и жатку. Коли так дело пойдет, будет на равных с Щербиным Михаилом, тот шибко богат и знается с самими духовниками из Кунгура. Наведываются они к нему в гости, сидит он с ними за столом на равных, и величают  они его Михаилом Федосеевичем.  А, может,  удастся  накопить киргишанский кирпич, да построить  дома, как у братьев Алябушевых в Орде.


Обязательно двухэтажный  домо-от что б был, в нижнем этаже производство наладить:  красильню устроить, или  начать посуду черепанить, а еще лучше  лавку открыть. Нанять работников, товар из Кунгура возить от купца Черноусова, а чтоб в Кунгур не порожняком ехать, скупать здесь семена льна, клевера, масло, яйцо и там продавать». Игнатий зачерпнул  большой деревянной ложкой кусок мяса.

Его примеру последовали остальные. Слава Богу, еды в доме в достатке.  Мария,  молчаливо сидевшая напротив Игната, втайне любовалась им.  Хороший муж ей достался -  баской, работящий,  с ним как у Христа за пазухой. Гриша тихонько ущипнул под столом Фису, та тут же толкнула его рукой.
-Гриша,- мать укоризненно покачала головой,- Сано Серьгин не обижает своего брата Ефимку.
Гриша пригнул голову и запихнул в рот полную ложку похлебки: обидишь Фису, как же…



***
Михаил Федосеевич  задумчиво отложил в сторону бумагу и карандаш, вышел из-за стола и погладил окладистую бороду: да, немалый доход  принесла бакалейная лавка  и  постоялый дом в Орде, но не стоит  торопиться и записываться в купеческую гильдию, чтоб потом не спокаяться. Что ни говори, а налоги на крестьянина гораздо меньше.

Вон, рубежовец Орлов Дмитрий,  бога-а-атый торговец, живую рыбу из Екатеринбурга возит, а тоже крестьянином числится.  Или черепанщик Титов, какая у него мастерская на нижнем этаже дома, и продажа глиняной посуды налажена,  а все же  предпочитает оставаться крестьянином.
В комнату заглянула жена:
-Айда  ужинать Михаил, заждались тебя…   Чуешь?
-Ровно я недолго туто …    иду…


«Да… Крестьянином числиться - это лучше…»- продолжал размышлять про себя Михаил, направляясь  в кухню.
За столом уже собралась вся семья: старший сын Павел с женой и сыном, средний сын Алексей и младшая доченька Надя. Для   Павла с семьей и  сделали прируб к дому. Теперь Алексея надо бы женить. 


-Чё это Егорка уросит и вертится? Не захворал ли? – Федосеевич встревожено взглянул на внука.
-Да нет, - ответила Татьяна,- ись хочет. Ей  все же  удалось сунуть ребенку в руки краюшку хлеба, и тот потянул ее в рот.   


Михаил сел за стол, взял  ложку, зачерпнул суп и снова углубился в свои мысли.
Сноха снова на сносях…  Ничего, внук или внучка - ведь это продолжение его самого. 

Внимательно посмотрел на дочь: высокий рост в сочетании с черными волосами и задумчивыми  карими глазами прибавлял ей как минимум пару лет, а ведь ей всего-то семнадцатый годок. В меня  пошла.

 Последнее время она какая-то молчаливая, вроде бы и делает что-то, но о чем-то непрерывно думает. Уж не влюбилась ли? Хотя, что здесь странного, я  в ее годы уже  ухаживал  за девками и считался видным женихом. 

Вот-вот и к нам  в дом нагрянут сваты. Но за первого попавшего не отдам.  Пусть сама выбирает, кто ей по душе. Приданое за ней будет хорошее, можно и обождать с замужеством.


-Тятенька,- взглянула на него дочь,- ты не забыл, что сегодня у нас все собираются?
-Нет, Надежа, не забыл. Распорядился, чтоб горницу для гостей протопили. Ты ешь, ешь мила дочь.



***
К тому времени, когда  закончился ужин,  на улице уже совсем стемнело. Миша и Тая переглянулись. Увидев, что отец принялся чинить валенки, а мать заводить квашню на завтра,   тихонько начали переговариваться.

- У кого сегодня собираемся?
- Забыл разе, что у Щербининых?
-На-а вот… - Миша, таким образом, пытался скрыть свою радость, что скоро увидит  Надю,- я и запамятовал.


Но Тая лукаво посмотрела на брата и улыбнулась. Сама она надеялась сегодня увидеть Петра. Деревенская молодежь  долгими зимними вечерами собиралась по очереди в тех домах, где  имелись женихи или были  невесты на выданье.

- Тятя, мы пойдем?
-Идите с Богом.
-Оболокись теплее, доченька, холодно на улице,- забеспокоилась Глекерья.
-Ладно, маменька.
Тая прихватила вязание, и они с Мишей вышли из дома.


Мороз к вечеру усилился.  Куржак  залепил окна, висел над дверями в избу. На Таиных ресницах мгновенно появилась изморозь, что сделало ее похожей на снегурочку.

 Растущая луна бросала неяркий свет на заснеженные дома, амбары, деревья.  Небо как решето, сквозь него заглядывают на землю звезды, большие и маленькие, сколько их осенью просыпалось, и еще больше  того осталось.

 У дома Щербининых, довольно внушительного размера, они увидели  несколько  парней и девушек.


-Привет, Петро!
Михаил пожал руку пареньку, с  красивым, совсем не деревенским лицом:
-Здорово! Как поохотился?
- Две штуки взял. А ты?
-Я одну, ну, ничего, завтра я тебя догоню.


Девчонки весело хихикали и щебетали. Наконец, хозяева открыли двери  парадного крыльца и впустили гостей. В горнице, как и надеялась Тая, Петр  пригладил коротко остриженные  русые волосы, одернул рубаху и подошел к ней:
-Тая, я только тебя и ждал!
-Да ладно тебе!


Тая искоса взглянула на него, не зная, что, в этот миг была особенно красивой. В  задорных глазах Петра мелькнуло восхищение. Миша из-за  плеча Таи бросил взгляд в сторону Надежды, та быстро отвернулась.

 Все расселись на  широких лавках, покрытых новыми половиками. Тая с Надей уселись рядом. Девушки вязали, парни ходили по комнате, подсаживаясь то к одной из них, то к другой,  покатился оживленный разговор.

Алешка, Надин брат, на правах хозяина, принес еще один  керосиновый фонарь и поставил на стол. Петр  опять подошел к Тае:


-Чё  вяжешь?
-Варежки!
-А мне свяжешь?
-Не дождешься,- улыбнулась Тая.
-На-а вот!- притворно обиделся Петр,- а тебя  можно проводить сегодня?
-Возможно,- уклончиво ответила Тая.
Тут подошел Миша:
-Тая, подвинься.


Тая подвинулась, освобождая место брату между ней и Надей. Миша быстро сел, не дожидаясь, когда Петр опередит его. Он тихонько сидел рядом с Надей и наблюдал, как мелькают спицы в ее руках.

Не укрылось от его внимания и то, что Надя не отодвинулась от него.  Подруги, если рядом никого не было, тихонько перешептывались и улыбались.



 ***   
Осинский  уезд Пермской губернии южной своей частью  забрался  в зону Кунгурской лесостепи, где первозданные  леса неожиданно расступаются  перед обширными  полями,  просторными лугами, а затем снова смыкают свои дебри.

  В древних карстовых породах  расположились  многочисленные гроты, пещеры, воронки. Исчезающие на зиму озера обычное явление в этих краях. 
       

Деревня  Подберезово  раскинулась в   небольшой ложбинке  южнее  Шляпников, Орды и  Кунгура.  Вокруг еще множество сел и деревень:  Озерки,  Янчики,  Соломаты,  Березовая гора,  Бело Озеро, да все и не перечесть.

  Деревня, в которой есть храм, считается селом. У каждого поселения свой престольный праздник, свой святой защитник.
       

Старейшая Никольская церковь в Медянке  построена в 1767 году. Трехэтажный каменно-кирпичный храм  высотой  двадцать три метра  торжественно возвышается над всей округой. Не мене великолепны и торжественны 

 Покровская церковь в  Ясыле  1773 года постройки, Петропавловская церковь в Опачевке 1808 года,  Пророко-Ильинская  церковь в Орде 1823 года.   Возведены  храмы  во время правления Екатерин II и Александра I.
         

 В  Шляпниках  стояла деревянная церковь, но в 1911  году   торжественно заложили  кирпичную, двухэтажную, высотой двадцать шесть метров,  Власьевскую церковь. Проект  разработал пермский архитектор А. Б. Турчевич. Закончили постройку церкви  в 1913 году.  В том же году в Курилово  возвели  Иоановскую  церковь восемнадцати метров высотой. Колокола отлили в Суксуне на Демидовских заводах.
          

 Все крестьяне округи считаются государственными.  Пашни, сенокосы, леса  закреплены во владении отдельных семей. На каждый двор приходится около  восемнадцати  десятин земли, несколько  коров и  лошадей.    Сотни крестьян- умельцев знают  какое- либо ремесло  и  получают с этого дополнительные доходы. 


В Покровском   Ясыле  занимаются  камнерезным промыслом. Селенитовые поделки ценятся не только  в губернии,  но и за ее пределами. Сказывают, даже в Санкт-Петербурге знают о залежах селенита и местных мастерах. 


По всему Осинскому уезду идет слава о деревне Рубежово. Здесь производится огромное количество гончарной посуды.  Глину для изделий добывают прямо за деревней. Один  опытный  черепанщик может изготовить за день несколько десятков корчаг, кринок, мисок.

 У каждого мастера свой рисунок, свой цвет посуды, по которым его изделия  можно отличить.  Особенно славится посуда с зеленым отливом.  Для этого берут стеклянные бутылки зеленого цвета, перетирают в порошок, плавят его и  покрывают посуду.
         

 В Киргишанах крестьяне обжигают кирпич из глины. Месят ее конями, которые ходят по кругу, разминая  жирную красную глину копытами.  Здесь же стоят печи для обжига и  сараи для готового кирпича.

Некоторые  крестьяне годами накапливают запасы кирпича,  чтоб затем построить себе  кирпичный дом.  Из Киргишанского кирпича  построена Пророко-Ильинская церковь в Орде,   женский монастырь, здание волостного правления и другие дома, принадлежащие общине. 
         

 Из белой глины бьют печи. Печь надо сбить за один день, чтоб потом не трескалась.  В печи можно готовить, обжигать глиняную посуду и даже мыться.
           Мастера-кустари катают валенки-пимокаты, плетут лапти, изготавливают сохи, телеги, мнут кожу,  красят овчины,  делают лекарства из трав.


                Первая Мировая (1914-1917гг)



Незаметно прошла зима. Весенние работы провели в срок, и наступила небольшая передышка. Зеленые всходы  на полях радуют глаз, леса шумят листвой, в озерах плещется рыба, начала поспевать земляника.


Вокруг Подберезово, сразу же за огородами, растет  густой ельник.  С одной стороны ельника болото, небольшое, но топкое, его стараются  обходить стороной.  От  карстовых воронок образовалось множество удивительной красоты  озер.

 Одно из них,  Пещера, блестит  голубизной прямо в центре деревни. Где-то в глубинах этого озера  есть  провал, отчего вода уходит   осенью и возвращается  рано  весной. В нем летом в жару на мелководье  всегда плещется ребятня. Другое озеро, Черное, расположено в  стороне, в лесу, в глубокой  и широкой воронке.

 К озеру ведет крутой спуск, склоны которого заросли вековыми елями и мелким кустарником.  Деревья, отражаясь в воде, делают  воду черной,  а само озеро от этого кажется  глубоким и таинственным. Ходят слухи, что у этого  озера нет дна.

Только отчаянные смельчаки иногда купаются  в нем. В этом озере хозяйки полощут  бельё. При выезде из деревни в сторону Янчиков на просторной поскотине  раскинулось мелкое Оношино озеро. В этом озере в знойный летний день любят  отдыхать коровы. Сразу же за огородами Феденевых и Глебовых    ельник   молодой  и веселый.

 На  опушке красуются рябинки и  черемухи, поляны радуют  глаз земляникой, дальше на угорах можно   найти еще не созревшие ягоды глубеники и среди всего этого великолепия синеет  Кривое озеро.

Так его назвали за неровные очертания в виде буквы «Г».  Из этого озера вся деревня берет  воду для питья, поэтому  в нем нельзя  купаться. Около него не пасут скотину,  только мальчишки иногда сидят на плотиках и ловят  удочками рыбу. 

 Наденька вытерла пот с лица, разогнула спину, осматривая грядки. Сколько же этих сорняков наросло! Ну и жара! Взглянула в сторону конюшен:  дверь на пятра открыта, чтоб просыхало сено; на коньке крыши  сидят брат Павел  и один из  работников,  отец с Алешкой подают им доски.   

Наденька зачерпнула из бочки ковш воды, с наслаждением плеснула на лицо, вымыла руки и зашла в избу. В просторных комнатах  немного прохладней. Мать привычно  хлопочет у печи, золовка качает в зыбке младшего сыночка Митеньку, Егорка вертится рядом. Увидев Надю, потянул к ней ручонки:


-Кока,  на… 
 -Надежа, принеси-ко два дружка воды с Кривого,- окликнула ее мать.
-Ладно, маменька!
 Надя ласково погладила Егорку по голове, - я мигом,  маковка.
В ограде  выбрала небольшие деревянные ведра, коромысло и два раза сходила за водой,  высматривая по пути, вдоль тропки среди деревьев, синявки.  Не наберется  ли  на губницу?


 После полудня во двор вбежала Надина подруга Тая:
-Айда в Дуброву за ягодами!
Дубровой местные жители называют березняк, который находится примерно в полуверсте от деревни. Он соответствует своему ласковому названию: светлый и чистый,  березовые перелески сменяются хвойным лесом. В Дуброве, собирают  ягоды, сенокосят и проводят народные гулянья.


- Сейчас там мошкары поди пропасть,- ответила Надя,   но подхватила корзинку и они вышли из дома.
Ей хотелось поговорить с подругой о ее брате Мише.
-Тая, а Миша вечор  провожал кого-нибудь? Мне не удалось прийти к Кривому Озеру, пришлось водиться с  племянником,- Надя тяжело вздохнула, похоже, в их семье без конца будут рождаться дети.


-Надя, я же тебе сказывала, что Миша только о тебе и думат. Вчера, когда ты не пришла на поляну, он почти и не играл.
 На поляне у Кривого озера   каждый вечер собирается молодежь, поют песни под гармонь, водят хороводы.               


-Тая, а пошто о себе не говоришь?  Как у тебя с Петром?  Припадает он к тебе?
-  Да уж больно он басок,  девки вокруг него так и вьются, не поймешь, что у него на уме.
-  Он конечно, красавец, но, ему нравишься ты, это же видно.
Незаметно для себя подруги дошли до леса и разошлись по сторонам, не забывая,  аукаться  время от времени, чтоб не разойтись далеко друг от друга.


***
В середине лета 1914 года началась первая мировая война. 
Мише Феденеву пришла  повестка.  Тая тут же побежала к Наде:
-Мишу забирают в армию!
-Как, на войну?- Надя прижала  руки к лицу от неожиданности и страха.
-На войну… хоть бы ему Господь помог…
-Его же ранить могут,- ахнула Надежда.
       

 Новость мигом облетела деревню: Мишку Серьгина забирают на войну! Глекерья тихонько плакала по  ночам, молилась за сына и собирала котомку в дальнюю дорогу. Не забыла положить и узелок с родной землицей, чтоб вернулся домой.
      

 В день проводов у дома Феденевых собрались все, от мала до велика.   
Семья   провожала Мишу. Высокий, черноволосый, синеглазый - он не выглядел несмышленым  юнцом. Сергей тайно гордился сыном,  Глекерья вытирала слезы,

Саша обнял брата, тихонько шепнул:
-Приезжай быстрей обратно!
Ефимка повис на брате:
-Я буду скучать по тебе!
 Тая поцеловала его в щеку.


Подошли соседи, попрощались со словами напутствия.  Надя из толпы смотрела на Мишу, стараясь не выдать своих чувств.
-Ну,  все, Миша, садись на подводу,- скомандовал отец.
 
Михаил сел,  помахал всем рукой, взглянул на заплаканные глаза Нади,  и  сердце тоскливо заныло.  Глекерья перекрестила уезжающих.  Лошадь неторопливо зашагала в Орду.
          

 На призывном пункте Миша увидел много знакомых ребят из разных деревень. В толпе провожающих слышались смех, слезы, играла гармошка. Заливистые женские голоса пели частушки, иногда к ним вплетался мужской бас, чтоб добавить свою порцию ядрености.   Новобранцев пересчитали, переписали, посадили на подводы и повезли  в губернию.


Михаила зачислили во 2-ю армию генерала  Самсонова.  Русские вели успешное наступление в Восточной Пруссии.
         

 На одном из привалов Миша достал из кармана записную книжку и карандаш. Купил в Львове по случаю. Еще раз с любопытством   рассмотрел  интересную картинку  на корочке  записной книжки, любовно погладил ее рукой: теперь есть куда записать свои мысли и переживания.  Миша прочитал предыдущие записи: « 25 сентября в Москве», «27 ноября в Киеве»,  « 2 января в Львове».  Сейчас они отступали.  Михаил  сделал очередную запись: «6  отправка из Львова на Пазичи».  «25 26  в бою на Карпатах».  «17 я ранен в ногу». « 27 на отдыхе». «28 поход обратно».

 (фото записной книжки 1914г издания)         

 Началось стремительное отступление русских войск. Иногда они принимали бои и отступали снова.  Первого марта 1915 года Михаил во время ожесточенного боя попал в плен. Увлеченный стрельбой, он не заметил, как его окружили вражеские солдаты.

Подталкивая штыками ружей,  повели в окопы противника. Там он насчитал еще несколько десятков таких же бедолаг как и он сам. Когда их успели окружить? Видимо, прорвали оборону где-то справа и прорвались в тыл.

 Его охватил страх: что с ними сделают? Несколько дней они находились под усиленной охраной около передовой. Их кормили два раза в день, но не разрешали переговариваться.   

Вскоре   привели на станцию и куда-то повезли. В вагоне Миша тихонько достал свою записную книжку, ее не отобрали при обыске, и  записал: «1 марта в бою и попадаю в плен.  Девятого марта отправка с передовой».

14 марта их привезли в лагерь для военнопленных. Миша чувствовал себя очень скверно: в плену, он в плену! Увидит ли  родных, вернется ли домой?

От  переживаний заболел, началась лихорадка. Соседи по бараку сообщили о его болезни конвоирам и пленника отправили  в лазарет. Михаил записал о своих злоключениях   немногословно и горько: « 15-го ложусь в больницу»,
 

«Три недели болен»,
 «4 апреля поправляюсь», « 1-го мая день насыщения на кухне»,
 «5 мая перехожу в барак»,
 «25-го печалюсь о родине, не ожидаю мира»,
 « 31-го мая я слушал стихотворца в плену».
         

 Вскоре Миша вернулся в барак и  его отправили на работу. Жалованье платили исправно. Миша любил точность во всем и  вечером после работы, сидя за столиком в бараке,  скрупулезно записывал: «18-го июня получил первое жалованье  один рубль сорок копеек».

«Переход из десятого барака в девятый и улучшение пищи».
 « 15 –го  в Австрии жнут  рожь». Товарищи на вольной работе».
 

«19 день преподобного Серафима я в плену в Австрии».
 « День славного пророка Илии   в замке работал».
 «Август. Неспокойно на сердце».


 «5 августа день рождения   или  именины Франца Иосифа.  Нам выдал по куску голландского сыра  с ромом».
 « 8-го нам выдали  пачку табаку, мыло, карандаш, конверты, бумагу десять листов, тряпку, шесть  иголок,  шесть булавок».









 
(фото)
 
Михаил и его сослуживцы. 1915 г.

 
Приятной неожиданностью оказалось то,  что  согласно Женевской конференции он  может написать домой!
Русланд,  Пермскую губернию, Осинскй уезд,  Шляпниковскую волость. Д. Подберезово.
Сергею Николаевичу Феденеву.
«Кланяюсь вам мои родные. Очень скучаю и хочу домой. Жизнь моя в плену наладилась. Я здоров».
( письмо-открытка 1915г)

 

 



С нетерпением ждал ответ.  Запись в дневнике гласит: « Получил письмо. Писали 20 июля, сегодня 16 сентября».
 Глекерья  написала: Австрия, Стирия, Фельдбах лагерь для военнопленных, дер. Кацильдорф.
 
(письмо-открытка 1915г)
« Письмо от матери. Здравствуй пленник, дорогой сын, кланяемся по низкому поклону, желаем быть здоровым. Все у нас благополучно, только заботимся о тебе, и сажусь со  слезами охать. Несчастное дитя мое. Все твои братья дома, только тебя нет. Милое дитя мое, будет или нет свидание с тобой. До свидания».

Радости Миши не было предела: весточка из дома! 
 


Михаил записал: « 26-го июня, день Тихвинской Божьей Матери, я провел в благом состоянии в австрийском плену».
         

 Теперь он начал присматриваться к этой стране, где оказался волею судьбы. Из глухой провинциальной России и вдруг - в  центре Европы.  Удивлялся домам необычной архитектуры, узеньким чистеньким улочкам, местным обычаям, языку.

 Все схватывал на лету, и учился жить в новых условиях.
« 30 ноября 1915  года  день ангела моего, день  великого горя. Исполнилось 23 года.  День несчастный, печальный, я в плену в Австрии».

«4 декабря отправка на лесопильный завод.». 
«19 какот праздник у них. Работы нет».


«20 выдали жалованье 1р 20 к.».
«Купил хлеб, яблоки, орехи». 
«Выдали мыло, по две пачки, табаку и шаровары дорогие».
«12 декабря  праздник рождество».


 « Купил хлеба на 20 копеек».
 « У них какот праздник».   
«На 22 декабря дождь с громом». 
«Выдали  2 пачки табаку , пачку мыла».
 « Декабрь. Тепло так, что муха может летать».
 « Выдали сапоги». 


«Выдали пачку табаку».
  «29-го  заработал  5 копеек  за погрузку картофеля». 
«Выдали жалованье по 1р. 80 к». 
 «Отдал за стрижку волос 5 кр».
«Заработал 40 к  за разгрузку угля».
«5  февраля   получил  ботинки,  табак».


«Отправка  из Лангинваля на Фельбы».   
«Ложусь в больницу».
 « Пропали деньги в Фельбах 55 к».
 «16-го снова пропали деньги».
« Купил яблоки-5 к, конверт-1к, хлеб-25 к, книжка- 45к».
 

 «Сдал сапоги в починку -10 к». 
«Испытание скорби и получка 60 к».
 Расходы мои в плену. Ягоды-3к, сахар -2к, рубаха -15 к, мыло 10 к, Еванглие-2к».
 

 «1 марта в лазарете Лангинвана».
 «23 операция на глаза».
 «25 марта погода как у нас 1 мая». 
«2 июня получил письма,  пришедшие 6 мая». 
«1 июля вышел из госпиталя».
 «9 июля  купил карандаш-3к, пряники-5 к».
 

 «Ложусь обратно в больницу».
  «Прибытие в глазной госпиталь».
 «19 получил жалованье 30 к».
 «В лазарете купил хлеба на 15 к».


 «5 августа великое торжество - день рождения Франца Иосифа. Выдали  по куску сыра и ром».


 «30 ноября  1916 года день ангела моего, мне исполнилось 24 года,  день боли и позора моей жизни,  я в плену». 
Вскоре началось переселение  из бараков к местным жителям. Они стали вольнонаемными рабочими.

 Миша с удовольствием поведал дневнику о переменах в жизни: «31 июля  перешел жить в замок, теперь я на вольнонаемной работе»; « В  замке получил три раза жалованье по одному рублю двадцать копеек, итого три рубля шестьдесят копеек».   
         

Так Михаил попал к Анне, молодой хозяйке богатого поместья. Её муж тоже  воевал, а около года назад погиб. Анна сразу выделила Михаила  среди всех работников и велела дать ему работу в доме и саду. Михаил подметал дорожки, косил траву, ремонтировал скамеечки.

Анна часто наблюдала за ним из окна. Вскоре она распорядилась кормить его в доме на кухне, хотя  все остальные работники питались в столовой в задней части двора. Михаил немного удивился этому, но не упорствовал, на кухне кормили гораздо вкуснее.

 Прошло два месяца. Однажды  Анна зашла на кухню, когда он обедал. Она прошла мимо, как будто по делам, а сама внимательно разглядывала его. Миша смутился,  давно он  не чувствовал на себе заинтересованного женского взгляда.  После этого Анна всегда находила  предлог, чтоб подойти к Михаилу и поговорить с ним. Она сама начала давать ему работу на день, а потом как бы ходила и проверяла, что он сделал.

 На взгляд Михаила Анна была довольно симпатичной:  русые  волосы,   васильковые глаза и  чем-то очень походила на русских деревенских женщин, наверное, бесхитростным выражением лица. Вот только одевалась чудно, Михаилу было непривычно разглядывать ее дорогие замысловатые наряды;  впрочем, он в этом ничего не смыслил. 

Михаил научился немного говорить по-немецки. С Анной они объяснялись просто и немногословно. Однажды вечером она подошла к нему и спросила
-Как тебя зовут?
-Миша
-Миша,- она произнесла это имя с акцентом, оно прозвучало очень мило.
Миша даже не ожидал, что это окажется так приятно, уже давно никто не называл его так.
-Миша, приходи сейчас ко мне в кабинет.
-Хорошо,- сказал он, уже предчувствуя что-то особенное.


Миша вошел в кабинет, здесь все указывало на то, что хозяйкой его  была женщина: кружевные салфетки, букеты цветов, тонкий аромат духов, пропитавший воздух.
-Садись, - Анна указала на диван. Михаил присел на краешек, Анна неожиданно села рядом, внимательно посмотрела ему в глаза, дотронулась до его руки. Все его тело отозвалось на это прикосновение. Они смотрели в глаза друг другу и слова были не нужны. Взгляд Анны стал туманным и нежным…   
       

 После этого вечера Михаилу выделили комнату в доме. 
Анна и Михаил полностью отдались своим чувствам. Они любили друг друга и не скрывали этого. Анна, как всякая женщина, хотела любить и быть любимой, а Михаил словно потерял голову. Через год у них родилась дочь Люсия.


   (фото 1916г)
   Михаил  и Анна




Михаил  регулярно  делал записи в дневнике : «Слухи о мире». 
 «3 февраля был у доктора, болели глаза».
 «Получил четыре письма»
  « 12-го  великая радость». 






                Россия.

 
Фисе хотелось спать. Был поздний зимний вечер. Обычно в это время она уже сладко посапывала на полатях, прижимаясь к бабушкиному боку. Однако сегодня у них в избе было многолюдно.

Семья Глебовых собралась в полном составе. Отец с матерью сидели на лавке около стола. Гриша, её старший брат, пристроился рядом  с матерью. На голбец присели дядя Степа и дядя Иван, их жены перешептывались на лавке напротив. Все были чем-то сильно озабочены, вели непонятные разговоры,  мелькали слова  «переворот»,    «революция».

Что такое революция? Судя по тому, как были взволнованны и  расстроены  собравшиеся родственники, это было что-то нехорошее. Фиса заплакала тоненько, чуть слышно, ей стало страшно.

Бабушка залезла к ней на печку и стала поглаживать  по беленькой головке: »Ну, Фисонька, не надо уросить… спи…»
Незаметно девочка уснула, а  остальные ещё долго обсуждали последнюю новость: Его Императорское Величество Государь Император отрекся от престола…   Игнатий, отец Фисы и Гриши, как старший из братьев, говорил:
-Может еще и ничего, всё обойдется. Ведь где этот  переворот  произошел? Где-то в Петербурге, а  нас это, может,  и не коснется. От Петербурга до Урала не одна сотня верст.


Игнатий Кузьмич, неспешно  жестикулировал руками, хотя светлые волосы растрепались, а на лице поступил румянец, выдавая его волнение. Иван озабоченно подхватил:
-Как жили хорошо  и такое дело. А вдруг новая власть отберет у нас леса, землю?
В округе леса братьев так и звали «Кузины леса», что было предметом их тайной гордости. Женщины подхватили:
-Надо бы запасти впрок соль, спички…
- Припрятать деньги на черный день…


Бабушка слезла с печи, встала под образа:
- На все воля Божья.
Ее худенькая рука потянулась ко лбу, сморщенное лицо выражало смирение.  Мария, жена Игната, поправила фитиль в лампе. Неяркий свет вспыхнул, осветив избу.

Она была выстроена из толстых, крепких бревен. Между бревнами виднелся мох, сами бревна были гладкими и желтыми, потому что их постоянно скоблили и мыли с золой. Большая русская печь возвышалась у левой стены. Справа в углу стоял стол, по обе стороны от которого тянулись лавки. Над столом висели иконы, украшенные бумажными цветочками. Перед иконами горела лампадка. На полу пестрели половики, которые Мария ткала из ватолия долгими зимними вечерами вместе с золовками и свекровью. У Марии половики получались со своим особенным  узором и радовали глаз.


Грише тоже хотелось спать, он тер глаза,  но  продолжал сидеть рядом с матерью.  Волнение присутствующих передалось и ему. Все разошлись далеко за полночь, однако в некоторых домах все еще горел свет. Не спалось не только Глебовым: последние новости, привезенные  односельчанами  из города, взбудоражили всю деревню.
            

Феденевы устало сидели рядышком на лавке. Сергей бесцельно перебирал шило и дратву, Глекерья пыталась прясть. Оба задумались о сыне. Как он там, на чужбине? Вернется ли домой? Не помешает ли этому революция?
-Давай спать, - сказал Сергей.- Поздно уже.


Жена  подошла к полатям, взглянула на сыновей. Саша и Ефим спали глубоким сном, укрывшись овчинами. На печи, свернувшись  калачиком, спала Тая.  Глекерья перекрестила их и направилась в горницу.
На улице мела поземка. Завтра надо вставать чуть свет и делать нескончаемую крестьянскую работу. 


  ***            
Фиса стояла в огороде около бочки с водой, которая собиралась во время дождя с крыши конюшни,  и плескала её на себя. Домотканый сарафанчик,  как и волосы девочки, выгорел на солнце. К босым ногам прилипли смола и еловые иголки. Как жарко! Мимо пробежал брат Гриша.

Куда это он? Девочка немедленно бросилась  следом  за ним. Так и есть, Гришка и  Санко Серьгин опять прячутся от неё. Ну, нет, им это не удастся. Фиса держалась на расстоянии от них, но не упускала из виду. Они направились к Кривому озеру, воспользовавшись небольшим перерывом в работе. 
 

Саша  Феденев тихонько пробирался через кусты.  Гришина младшая сестренка наверняка опять увязалась за ними. Надо будет скрыться от неё в густом ельнике, обежать угор с глубеникой и выйти к озеру с другой стороны. Что за девка! Играла бы в куклы! Ребята обежали озеро, и присели в кустах, заглядывая в воду с небольшого обрыва.

Отсюда видно как в озере плавает мелкая рыбешка. Над водой летают стрекозы, трепеща  прозрачными крылышками и выпучивая свои огромные глаза. Жужжат пчелы и шмели, отыскивая сладкие головки клевера; стрекочут кузнечики, предвещая вёдро.

 Ребята распластались на земле, впитывая в себя её жар. Прыгать и скакать не хотелось, все их дни  заполнены работой  и сейчас они  рады возможности полежать и отдохнуть. К тому же, Фиса  наверняка уже  где-то рядом и только и ждет, когда они подадут голоса. Солнце скрылось за тучей.
- Пора, наверное, Санко- сказал Гриша,- пойдем робить.
-Айда,- отозвался Саша.


Ребята присоединились к взрослым, сенокосившим  рядом с деревней. Все сидели около Игната Глебова и ждали, когда подсохнет ворошенное сено. Они услышали обрывки разговора: « Теперь власть в руках  Временного  правительства. 

Созданы земельные комитеты  для сбора сведений по решению земельного вопроса». Это Игнатий Кузьмич   рассказывал последние новости.

Мужики молчали. Они в любом случае привыкли подчиняться Игнату, а теперь, когда новая власть поставила его председателем земельного комитета Шляпниковской волости,  и вовсе не перечили. Наконец, сено было сметано в стога.   

 Поздно вечером Игнат сказал Марии:
-Ложись спать, меня не жди.


Мария с недоумением посмотрела на него, на глазах показались слезы.
-Полно  те, Мария!- с досадой сказал Игнат и вышел из дома.
Мария вытерла слезы: «Последнее время он часто  уходит по ночам. Наверное, у него появилась баба. Только где?

Коли б у нас в деревне, так я бы уже знала.  Хотя, что мне за дело. Игнат относится ко мне  так же, как и прежде.

 Не обижает, прислушивается к моему мнению. А то, что он «гуляет»… Вон, у Глекерьи Серьгиной  мужик не гуляет, но  и старше  ее  лет на десять, поди еще с лишним;   и не люб он ей… Да и как его любеть-то, уж больно он нехорошой.

Сколько раз бывало, сам на поле на телеге едет, а Глекерья через полчаса следом за телегой бежит.

Шутка в деле, десять верст пешком, да потом робить  целый день. Нет, чтоб обождал малость, пока хлеб дойдет, да Глекерья его из печи вынет.

 Сам-от  небось, только скотину и управит, а у бабы утром забот полон рот».
       

 Она встала, подошла к печи, на которой спали Фиса с бабушкой, прислушалась к их дыханию. Бабушка, конечно, не спала, но ни во что не вмешивалась. Гриша разметался на  полатях. Малы еще у нее дети, а тут такие перемены  в жизни, и как-то все сложится?  Мария перекрестилась, снова всхлипнула и вернулась в горницу.




                Россия в слезах (1917-1928гг)
 


Изменения в веками устоявшейся жизни начали происходить гораздо раньше, чем предполагал озабоченный люд. В ноябре 1917 года в Подберезово пришло известие, что в Петербурге  взят Зимний дворец  и победили большевики, а уже  через полгода после непонятного переворота власть по всей стране принадлежала Советам.


Первое, что сделала Советская власть – конфисковала церковные земли и начала передел всех земельных наделов. Отряды красных ездили по деревням и выгребали из сусеков крестьян зерно. Вывозили зерно и из Осинского уезда.  К лету 1918 года уже назрело недовольство новой властью. В Осинском  уезде тоже нашлись недовольные, но прибыли вооруженные отряды из Перми,  подавили восстание и расстреляли зачинщиков  в Орде, Медянке,  Ашапе.  Люди растерянно затаились.

                Австрия.

 В марте 1918 года Михаил узнал о заключении  Брестского  мира с Германией. Его друзья, бывшие военнопленные, с которыми он иногда общался, разделились на два лагеря: одни хотели немедленно уехать домой, другие, как и Михаил, обзаведшиеся семьями, не желали этого. Ему пора было возвращаться домой. Но Анна и дочь… 

Михаил, задумавшись, сидел над своим дневником, а потом записал: «Самая печальная для меня новость. Пока я остаюсь здесь, как поступить теперь, не знаю. Горе мое, несказуемое, неописуемое. Не могу больше писать, руки опускаются».


Несколько месяцев Михаила терзали сомнения. Новые записи в дневнике выдавали его смятение: «Судьба моя тяжела. Я не знаю, что буду делать, когда увижу  слезы горя в ее глазах… Часы текут, текут…сердце болит…если бы мне сказали, обойди всю землю, и приди обратно, я бы пришел, даже стариком… кровью бы я записал о своем горе, но кровь застыла у меня». 
Анна молча ждала его решения.
    

  30 ноября 1918 года Михаилу исполнилось двадцать шесть лет. Появилась новая запись в дневнике: «Сегодня  день святого Михаила, день моего ангела. Я сходил в церковь в Епиштофф».
         

 Наконец, Михаил решился на разговор с женой:
-Анна, ты знаешь, как я люблю тебя и дочь, - он обнял ее за плечи и прижал к себе,- но я  должен съездить на родину. Понимаешь, я должен проведать родителей и  взять их благословение. Грех нам так жить.
Анна заплакала.


…Михаил пришел домой рано утром. Деревня еще спала.  Лес угрюмо молчал, под ногами скрипел снег, вокруг луны сиял белесый круг.   Нать-то снова к морозам.
 «17 декабря  1918 года  приехал  домой из плену. Осталась, моя дорогая, осталась…».

                Россия



Глекерья вытирала слезы радости, Сергей разглядывал сына: раздался в плечах, солдатская шинель изрядно поношена, во взгляде решительность и  еще что-то  взрослое… Миша не узнавал Сашу и Ефима, они так выросли за четыре  года.  Тая смеялась и обнимала брата:


-Миша! Как хорошо, что ты вернулся!
Надя Щербинина  прибежала в гости к Тае, с тайной надеждой увидеть Мишу и поговорить. Зашла в дом.
-Заходи, Надя,- бросилась ей на встречу Тая,- садись,- и показала на лавку.
Миша находился в доме, поднялся навстречу Надежде, поздоровался и тут же вышел из горницы.   Ее глаза сказали  все, а вот ему ответить было нечего. Анна, только Анна, владела его сердцем.

 То, что он увидел в России, привело его в ужас. После тихой Австрии здесь был просто ад. В самом центре России, на его милой родине шла братоубийственная  война…
          

Надя сидела на лавке и пыталась понять, что произошло с Мишей.  Почти незнакомое выражение лица, почти незнакомый мужчина, только глаза остались прежними. И по - прежнему мил ее сердцу…

К середине декабря 1918 года, когда Миша добрался, наконец, до дома, чехи и белые во главе с Колчаком захватили Екатеринбург, Пермь. Линия фронта подошла к Кунгуру, Кишерти, Суксуну.   


***
Ко   дню прибытия Верховного правителя  России   город  (Пермь)  принял праздничный вид. Вокзалы и станции изящно декорированы.  Везде реют  русские  национальные  флаги.      
 

Александр Васильевич  Колчак  и его возлюбленная Анна Тимирёва  вошли в ротонду  над Камой.  Статный  военный  средних лет чуть обнял молодую, прелестную женщину.  Он почти не сводил  с нее  восхищенного взгляда, морозный румянец очень шел ей;  живые, выразительные глаза  улыбались в ответ.


Анна взглянула вниз:
-Александр Васильевич!  Смотрите, как  высоко… какой простор!
Адмирал обвел взглядом  расстилающую даль:
-   Мне сообщили,  что эту  ротонду посещали    его Величество Император Александр Первый и   цесаревич Александр Второй  во время своих визитов в Пермь…  И   вот так же любовались на красоту земли Пермской…


Белесое декабрьское  солнце скрылось за тучами, готовясь укрыться за горизонтом. Белая мгла, белые просторы,  белая бескрайняя даль.  На белом снегу черные  черточки лесов, точки деревьев, изломанные линии домов. Ротонда открыта всем ветрам.  Анна  зябко  поежилась.
Александр Васильевич ласково  потрогал ее   руки:
-Замерзла?


-Немного, но мы так редко гуляем вдвоем…
-Анна Васильевна, я не заслужил Вашей милости, во-первых, я много старше Вас…
Анна рассмеялась  и быстро перебила:
-Зато Вы самый молодой адмирал России…
-Что верно, то верно.


- И Вам исполнится всего  сорок четыре года. Жаль, что идет война,  кто знает, где мы будем 6 февраля в ваш день рождения…
- Да, Анна Васильевна, война… но теперь, я думаю, нам удастся спасти Россию от большевизма.
-Вы  служите отечеству, Александр Васильевич,  Господь Вам поможет... Видано ли дело,  свергли Его Императорское Величество, а теперь еще и расстреляли…
-И еще  обвиняют меня в этом, мол, если б я не пошел на Екатеринбург, их бы не потрогали…


-Все перевернулось в этом мире с ног на голову. Правда с ложью обнялись в одночасье…
К ним приблизился офицер:
-Господин  Верховный правитель, вам донесение,- и подал письмо на серебряном подносе.
Адмирал торопливо вскрыл его, кивком головы отпустив офицера.
Прочел письмо, скомкал его в руках:


- Вот ведь, что удумали, Финляндию им отдай, если окажут мне помощь…
 Я Россией не торгую.
Колчак  быстро прошел по ротонде.
-Как прошел день? Я вижу, Вы  устали, - Анна  озабоченно взглянула на него.
- Я принимал военный  парад,  как и положено Адмиралу, на белом коне, - Александр Васильевич  улыбнулся. - Затем был в Мариинской гимназии.


-Мне сказали, что она   красиво декорирована, а на одной из стен висит Ваш большой портрет.
-Да, а гимназистки подарили мне живые цветы… Это было так трогательно… Но мне пришлось их огорчить. Я им сказал, что «смутное время»  закончится еще не скоро,  что молодые люди окажутся на пепелище, им возрождать Россию, а раны, появившиеся после кровавой бойни, затянутся  через десятилетия…»


-Это горькая правда,- Анна нахмурилась и глубже засунула руки в меховую муфту, -  но когда все  это закончится,  как же  возрождать Россию?
- Я уже думаю над этим...

Рассчитываю добиться классового, гражданского примирения различных слоев населения...  Разрабатываю экономическую программу  регулируемой государством рыночной экономики, в том числе создание индустриальной базы в Центральной и Западной Сибири, освоение пахотных земель,  природных богатств, приращение населения Сибири  к 1950-70гг до 200-400млн. человек…


-А  как же  Ваши научные  работы по освоению Северных широт?
-Да…  я  ведь так и не успел   до конца систематизировать свои  записи, сделанные в  полярной экспедиции с  бароном Толлем,  и в последующей  экспедиции по его поискам.  За годы  полярных исследований  накопилось очень много материала…


-Слава Богу, Вы  остались живы.   Хотя,   именно с тех пор пневмония и ревматизм – Ваши постоянные спутники, - Анна с сочувствием  взглянула на него.
Они немного помолчали, вглядываясь в горизонт, затем  Александр Васильевич благодарно произнес:
-Анна Васильевна, Вы многим жертвуете ради меня, развелись с мужем,  чтоб быть здесь со мной на войне…  Я ценю это…


- Может быть, когда-нибудь, мой сын Володенька поймет меня…
Они опять помолчали.
-Мне пора, Анна Васильевна…
-Мне тоже. В штабе много писем, которые требуют перевода.  А завтра я буду шить одежду для солдат, - она взглянула на него, а затем нерешительно продолжила, - Александр Васильевич… Вы… получили… письмо от жены?


- Мне передали письмо от  Софьи. Они с  сыном  в  Севастополе... Софья прячет   Ростислава  в надежном месте,  сама же под чужими фамилиями живет в семьях моряков… Им очень трудно.
-Я понимаю… - Анна наклонила голову, потом снова  посмотрела на  Адмирала,-  Софья была, есть и будет Вашей  женой… Ничего не надо менять.
Их взгляды соединились.   Он нежно пожал ей руки и взглянул в сторону офицера.

 ***
Начался колчаковский террор в Перми. Более сотни рабочих Мотовилихи расстреляно и опущено в проруби.  Около трехсот пленных красногвардейцев убито на льду Сылвы. Более восьми тысяч красноармейцев и сочувствующих Советской власти расстреляно в Кизеловском районе.
      

 Кунгур защищала 30 дивизия   комдива Василия  Константиновича  Блюхера.   Перед этим  Блюхер во главе  рабочего отряда был направлен на Южный Урал для борьбы с частями  генерала  А. И. Дутова.   После мятежа  Чехословацкого корпуса   отряд Блюхера,  как и несколько других отрядов  красногвардейцев, оказался в окружении.

 2 августа 1918 года  Блюхер возглавил партизанское движение на Южном  Урале. Объединил отряды в полки, батальоны и роты.  С боями преодолел Уральский хребет, присоединив к себе еще несколько партизанских отрядов,  и вышел к Красноуфимску. 
 
Отряд вырос в армию ( всего 10,5тысяч штыков и сабель)  с железной дисциплиной.  За 54 дня армия прошла  полторы тысячи  километров по лесам, горам и болотам, провела двадцать боев, разгромила семь вражеских полков и  в сентябре,    прорвав  кольцо окружения,  соединилась    с передовыми частями Красной  Армии. 
      

 17 сентября армия  В. К.  Блюхера торжественно  вступила в  Орду. Нуждавшиеся в отдыхе бойцы расквартировались  в  Орде,  Янчиках, Михино, Медянке, Беляево и  Рубежово.     24 сентября  армия прибыла в Кунгур.



Родился Василий Константинович Блюхер  в 1889 году в Ярославской губернии в  семье крестьянина.   Прадеда Блюхера, крепостного, отданного в солдаты и вернувшегося с Крымской войны со многими наградами,  помещик называл Блюхером по фамилии знаменитого прусского фельдмаршала времен наполеоновских войн. Прозвище со временем превратилось в фамилию. 
      

   В сентябре 1918 года,   за легендарный поход по тылам белогвардейцев    герой  Первой мировой войны, бывший рабочий, председатель Челябинского ревкома  В. К. Блюхер был награжден высшей наградой РСФСР  орденом Красного Знамени под № 1.
 
 В  Орду  прибыл  комиссар Коршунов Павел Степанович для проведения призыва в Красную Армию. При активном участии местных большевиков, он немедленно присту
пил к подавлению контрреволюционных сил.
       
 Белые наступали и  уже в декабре  взяли  Медянку и Кунгур, а Орда оказалась в окружении и  через нее   от Кунгура на Ашап отходили красноармейские части.
      
  Военный комиссар Павел Степанович Коршунов с небольшим отрядом  остался в Орде  прикрывать отход основных сил. С утра 22 декабря до глубоких сумерек  шел ожесточенный бой.  Перед рассветом штаб полка приказал снять оборону  и начать организованный отход, но все пути уже были отрезаны. Павел Степанович и несколько красноармейцев укрылись у жителей села.
      

 Утром 23 декабря 1918 года Орду захватили колчаковцы.  С их приходом  вернулись и местные белогвардейцы. Начались сыски и аресты всех сочувствующих  Советской власти. Арестовали и Коршунова Павла Степановича  со всеми не успевшими отойти красноармейцами. Их расстреляли утром 27 декабря недалеко от кладбища, и лишь по прошествии несколько дней разрешили захоронить на скотском кладбище.
      

 К марту 1919 года колчаковцы  зверствовали на  всей  Кунгурской  территории.   В каждой из тридцати шести волостей  белые расстреляли по 10-20 человек и еще по 50-70 человек выпороли до полусмерти…   В Ашапе от рук белых погибло двести человек.
      

  В апреле красные снова перешли в наступление.  Кунгур,  Орда, Медянка, Ашап, Покровский  Ясыл переходили из рук в руки.  Белые возвращали зажиточным крестьянам землю, имущество.  Притесняли бедноту, середняков и  расстреливали всех, кто  сочувствовал красным. Красные  перекладывали всю тяжесть налогов на  крепко-зажиточных крестьян, расстреливали тех, кто помогал белым. И белые и красные продолжали реквизировать  у крестьян  зерно, лошадей. 
         

 На красных территориях проходила массовая мобилизация на Восточный фронт: Казань- Урал- Самара. На белых территориях проводили мобилизацию в армию Колчака.
      
В апреле 1919 года Михаила мобилизовали в Красную армию.
 «28 опять мобилизовали».
«17 отправка в Кунгур и вступление в Красную Армию.» 

 Близорукость его  была очень заметна, поэтому определили в гужевую часть.   Наверное,  это и спасло Мишу  от безвестной гибели в огне гражданской войны. Он ездил с обозами в Красноуфимск,  Нижний  Тагил, Кунгур. 


В Подберезово не было военных действий, но отряды то белых, то красных наведывались в их некогда тихую деревеньку, и начиналась стрельба. Жители бросали работу, прятались по домам. Мужчин, один за другим куда-то увозили, и больше о них никто ничего не слышал. 
         

 Глебова Игнатия Кузьмича  большевики  выбрали председателем сельского совета. Это было ему не по душе, но не станешь же спорить, власть–то с наганами. Он обдумывал, как бы ему выйти из этого положения, но ничего не получалось. Стоит только отказаться от должности как его  расстреляют.

 Утром  29  июля 1919 года Игнатий, как обычно, отправился в Шляпники в сельский совет,   вдруг его догнал сосед Сергей   Феденев:
-Белые тебя ищут, Игнат! Уходи! Беги в лес,  лошадь я уведу.
Он, чуть задыхаясь от быстрой ходьбы, торопливо забрал вожжи из рук Игната и  сел в телегу.  Игнатий был не робкого десятка,  но решил  на время спрятаться.

Едва он успел добежать до ельника, как услышал за собой стук копыт. Его догоняли. Игнат спрятался среди деревьев. Конные спешились, послышалась команда прочесать лес. Игнат бросился в сторону болота. Его заметили, сзади затрещали ветки. 

  Игнат, не раздумывая, побежал в сторону болота, он знал там одно место, где было не так топко. Лег в воду, виднелась только одна голова, прикрыл её  сверху ветками ивы.

 Белые и не думали уходить. Они окружили болото и стали ждать. Хоть и лето,  но Игнат не выдержит долго в воде, она холодная, особенно ночью. По деревне  быстро разнеслось, что Глебов Игнат в западне. 

 Мария тихонько плакала и молила Бога о помощи. Бабушка, как могла, успокаивала Гришу и Фису.
      

 Двое суток Игнат лежал в болоте, в холодной воде. Двое суток семья не смыкала глаз. К болоту никого не подпускали. Игнат почувствовал, что если сейчас же не выйдет из воды, то замерзнет и помрет. А ведь у него дети. Мария, как же она без него? И Аграфена на сносях… 

  Игнат встал и вышел на сухое место. Вся его одежда была облеплена илом, тело словно кололо иголками. Завидев его, часовые загоготали:
-Ну, чё, замерз все же! Давай сюда, поехали с нами. 


Игнату связали руки,  посадили на лошадь и увезли. Больше Мария его не видела.  Люди сказывали, что похожего на Игната мужика расстреляли где-то  в Алтынном…
         

 Еще спустя какое-то время,  в деревне опять появился отряд белых и направился прямиком к дому  Глебовых. Застучали прикладами в дверь:
-Эй, хозяйка, выходи, где ты?
Испуганная Мария вышла им на встречу. Вперед подался неказистый с виду мужичок:
-  Ну, чё, вдовушка, есть в доме деньги? Давай их сюда, а то плохо будет,- и он направил на нее штык винтовки.


У Марии ёкнуло сердце. Она не знала, куда Игнат перепрятал деньги. Мужичонка задел её штыком, холодная сталь больно обожгла.  Мария закричала:
- Гриша, Гриша, поди-ко сюда!


Гриша вышел из-за дверей. От ужаса у него побелели губы. Хорошо, что тут нет  сестры, она где-то в огороде.
-Гриша, коли ты знаешь, где деньги, отдай им,- еле выговорила Мария. Сын повел солдат в конюшню.

 Там, за старой колодой, лежал  кожаный мешок с деньгами. Он отодвинул колоду в сторону. Мужичонка схватил мешок,  пнул  парнишку, и они ускакали.  Мария плакала навзрыд. Прибежала из огорода Фиса, недоуменно  посмотрела на мать, на брата и тоже собралась заплакать. 


Сано и Ефимка   Серьгины    испуганно выглядывали из-за амбара.
         
Теперь Григорий оказался  старшим  в семье. Фисе не рассказывали, о том, что произошло, она только знала, что отца где-то убили.  Но больше всего семью угнетало то, что они так никогда и не узнали, где  могила Игната.
         

Летом 1919 года  колчаковцы под натиском отрядов Блюхера начали отступать. Уходя, сожгли  за  собой  мост  у  Покровского Ясыла, обложив его  несколькими возами сена. С ними ушла часть населения.
       

 Люди потихоньку начали возвращаться к своим повседневным делам. Спешно сенокосили, готовились убирать хлеб, какой еще остался  не вытоптанным, подсчитывали убытки и сокрушались о безвременно погибших.
 

***
 Британские союзники снабдили Софью Колчак  деньгами и предоставили возможность выехать  вместе с сыном  на корабле из Севастополя в Констанцу.  После этого они перебрались в  Бухарест, а затем в Париж.


***

  В 1919 г. (осознав грозящую Советской власти катастрофу) большевики вынуждены были отказаться от экспорта мировой революции. Все боеспособные части Красной армии, предназначенные для революционного завоевания Центральной и Западной Европы, были брошены на Восточный Сибирский фронт против Колчака.

К середине 1919 г. против 150-тысячной Колчаковской армии действовала более полумиллионная группировка Советских войск, включая 50 тысяч "красных интернационалистов": китайцев, латышей, венгров.

 Правительство Ленина через своих тайных эмиссаров в Париже, Лондоне, Токио, Нью-Йорке начало секретные переговоры с Антантой.
 
Большевики вынуждены были пойти на секретное компромиссное соглашение с АНТАНТОЙ о сдаче в аренду и предоставлении концессий иностранному капиталу после Гражданской войны, создания Свободной экономической зоны  в Дальневосточной республике.

 Кроме того, эсерам и меньшевикам было обещано создать коалиционное с большевиками Правительство.


В самый разгар боевых действий в войсках адмирала Колчака началась страшная эпидемия тифа. Было выведено из строя более половины всех войск.

 В это же время АНТАНТА полностью прекратила поставки вооружения и медикаментов, негласно аннулировав все прежние соглашения и уже оплаченные золотом военные заказы за границей.
      

   27 декабря 1919 года представители Антанты вынудили Адмирала Колчака отказаться от прав Верховного правителя России  и передать эшалон с золотым запасом под контроль чехословацкого корпуса. 
      

   15 января новое предательство - чешское командование в обмен на свободный проезд  выдало Колчака. За это  чехам отдали часть золотого запаса России.   
Анна Тимирева  самоарестовалась вместе с Адмиралом.   
    

     За несколько часов до расстрела Колчак писал Анне: «Дорогая моя, спасибо за твою ласку и заботу обо мне… 

Я чувствую себя лучше…Простуды проходят… Думаю только о тебе и твоей участи…О себе не беспокоюсь, все известно заранее…До свидания…целую твои руки.»
Записку ей не передали.


7 февраля 1920 г. по приговору Иркутского Ревкома адмирал А.В. Колчак был
расстрелян без суда на берегу речки Ушаковки ( приток Ангары). Убийство Адмирала было санкционировано (с ведома АНТАНТЫ) архисекретной телеграммой лично Ульяновым-Лениным  Иркутскому Ревкому.

Перед расстрелом Колчак отказался завязать глаза повязкой и подарил свой серебрянный портсигар командиру расстрельной команды. Его последняя просьба: прошу передать моей жене, она живет в Париже, что я благословляю своего сына Ростислава.


Гражданская война закончилась полной победой Советской власти. Мужчины возвращались домой из-под Екатеринбурга,  Красноярска, Иркутска. Некоторые решили не возвращаться
и остались на чужбине.   
 

    Баяли, что Настасье Володихе  с Бела Озера пришло письмо от мужика. Пишет, что решил остаться в Маньчжурии, там де лучше жить… А как будут жить его робята здесь, видать не подумал…

***


Сергей Феденев поехал на базар в Орду,  взяв с собой Сашу. Торговая площадь располагалась за храмом  пророка Илии. Торговые ряды, множество привязанных лошадей, шум, крики,  обмен новостями, душевные разговоры встретившихся друзей,  неспешные торги и  быстрые взгляды влюбленных - все это напоминало большой муравейник. 

Пока отец торговался, Сано  встретил  знакомых  мальчишек и убежал с ними  за церковь.  Ребята присели на дрова между  домами,  а потом вдруг тихонько запели песню:

В красном Питере кружится, бесится белая вьюга,
Белый иней по стенам московских церквей.
В белом небе ни радости нет, ни испуга,
Только скорбь Божьей Матери по России моей.


Вот уж год мы не спим,
Под мундирами прячем обиду.
Ждем холопскую пулю пониже петлиц.


Вот уж год, как Тобольск
Отзвонил по царю панихиду,
И предали анафеме души убийц.


Все теперь против нас,
Будто мы и креста не носили.
Словно аспиды мы  бусурманской крови


Даже места нам нет в ошалевшей от горя России.
И Господь нас не слышит, зови, не зови.
.


Сано удивленно слушал.
      - Не слыхал такой песни…
-Это белогвардейские офицеры пели вечером у костра. Мы как–то однажды подобрались к ним поближе и услышали.

 Хотели  стащить оружие, но не получилось, а песню запомнили. Правда, родители запрещают её петь. Жаль, что часовые у них бдительные оказались, и  слышат как кошки.  Нам чуть  не  всю ночь пришлось около них пролежать. Чуть что за ружья хватаются и орут: « Стой, кто идет!».


Саша задумался, невольно примеряя  услышанную песню к своей семье: «Белогвардейские офицеры…они ведь выполняли приказ,   мой брат   мог  оказаться  на стороне белых…»
-А еще,- загадочно зашептали ребята,- бают, Колчак где-то в наших краях  золото спрятал!
-На-а вот!- удивился Саша, - золото? И где же?


- Не знамо никому, а мы весной пойдем искать. Тут много где можно спрятать. Кругом пещеры да пустоты в земле, того и гляди провалишься.
Саша еще немного поговорил с ребятами и вернулся к отцу.
-Будь ты трою! Давно уж домой пора, садись на телегу,- сердито сказал отец  понужая  лошадь - но, пошла! 
 
Кобыла рванула,  было, рысью, но тут же перешла на шаг. Отец уселся удобнее и  о чем-то задумался. Саша тоже  углубился в свои мысли.
             
 Позднее   поползли слухи, что царя вместе с семьей  расстреляли где-то в Екатеринбурге. Верующие  оплакивали невинно убиенных.
      
***


В начале 1920 года  в бане своего дома в  Шляпниках, разрешилась от бремени Аграфена. На свет появилась внебрачная дочь Глебова Игнатия Кузьмича - Афанасья.   Не довелось Игнату увидеть дочку, его косточки гнили  в лесу и  даже креста над ними не было.

 ***


Надежа и Тая  секретничали, уединившись на лавочке перед домом:
-Тая, а че, Миша теперь дома будет?
-Нет, он пока все еще ездит с обозами.
-Вот бы поговорить с ним.
-Ты, знаешь, Надя, а у него в Австрии есть жена и ребенок… лонись он показывал  фотографию… я не хотела тебе говорить, но он мечтает вернуться туда.

 Я случайно прочитала его записную книжку. Вот послушай, чё он пишет: «Моя, моя была, моя вся… часы, минуты, ждешь ты меня, ждешь все время. Когда я один, то не могу, не могу успокоить свое сердце…думаю о тебе»…
Надя удивленно смотрела на подругу,  карие глаза наполнялись  слезами.
-Да, полно, тебе, Надя, что теперь делать…
 

Надежда вытирала щеки, но слезы  все бежали и бежали. Оказывается, он ее совсем-совсем не любит…
-Надежа, - погладила ее по руке Тая, - встретишь еще своего суженого…
Надя молча всхлипывала, Тая сочувственно молчала.




 Наконец, кое-как успокоившись, Надежда  перевела разговор на другую тему:
-Тая, а ты как? Что с Петром решили?
-На днях он засылает сватов, я выхожу замуж. Буду жить в Соломатах.
Видеться с тобой  будем  нечасто,  это единственное, что меня огорчает.
Тая обняла подругу за плечи.
-Я желаю тебе счастья!- Надежда снова  вытерла слезы и искренне улыбнулась подруге.


                Голодомор


Продотряды выгребли у населения все запасы продуктов, даже семенной материал. Засуха 1921 года погубила посевы в тридцати пяти губерниях страны, в том числе и в Пермской. Зимой 1922 года начался голод.

 Власти  вначале  хотели скрыть размеры бедствия, но от голода  умирали старики и дети. В метриках начали писать: причина смерти - голод. 
Осинский уезд  объявили голодающим.
         

  В семье Феденевых  умер  младший сын Ефим.  Глекерья поседела от горя: ее маленький  ласковый мальчик, ее умница и вот его нет…  Михаил записывал в дневнике:
«28 октября день заболевания  у брата моего». 
«1 ноября заболевание скарлатина».
  «День печали и жестокого заболевания брата моего».
 «14 ноября  кончина  брата моего  подобно буре пронеслась над моей жизнью, от которой через года и вёсны следы». 
 

« Горе, мое горе, кровью облито сердце мое, не могу выразить все горе свое из-за смерти брата тринадцати лет…».   
Вся семья оплакивала маленького Ефима. 
    

А впереди была следующая голодная зима. Люди начали заготовлять на зиму еловую кору, крапиву, мякину, лебеду.
          В 1922 году  голодало население в Челябинской, Пермской, Уфимской губерниях. Всего свыше двух с половиной миллиона человек, половина из них старики и дети.

 На помощь пришел международный пролетариат. Была создана организация  «Международная рабочая помощь  голодающим», на средства которой содержались детские дома, питалось 35 тысяч жителей Челябинской и Пермской губерний.
         

 Были открыты столовые для детей и в Осинском уезде: в Ашапе, Карьево, Малом Ашапе, всего на триста пайков. В меню – сладкий какао с мукой или рисовый пудинг или рис с лапшой -  невиданные для сельской глубинки блюда.
         

В Подберезово  голодали самые бедные семьи.  Щербинины как-то еще крепились, а вот Глебовы и  Феденевы подскребали по сусекам последние горсти муки.



Тебя люблю я не за что-то
Тебя люблю я вопреки
             


Фиса сидела на поляне и разглядывала первые весенние цветы. Невзрачные с виду, они поражали  своей  хрупкостью и изяществом. Некоторые бутончики еще не распустились.

 Фиса, ослабевшая за голодную зиму, тоже была похожа на нераспустившийся  полевой цветок. Неприметная с виду, она обещала стать миловидной и нежной. Ее светлые как солома  волосы и синие глаза  напоминали букет ромашек и колокольчиков, добавить сюда  полевую гвоздику  и будет  виден огонек страсти, уже затаившийся в её глазах.
         

 С завтрашнего дня решили начать полевые работы. Гриша и Саша вместе с взрослыми еще раз осматривали  плуги, бороны, лошадиную сбрую, смазывали колеса у телег. Мужчин в деревне стало заметно меньше. Почти в каждой семье кто-то погиб или пропал без вести. Подрастающая молодежь брала на себя заботу о семьях.

 Женщины кантарили зерно в мешки, не забывая между делом обмениваться новостями. На дворе появилась Фиса. Двенадцатилетнюю  худенькую девочку еще не заставляли работать. Увидев её, жена дяди Степана вдруг засмеялась:


- Слышь, Сано, невеста твоя пришла!
Остальные женщины подхватили шутку:
-Лико- ко, сколь девка баска будет!
Саша Феденев, взрослый восемнадцатилетний парень, ничуть не смутился:
-Пусть подрастет, а потом и посмотрю!


 Фиса вспыхнула: они смеются, а зря, вот, спрашивается, зачем я сейчас сюда пришла? Чтоб посмотреть на него! Смейтесь, смейтесь!
 Фиса тряхнула белыми косичками и убежала.
Вечером молодежь опять  собралась на поляне у Кривого озера. Фису туда  не пустили, и она обиженно сидела дома: Сано  Серьгин, конечно же,  там, играет с девками… 
      

    Осенью   женился брат Фисы, Григорий.   И чего он выбрал Анну? Фисе она  почему-то не нравилась.    Казалось, что Анна просто позарилась на их добро.  На  свадьбе Фиса глаз не сводила с Саши: «Танцует и веселится…  А вдруг, он тоже придумает жениться и не дождется, когда я вырасту?»
         

  Вся деревня, согласно обычаю, пришла на «пучеглазну», поглазеть на свадьбу.  Малышня смотрела через щели в заборе, дети постарше забрались на конюшню и амбары, взрослые толпились около ворот, а старики чинно сидели  в ограде на лавках и вспоминали свою молодость… Однако считалось верхом неприличия неприглашенному заранее гостю сесть за стол или выпить ковш браги…
 
***




Михаила демобилизовали из рядов Красной Армии. Шел уже 1923 год.  Он вернулся в родной дом, семья радовалась тому, что он жив, здоров, а Миша начал обдумывать планы возвращения в Австрию: вот уже несколько лет как он не ничего не знает об Анне и  дочери.

Столько всего произошло за это время, сколько он видел боев и смертей… Бог его миловал. Как живет его семья? Не голодают ли они? Зачем он уехал тогда… но ведь это был его долг…
      

 Однажды он решился  на разговор с родителями:
-Маменька, тятя, я хочу уехать в Австрию. У меня там семья, благословите.
- Ох ти мнеченьки!- запричитала Глекерья, она уже давно мысленно решила, что этому не бывать,- не пущу!


Отец даже не пожелал обсуждать эту тему.  Да и сам Михаил уже  начал понимать, что выехать из страны он вряд ли сможет. В его дневнике появились горькие строки: «Господи, научи меня как жить. Вразуми раба твоего, приходит жизнь моя к концу, помилуй меня Боже, что будет, не знаю. Господи, не остави меня грешного».
      

 Еще через несколько месяцев Михаил записал: « Мама плачет. Я принял решение. Жизнь моя будет без любви.  Господи, будь со мной».
       

Михаил  решил устраивать свою жизнь дома, окончательно похоронив мечты вернуться в Австрию.  Взор его обратился в сторону Надежды Щербининой, он ощущал ее любовь.
         
 

Надя стирала  на Черном озере. Здесь было тихо и немного сумрачно, только удары деревянного валика, которым она отбивала белье, эхом отдавались в лесу.  По воде шла рябь и такая же беспокойная рябь была  у нее на сердце.  На невеселом  лице отражались грустные мысли.

 Вековые ели махали ветвями, предвещая дожди.   Наконец, она поднялась с плотика, с удовольствием разогнулась и расправила юбки. От тяжелого валика ныли руки.
Подцепив корзины с бельем  на  коромысло, Надежда потащила их в гору. Вдруг среди деревьев показался Миша. Надя вздрогнула. Наверное, он шел проверить свои «морды» с рыбой. Увидев Надю, Миша подошел, поздоровался и  забрал у нее корзины с бельем:


-Давай помогу.
Надя молча шла следом. Видимо зря она любила его столько лет.  Насильно мил не будешь.  Михаил поднялся в гору, повернулся к Надежде и  нерешительно посмотрел ей в глаза:
-Надя, нам надо поговорить.
Надежда недоуменно молчала.


 -Надя, я знаю, что очень виноват перед тобой. Прости меня. Ты знаешь, что у меня есть семья в Австрии. Я никогда этого не скрывал. Но… сейчас… сейчас, я вынужден признать, что все это осталось там... А в настоящем… есть ты и только ты…  Сможешь ли ты принять меня вместе с моим прошлым? Но я не тороплю тебя с ответом, коли ты откажешь мне, то я не обижусь...  Я приду к тебе сегодня вечером. Али как?

 
В 1924 году была проведена административная реформа. На смену губернии - уезду - волости пришли  область- район - сельский совет. Покровский Ясыл переименовали в Красный Ясыл.               



 Миша и Надя назначили день свадьбы. Это было трудное решение для Михаила, в дневнике он записал:  «Я, Михаил Сергеевич Феденев, 22 января 1924 года по новому стилю, добровольно вступаю в брак с Надеждой Михайловной Щербининой».
 Через год, у них родилась дочь Тоня. Михаил отвез бабку повитуху в Орду, а,  вернувшись, сделал запись в дневнике: «1 марта 1925 года. Надежда маялась сутки, родилась дочь».   
 

Надежда рожала своего первенца в двадцать девять лет, не удивительно, что роды были тяжелыми.
-Миша, слабо позвала Надежда.
-Че, Надя?
-Ты рад?
-Да, Надя, я рад.
-Люба я тебе?
-Люба…


Михаил взял Надю за руку, погладил  по измученному лицу, посмотрел на шевелящийся сверток рядом с ней и подумал: « Теперь, ты моя жизнь. Ты и моя дочь Тоня…»
Карие глаза Надежды светились от счастья, она неловко поправила спутавшиеся пряди черных волос.



***


Фиса за последние два года превратилась в симпатичную полную девушку. На  нее стали заглядываться парни, но ее мечтой был Сано Серьгин.  Он довольно благосклонно поглядывал в ее сторону.   Они  часто встречались  вечерами наедине, как бы случайно; судачили о том о сем, иногда он брал ее за руки… 

Фиса ждала от него решительных действий, но Сано почему-то ничего не предпринимал.
Неожиданно в дом Глебовых нагрянули сваты.  Фиса приглянулась какому-то  медянскому  пареньку. Это было большой неожиданностью:  «Неужели брат согласится выдать меня? –

Фиса в растерянности убежала за амбары  и все твердила,- хоть бы не договорились, хоть бы не договорились!»  Наконец, увидев, что сваты уехали, вбежала в дом и вопросительно посмотрела на Гришу:


- Не договорились о приданом, слишком много просят за тобой,- сказал Григорий.
Фиса чуть не запрыгала от радости, но потом призадумалась: «Что же делать? Сегодня не договорились, а завтра, приедет какой-нибудь другой жених, и договорятся! Но мне  нужен Сано, и только он! И только его женой я хочу стать!»


Девушка решилась на отчаянный поступок. Однажды вечером она пришла в дом Феденевых.
-Чё тебе?- спросила Глекерья,- Марии  чё надо?
-Нет,- ответила Фиса, и вдруг, как  в омут головой,- я люблю Сано и хочу жить у вас!


Глекерья оторопело посмотрела на неё.
- На-а вот!  Тебе, нать-то, всего шестнадцать лет,- сказала она первое, что пришло в голову.
-Ну и что, обвенчают через два года,- невозмутимо ответила Фиса.
- Ох, ти мнеченьки! А как же Сано,-  спохватилась Глекерья,- он согласен?


-Согласен. Мы уже давно любы друг другу. Просто он очень нерешительный.
Глекерья вдруг вспомнила туманные намеки соседки еще в прошлом году, мол играет твой-от сын с Фиской Игнатовой…  Тогда она не поверила слухам, мала еще Фиска-то.
 - Сано!- крикнула Глекерья,- поди-ко сюда!


В комнату вошел Саша. 
-Вот,- сказала Глекерья,- невеста твоя, хочет жить с нами.
Саша внимательно посмотрел на Фису:  его тянуло к ней, но он стеснялся этого чувства, думал, что она еще мала для встреч и гуляний.  Но раз уж так повернулось дело, он не откажется от неё.


-Я люблю её,- сказал Саша.
-А люди-те чё скажут?- недоумевала Глекерья.
 Узнав все это отец,  Саши  не стал возражать. Все же Фиса сирота, ее отец, Игнатий Кузьмич, царство ему небесное, был хорошим человеком  и если уж они любят друг друга, то так тому и быть:


-Ну что ж, Сано, давай зашлем сватов, чтоб все было, как положено.
 Фиса Глебова осталась в тот вечер у   Феденевых.
 

В деревне судачили:
 -Сказывают, Фиса-то Игнатова сама к Феденевым пришла, не сватанная…
-Нали сама?
-На-а вот!
-Срам-от какой…
-Ну и молодежь нонче пошла…
-Бают, уж  играли оне…         
      


 Глекерья долго присматривалась к новой снохе:  больно молода девка  и пошто они взяли её к себе? Да  и  умеет ли она  робить-то?
Сама Глекерья уже не ходила  на поле, а следила за домом и скотиной.
Вечером  после сенокоса тихонько выспрашивала у Надежды:
-  Надя, а  умеет ли Фиса косить?
-Умеет, маменька, умеет.


Когда начали убирать хлеб,  Глекерья опять, как бы между делом,  выспрашивала у Нади:
-  Фиса-то хоть  жать-то умеет?
-Умеет, маменька, умеет,- утешала ее Надежда.


Даже если Фиса чего-то и не умела Надя предпочитала научить её, чем сеять раздор в семье. Повезло Фисе с золовкой!  Она  трудно привыкала к новой семье. Нет, нет, да и убежит  домой к матери и брату, чтобы выговориться. Те жалели её, но дело сделано.

***
 

Михаил Федосеевич  Щербинин стоял у ворот и встречал знатного гостя. Приехал его старый друг, священник из Кунгура. Тот не спеша  вылез из коляски запряженной парой гнедых  и направился к хозяину:
- Доброго тебе здравия, Михаил Федосеевич!
-Благослови, батюшка!- Михаил поцеловал протянутую ему мягкую руку.
-Благословляю, тебя, раб божий, Михаил.


-Проходи, батюшка,  отведай хлеб да соль.
-Благодарствую,- гость ступил на переднее крыльцо.
-Эй,  распряги лошадей, да накорми,- наказал работнику хозяин.


 За столом, после выпитой чарки, завел Михаил Федосеевич разговор, вот мол, в семье, куда вышла его дочь Надежа, есть девица замужняя,  но не венчанная, годы не подошли. Фисой зовут.

 Нельзя ли их повенчать, а то как-то не по- людски живут уж год. Свекровь ее, Глекерья,  божится, что спит она за ней на полатях. Так оно нать-то и есть, но надо как-то бы помочь делу.
-Да, не по-божески это. Ладно, заеду на обратном пути в Шляпники, скажу, чтоб обвенчали раба божьего…


-Александра, - подсказал Михаил.
-Александра с рабой божьей, Анфисой, из Подберезово.
-Вот и ладно!- обрадовался  Федосеевич,- вот и сладилось, давай друг мой любезный еще по чарочке выпьем да закусим. А после в баньку сходишь, уже выстаивается.

***


Таисия шла тропкой из Соламат в Подберезово. Плечо оттягивала небольшая котомка. Она то и дело вытирала набегающие слезы: «За что Петр со мной так? Накричал, ударил. Разве я робила меньше, чем его мать или сестры?  Разве я меньше его переживаю, что померли наши дети?

Сколько младенцев померло у нас в деревне и в округе, - в зеленых глазах Таисии затаилась боль,- нет сил больше, так жить. И ничего нас не связывает теперь. Найдет другую жену, вон их сколько, желающих разделить с ней ее мужа.

Самое обидное, что он гуляет направо и налево. Красавец, что с него возьмешь. А дома? Дома я  тоже буду лишней. Там и так повернуться негде. Отец с матерью, Михаил с Надеждой и племянницей Тоней, Саша с Фисой… Но деваться мне все равно некуда. Они, конечно, ни в чем меня  не упрекнут,    похождения Петра всем известны…»


Тая дошла до деревни. Люди неодобрительно смотрели ей в след, шептались:
-Таисья-то Петиха от мужа ушла…
-Срам-от какой…
-Жена да убоится мужа своего, на то она и жена…
 Тая чувствовала спиной косые взгляды односельчан. Ни от кого ничего не скроешь. Редко какая женщина в деревне уходила из семьи мужа,  но Тая решилась. Вошла в дом, бросила котомку на лавку. 
-Таюшка,- подошла мать,- случилось что?
- Случилось…ушла я от Петра…


Глекерья посмотрела на дочь, погладила по голове, прижала к себе как в детстве:
- Господь нам поможет. Разболокайся, садись, поешь, пристала с дороги. Красивая ты у меня, да видно несчастливая…

***


Через год на семейном совете  приняли решение ставить дом для Михаила и Надежды. Отец Нади, Михаил Федосеевич, выделил лес для строительства. Ну и что, что не принято так, зато у дочери будет свой дом.  За лето поставили невысокий домик, всего на два окошка, и то неплохо по тем временам.

 Дом построили рядом с домом Сергея и Глекерьи, буквально через полянку, отделили  им часть усадьбы под картошку, помогли поставить конюшню, амбар. А вот забор не потребовался. Границей между усадьбами служила тоненькая тропинка.  Да и зачем, все равно всю работу вместе делают и живут, практически одной семьей.
      

  Надежа вышла в огород нарвать луку на окрошку. По пути нарвала укропу, капустных листьев. 
-Надя! Надя!
Надежа огляделась. И только тут заметила среди  разросшихся кустов картошки Петра.  Он сидел на земле и явно прятался.  Прятался он глаз соседей, чтоб не видели, сколько раз он уже пытался вернуть Таисию.
-Надя, позови Таю!
-А, это ты, Петр. Не выйдет она к тебе, ты же знаешь.


На красивом лице Петра отразилось  сожаление:
-Ну, позови, может, в этот раз мне удастся ее уговорить…  Не могу я без нее, не могу!
-Ладно, Петя,  я передам, но ты, если ее долго не будет, лучше уходи.
Не рада она тебе.


-Скажи, Надя, скажи! Я обожду.
Надежда зашла в дом свекра, тихонько на ушко шепнула Тае:
-Тая, там опять Петр пришел. Ждет тебя в огороде.
-Ты сказала, что я не выйду?

Таисия дернула плечом и отвернулась.
-Сказала, да он не слушает. Любит он тебя, Тая.   
-Любит…  Я вернусь к нему, и тут же все начнется с начала. Нет, с меня хватит. Пусть сидит в этой картошке, сколько  вздумается!
Таисия твердо посмотрела Надежде в глаза.


-Может, ты и права,- вздохнула Надя
Ожидания Петра и в этот раз оказались напрасными. 





                Весь мир насилья мы разрушим…(1929-1940гг)
 



 В октябре 1929 года партия и правительство взяли  курс на коллективизацию.  Группа Бухарина предлагала повысить цены на хлеб, чтоб заинтересовать крестьян в его продаже.  Сталин  же  провозгласил: нужна ликвидация кулачества как класса. В маховик репрессий попало и  90% середняков.
         


Вступившие в колхоз первыми,  создавали коммуны, лишались земли,  домашнего скота и всей, даже домашней утвари.
       

  В 1930 году разрушительные последствия первых шагов коллективизации заставили большевиков отказаться от некоторых крайностей.  Основной формой  коллективного хозяйства была объявлена сельскохозяйственная артель.

Колхозникам оставляли приусадебный участок, мелкий инвентарь, птицу, мелкий домашний скот. 


Люди еще не знали, что  пришло время антихриста…   
5 декабря 1931 года в  центре Москвы был взорван храм Христа Спасителя.

***



Семьи Глебовых и Феденевых собрались на семейный совет. Они плохо понимали, что же такое коллективизация и зачем она нужна.
-У нас в деревне приказано создать коллективное хозяйство,- начал Михаил как старший в семье. Отец хворал, лежал на кровати и только прислушивался к  их разговору.


-Получается, мы должны отдать кому-то землю, скот, имущество?- уточнил Григорий.
От одной этой мысли всем становилось плохо. Они еще хорошо помнили разруху и голодные годы.
-А чё же мы будем есть?- Надежда  нервно перебирала руками запон.


-У нас не будет своего хлеба и мяса?- Сано передернуло от одной этой мысли.
-Мы будем робить и все зря? - возмутилась Фиса
 -Да как же без своей-то коровы? Ведь с голоду помрем,- Глекерья   испуганно перекрестилась.


Недоуменным вопросам не было конца. Тяготили неопределенность и страх за свое будущее. Тем не менее,  Феденевым и Глебовым все же  пришлось вступить в колхоз, запись была практически принудительной.  Михаил записал  в своем  дневнике: «4 января 1930 года записались в коллектив.  Всего записалось восемь семей. Выбрали руководство: Онохов П. К., Глебов И. И., Онохов Н.Н.»   
            

Через год темпы коллективизации снизились. Чтобы их повысить, решили  раскулачивать единоличников. Из Москвы пришла директива:  кулака - на север  в ссылку,  а все его имущество в колхоз.  По решению райисполкома  Ординского  района от 28 января 1930 года принято решение о выселении кулаков  в Чердынский, Чусовской, Ныробский, Соликамский  районы. 
         

Феденевы и Глебовы вступили в колхоз, подчинились властям, им и терять то особо было нечего. А вот  Щербинины  упорствовали.  Скот, земля, сельхозмашины, все заработано тяжелым трудом, и теперь кому-то отдать?
          

  26 августа 1930 года в село приехал отряд красногвардейцев. Жителей собрали на сход и зачитали решение райисполкома. В  списке оказались и Надины родители с братьями, они всё еще жили все вместе большой и дружной семьей. У одного из братьев в семье опять было пополнение, маленькому Ванечке исполнилось  всего несколько месяцев.

Тем не менее, всю семью тут же погрузили на подводы, разрешив взять только теплые вещи,  кое-какие продукты и повезли на север области.  Надежда  в отчаянии шла за подводой, держась за руки  престарелой матери.  За деревней отец сказал:


-Прости, нас, доченька, нать-то  больше не свидеться.
Из толпы послышался чей-то робкий голос:
-Прощевай, Федосееич…

-Прощевайте, люди добрые…
 Конвоиры отогнали провожающих.   Телеги с людьми тяжело потащились дальше.

Односельчане стояли, едва приходя в себя от ужаса.  Неужто такое возможно в жизни? _ Михаил запряг лошадь и все-таки поехал провожать их до Орды. Позднее, он записал в своем дневнике: «Гром среди ясного неба. Объявление о выселении. 26 августа день великого горя и слез»
   

От них долго не было вестей, потом пришло письмо. Семью высадили посреди  тайги  где-то в Соликамском районе.  Они повесили зыбку с ребенком на елку и начали копать землянки. В них и перезимовали. А что они ели тогда,  одному Богу известно…


Наверное, с тех пор и гуляет по Руси поговорка: «От сумы да от тюрьмы не зарекайся»?
      


 Выслали из района около ста семей, в том числе шесть семей из Подберезово.  Всего  в районе от раскулачивания пострадало около тысячи  семей. Зажиточным единоличникам сельхозналог устанавливали в индивидуальном порядке,  то есть заведомо невыполнимым, и после этого все имущество конфисковали. 

Многие крестьяне занялись самораскулачиванием: резали скот, продавали имущество и бежали в город.  Начался народный бунт: горели дома, клубы, фермы, правления колхозов. Пожары происходили почти во всех населенных пунктах.   Особенно пострадало Верх - Беляево: красивое, богатое село  выгорело  почти дотла.
         

  В стране подверглись раскулачиванию до 15 миллионов человек. От голода, холода, непосильного труда погибли миллионы раскулаченных. В 1932-1933 годах из колхозов полностью забирали весь хлеб. Голод обрушившийся на ослабленную деревню унес пять миллионов человеческих жизней. 


***


 По дорогам бродили беспризорные голодные дети. Заходили они и в Подберезово. Однажды худой голодный парнишка постучал в окно Феденевых:
-Подайте кусочек хлеба…
 На улицу вышла Глекерья:
-Ты откуда будешь?


-Из Ашапа.
-А родители где?
-Померли все…
-Бедный ты, бедный, на вот картошечки, поешь. А как звать-то тебя?
-Костя Мамонтов.


-Храни тебя Господь, Костя…
-Спасибо.
-Не на чём…


Ребенок понуро пошел дальше, а Глекерья, вспомнив умершего сыночка Ефима, вытерла слезы.
Костя вышел из деревни, забрался подальше в лес и съел картошку. Редко кто дает еду, бывает, даже бьют, чтоб не попрошайничал. Голод чуть утихомирился, и


Костя пошел дальше, выглядывая стог сена на ночлег.
Забившись в сено, начал дремать, а в голове вдруг появились строчки стихов:
 

  Ночь  на цыпочках по полю
   Спать  уходит в темный лес.
   Вместо крыши надо мною,
   Словно сито, свод небес.
   Вот они, мои хоромы.
   Где захочешь, там ложись.
   Вместо дома - стог соломы.
   Все мое богатство - жизнь.



 Костя незаметно уснул. Во сне ему приснился дед. Он обнимал его и гладил по голове. Ах, дедушка, дедушка, ты не знаешь, как мне плохо без тебя…
 
   Не  ведал дед в ту ночь, что милый внук –
   Его отрада, верх его желаний –
   Судьбиной будет выхвачен из рук
   И побредет дорогами скитаний…
 


Рано утром, продрогший насквозь  худенький парнишка выбрался из стога, кое-как отряхнулся и направился в соседнюю деревню…      


***



Цели, которые ставили перед собой большевики, были достигнуты. В короткий срок аграрный сектор  превратился в составную часть директивной экономики.
Одновременно власти  закрывали одну церковь за другой.
В деревне Подберезово и Березовая гора создали колхоз  « Им. Молотова».
   



Фиса доила колхозных коров, как вдруг почувствовала острую тошноту от запаха молока. С трудом сдерживаясь, отвязала скот, выгнала за ворота.
-Эй, Фиса, ладно ли с тобой?- окликнула ее Агафья Толиха.
-Мутит меня.
- Нали мутит? Нать-то понесла.
-Не знаю…  давно уж ждем.
-Значит, дождались! –Агафья Толиха  хихикнула и погнала коров на поскотину. 


По дороге не удержалась и поделилась новостью с бабами:
-Фиса-то Санова,  бают, на сносях…
Фиса кинулась домой,  но неожиданно закололо в боку.



«Верно, и в правду, понесла!- подумала растеряно,- раньше-то я не хворала.
Сано пока не скажу, мало ли что, обрадуется и все  зря». Несколько недель она прислушивалась ко всем своим ощущениям, все больше утверждаясь в мысли, что внутри нее зреет новая жизнь.   С затаенной гордостью поглядывала на окружающих, пока те сами не заметили перемены, которые в ней происходили.



Только тогда  шепнула мужу, что к гурьям надо ждать пополнения в семье…  Саша погладил ее по животу и обнял:
 -Люблю тебя… и того, кто родится…
Сына назвали Толей.    Фиса,  как и все деревенские бабы, работала до последнего дня. Скидок на беременность никто не делал.  Водилась с  внуком   Глекерья.

***


К Феденевым приехал Бабушкин Никола из Починок. Сергей пригласил его в дом,  тот вошел, сел на лавку, неловко сминая в руках свою шапку. Тая, стоявшая в это время на заднем крыльце дома,  выскочила в огород, прислушиваясь к неожиданно забившемуся сердцу.

-По какому делу к нам, мил человек,- спросил Сергей по старинному обычаю, хотя,   уже  догадался о цели визита.  У Николы недавно умерла жена, осталась дочь трех лет.   
-Ну, как говорится, у вас товар, у нас купец,- нерешительно начал Николай.
-Фиса, поищи Таисию,- сказала Глекерья, а сама начала накрывать на стол.


Тая вошла в дом.
-Поздоровайся с гостем, это к тебе.
-Здравствуй, Николай, - Тая улыбнулась и поправила запон.
-Таисия, я хочу просить тебя выйти за меня замуж.  Только не обессудь, у меня дочка трех лет.
-Я знаю. 


- Нравишься ты мне… Намедни  долго думал о тебе и решил приехать… Мне надеяться, али как?
-Я согласна,- не задумываясь ответила Тая.
-Ну, вот и ладно,- обрадовались Николай и  родственники Таисии.
-Тогда   сделаем небольшой вечер, и переезжай ко мне.
-Ну, что ж…


На том и порешили. 
Таисия перенесла всю свою нерастраченную любовь на маленькую Людмилку


***


Мария Глебова сидела на лавке и смотрела в окно.  Лето вступило в свои права, зеленые  краски  потеряли   яркость  и новизну, трава у дороги покрылась пылью, а листья на деревьях  перестали источать неуловимый аромат  весеннего возрождения.

  Мария тяжело поднялась и вышла в огород с намерением  продергать траву в капустнике, но сердце забилось раненой птицей и  сил хватило лишь на то, чтоб дойти до скамейки под черемухой. 
-Мама, вот ты где!


Через заднюю калитку в огород зашла Фиса,  подбежала к матери, с  жалостью посмотрела на нее:
-Как ты себя чувствуешь?
-Ничего, доченька, крыльча только ломит,-  Мария  зябко повела плечами,- скажи, ты видала Наску?


Она имела в виду  Афанасью,  внебрачную дочь Игната  от Аграфены из Шляпников.
-Да, маменька, я ее вижу иногда. Она очень походит на отца и на меня, такие же светлые волосы, серые глаза, прямой нос… все так говорят…


-Ох, Игнат, Игнат…я ли его не любела…но о мертвых или хорошо или ничего… жаль, не знам, где он похоронен… так бы и сходила к нему на могилку…
-Маменька,   Гриша сказал, что  завтра повезем тебя  больницу в Орду.
-Не надо, проживу, сколько Бог даст,- отказалась Мария.
-Нет, мама,  вдруг да лучше будет.



 На следующий день запрягли лошадь и повезли мать в Орду. Добились приема у самого заведующего больницей фельдшера Калинина Ивана Матвеевича. Осмотрев больную, он отвел Григория в сторону:
-Ничем помочь нельзя. Я оставлю ее, на несколько дней, тяжело ей такую дорогу вынести. Приезжайте  за ней на той неделе.


-Спасибо, Иван Матвеевич, но тогда уж заберем сегодня.
 Гриша вывел мать на улицу.
-Ох, ти мнеченьки! Как, нельзя помочь?-  тихонько заплакала  Фиса, услышав заключение врача.


-Фиса, Иван Матвеевич, уже тридцать лет заведует больницей, ему ли не знать?- Гриша устало махнул рукой.
 Усаживаясь на телегу, Мария вдруг попросила:
-Провезите меня мимо церквей, посмотреть еще хочу.
-Чё смотреть, мама, деревянную церковь уже разобрали, каменная тоже закрыта, - Фиса испуганно  посмотрела на мать, нельзя ей расстраиваться.


-Провезите, говорю, - настаивала Мария.
Григорий  с Фисой переглянулись  и решили не перечить матери. 
Проезжая мимо каменной церкви, на которой уже не было креста, Мария перекрестилась и прошептала:
-Господи, помилуй мя  грешную. 

Умерла Мария скоропостижно.

***


Один за другим разрушали храмы. Колокола увозили на переплавку. Фрески на стенах где забелили, где заштукатурили.  Иконы и  церковную утварь сжигали, лишь некоторую   часть верующим удалось разнести по домам и спасти.  В зданиях церквей устраивали  зернохранилища, мастерские, клубы.


Люди тихонько перешептывались между собой:          
-Намедни, в Журавлево закрыли Зосимо - Саватеевскую церковь…С больших икон стесали изображения топором и заколотили ими окна в кузнице, маленькие сожгли в печи…


-Сказывают, в Медянке в церковь закатили бочку с кислотой и смыли изображения с икон. А медянский фельдшер сделал стол, столешница которого бывшая икона…


-Люди бают, в Первых Ключиках один шибко бойкий комсомолец полез под купол спилить крест и вместе с ним упал вниз… разбился насмерть…
-Господь-то все видит…


***



Собрание колхозников откладывали со дня на день, ждали начальство из Орды.
Сегодня  собрание состоялось, но  Глекерье пришлось остаться  дома с  Толиком и   Тоней. Сергей  последнее время  еле ходил, да и  не любил  он водиться с детьми.


-Ну, че на собрании-то сказали?- Глекерья и Сергей нетерпеливо смотрели на только что  пришедших   Сано и Фису.
Фиса посмотрела на племянницу:
-Тоня, поди  домой, Миша с Надежей тебя уже ждут.


Тоня  весело улыбнулась и, накинув платок,  убежала  домой к  родителям.  Саша подождал, пока за ней закроется дверь, и нерешительно проговорил:
-В районе расстреляли некоторых руководителей за измену Родине.


 Глекерья ахнула и перекрестилась.
- Убили нешто ково?
-Говорят, вели контрреволюционную агитацию.
Глекерья смешалась, услышав незнакомые слова.
-Вот-те на…
-Че сделали?- тоже не понял Сергей.
-Новую власть ругали,- объяснила Фиса.



Она  нервно прошла по комнате и остановилась у стола.
- Еще объявили, что принят «Новый устав колхозников», теперь  можно будет держать дома  одну корову,  и дадут земельный надел,- добавил Сано,  посмотрел в окно и устало опустился на лавку.


Вечерело, осенний день короток.  Фиса быстро задернула занавески, зажгла керосиновый фонарь.
Не успела Глекерья обрадоваться этой новости, как Сано добавил:
-За это надо будет сдать двести двадцать литров молока и сорок килограмм мяса.
 

-Нали двести двадцать литров,- опять ахнула Глекерья,- так это чуть ли не половину…  А че  люди-те говорят?  Поди хай подняли?
-  Да никто и   не перечил,  а то еще расстреляют,- усмехнулась Фиса.


-Вот такие дела, - Сано  помолчал, а потом,  тяжело вздохнув, добавил,- На весну будем брать корову и теленка.  Вздорожают оне  ноне.  Да… и вот еще, сказали, что бывшего маршала  Советского Союза  Блюхера арестовали и расстреляли за измену Родине.


-Это, какого Блюхера, который тут воевал?- переспросил Сергей.
-Орду и Кунгур  освободил от белых.
-Так,  его  же недавно только наградили орденом Ленина,- Сергей недоуменно посмотрел на сына.


- Враг народа он, и жена его и дети…
- На-а вот…- Сергей  удивленно вскинул брови.






Сергей Феденев теперь редко вставал с постели. Глекерья замечала, что с каждым днем он слабеет все больше.  И то сказать, седьмой десяток доходит. Она терпеливо ухаживала за мужем, сносила незаслуженные упреки, и в который раз  уже объясняла:


-Закрыли храм-от в Шляпниках, отец, некому тебя соборовать.
-Да как же я без отпущения грехов-то помирать буду?
-Я молитвы читаю.
-Так и не отпоют меня потом?
-Не знамо….


-Господи, да, неужто так можно?
-Молимся мы  за тебя и потом молиться будем…
-Так и не венчают теперь боле?


-Нет, не крестят и не венчают.
-Ох ти, мнеченьки…  Да как же это… И что за немочь на меня напала… Да как же я без отпущения грехов-то…
      

 Скоро в  Мишином дневнике появилась  запись: «Скончался отец наш ночью на 30 июня.  Долго болел».

***



Одновременно с закрытием церквей шла чистка партийных рядов. По официальной версии Василия Константиновича Блюхера  арестовали в Сочи и срочно доставили в Москву. В Лефортовской тюрьме он пробыл несколько дней, затем его расстреляли. 


На основании  показаний, данных Блюхером,  две его  первые жены, а также брат Павел Блюхер и  жена Павла были расстреляны. Третья жена Блюхера Глафира приговорена к 8 годам лагерей.


Восьмимесячный сын  Блюхера  Василин…потерялся. Через четыре месяца после   смерти   маршал Советского Союза  В.К. Блюхер  был лишен всех наград и званий.


***


Анну Тимерёву, гражданскую жену  А. В. Колчака  арестовали в очередной раз и отправили  на 8 лет в лагеря  под Караганду. Там она узнала страшную весть: сына Владимира расстреляли за то, что переписывался с отцом, который жил   за границей.


***



В Ординском районе, как и по всей стране, коммунистов исключали из партии.  Они  сразу же старались уехать, но некоторых осуждали и расстреливали.  Причина расстрела:  классово-чуждый элемент, имевший связь с кулачеством, бывший белогвардеец,

  саботажник стахановского движения. Осуждали  учителей за «троцкистскую пропаганду», за то, что  осмелились критиковать некоторые постановления партии и правительства.



Люди  верили, что репрессированные действительно враги народа. С работы снимали всех, кто раньше работал с «изменниками».
Глекерья  тихонько радовалась, что никто из их семьи не вступил в партию…
К 1936 году   была закончена коллективизация. Почти в каждой деревне был создан  свой колхоз.

 Семьдесят колхозов на девяносто сел района. 
В Шляпниках – колхоз « 1-е Мая», В Озерках – « Красный партизан», В Орде – «Светлый ключ», В Починках и Соломатах – « Красный трудовик».
Подберезово и Березовая  Гора  были объединены в колхоз «Им. Молотова».
       

 Уровня  сельскохозяйственного производства 1928 года удалось достичь только к середине 50-х годов. 


Весь 1937 год шли  аресты, расстрелы священников, дьяконов  активистов церкви.      
Безукладников Павел Петрович, священник в Курилово, арестован  6 августа, осужден  13 сентября, расстрелян 20 сентября 1937 года.


Священника Красноясыльской церкви, Шоломова Филиппа Степановича, арестовали 6 августа, осудили 25 сентября и расстреляли 2 октября 1937 года.


Расстрелян священник д. Галухино - Калашников Сергей Николаевич; священник д. Межевка -Константинов Петр Иванови;

священник д. Беляев - Лутков Павел Владимирович;

 священник д. Верх-Кунгур    - Максмов Василий Михайлович,

священник д. Михайловка  - Хвостов Августин Кирилович; 

дьякон  д. Межовка –Бормотов Александр Дмитриевич.

Всего пострадали пятьдесят девять человек. Их обвинили в антисоветской деятельности, в антисоветской агитации, терроризме.
К 1938 году все церкви в районе были закрыты. 


               

               
         (фото 1916г)               
         Цесаревич Алексей                Ее императорское величество               
                Государыня Императрица
                Александра Федоровна




Надежда и Фиса попрятали на дне сундуков  старинные иконы, портреты батюшки царя и его семьи. За это могли выслать в ссылку или расстрелять. Но и выбросить все это они были не в силах.







 

               

(ФОТО 1916г)
Его  Императрское Величество Государь Император
Николай   Александровичъ          


 (фото)
Почтовая карточка 1916 года с изображением царствующих особ.



      






В 1939 году в семье Александра и Анфисы появился второй ребенок- дочь Зина.  Фиса на третий день после родов вышла на работу.  Колхозную работу оставить было нельзя. Водилась с внуками бабушка Глекерья.



В марте 1940 года председателем  колхоза  «имени Молотова», единогласно был  выбран Феденев Александр Сергеевич.  Забот  у Саши прибавилось,  а  на  плечи Фисы перелегла часть его домашних дел.
       
***
 

Второго июня 1940 года   пятнадцатилетняя Тоня шла домой, радостно  размахивая сумкой,  вот и закончились школьные годы. Вечером, едва дождавшись родителей с работы, начала разговор:
-Тятя, посмотри мое свидетельство!  Теперь я могу  выучиться  на учительницу!
Михаил сидел на лавке около стола,  устало вытянув ноги,  взглянул на свидетельство об образовании:
- Раньше ты об этом не говорила…



-Мне только недавно захотелось…
Надя вышла из-за цветастой занавески, которая отделяла кухню от комнаты, поставила на стол чашку с ботвиньей и  тоже подержала документ в руках, переглянувшись с Михаилом.


-Доченька, нельзя тебе дальше учиться, паспорт деревенским жителям не выдают,- пояснил Миша.
-Паспорт? А чё это?
-Документ такой, без него и шагу не ступить.
-А почему не выдают?


-В колхозе  нам надо работать,- Михаил погладил Тоню по голове; мелькнула мысль, что она как две капли воды походит на Надежу.  А Люсия? Его дочь в Австрии, на кого теперь походит она? Как там Анна? Знакомая боль взметнулась в душе.


 Тоня чуть задумалась, карие глаза сузились:
-Но… это ведь как… как крепостное право…- недоверчиво  и с обидой   произнесла  девушка, - в школе нам это не говорили…
-Но ведь вам говорили, что вы будете работать в колхозе,
-Я думала…


-Нет, доченька,- включилась в разговор Надежа,- завтра же дядя Сано определит тебя на работу. Он ведь председатель у нас теперь. Будешь за телятами ходить. А учительницу из города пришлют.
       

  Тоня рассеянно села на лавку,  нечаянно сминая  руками свое свидетельство об окончании школы.

               
 ***


Надежа и Фиса торопились на колхозное поле вязать снопы. Осень выдалась холодной. В воздухе стоял туман от постоянно моросящих дождей.

Проселочная дорога  со следами от лошадиных копыт и  тележных колес  чавкала под ногами.  Обутки быстро промокли,   ноги мерзли.

  Надежа и Фиса зябко кутались в  платки, лопотины  и  длинные юбки.
-Фиса, давеча, сказывают,  у  Афанасьи в Шляпниках  дочка родилась.
-У Наски что ли?
-Да, ее назвали Прасковья.


Фиса недовольно поджала губы:
-  Вот эть как …Панька Наскина, значит… Нать-то, совсем  немного младше  моей  дочери Зины… Маменька не дожила до этого, а то бы расстроилась.  Ох, тятя, тятя…



-Полно-те, Фиса,- миролюбиво начала Надежа,- вот у моего Михаила семья в Австрии  осталась. Думаешь, я не вижу, как  он мучается из-за этого?  Любит   Анну  и дочь свою до сих пор.  Вечор смотрит на Тоню, а  сам-от  далеко- далеко отседова…  Я слова ему не сказала. Бывает, обидно иногда, но ведь он муж мой. 

-Эта дочка Аграфены незаконнорожденная и дети у неё такие же.
-Фиса, Аграфена ведь замужем была  за Архипом, когда родила ее.
-Все знают, что с отцом моим гуляла, да и не жили оне вместе-то,- не сдавалась Фиса.


 Скоро их догнали  бабы из бригады, и разговор перешел  на трудодни:
- Сколь мы опять на трудодень получим - не знамо. И сами голодом, и скотину  не прокормить.
-Лонись хлеба больше намолотили, и то впроголодь жили. А ноне че будет?
-Молчите, бабы, неровен час, услышит кто…
-Да кто  услышит-то, лес кругом, если только кто - ни будь не доложит начальству…

Все неожиданно замолчали…


***


Двое оборванных  парней сидели за столом у тети Вали.
-Тетя Валя суетилась у печи:
-Сейчас, я вам картошечки поставлю. Где же вас так долго не было? Костя, Ваня, что же вы молчите?
-Да мы это…,- ребята переглянулись,- мы ходили по деревням. Здесь, в Кунгуре, мало подают. 


-Только на рынке и можно, - Костя проглотил слово «своровать» и выдавил,- разживиться.
-Да,- подхватил Ваня,- в деревне чуть лучше.
      

 Костя не покривил душой, когда сказал, что ходили по деревням. Он был в родном Ашапе. Посмотрел на дедушкин дом. Там теперь живут чужие люди. Не обрадовались ему, не приняли.  Походил месяц по родным местам и ушел в Кунгур. Здесь связался с такой же шпаной, как и он сам. Вот тетя Валя им еще наивно верит.


-Вы ешьте, ешьте,- тетя Валя подвинула  картошку, погладила руку Ванюшки,- да приходите чаще, вон вы какие худые.
 -Благодарствуем, тетя Валя, мы у тебя как дома.
-И вам спасибо, не забываете старуху. Дрова вот опять перекололи.
Ваня с Костей попрощались с сердобольной старушкой, и вышли за ворота.


-Ванчик, я тут один дом подглядел, можно в окно залезть,- Костя  мысленно представил, какой едой там можно будет поживиться.
-Айда, посмотрим!
         

 Ребята подошли к деревянному дому на окраине улицы. Одно окно выходило в огород, и почти полностью было закрыто разросшейся черемухой. На двери висел замок.
-Ну, чё, я полезу?- Костя уже примеривался, как бы ловчей перелезть через забор.
-Давай, я свистну, если что.


В комнате, куда попал Костя, стояли стол, кровать и  шкаф, набитый книгами. Костя прошел в кухню, пошарил  по полкам, нашел хлеб, картошку, торопливо рассовал по карманам. Направился обратно к окну, но не удержался и взял одну книгу с полки.

Повертел в руках, взял другую книгу, открыл, начал читать. Как интересно, сказки! Сколько книг! Уткнувшись, Костя начал читать и очнулся, только когда над ухом зазвучал громкий голос:
-Ты, что, паршивец, тут делаешь?


Не успел Костя опомниться, как мужчина схватил его за руку. Костя дернулся, но вывернуться не удалось, книга упала на пол. «Ну, все, пропал, сейчас убьет»,- подумал Костя, испуганно глядя в разгневанное лицо.
-Что за шум?- в комнату заглянула женщина.
-Воришку поймал! Ах ты, мерзавец!
-Постой, Коля, не бей его!  Что он украл?    


-Сейчас узнаем, а ну, пацан, выворачивай карманы!
-Я все отдам,- взмолился Костя,- отпустите меня!
Свободной рукой он выложил на стол хлеб и картофель.
-Не знала, что воры любят читать книжки,- женщина подняла книгу, посмотрела заголовок,- стихи Пушкина.


-Ты любишь стихи?
-Люблю, и сам сочиняю,- пробормотал Костя.
-Коля, отпусти его!
-Зоя, надо сдать его в милицию!
-Давай вначале его накормим, он, наверное, голодный.
-Судя, по тому, что украл продукты - да.


Мужчина  неуверенно разжал руку.
-Пойдем в кухню, что ли.
 Костя нерешительно переминался с ноги на ногу, поглядывая на открытое окно.
-Тебя как зовут?
-Костя Мамонтов.
-Родители у тебя есть, Костя?- женщина с жалостью смотрела на него
-Сирота я.
-Понятно.  Ладно, не бойся, пойдем в кухню, поешь супу.


Мужчина опять взял Костю за руку и потянул за собой. Костя ел суп, а странная пара, молча его разглядывала.
«В этот раз обошлось, но впредь надо быть осмотрительней. Мало тебя били? Книгу ему захотелось почитать!», - Костя торопливо жевал, все еще поеживаясь от пережитого страха.


-Давно беспризорничаешь?- начал  допытываться мужчина.
- С двенадцати лет.
-А сейчас тебе сколько?
-Шестнадцать.
-На вид столько не дашь, худой ты и маленький.
-В школу ходил?
-Ходил немного.
-Так говоришь, стихи сочиняешь? Ну-ка, прочитай что-нибудь,- муж с женой переглянулись, похоже, они понимали друг друга без слов.
Костя помялся и начал читать:




Облокотясь на старенький забор,
О чем-то клен задумался глубоко.
Наверно вспомнил, как его во двор
Принес мой дед и посадил у окон.
……………………………………….



Сейчас уже нам по шестнадцать лет.
Он великан: глянь вверх - сползает кепка…
Сильнее тот, кто Родиной согрет,
Кто в землю врос, в нее вцепившись крепко.



Странная пара удивленно молчала.
Потом они вышли и о чем-то долго говорили. Костя терпеливо ждал. Постоянное чувство голода немного отступило,  и он, откинувшись на спинку стула, еще раз оглядывал  помещение.


Хозяева вернулись, сели за стол.
-А что, Костя, не останешься ли у нас жить?- женщина ласково посмотрела ему в глаза,- своих детей у нас нет, а ты нам понравился.
-Мы учителя,- добавил мужчина,- хорошие у тебя стихи, и парень ты, видно,  неплохой,  а воруешь с голоду.

-Жить у вас? - предложение было столь неожиданным, что Костя оторопел, - Хотя… я не против этого…
-Тогда для начала истопим баню  и найдем тебе другую одежду.
Тетя Зоя погладила его по голове.



Ванчик завистливо разглядывал Костю:  рубаха и штаны  на нем хоть и  не новые, опочиненые местами, но чистые.  Волосы подстрижены, ногти обрезаны. Сам он уже не помнил когда мылся в бане в последний раз:
-Повезло тебе, Костя…


-Ты к нам в гости будешь приходить! Тетя Зоя разрешила!
-Не выгонят?
-Не-а, они добрые.  Я в школу пойду учиться, буду экстерном сдавать, чтоб догнать в учебе.

Дядя Коля сказал, что память у меня хорошая, я смогу. А потом я  в техникум буду поступать -  музыкально-педагогический.
Ванчик заворожено слушал. Потом, будто очнувшись, нехотя сказал:
-А я осенью опять на юг уеду…


Костя хорошо  помнил эту дорогу:  каждую осень беспризорники на товарняках  ехали до первых приморских городов. Помнил,  как догоняла их зима, пробирая ночами насквозь на холодных  платформах;  как  тосковал он по Родине в дальних краях…   Его сердце не хотело лететь вслед за перелетными птицами, оно оставалось здесь.
-Ладно, Ванчик, приходи к нам в воскресенье. Сейчас мне надо идти…. -
Костя виновато посмотрел на друга.



                Вставай страна огромная…  (1941-1948гг)



22 июня 1941 года в деревню пришло страшное известие: война!
Началась мобилизация. Григорию  и Александру одними из первых принесли  повестки из военкомата. Глекерья опять провожала сына на войну. Саша успокаивал жену:


-Ничего, Фиса, это ненадолго. Ты же знаешь, Красная Армия всех сильней!
Подержал на руках двухлетнюю Зину, поцеловал Толика, сыну шел десятый год, вытер слезы жене.


Григорий тоже пытался держаться:
-Да, ладно, тебе, женушка, слезы лить. Вернемся с победой.
Дети его, Клаша и Иван, прижались к отцу, прощаясь. Анна голосила, обнимая мужа. Михаил крепко  обнял Сашу, похлопал по спине;  пожал руку  Григорию. Когда-то и его провожали вот так на войну. Сейчас  ему уже под пятьдесят, да и здоровье иногда подводит.
      


 Мобилизованные забрались в кузов «полуторки» и поехали на призывной пункт в Орду. Стоял теплый летний день, в ельнике мирно пели птицы. Надо бы начинать сенокос, Саша на днях как раз хотел объявить об этом колхозникам.  В деревне самая горячая пора, даже не верилось, что где-то идет война,  а они едут на фронт.

          


 Призывников Ординского района направляли в Кунгур, где формировалась 379 стрелковая дивизия, и в Верещагино, для формирования 359 стрелковой дивизии.   В 1942 году 379 дивизия участвовала в тяжелейших боях за Ржевский выступ. Первого сентября она переправилась через Волгу и захватила плацдарм на правом берегу. Дивизия участвовала в защите Ленинграда и прорыве блокады.  В первые  месяцы войны на фронт были призваны почти тысяча мужчин, в ремесленные училища мобилизованы несколько сотен подростков.
            

Для  оставшихся в деревне женщин и девушек наступили трудные дни. Они работали по шестнадцать- восемнадцать часов сутки, плохо питались и порой даже не знали чем накормить детей.

Очень выручали огромные огороды с картошкой. Конечно, копали эту картошку по снегу до конца октября, но хоть какая-то еда. А вот хлеба не было.

 На фронт отправляли почти весь урожай и сверх того со своего хозяйства четыреста литров молока, сорок килограмм мяса, семьдесят штук яиц, три килограмма шерсти.

Если кто-то не выполнял условия заготовок, описывалось в пользу государства имущество семьи, а продуктивность коров в то время составляла всего восемьсот килограмм в год. Кроме того, часть своего заработка должно было обязательно подписывать под ежегодными обязательными займами. 
         

 Первые эвакуированные  прибыли в Ординский район в июле 1941 года из Белоруссии. Затем хлынул поток беженцев из  Москвы, Ленинграда, Украины.

 Сюда были эвакуированы две Московские туберкулезные больницы, детский санаторий «Полсолнечное». Привезли около шестисот детей из Баумановского района столицы, все они были распределены по интернатам. В Опачевку привезли детский дом из Калининской
области.

Среди эвакуированных людей были учителя, врачи, медсестры. Многие работали в колхозах, различных организациях, МТС. Всем давали землю по две сотки и привлекали к работе в колхозах.






 ***


 Взвод Григория рыл окопы. Сколько окопов они уже вырыли и оставили? И в этом, наверное, только переночуют. Фашисты  стремительно наступают. Наконец, взводный отдал приказ прекратить работу. Поставил часовых и разрешил готовиться ко сну.

 Полевой кухни не видно, костры жечь нельзя.
Красноармейцы собрались в кружок, достали фляжки, сухой паек. В эти короткие часы передышки хотелось забыть обо всем.
-Костя, расскажи стихотворение, - промолвил кто-то.
Невысокий худощавый боец чуть задумался, поправил пилотку.
-Сегодня сочинил, слушайте:
      
Останусь жив, мне долго будут сниться
Глаза крестьянок, полные мольбы.
Когда мы шли от собственной границы,
Бросая их на произвол судьбы.


Как тяжело смотреть мне на стоящих
В печали женщин по бокам дорог
И слышать вздох и шепот губ дрожащих:
«Да сбережет вас милосердный Бог».



Солдаты молчали. Каждый задумался о чем-то своем.
-Подошел молоденький лейтенант:
- Рядовой Мамонтов, сменить часового.
-Есть сменить часового.


Худенький поэт встал и  пошел за лейтенантом. Остальные улеглись на дне окопа. Григорий подложил под голову приклад винтовки, закрыл глаза. Перед глазами возник образ жены, детей, они почему-то плакали.  Гриша тягостно вздохнул и провалился в сон.

***
 

Александр перевозил грузы через Ладожское озеро в осажденный Ленинград. Каждая такая поездка могла стоить ему жизни. Лед трещал и прогибался под машинами, некоторые  проваливались и тонули. Дорога через Ладожское озеро постоянно обстреливалась немцами.

 Саша вел машину с открытой дверцей, стоя одной ногой на подножке. Может, успеет выпрыгнуть, если машина начнет тонуть… Они работали каждый день с утра до вечера без выходных, едва держались на ногах от усталости и голода.

 Возили продукты, но нельзя было взять и кусочка хлеба, расстрел на месте. Все же его зацепил осколок разорвавшегося  недалеко снаряда, и  он почти три месяца провел в госпитале.
      

После госпиталя  вернулся на западный фронт.  Снова водителем, но теперь подвозил на передовую боеприпасы.
         

 Наконец, произошел перелом в войне. Началось наступление наших войск.   В один из дней поступила команда форсировать реку.

 Через реку был построен понтонный мост, который находился под жутким артобстрелом противника. Мост постоянно переворачивался, разделялся, машины с боеприпасами тонули.


Под шквальным  огнем его опять ремонтировали, машины ехали по нему снова и снова. Солдаты перебирались через реку вплавь. Вода в реке была красной от крови  погибших и раненых. Сашина машина перевернулась, едва он въехал на понтонный мост.

Он успел отпрыгнуть от неё в сторону, но
в воздухе  его пронзила пуля, правую ногу выше колена словно обожгло огнем. Саша упал в воду.

 Хорошо,  что в этом месте было не глубоко, и он не утонул. Он лежал в воде, чуть выставив   голову. Пули свистели прямо над ним. И вдруг, он увидел Григория… тот шел к реке с винтовкой на перевес, сейчас войдет в воду, и поплывет на тот берег. 

В какой-то момент и Гриша заметил его:
-Сано, ты что ли?
Они молча смотрели друг на друга несколько секунд.
На глаза Григория навернулись слезы.

Он хотел, но не смог остановиться, надо было идти вперед.  Гриша поплыл на другой  берег  по окровавленной воде. Больше живым его никто не видел. На том берегу разгорелся жесточайший бой.
      


   После боя Сашу уже почти без сознания от потери крови вытащили санитары и отправили в госпиталь.  Саша метался в бреду.

 Ему казалось, что он пробирается темной ночью через  бурелом,  ветки цепляются за ноги и не дают идти;  он постоянно натыкается на сучки, вот- вот упадет без сил, но надо идти вперед, только вперед, все дальше и дальше, не зная куда.

Внезапно сознание прояснилось, он открыл глаза и увидел перед собой миловидное женское лицо. Глаза внимательно смотрели на него, а губы шептали какие-то ласковые слова.

 Несколько секунд спустя Саша снова провалился в беспамятство. Медсестра смочила его  запекшие губы водой и отошла к другим раненым. Забот много, все требуют её участия и внимания, но она постоянно посматривала в сторону Саши, готовая в любой момент подойти  и оказать помощь.

 Её мысли постоянно возвращались к нему. Почему-то она сразу прониклась жалостью, как только увидела его.  Если б не боль, исказившая  лицо, его бы можно было назвать красивым. Правильные черты, упрямо сжатые губы, в уголках которых затаилась горечь.
Ему плохо, очень плохо. Он может умереть. Сколько раненых уже умерло на её глазах. Она опять бросила взгляд в сторону Саши.

Пора делать ему перевязку. Рана очень нагноилась. Нет необходимых лекарств, нет в достатке еды, не хватает бинтов. Их стирают санитарки, сматывают в рулончики и бинты  используются снова. Руки женщин, стирающих бинты, красные и опухшие, с облезшими ногтями от постоянной сырости.
         

 Организм Саши отчаянно боролся за жизнь. Постепенно он начал все чаще приходить в себя. Медсестра неизменно оказывалась рядом в этот момент. Наконец, Саша вполне осознано посмотрел на неё и начал рассматривать.
- Как ты себя чувствуешь?
-Хорошо,- чуть замявшись, ответил Саша,- что с моей ногой?


-Ампутации удалось избежать.
Медсестра промолчала, что есть опасность развития гангрены. Саша закрыл глаза, его начало клонить ко сну, он очень устал, но теперь он будет спать сном выздоравливающего человека.   
       

Продуктов не хватало ни для раненых, ни для медперсонала. Саша постепенно начал выходить на улицу. Однажды он брел по  дороге с одной лишь мыслью, где бы раздобыть еду и вдруг увидел облезлую собаку, в зубах она держала заплесневелый кусок хлеба.

 Саша вскрикнул и бросил в неё палку, на которую опирался. Собака взвизгнул
а, отскочила  и побежала прочь, кусок хлеба выпал из её пасти. Саша,  не помня себя от голода, схватил этот кусок и съел…       

***


 В 1942 году пришла повестка  Михаилу.  Надежда и семнадцатилетняя  Тоня проводили отца и мужа. Они думали, что Михаила не возьмут служить по состоянию здоровья, у него последнее время часто болел желудок, но это не было признано призывной комиссией. 
       

 Вскоре от него пришло письмо: «Здравствуйте мои дорогие! Извещаю вас, что я пока жив, здоров, нахожусь в городе Соликамске. Нас учат очень спешно, как стоять на посту, как стрелять и винтовку разбирать.

Потом нас командируют по участкам, может  и за сто верст, так что приехать сюда никак не возможно.  Пока нас кормят хорошо. Служба наша будет опасна и ответственна. Ну, не кто, как Бог…

Будем охранять заключенных, водить на работу. Мы будем как вольнонаемные, нам будут платить жалованье. Адрес пока не даю, скоро нас отправят.  Еще кланяюсь всем по низкому поклону: маме, сестре, маленькой Зиночке.  Тоня, напиши мне, как вы живете.  До свидания».
          

Михаила отправили охранять лагерь для осужденных в  Соликамский район. По странному стечению обстоятельств, он оказался там же, куда были выселены  раскулаченные родители его жены Надежды.

***


За все годы войны в МТС не поступило ни одного нового трактора, старые почти вышли из строя, запчастей тоже нет. Снова запрягли  лошадей и даже начали использовать бычков на пахоте.    Из-за плохой обработки  полей  урожайность снизилась. 
       

 Голодные, изнуренные непосильной  работой   женщины  и девочки все лето сенокосят, а  сена надо  немало, заготовляют  на зиму солому, рубят дрова. Не легче и на ферме: вручную убирают навоз,   раздают корма, доят, тянут из колодцев воду.   

Затемно уходят на работу и затемно приходят, а дома  ждут голодные дети.  На оплату труда  идет только пять процентов  из всего собранного зерна.  На трудодень приходится  денег по два- три рубля, зерна по килограмму - два, да соломы по два- три килограмма.

 Кормить скот нечем, поголовье его уменьшилось на половину.   Государство забирает  пятьдесят один процент урожая.

 Но рабочим и служащим полагается  пайка черного хлеба, включая и иждивенцев, а колхозникам - нет.

Они питаются лепешкам из липового листа и лебеды с примесью вареного картофеля.   


Поэтому  колхозы в отчетности занижают площади посевных и урожайность, тогда колхозники   хоть что-то получат за свой труд.




Анфиса пришла с работы позднее обычного, устало села на лавку около дома.  Целый  день на поле убирают хлеб.     Работают, не покладая рук, но дела в колхозе  все хуже и хуже.

Как прокормить свою корову?  Впереди опять  голодная зима. А война все не кончается и не кончается…


Подошла Надежда,  присела рядом.   Анфиса поправила платок на голове, взглянула  на усталое лицо сношенницы :
-Ты, слыхала,  чё бают? Сейчас соседка мне шепнула.
-Чё?

Председателю в Захаровке 10 лет дали.
-На-а вот? Пошто?
-Занижал площадь посевных и урожайность.


-Он же для колхозников старался…  Нам ведь тоже как–то жить надо, еще детей кормить…
-Кому докажешь…
-Ох, ти мнеченьки…

         


 В 1942 году в Захаровке  военный трибунал войск НКВД по Молотовской области осудил председателя колхоза им. Куйбышева Зеленкина Игнатия Лаврентьевича к 10 годам лишения свободы за «перерасход зерна более пятнадцати процентов от сдачи хлебозаготовок на внутриколхозные нужды, срыв хлебозаготовок, развал трудовой дисциплины».

На  уборочную прислали мобилизованных рабочих. Расселили по домам, Феденевым тоже дали на постой троих мужчин. Глекерья готовила им еду, стирала на них. Фиса долго присматривалась к постояльцам.


У неё созрел план действия. Как они к этому отнесутся? Наконец, выбрав момент, когда вокруг никого не было, она начала разговор:
- Не выручите ли меня, мужики?
-Чё делать-то надо?
-Да, вот,- замялась, было, Анфиса, ведь стоит хоть одному из них проговориться,  ей дадут десять лет лагерей, Глекерья уговаривала её отказаться от этой затеи, - мне нужно зерно.



Мужчины испуганно переглянулись. А вдруг она их проверяет? И завтра же доложит начальству? Им не миновать штрафбата. 
- На-а вот! - неуверенно поддержал разговор один из них.
-Робята как былинки, а  зима-то долгая...


Мужчины немного расслабились, похоже, её действительно заботит только то, чем накормить детей.
-Привезите мне  зерна, а я скатаю вам по паре валенок.
-Ладно, коли так, привезем тебе зерно, только чтоб тихо было.
-Да мне и  самой в лагеря не хочется.
-Тогда по рукам. Катай валенки.
         


 Через неделю в ларе у Фисы лежало три мешка  зерна. Она выполнила свою часть обещания. Ночами скатала три пары валенок и отдала рабочим. Еще какое-то время выжидала,  все ли обойдется.  Рабочие  уехали, никто из них никому ничего не сказал.
          


 Уборка урожая затянулась чуть не до середины ноября.    Женщины и девочки  в любую погоду  жнут  вручную серпами, вяжут снопы и ставят суслоны.   Суслоны  свозят в сарай  и укладывают в клади.

 А затем уже с помощью конных молотилок обмолачивают уложенные снопы  на протяжении почти всей зимы.  Встают затемно и домой возвращаются почти ночью, озябшие  и совершенно без сил.   


 Наконец, обмолотили зерно, и наступила небольшая передышка в работе. Затем всех  до весны мобилизуют  на лесозаготовки…



Беспощадно и жестоко  ведется борьба  с хищениями, опозданиями на работу, и прогулами. За хищение зерна от одного до двух килограммов  определяется наказание до пяти лет лишения свободы;

 за опоздание на работу - шесть месяцев,  с вычетом четвертой части заработной платы в пользу государства;  за прогул - шесть месяцев принудительных работ.  Люди боятся один другого.
          


Маменька,- обратилась Анфиса к Глекерье,- завтра пойду в Шарынино на мельницу…
-Что ты, доченька, шутка в деле… А вдруг попадешься?  Посадят ведь.
-Мама, так чё, пусть дети с голоду помирают?


-А без тебя  по миру пойдут,  я то совсем стара…
-Мама, я все решила. Лошадь просить не буду. Опасно. Повезу на санках. 


Завтра утром затемно выйду, только бы  падеры не было, а то дорогу заметет…
-Господи, помоги, тебе, грешной,- Глекерья перекрестилась.
 

     Рано  утром Фиса погрузила один мешок с зерном на большие самодельные деревянные санки и вышла из дома, оглядываясь по сторонам.  За ночь напорошило немного снега, но  ясное звездное небо  и белесый круг вокруг луны обещали морозы, а не пургу.

 Деревня еще спала, только крик первых петухов напоминал о приближении  сумеречного зимнего рассвета.
 

Надежа с Глекерьей   смотрели ей вслед и шептали молитвы.  Фиса быстро исчезла в темноте.

***


Вечером, после работы Надежа с Тоней, радостные пришли к Фисе, сняли кофты, платки, уселись на голбец:
- Нам письмо от Миши! Почитай, Тоня.
Тоня бережно развернула листочек, расправила на коленях и начала читать:



« Здравствуйте мои родные! Я живой и здоровый. Только на службу сегодня не ходил, болел. Меня тошнило, рвало и судороги. Всю ночь не спал.


Сегодня мне уже лучше. Со мной служит янчиковский  мужик Иван Постных и есть еще  из  Осы. Служба у меня такая: рано утром, знайте, я иду со строем и веду 35 человек  заключенных на работу.

Я один среди них.  Они все осуждены на 8-10 лет, редко кто на 5 лет.  Они могут убежать,  я их постоянно пересчитываю.

 Говорят, на Симу (пос. Сим.) был побег. Одного поймали, другого застрелили.
         

Дописываю на другой день в лесу.  Заключенные садят картошку, иногда спрячутся в кустах  или залягут в борозду, я их ищу, кругом лес.


 Но к вечеру всех разыщу и веду в зону.  Бараки огорожены, стоят вышки. У них есть баня, столовая, парикмахерская, даже клуб.  Мы тоже ходим в эту баню и столовую, парикмахерскую.
         


Пришла весна, радость принесла. Кругом зелено, цветы.  Летают пчелы, погода здесь теплая; была большая гроза.  Кукушка кукует надо мной. Кукушка, кукушка, слетай на мою родину. Поглядеть бы мне на Тоню, на Надежду, как Зиночка бегает. Напиши, Тоня, какое здоровье у мамы, у Фисы.  Что пишут  Саша и Григорий.  До свидания».



Тоня аккуратно свернула письмо, взглянула на  озабоченную мать:
-Тятя хворат, хоть и бодрится.
-А от Саны, чё-то давно нет писем,- Фиса грустно погладила по голове дочку.   


-Папа нам напишет, - уверенно сказал Толя, за последние два года он сильно вытянулся и был похож на тощего журавля.
Все помолчали.
-Да,- обеспокоено сказала Надежда,-  здоровье у Миши неважное.



***
После выписки из госпиталя Александра комиссовали из-за не полностью восстановившейся ноги и отправили  работать  в Подмосковный город на военный завод.


В городе Н-ске Сашу определили на постой к местной жительнице. Усталая женщина показала
ему комнату:
-Располагайтесь здесь, а мы с дочерью будем в соседней комнате.
-Я буду только приходить ночевать.


-Да, мы так же. А как звать-то тебя, солдатик?
-Саша.
-Меня Настя, а дочку мою Наташа. Муж на фронте погиб, сын тоже.
 Она ушла, а Саша, скинув вещмешок и  расстегнув шинель,  прихрамывая, подошел к стулу.  Нога немилосердно ныла.  Нать-то стоять  за станком будет невмоготу.
      

   На следующий день после приезда Саша вышел на работу. Работали по пятнадцать часов в сутки. Ночами стонал от боли и почти не мог спать. В одну из таких ночей в комнату вошла Наташа:
-Через стенку слышно, как ты стонешь. Давай помогу.
-Чем мне можно помочь?


-Ты только не удивляйся и ничего не бойся. Моя бабушка была знахаркой. Перед смертью все передала мне. Сейчас я прочитаю заговор, и ты уснешь.
Наташа присела на стул рядом с кроватью и принялась что-то шептать.


Саша рассматривал ее русые волосы, строгие черты лица, полузакрытые глаза. Руками она теребила шаль, накинутую на плечи.
      

   Саша проснулся на рассвете. Наташи не было. В ноге чувствовалась чуть заметная ноющая боль. И как ей это удалось? И вправду знахарка. Саша встал и отправился на завод.
    

  Теперь Наташа часто заходила к нему.  Перед сном она читала свои заговоры, и Саша засыпал.
-Как это у тебя получается,- Саша благодарно смотрел на Наташу, - боль уменьшается, и я сплю.
Наташа улыбнулась:
-Ты мне  нравишься,- голос ее чуть дрогнул,- поэтому заговоры действуют сильнее…


Сашу вдруг захлестнула безотчетная симпатия к этой простой и  одновременно такой необычной девушке.
      -Спасибо тебе, Наташа, как бы я работал, если б не ты…



Неожиданно его руки потянулись к ней, и он обнял ее худенькую фигурку.
Сашу захлестнули новые, неизведанные чувства. Любовь к Фисе  была совсем другой: спокойной, как полноводная река. А тут вдруг выяснилось, что любовь может быть страстной и пугающей одновременно.


-Наташа, у меня  жена и двое детей,- Саша опустил руки и отодвинулся.
-Я знаю, я их чувствую, они всегда рядом с тобой. Только знай, что я  тоже люблю тебя. Да, и еще знай, что выбирать будешь ты, - Наташа поднялась и ушла. Саша растерянно прислушивался к себе, к своим новым ощущениям…

***      


Михаил Феденев умер от рака желудка 23 февраля 1943 года. Ему исполнилось пятьдесят два года. Только год и прослужил. Об этом сообщил семье янчиковский  сослуживец Михаила, а похоронку на него они  получили  уже после войны.


***



Александра демобилизовали  летом 1946 года. Прихрамывая и опираясь на палку, шел по знакомой дороге к деревне. Здесь ничего не изменилось. Ельник шумел, как обычно, перед дождем.


 Вдоль дороги под кустами зрели ягоды, желтые лютики под напором ветра  клонились к земле. Как он соскучился по родным местам! Вот и деревня. Она появилась внезапно.

Из окон  выглядывали   люди, с трудом узнавали его и выходили на улицу поздороваться.   Глекерья выглянула на стук в окно.
-Бабушка, бают, дядя Сано вернулся! - кричал соседский парнишка.   
Глекерья вышла на улицу, не помня себя от радости.


 К дому  прихрамывая, подходил Саша.
-Сынок!
-Мама!
Они обнялись и долго молча стояли. Глекерья гладила его голову, плечи, из глаз текли слезы:
-Сынок! Как мы тебя ждали!


К дому уже бежали Фиса и Толик. Молва быстро разносится по деревне.
Саша обнял их, поцеловал:
-Ну, вот, я и вернулся…
-Сано, Сано,- повторяла Фиса,- прижимаясь к его груди.


Толя побежал в дом и вывел Зину. Та упиралась:
- Боюсь, боюсь!
Она только что увидела в окно незнакомого страшного дяденьку. Мама и брат почему-то обнимали его.
-Зина,- взяла ее на руки Фиса,- это твой тятя!


Саша протянул к ней руки, но Зина заплакала.
-Ладно, Фиса,- сказал Саша,- отпусти ее. Пусть вначале привыкнет ко мне.
Глекерья погладила Зину по головке, начала успокаивать:


-Ты не помнишь своего тятю? Он был на войне. Он тебя любит…
Зина спряталась за широкую юбку матери и исподлобья посмотрела на отца…
 

    
       


  Фиса с нежностью  разглядывала своего мужа. Не многим бабам повезло так, как ей,  хоть инвалид, но живой.
         

 За столом, когда  все уселись и немного успокоились, Саша сказал:
-Давайте помянем Михаила и Григория…
Все замолчали и задумались…
         


 Более шести тысяч человек  из Ординского района воевало на фронтах Великой  Отечественной войны. Не вернулись около трех  с лишним тысяч, из них половина пропали без вести.
         

 Судьба была милосердна к ашапскому поэту Константину Мамонтову. Он уцелел на войне и  вернулся домой к своим приемным родителям.





В 1948 году власти разрешили открыть Куриловскую церковь. Священник ходил по домам  и просил верующих вернуть  иконы и церковную утварь, что удалось спасти  во время разрушения церквей; помочь в ремонте  и восстановлении храма.  Люди откликнулись на его просьбу, и церковь была восстановлена. Снова зазвучали над округой  церковные колокола.
      


  Однако коммунисты строго следили за тем, кто посещает церковь. Руководителям, партийным работникам, врачам, учителям, ходить туда запрещалось, за это могли исключить из партии, снять с работы, понизить в должности.
      

  Молодежь воспитывалась в духе атеизма. Полагалось только боготворить Сталина, верить партии и  любить Родину. 




Ты колхозница, тебя любить нельзя…



Кружил снег, залеплял глаза, ноги проваливались в снег и не хотели доставаться обратно. Сил становилось все меньше и меньше… Неожиданно, Тоня вспомнила, какой счастливой она шла 2 июня 1940 года из Шляпников, с сумкой наперевес:  ну, вот, и закончились мои  учебные годы.


В сумке лежит свидетельство об окончании Шляпниковской  неполной средней школы. По всем предметам хорошо и отлично, только по истории - посредственно.  То, что  учили по истории, никак не походило на действительность.

По рассказам матери и бабушки все было совсем иначе.  Никому нельзя рассказать о своих сомнениях, можно только получать тройки по предмету, который как будто бы никак не дается…               


Как бы  хотелось уехать в Кунгур, учиться дальше, хотя бы на учительницу, но… нельзя. Не выдают паспортов деревенским жителям.

 Надо работать в колхозе.
       

 Для пятнадцатилетней девочки было большим унижение узнать, что она стоит на самом низу социальной лестницы.

  Счастливые воспоминания оборвались так же резко, как и остатки ее сил. Какая метель… ведь шумел лес перед непогодой, не хотелось идти обмерять нарубленные дрова, а надо…

 Ноги совсем не слушаются,  как хочется  присесть и передохнуть…  Какие сугробы, как  убродно… 

Нельзя останавливаться, надо идти, идти…  А в Кунгуре живет парень, который   нравится.  Приезжал осенью на уборку урожая.  Даже встречались тайком, и один раз поцеловались…

Только перед отъездом он  вдруг  сказал:
-Ни чё у нас не получится, хоть ты и приглянулась мне.
-Почему  же?- удивилась Тоня.


- Ты  колхозница… Тебя в город не отпустят, а я в колхоз ни за что не поеду. Прощевай.


Тоня повернулась и ушла. Из глаз катились слезы. Она сдерживала рыдания, пока их мог слышать тот, от кого она уходила, а потом  бросилась бежать. Как обидно,   а он…зачем, зачем давал  ей надежду?

 « Ты колхозница, тебя любить нельзя…»,-  так вот о чем эта песня...  Тоня еще долго плакала, а потом решила,  что больше никогда в жизни не посмотрит ни на одного  парня. 

 Когда ее поставили учетчицей  в начале войны, то
некоторые  бабы ей завидовали. Ручкой писать - не вилами махать.  Но это оказалось  трудно.


Записать точно кто, сколько вспахал, засеял, скосил, а всем хотелось, чтоб
записала побольше; и везде надо успеть, обмерить, оббежать; побывать за день на всех участках работы…   А выхода на работу…   

 Бригадир был благосклонен к ней, в особенности, если она ставила ему иногда несуществующие трудодни. 
        Тоня сочинила частушку:
               
                Бригадир вдруг вечерочком               
                Подарил да мне платочек.
                Стал зарплату начислять,
                Да удержал три сорок пять…


Действительно, он удержал с нее три рубля сорок копеек за какой-то пустяковый подарок, который Тоня никак не хотела брать. Она никому не рассказала. Какой - никакой начальник, может и отомстить.

Ей бы не хотелось, чтоб это отразилось на ее родных.  А тут еще эта проклятая война… и  тятя умер…
 

 Вот так и полетели годы работы в колхозе. На нее поглядывали молодые парни,  мужчины – инвалиды, вернувшиеся с войны, но она все еще не могла справиться с тем унижением, которое нанес ей мобилизованный рабочий. Теперь ей уже далеко за двадцать.

Старая дева. Пора, наверное, все же подбирать себе пару. Вот Федя,  давно уже не сводит с нее глаз, может быть, она и вправду нравится ему?


 Тоня долго плутала и кружила,  насквозь заледенела, а потом без сил присела под елку: «Я только немного отдохну….».



На улице стемнело. Надежда напрасно прислушивалась к  стукам   и завываниям ветра.  Тревожные предчувствия подступили к самому  горлу.  Поздно вечером вся в слезах она постучала в окно свекрови.  Фиса, накинув шаль, вышла на улицу:
- Надежа, ты?
- Я, Фиса, открой…


Анфиса приоткрыла  дверь в ограду, снежный вихрь  тут же зло метнулся в лицо, вцепившись  в  юбку и платок  остервенело начал  трепать. 
 - Фиса…Тоня не пришла домой… гляди, какая пурга. Она же в лес пошла, дрова обмерять…Как бы  не случилось чего…


Надежда тихонько шептала молитву.
Фиса растерянно огляделась:
-На-а вот… Так все равно придется ждать утра…
 Не было видно ни зги.  Лес надрывно шумел. Завывания вьюги леденили душу.
         


Утром, едва рассвело, все кто мог, вышли на поиски Тони. Ее нашли  на третий день, сидящей под елкой, недалеко от дороги. Это случилось 6 февраля 1949 года.  Жизнь Тони, оборвалась, едва начавшись, ей было всего двадцать четыре года. 

Надежда  окаменела от горя. Вначале умер муж, а теперь погибла дочь.  Гроб опустили в мерзлую землю, а она была такая красивая. Вот только одну ногу ей не смогли разогнуть,  и от этого казалось, что Тоня  просто прилегла отдохнуть.




               Деревня моя, Деревянная дальняя…(1948-1960гг)



Толя с ребятами любил играть на поляне около Кривого озера и очень не любил, когда за ним увязывалась сестра. Он отправлял её обратно домой, неловко утешая:
-Вот погладишь мне брюки к вечеру, тогда завтра пойдешь со мной.


Но завтра опять повторялось все с начала, а  Зина  смотрела на него влюбленными глазами  и верила каждому его слову; гладила брюки, стирала рубашку, пришивала пуговицы. Толик начал интересоваться девушками  и следил за своей внешностью.

 В пятнадцать лет он пошел работать в МТС  токарем и считался уже взрослым.  Зина, как и вся ребятня в деревне, с ранней весны до поздней осени бегала босиком и в легкой одежде. Носить и есть было почти нечего.

Они собирали грибы, пистики, горькую редьку, жевали смолу деревьев, отваривали пиканы. Главной задачей Толи было обеспечивать семью рыбой. Хорошо, в окрестных озерах её водилось достаточно.

Скородумка на обед - и вот ты еще не сыт, но уже вроде бы и не голоден.


 Осенью 1953 года Анатолия взяли в армию. Александр и Фиса, отправив сына, задумались над своей жизнью...

В колхозе работать  очень трудно. От зари до зари без выходных на работе, а еще дома полный двор скотины. 

 На трудодень приходится денег по пятьдесят копеек, один килограмм зерна да два килограмма соломы. Однако уезжать из деревни не разрешается.


-Сано,- заговорила как-то Фиса,- давай уедем город.
-Как уедем? Паспортов-то нет. Да и чё люди-те скажут?
-Не горё нам. Мама с Зиной дома поживут. Дом-от  бросать тоже нельзя. А мы уедем в город, устроимся, потом и их заберем.
-Давай попробуем, коли так…
      

 Феденевы собрались и тайком  уехали в город, никому ничего не сказав.  Сняли квартиру, Александр устроился на работу шофером, Фиса  обходила организации, одну за другой, но пока ничего подходящего не находилось.

 Начальство подозрительно смотрело на нее, просили показать паспорт. Фиса что-то бормотала, что позабыла его дома. Ей не верили и быстро отсылали, говоря, что работы у них нет… Однако, через два месяца их нашли, Сашу вызвали в прокуратуру.


Прокурор разговаривал с Александром недолго:
-Сбежали из колхоза? Вы враги народа. Знаете, что за это бывает? Если в течение суток не вернетесь домой, отправим тебя и жену в лагерь.
-Я же воевал, инвалид войны,- начал было Саша.
-Молчать! Выполняйте приказание, иначе пожалеете…

-Будь-ты к чёмору!- ругалась Фиса, когда узнала эту новость,- Ладно, Сано, сейчас поедем домой, неровен час и вправду посадят,  а потом, когда все утихомирится, попробуем опять уехать...
   

 Саша и Фиса поехали обратно. Вернувшись, они застали  Глекерью в тяжелом состоянии, она уже недели три не вставала с постели, осунулась и ослабела. Её худенькое, сморщенное тельце едва занимало половину кровати.

Таисия  и  Надежда   находились у постели умирающей
-Как хорошо, что вы приехали,- вздохнула Глекерья,- я хочу вас всех благословить.


Надежда потянулась за иконой. Таисия подала умирающей  воды, та сделала глоток,  потом Саша помог ей приподняться на постели. Позвали Зину. Глекерья  прошептала молитву, взяла в руки икону, прикоснулась ей к головам дорогих людей. Фиса взяла икону из её рук и пока ставила  на место, Глекерья, тихо вздохнув,  умерла. Зина прижалась к отцу и заплакала.
      

 После похорон Феденёвы передумали уезжать «на производство». Не хотелось возить  за собой дочку. Ребенку будет тяжело жить неустроенной жизнью в постоянных волнениях. Да и за домом нужен догляд, совсем отрываться от прежней жизни они были еще не готовы. 
 
***


Анатолий вернулся из армии возмужавшим и еще более симпатичным, чем был раньше. С гордостью рассказывал, как служил  на Дальнем Востоке на границе с Китаем. Китайцы часто устраивали провокационную стрельбу, а им ни в коем случае нельзя  было на нее отвечать… 
   


  Толя  снова устроился на работу в МТС  и взял на себя обязанность обеспечивать семью рыбой. В девчатах не было отбою, он умудрялся встречаться с несколькими сразу из разных деревень.

    В один из дней, вернувшись с работы, пошел на обход своих садков.  Он вытаскивал из воды «морду»,  в которой трепыхалось несколько рыбешек, когда послышались шаги, и к Черному озеру выскочил его друг Гена.


-Вот ты где! Толик, хочешь, скажу тебе новость,- Генка пригладил рукой растрепавшиеся волосы,- в Починки, в колхоз  приехала молоденькая девка. Говорят, баская, жуть! Пойдем сёдни туда на танцы!


- Я намедни с Галей договорился, мне надо в Шляпники.
-Ничего, обождет тебя твоя Галя, пойдем сегодня поглядим на новенькую.
-Ну, ладно, коли так, - согласился Толя.      
       


  Вечером на танцах он увидел девушку среднего роста с пышной грудью, правильными чертами лица  и изумительно синими глазами. Она и вправду была просто красавицей.

Модный сарафанчик очень шел ей, а черные волосы  подвиты и уложены в прическу. Их деревенские девчата носили косы. Вокруг Лили, так звали новенькую, уже роем вились парни. Её наперебой приглашали танцевать, с ней шутили, заигрывали. Толя приосанился и тоже подошел. 

 Белые как солома волосы оттеняли загоревшее лицо,  серые глаза смотрели с интересом и доброжелательно, худощавый и стройный, с милой добродушной улыбкой, он нравился многим девушкам.

Неудивительно, что и Лиля сразу же заметила его, и они познакомились.
-Ты откуда родом будешь?- поинтересовался Анатолий.
-Из Большесосновского района, деревня Черепаны,  может, слыхал?


-Не, не слыхал. А к нам как попала?
-Я закончила Меркушинский  зооветтехникум, меня направили к вам по распределению. Я зоотехник.
-Зоотехник? Это что ещё за работа?


-Как правильно выращивать скот,- пояснила Лиля.
Толя был немножко обескуражен. Сам он, из-за того что надо было  работать, даже не закончил школу. Да, не похожа Лиля на их деревенских девчат.   
-Может, пойдем, погуляем?
-Пойдем,-  кокетливо улыбнулась Лиля.

***


Все началось с патриарха Никона. Это он  установил троеперстное крестное знамение и внес исправления в Символ Веры.  Не все христиане приняли это нововведение и их стали называть старообрядцами.

 Следующий  Патриарх Иоасаф  Второй торжественно их проклял и ввел уголовное преследование,  а царь Алексей Михайлович вздернул  одну из старообрядцев, боярыню Морозову,  на дыбе  за непослушание светским и церковным властям. 

Старообрядцы  из Москвы и Поволжья ушли на Урал и в Сибирь.
         
Часть их осела и живет до сих пор  в Большесосновском  районе Пермской области.

 Лилин  дед,  Селетков   Афанасий,  так же как и его дед и прадед, носил сан священника и возглавлял общину.
         

 Почти сразу после революции  отца Афанасия арестовали и посадили в тюрьму, где он и умер от  инсульта.  Его старшие дети, Сусанна и Федор,  подальше от греха  и от  знакомых,   уехали вместе с семьями обратно в Поволжье.
Лилина мать,  Маланья Афанасьевна, решила остаться на родине в деревне Черепаны.   
         

Большесосновские  старообрядцы  скрывают  свое  религиозное мировоззрение под маской атеизма и стараются ничем не отличаться от остального советского народа. 

После школы Лиля решила  учиться дальше. Нужен был паспорт, и она пошла в соседнюю деревню в сельский совет. Строгая незнакомая женщина спросила её:
-Как тебя зовут?
-Лия,- ответила Ульяна. Она сказала то имя, которым называла её мать.
-Лия?- удивилась женщина,- тогда может быть Лиля? Лилия?
-Да,- подхватила Ульяна, новое имя ей понравилось.


-А как зовут твоего отца?
-Егор.
- Значит, Георгиевна. Хорошо, так и запишем,  приходи за документами через несколько дней.
Так Ульяна Егоровна стала Лилией Георгиевной.



Теперь её звучное имя соответствовало её красивой внешности и целеустремленной натуре. Как бы ей не приходилось трудно, она окончила техникум, влюбилась в свою новую специальность и теперь собиралась поднимать животноводческую отрасль Ординского района.

Одно расстраивало её, любимый парень Алеша учился  на военного, и  они еще не скоро смогут быть вместе. Зато потом она станет женой лейтенанта!  А Толя очень симпатичный. Ничего что  погуляет с ним немножко, она же не монашка, чтоб сидеть дома. 
      
    

 Они шли по лесной тропке. Цвела черемуха, ее аромат кружил голову, первая зелень и цветы навевали ощущение праздника.  Толя чуть обнял Лилю, а она  доверчиво рассказывала о себе:
-Нас в семье было четверо детей, я самая младшая. Один из братьев умер еще до моего рождения.

 Когда мне было восемь лет, я с подружкой Капой пошла весной в поле, искать прошлогодние колоски, очень хотелось есть. Мы кое-как нашли несколько колосков и съели зернышки.

Вечером  я захворала, меня сильно мутило и рвало, а  утром сказали, что Капа умерла… Я долго хворала, но выжила, а Капа умерла…


Всю жизнь Лиля вспоминала этот случай: « Я выжила, а Капа умерла. Я выжила, а Капа…» 


- Да, Толя, еще я тебе расскажу… только ты никому не говори,- голос Лили перешел на шепот, - мой дед  священником был… старообрядцы мы…
Толя захихикал:
-Попом что ли?

-Да. Мама  как-то проговорилась, что его арестовали  сразу после революции…отправили в Сибирь.  По дороге с ним случился  удар, и он помер;  ему сорок два года тогда было,  мол, молодой совсем. А мне кажется, что в сорок лет люди  старые уже…


-Конечно старые.
- Толя, а мой дядя, наверное, разведчик.
-На войне разведчиком был?


-Да нет, его забрали в армию еще до войны, но он почему-то  не писал писем,   а во время войны пришло извещение, что он пропал  без вести.  Недавно его сын, мой двоюродный брат, секретарь райкома партии…
-Ого, «шишка»…


-Да… Его сын запросы везде слал, и ему ответили, что мол, не беспокойтесь,  жив Ваш отец, находится на нелегальной работе…
Толя присвистнул:
-Ничего себе! Так, может, он за границей где-нибудь?


-Никто не знает…  Сын, хоть и «шишка»,   больше не  осмелился беспокоить  компетентные органы… Сам понимаешь. 
      

 Они остановились  у калитки в огород и посмотрели друг на друга. В темноте были видны только очертания глаз и губ. Странное чувство единения  заставило их сплести руки.  Толя прикоснулся губами к  Лилиным  волосам и вдруг сказал то, что еще не говорил ни одной девушке:
-Какая ты…красивая…
      


Получилось так, что  Лиля уступила  ласковым объятиям и поцелуям Анатолия. Она сама не поняла, как это произошло. Толя тоже растерялся  и сказал:
-Теперь ты моя жена, пойдем ко мне домой.


Лиля вдруг ответила:
-Пойдем, только я переоденусь в нарядное платье.
Она ушла в избу.  Толя ждал, кажется, целую вечность, уже хотел, было уйти, но Лиля вышла и окликнула его:
-Толик, ты где?
-Здесь.
-Ну, что, пойдем?- неуверенно спросила Лиля.


Толя нашел в темноте ее руку и решительно потянул в сторону дома.
Анатолий привел её домой  прямо посреди ночи и сказал удивленным родителям:
-Лиля, моя жена.


***



-Будь ты трою!-  метала гром и молнии Фиса,- да кто она такая! Своих деревенских девок что ли нет! Вот, Галя, например. Бросил её и женился  неизвестно  на ком!
 Пришла в дом посреде ночи! Ну и молодежь нонче пошла!


-Полно-те, Фиса!- урезонил ее Сано.
Фиса замолчала и ушла за печку.


 Александр принял Лилю, но  между свекровью и невесткой началась невидимая война.  Назначили день свадьбы, поджидали сватью, Лилину мать, в гости.


 Маланья Афанасьевна повезла дочери приданое: перину и две подушки. Добиралась долго. Ей было очень любопытно, в какую семью попала дочь, и она, еще в Орде начала выспрашивать у людей:


-А семья-то ничего, куда вышла моя дочь? Работящие?
Не успела Маланья приехать в Подберезово, а молва уже бежала впереди неё.

 Вот, мол, едет  к Феденевым сватья с периной и двумя подушками, и как только она их тащит, и выспрашивает у всех, что за семья, куда вышла её дочь. Фису это почему-то очень обидело.

Маланье она ничего не сказала, но Лиля стала ей еще более неприятной. Лиля плакала потихоньку, Толя жалел её и, в конце концов, они решили уехать жить в  другую деревню.


***
- Ой, Толя, что-то в животе очень больно…
Лиля перегнулась и схватилась за край стола.
-Потерпи, Лиля, сейчас сбегаю за лошадью, и поедем в больницу.



Анатолий выскочил из дома и побежал на конный двор. А успеют ли они доехать до соседнего села, где есть фельдшерский пункт? У Толи от страха по спине побежал липкий, холодный пот.
-Лиля, Лиля,- вбежал он в избу,- оденься, холодно.


Лиля тихонько начала продвигаться к двери, держась за живот. Схватки – это гораздо больнее, чем она ожидала.
Толя схватил еще свой полушубок, какую-то шаль, посадил Лилю на сани и погнал лошадь. Где-то на середине пути Лиля закричала.


-Анатолий, остановив лошадь, кинулся к ней:
-Больно? Потерпи чуть–чуть…
-Нет, Толя, кажется, я рожаю…


Анатолий растерянно оглянулся вокруг. Старая, видимо, много повидавшая за свой век ель, стоявшая около дороги,  неуверенно махала ветвями.


Послышался плач ребенка. Лиля копошилась в санях, пытаясь взять его на руки. Толя помог ей, подал ребенка, вспомнил, что у него есть с собой перочинный нож,  с которым он никогда не расставался, кое - как обрезал пуповину этим затупившимся ножом, помог завернуть сынишку (это он заметил, что сынишка) в шаль, накрыл их сверху полушубком и что есть мочи погнал лошадь.
      


 Фельдшерский пункт был закрыт в честь праздника  дня седьмое ноября. Все сидели по домам, и слушали по радио как проходит демонстрация на Красной площади в Москве. Анатолий вошел в дом фельдшера, из динамика доносились громкие крики: «Слава КПСС! Ура! Ура! Ура!»


Толя тоже закричал:
      -Жена у меня рожает…Родила уже…
 Фельдшер быстро  собралась, открыла пункт, сделала все необходимое.  Она оставила Лилю на ночь в больнице, а Толе наказала привезти назавтра чистое белье и пеленки.
-Толя, ты знаешь, где лежат пеленки?- спросила Лиля.
-Нет. А какие они?


-Это старые перешитые бабушкины юбки,  ты их узнаешь, они лежат в сундуке. И не забудь  мой халат. Возьми этот узел, тут все в стирку.


Лиля лежала на кровати, одетая в больничный халат, и укрытая старым одеялом. В комнате было прохладно. Фельдшер уже начала затапливать печку. Ребенок беспрерывно плакал, хотя Лиля только что кое-как покормила его грудью. Она обняла сына, наверное, ему холодно.


Анатолий ехал домой и все никак не мог представить, что он отец. У него есть сын!
 Когда сыну Вите исполнилось три месяца, его  отдали в ясли, а Лиля вышла на работу.  Дольше сидеть с детьми не разрешалось.

 Правда, можно уходить днем  с работы в детский сад и кормить ребенка грудью. Витя чаще всего плакал. Каждый вечер нянечка говорила Лиле одно и тоже:


 -А твой-от сынок чуть криком не зашелся…
 Потом  он совсем разболелся, и пришлось увезти его в Подберезово…Водилась больше Надежа, работать в колхозе она уже  не могла, ей исполнилось 65 лет.
      

  Но только в 1969 году  Третий съезд колхозников принял новый устав, и у колхозников появилась гарантированная заработная плата и пенсионное обеспечение… 
       
 ***


 Селеткова Маланья Афанасьевна, не отягощенная крестьянской наследственностью, при первой же возможности покинула деревню  и «ушла в торговлю».

 Ей удалось  скопить целый мешок денег. Денежная реформа грянула неожиданно и  пребольно ударила  по  населению. Тогда Маланья, не пропадать же добру,  оклеила ненужными дензнаками  свою  комнату…

         
                «Народ и партия - едины!» (1960-1970гг)



В шестидесятые годы,  после денежной реформы,  партия взяла курс на ликвидацию бесперспективных деревень и укрупнение колхозов.
  В результате,  в районе опустело двадцать деревень и осталось только семьдесят.
 

Люди срывались с обжитых мест, съезжались в крупные села, в которых строили школы, больницы, фермы.
Многие  семьи уезжали в города. Большие массивы земли остались теперь без обработки и зарастали лесом.
      
  Создавались  совхозы, госплемрассадники,  госсортоучастки.

***
 

Директор совхоза «Суксунский»  ждал, пока специалисты   хозяйства рассядутся по местам: агрономы, инженеры, зоотехники, бригадиры… вот кажется и все. Он встал, оперся руками на стол:


-Начинаем товарищи. Сегодня у нас расширенное производственное совещание по вопросам животноводства. На совещании присутствует  доцент пермского сельскохозяйственного института Александр Михайлович Никитин.

 Цель - инспектирование нашего хозяйства.  Слово предоставляется зоотехнику-селекционеру Феденевой Лилии Георгиевне.


Лилия Георгиевна встала, подошла к столу директора, разложила бумаги, посмотрела на сидевших в кабинете людей и с энтузиазмом начала выступление:


-В настоящее время в Пермской области плановыми породами утверждены черно-пестрая, тагильская, суксунская породы крупного рогатого скота. Наше хозяйство, в частности Сабарская селекционная ферма, занимается совершенствованием суксунской породы.

 За последние годы суксунская порода получила распространение не только в Суксунском, но и в Ординском,  Кишертском, Уинском, Кунгурском и некоторых других районах.

Это вызвано тем, что порода хорошо отзывается на улучшение условий содержания и кормления: повышаются удои, увеличивается содержание жира и белка в молоке, улучшается конституция животных.

Поддерживаются эти показатели за счет скрещивания коров с чистокровными датскими быками, отбором лучших экземпляров  и выбраковкой коров не соответствующих стандарту породы.

 Специалисты хозяйства прилагают немало усилий для того, чтоб кормление животных было качественным и бесперебойным, а содержание соответствовало зоотехническим нормам.

 С моей стороны организованы регулярные контрольные дойки, раздой коров, нумерация и  меченье скота, направленное выращивание молодняка. Ведутся первичные записи зоотехнического учета, проводится ежегодная бонитировка ( племенная оценка) скота.

По данным последней бонитировки наше стадо коров на Сабарской селекционной ферме  полностью чистопородное.  Рекордистка стада корова Бомба надоила за триста дней третьей лактации…
      


 Лилия Георгиевна   еще долго с увлечение рассказывала присутствующим о работе со стадом. Наконец слово было предоставлено доценту Никитину:
-Товарищи, точно такие же совещания по вопросам племенной работы пройдут в ближайшее время в «Конезаводе № 9», в совхозе «Савинский» и   других;

 затем данные по всем хозяйствам будут мной обработаны, проанализированы и выйдет в свет книга »Порода и продуктивность».   

Важно, чтоб в каждом хозяйстве области были созданы свои селекционные фермы, такие же,  как «Сабарская» в совхозе «Суксунский», для выращивания высокопродуктивных коров и получения от них чистопородного потомства.
         


 Целенаправленная  племенная работа в Пермской области позволит добиваться и  в дальнейшем высоких результатов, что будет достойным ответом животноводов на решения мартовского (1964) и октябрьского (1968) Пленумов ЦК КПСС.

 
 



Лиля шла домой усталая, но довольная. Надо рассказать Толе, что совещание прошло успешно. Зря я вчера так волновалась. И как же  приятно, что результаты  моей работы  оценены руководством и не пропадут даром. Вот только голова что-то очень сильно  болит…








           …И Ленин такой молодой, И юный октябрь впереди…(1970-1990гг)      
 


Витя рос, ясли сменились детским садом, затем школой; он был то октябренком, то пионером, то комсомольцем.
-Только коммунистом не будь,- тихонько говорила ему бабушка Фиса.
 

Витя недоумевал, папа с мамой не верят в Бога, а здесь, в Подберезово, его заставляют учить молитвы   и креститься перед большими старинными иконами. Наверное, бабушки  и дед совсем отстали от жизни…  Что с них возьмешь, старые уже. 
    

  Витя любил ездить в Подберезово во время школьных каникул. Зимой можно было сходить в лес на широких, старинных охотничьих лыжах. Они совершенно не проваливались в снег,  но и разогнаться на них было невозможно.

 Однако самое интересное происходило вечерами. Вечерами дедушка и  Витя  забирались на теплую, уютную  печку; бабушка в это время гремела ухватами, чугунками, заводила  квашню, мыла посуду, а может быть, старалась находиться поближе к ним, чтоб не пропустить ни одного слова.

Дедушка рассказывал ему сказки, стихи, пел песни.  Показывал свои боевые и послевоенные награды,  рассказывал о том, как воевал, как полюбил Наташу.    Вспоминая её, он всегда становился очень грустным и заканчивал свой рассказ о ней песней, в которой были такие слова:

Это было давно, лет пятнадцать назад.
Вез я девушку трактом почтовым.
Круглолица, бледна и как тополь стройна,
И покрыта платочком шелковым.


Попросила она, чтоб я песню ей спел,
Я запел, и она подхватила.
Кони мчались стрелой, словно ветер степной,
И несла их нечистая сила. 


К сожалению, Витя не запомнил  всю песню, и только однажды  увидел напечатанной в  старинном песеннике.  У каждого поколения свои песни.
 А  стихи, которые  читал дедушка!

Не ветер бушует над бором,
Не с гор побежали ручьи,
Мороз –  воевода дозором
Обходит владенья свои.


Глядит, хорошо ли метели
Лесные тропы занесли
И нет ли где трещины, щели,
И нет ли где голой земли.
 

Вите сразу представлялся   Дед-Мороз в красном полушубке,  который обходит  густой ельник вокруг Подберезово, постукивает по деревьям деревянным посохом и ждет не дождется  Нового года, чтоб зайти в деревню.

 И как же он был рад, когда стали изучать это стихотворение в школе. Оказывается, это стихи Некрасова. Он с удовольствием « учил»  его, хотя помнил каждое слово.



А летом…

-Дедушка, пойдем на озеро, наверное, рыба уже поймалась.
-Пойдем, Витя.


Они направились к  Кривому озеру. Дедушка, как  впрочем и остальные жители деревни, ставил «морды»,  и почти  каждый день на обед была скородумка из рыбы и яиц. В этот раз в «морде» плавали  один  крупный карась  и пескари.  Витя хохоча, вытащил их:


-Какие скользкие!
-В воду не урони!- готовый подхватить рыбу говорил дед,- да, ты в этом озере не купайся, мы тут воду для питья берем.
-Да, знаю, я, знаю.
-Сегодня у нас с тобой еще дело есть, Витенька.
-Какое?


-Надо у  Надежи в конюшне  пол поменять,  намедни она меня попросила, а то коза ноги может переломать. Я буду доски из конюшни вытаскивать, а ты их в кучу во дворе складывай.
-Ладно, дедушка. А где у бабушки Надежи муж?


-На войне погиб. Михаилом его звали, брат мой старший.
-А-а-а,- Витя смущенно замолчал.
-А детей у нее нет?
-Погибла дочка ее, в лесу замерзла.
Витя опять помолчал. Почему-то сама бабушка Надежа никогда не рассказывала об этом.


-Дедушка,- вдруг снова заговорил он, - я у вас на чердаке старый учебник истории нашел. Там портрет Сталина есть, и очень много про него написано, а в наших учебниках о нем не пишут почему-то. О нем забыли?


Неожиданно дед ответил присказкой, из которой Виктор ничего не понял:
«Да, сказал мужик, хороша Советская власть, а сам горько, горько заплакал».


Витя принялся таскать гнилые доски  и складывать в кучку.
-Сано, Витя, идите обедать, - позвала с ограды  бабушка Фиса.
Тут же на полянку из своего дома вышла бабушка Надежа и возразила:


-Так пусть у меня пообедают, я приготовила.
-Да, нет, Надежа, ты потом еще раз Витю накормишь, все равно он к тебе  придет, будто век не едал!- рассмеялась бабушка Фиса.
-Ну, ладно, коли, так.
 Надежа принялась подбирать  гнилые щепки с поляны. 



Надежа   зажгла лампадку перед иконами, достала с полицы молитвенник на старославянском языке и,  открыв на первой странице, положила на стол. Посмотрела на образа:  стершиеся  лики святых, казалось, смотрели прямо на нее.

 Надежа перекрестилась, отвесила поясной поклон и зашептала: Господи Иисусе Христе, сыне божий…    Привычная боль, гнездившаяся в душе, начала отступать.
      

  В избу забежал Витя.  Бабушка Надежа  обычно ласковая и приветливая, в это время  не отвлекалась ни на что. Увидев ей молящейся,  Витя тихонько забрался на печь.

 Надежа  шептала молитвы, крестилась, дрожал огонек перед лампадкой,  неистовая вера  принизывала все вокруг.    Вот, пожалуй, тогда  и  зародилось в Вите  какое-то благоговение
перед иконами, молитвами, Богом.


***


Дедушка Сано  с ласковой усмешкой наблюдал за внуком.  Большой стал… почти взрослый, на девок  заглядывается…  Как время-то бежит, давно ли  на руках его носили…

Давно ли сам молодым был… Хорошо, хоть детям не довелось испытать то, что мы пережили… Да и внукам не дай Бог…
   

 Виктор  надел чистую рубашку, подошел к старинному зеркалу, висевшему в простенке между окнами, и  пригладил вихры.  Зеркало немного облупилось в одном углу, но недавно ему поменяли деревянную раму, и оно продолжало  исправно отражать действительность.

Виктор испытующе посмотрел на себя: светлые как солома волосы, прямой нос, серые глаза… Это симпатично или нет?
- Дедушка, я пойду?
-Иди, только не очень поздно возвращайся.
-Мы у Кривого будем!
-Где же вам еще быть…


Сано  передвинул цепочку с гирьками   у старинных  часов с кукушкой, толкнул маятник,  подправил стрелки.  Механизм «ходиков»  возобновил  равномерное  тиканье в такт маятнику.  Вот еще один день прошел, еще ближе к смерти.

 Да… дети растут, родители старятся… Где это Фиса ходит, скоро скотину  с пастбища пригонят, стряпать  надо.   Сано вышел из избы и  направился в конюшню.
      

  Виктор прошел по тропке через огород, за деревьями  уже слышались звонкие голоса. Он тихонько выглянул из-за елки: Света  уже там или еще нет?


Да, вон она играет, светлые волосы завязаны в хвост, успевает  отбивать мяч и отмахиваться от комаров, их к вечеру видимо- невидимо откуда-то появляется;  движения плавные, грациозные… 

  С каких пор он вдруг стал выделять Светку среди всех девчонок? И сам не помнит,  только знает о ней, кажется, все: какие предметы любит и от каких недовольно кривится. 

О чем любит читать и о чем не любит говорить. Кто лучшие подружки, кому из парней она нравится и кто, кажется,  нравится ей….  Все каникулы живет  здесь,  в Подберезово, чтоб только видеть ее .

 Да что это он…    Виктор вышел на поляну и встал в круг; ему тут же послали мяч.
-Светка, лови!- Витька  ловко дал пас в ее сторону. Она уверенно взяла его и отправила дальше. 


-Я беру!- прокричал Пашка, и отбил мяч перед самым носом Виталика.
Мяч полетел в сторону и застрял в ближайшей елке.
-На-а вот!- огорченно  закричал Виталик.
-Давайте лучше поиграем в ручеек,- предложила Валя.


Парни засмеялись, но тут  же начали расхватывать девушек, чтоб получились пары. Вот, играя в такую игру, как ручеек, сразу становится понятно, кто к  кому неровно дышит.

 Это хотят узнать как парни, так и девчата, поэтому и проверяют время от времени, не поменялись ли взгляды у их пассий. Витя неизменно выбирал  Светку, а Светка его.  Скоро совсем стемнело, ельник превратился в одну сплошную  полосу леса.


-Светка, ты домой?- Витя чуть прикоснулся  рукой ее руки.
-Домой.
-Нам по пути!
Они отделились от остальных и тихонько пошли по тропке в сторону домов.
-Свет, а ты слыхала, что где-то здесь спрятан клад?
-Какой клад?


-Золото Колчака!  Когда белые отступали, говорят, его тут закопали.
-Может, и есть тут где-то клад, да разве ж его найдешь!
-Свет, а ты бы что купила, будь у тебя золото?


-О-о-о,- Светка закатила глаза.- Давай лучше я тебе стихи почитаю. Их написал наш земляк, поэт из Ашапа, Константин Мамонтов. Ты любишь стихи?
-Люблю, только про войну.

Тракт неширок, но днем не пересечь.
Лежим в кустах. А мимо: танки, пушки.
Солдаты ржут. Кругом - чужая речь.
А мы - в России – шепотом по-русски.


Но что мы можем? Наш боезапас-
На пять винтовок лишь по два патрона,
Лежим и ждем, чтоб в сумеречный час
Перебежать, не понеся урона.

Здорово, правда? С ним на войне еще такая история произошла: потерял одну свою тетрадь со стихами. Ее нашли, после войны отдали в музей, потом напечатали его стихи в газете и подписали, что поэт неизвестен и погиб.

 А он прочитал свои стихи и написал в ту газету,  что вот, мол, я, жив…
-Да уж.  Мне тоже скоро в армию.
Светка почему-то промолчала.


***
Вечером, по старой привычке, Феденевы  сидели на лавочке перед домом и обсуждали прошедший день.  Дул холодный осенний ветер, солнце с утра пряталось за тучами, но хотелось еще, как можно дольше, побыть на улице.
         

Фиса, Сано и Надежа  внимательно слушали Зину, которая  только что пришла из магазина, и комментировали услышанные новости. Магазин для них   своеобразный  обменный  пункт  информации.

 Кроме того, Сано каждое утро ходит  «на гарабушку», так в деревне называют разнарядку, которую проводит бригадир.

 Бригадир  назначает  людей на работу, определяет конкретные задания для каждого;  по просьбе пенсионеров, выделяет им лошадь для работы в личном хозяйстве.

 На «гарабушке»   решались   ежедневные и  насущные вопросы жителей деревни.
          

Сегодня Сано брал лошадь, чтоб навозить из ельника жердей  для ремонта изгороди. Целый день возился с сухими елками: вытаскивал из леса, обрубал ветки, укладывал на телегу…

Хоть и делал все медленно, но устал и сейчас с удовольствием  сидел на лавочке, прислонившись спиной к оплоту. Фиса  с Надежей днем убирали морковь, свеклу и тоже изрядно устали. 
         

Вдруг Зина  вернулась к разговору  об Анне из Австрии, они никогда не говорили об этом при посторонних:
- Как Анна там, жива или нет?


 Надежда поправила платок на голове и опять устало опустила руки, -  Я даже не знаю, с какого она года,  Михаил ничего  не хотел  говорить о ней.
-Хоть бы письмо написали, что ли, его-то внуки,- добавила Фиса.   
         

 Скоро все разошлись по домам. Надежа зашла в пустую избу. Ну, вот, опять длинный одинокий, вечер.  Даже братьев нет рядом. Они так и остались жить в Соликамске, после того, как их  выслали из деревни. Не захотели потом вернуться домой. 

Могилки родителей  тоже там, навещает их Надежа  реже, чем хотелось бы,  накладно это, да и возраст уж не тот ездить в такую даль. Где Мишина могила никто не знает.

Поди и похоронили  вместе с заключенными в одной яме…   Повинуясь импульсу, достала из сундука сверток.

Долго рассматривала фотографии, дневники мужа;  портреты батюшки царя и его семьи. Письма  Михаила  перечитывать не стала, и так помнила каждое слово.  Грех на ней большой, вот и одна она поэтому.

 Надежа горько вздохнула, снова убрала сверток в сундук,  и начала укладываться спать.  Совсем одинешенька, хорошо еще, Сано с Фисой  помогают во всем. С этим  горьким чувством одиночества  Надежа и   заснула.

 (ФОТО)

Фиса, Сано, Надежа

 



Сразу после окончания школы Виктора забрали в армию. Почти следом за ним в часть пришла телеграмма: « Дедушка умер». На похороны его не отпустили. Витя смотрел на зеленые деревья, траву и недоумевал: весна, цветы и…смерть. Слезы сами накатывали на глаза. Только сейчас он понял, как любил дедушку.

          
***
 Виктор приехал в Подберезово. Только две недели назад он мобилизовался и еще не  освоился на гражданке, а уже потянуло в эту родную деревеньку. Ходил по  ягодным  угорам, ел землянику, обошел вокруг Кривого озера, направился к Черному озеру.

Везде находил какие-то изменения: тут елочка выросла, там березка молоденькая, здесь муравейник появился, а тропка к Черному озеру почти заросла. Не полощут тут больше бабы белье, водопровод в деревне появился, колонки на улице.

  Витя посмотрелся в черную воду  с берега, не рискнув встать на подгнивший плотик, и направился обратно в деревню; надо еще зайти к другу, хотя, он, наверное, на работе.  А вечером – в клуб!

Сколько приятных воспоминаний связанных с играми у Кривого озера!  Вот бы и Света была дома! Они не переписывались, все-таки три года большой срок, за это время могло многое измениться, но сейчас, вспоминая Светку, он понял, что в его отношении к ней не поменялось ничего…
   

   Светлана училась в техникуме, и после  окончания второго курса приехала домой на каникулы.  Нетерпеливо поглядывая на календарь, слушала  программу новостей по телевизору: когда же объявят очередную мобилизацию?   Выглядывала в окно,  невольно посматривая  в сторону Пещеры, не купается ли там…Витя.  Вот-вот он должен прийти из армии.

 «Это случится осенью поздней, может быть даже в летний день. Медленно поезд подойдет к платформе и ляжет на землю солдатская тень». Как они встретятся? Сделают вид, что ничего не произошло, или…   
Или она бросится ему на шею…



-Витенька, послушай, что я тебе скажу,- бабушка Фиса притянула его к себе и усадила рядом на лавку.
-Что, бабушка?
-Ты не удивляйся, только твоя Света тебе родственница…
-Как это?- опешил Витя.


-У вас был один прапрадед, мой отец, Игнатий Кузьмич Глебов…
-Да с чего ты взяла? Не нравится она тебе, так и скажи.
-Не нравится. Мой отец изменил моей матери, и теперь ты хочешь жениться на…своей сводной сестре…


Витя сидел, ничего  не понимая, и только загибал пальцы, считая поколения…
-Но… это же уже четвертое поколение…. И потом, поздно уже… у нас будет ребенок…
Фиса схватилась за голову:
-Ох, ти мнеченьки…и  почему их так и тянет в нашу семью… Ты не заметил, как она похожа на нас с  тобой?  Эти светлые волосы, прямой нос, серые  глаза. Это же все  от  Игната!


Виктор помолчал, подождал, пока успокоится бабушка, а потом сказал:
- Значит, наши семьи воссоединились. Мой прадед, наверное, был бы рад этому. Ведь он любил вас обеих…



 Торжество назначили на июль месяц. Венчаться было как-то не принято, расписались в сельском совете в Шляпниках. Вся церемония заняла десять минут. Поцеловаться новобрачным  почему-то не предложили, хотя, кольцами они все же обменялись.

 Затем поездили по окрестным деревням, оглашая тишину звуками клаксонов,  фотографировались на фоне лесного пейзажа. Главная машина кортежа – небесно-голубой  Москвич 412 -  была украшена разноцветными лентами и воздушными шариками, а к последней из них   приделали плакат: «Кто куда, а мы на свадьбу!».

Веселая получилась свадьба, хоть и не было деликатесов на столе.  Но молодежь счастлива не этим. Светит солнце – у молодых будет совет да любовь, идет дождь - молодые будут богаты.
       

  По традиции вся деревня собралась на «пучеглазну», так в деревне называют это обязательное для всех мероприятие, сходить и поглазеть на свадьбу. Опять маленькие ребятишки заглядывают в щели заборов,  постарше сидят на  крышах конюшни и амбаров, взрослые толпятся около ворот, а старики чинно сидят  в ограде на лавках  и вспоминают  свою молодость…


И по-прежнему верхом неприличия считается  неприглашенному заранее гостю   сесть за стол или выпить рюмку вина…



                Перестройка, перестройка…

 

«Продовольственная программа»  провалилась, как и последние несколько пятилеток, как и «Программа развития Нечерноземья». Антиалкогольная кампания тоже  не прижилась и приказала долго жить.  Курс на ускорение смог ускорить лишь переход на концепцию перестройки, которая так и не смогла перестроить то, что изначально было  построено без знака качества. 
          

Исчезли с прилавков магазинов основные продукты питания, введены талоны на масло, сахар. Зато крепли и развивались братские республики, «угнетенные» страны за счет помощи СССР.

 Горбачевская перестройка разрушила железный занавес, а  бурные потоки гласности вынесли на свет божий  кости миллионов ни в чем не повинных людей.  Коммунисты  целыми коллективами  выбрасывали свои партбилеты.
      

  Только и пожили крестьяне хорошо где-то с семидесятых до восьмидесятых годов: и зарабатывали и голодом не сидели. «Развитой социализм» был, а сейчас все опять с ног на голову перевернули.

 Раньше все было или белое или красное,  а  в последние годы,  о чем только не говорят и не пишут. То Ленина надо убрать из мавзолея, то Сталин - самый главный враг народа,

а в Иркутске   памятник поставили  белому адмиралу Колчаку: там его расстреляли,  там закончилась его попытка спасти Россию.

Он ведь тоже хотел видеть страну великой и счастливой.      Да только распростер над страной свои черные крылья Антихрист…
      

  Оказалось, что гражданская жена А. В. Колчака  Анна Тимирёва,  которая была с ним до последнего дня,  пережила его на полвека.

 Ее пять раз арестовывали,  садили  в тюрьму, отправляли в ссылку.    В перерывах между отсидками  кем только не работала…  Имела право жить лишь  за сто первым километром.

 Полностью реабилитирована  в 1960 году,  к тому времени ей исполнилось 67 лет, тогда же ей дали пенсию.

 После реабилитации Анна впервые взяла  в руки  написанные и неотправленные ей письма  и записки Адмирала... 

Через полсотни лет прочитала  послания, полные душевного тепла и ласки.
 Из под ее пера  вышло  стихотворение: 


Седьмое февраля.
(В этот день расстреляли Верховного правителя России)

И каждый год седьмого февраля
Одна с упорной памятью моей
Твою опять встречаю годовщину.
А тех, кто знал тебя, - давно уж нет,
А те, кто живы, - всё давно забыли.
И этот, для меня тягчайший день-
Для них такой же, как и все,-
Оторванный листок календаря.
                А. В. Тимирёва,  1969г               

Умерла Анна Тимирёва  в 1975 году в возрасте  восьмидесяти трех лет.

 



 

         
 Стало известно, что Софья Колчак с сыном  Ростиславом   жили  в Париже на пожертвования богатых людей. Софья посвятила свою жизнь сыну. Ростислав получил образование.
 
Деньги на его обучение дал великий полярный исследователь Ф. Нансен.  Ростислав Колчак  во время   Второй мировой войны  воевал против фашистов  в составе французской армии. Был в плену.

После войны вернулся во Францию.  Похоронен   рядом с матерью  на главном кладбище русского зарубежья Сент-Женьев де Буа.
         

  Бывший Маршал Советского Союза  В.К. Блюхер  вовсе не изменник родины и не оговаривал своих родных. Это его оговорили… Он умер в Лефортовской тюрьме от побоев и легочной эмболии.   

Да… а его сын Василин, который потерялся в восьмимесячном возрасте…  Оказывается,   няня  ребенка отнесла  Василина в семью  сослуживца Блюхера.

Те сразу уехали  в глушь. Сменили ребенку имя и сделали другие документы.   Он стал Семеновым Адольфом Васильевичем.   У него была семья, дети. И только после его смерти в 2007 году  дочери   раскрыли  страшную  тайну   его жизни.
 


Да, а якобы выжившие потомки династии Романовых?  Кроме Павла Второго  уже появился Николай Третий. Он будто бы сын  царевича Алексея, расстрелянного в тринадцатилетнем возрасте. 

Кто теперь назовет себя Александром Четвертым или Иваном Седьмым? Даже страшно подумать, чем могут обернуться попытки  восстановления монархии в России… 



***
Однажды, в очередную годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции Виктор прочитал  в газете «Звезда» статью  пермской журналистки Натальи Копыловой:

 «Народное единство невозможно без осмысления прошлого… Пришло время пересматривать ценности, оттого и возвращаются из небытия …герои  выброшенные … на свалку истории…

А мы должны попытаться снова их понять и принять…Причем всех: и белых и красных…Ведь такое ощущение, что до сих пор они противоборствуют и воюют где-то там, за гранью реального…

и так, орел или решка? Судьба подбросила над Россией монету…».

Все  правильно,- подумал Виктор,-   решка – это Ленин,   орел – Николай Второй…





                Вернется все да на круги своя…


 

Через год  после свадьбы у Виктора и Светланы родилась дочь Вера.  Однако горе и радость идут бок о бок в этой жизни. В тот же год умерла бабушка Надежа.  В день похорон  была жуткая метель.


Таких метелей бывает   одна на несколько лет.  Бабушку даже не смогли свозить в церковь в Курилово и отпеть…
 Наверное, для  Надежды это было самое страшное событие в ее жизни. По странному стечению обстоятельств, когда погибла  ее дочь Тоня,  тоже была жуткая метель…

 Неужели Господь так и не простил ей слова, брошенные  однажды дочери  в порыве гнева: «Будь ты проклята?»

Неужели  за тридцать девять лет после смерти дочери, за тридцать девять лет  молитв и строгих постов она  так и не смогла замолить свой грех?

И даже сорок шесть лет верности умершему мужу не смогли дать успокоения…  И даже любовь Вити и любовь к Вите ничем не смогли помочь…


Виктор навсегда запомнил: сколько лет его дочери, столько лет уже нет на свете бабушки Надежи. Она прожила девяносто три года.

 Ей достался долгий и трудный век. Надежа  доживала в той избушке, которую построили для них с Мишей в 1925 году.

Избушка прогнила и покосилась, зимой ночью в ней замерзала  вода. Бабушка Надежа спала на печи, но и там замерзала от холода.

Только последние три месяца своей жизни она не вставала, и все спрашивала:
- Как Витя? Не приехал ли Витя?
Дохаживала ее Зина.


Еще в тот памятный 1989 год, верующие жители Орды собрали подписи, требуя открыть церковь…
Киномеханики и культработники, что расположились в храме, собрав свой  скарб,  переехали в Дом Культуры.   И церковь после капитального ремонта была открыта.
Постепенно начали восстанавливать и другие разрушенные большевиками церкви.



 (ФОТО)
Вид  церкви в наши дни.



Только над Никольской церковью  в Медянке, самой старинной в районе, 1767 года постройки,  до сих пор  летают вороны и вьют на развалинах свои гнезда…

***

Зина прибирала в чулане и наткнулась на тряпицу, перевязанную бечевкой. Неторопливо развязала, развернула и увидела красивый резной деревянный крест.

«Сразу видно, что не православный,- подумала она,- куда его теперь?»
-Мама! Мама!- подошла Зина к Фисе, которая вывешивала на заднем крыльце овчинные полушубки для просушки,- смотри, что я нашла.


-Это дяди твоего, Михаила, крест. Он привез его с первой мировой войны в восемнадцатом году нать-то. Говорил, будто, Анна ему в дорогу дала.
- Сказывали вы…
Баской, да резной какой.
-Ненашенский крест-то, австрийский. Храним как память о Мише. Оставь его…
         

Зина полюбовалась на крест, и снова завернув его в  тряпицу,  водрузила на старое место.

 (ФОТО)
Михаил Феденев привез этот крест из Австрии в 1918 году

Так до сих пор  и хранит его, и  все ждет, может, придет какая весточка из Австрии?  Вон, в программе «Жди меня», кого только не находят…

***
Дети растут, родители старятся. Росла и Вера, дочка Виктора, улыбалась, делала первые шаги, радовалась первым в своей жизни весенним цветам… и конечно не знала, что страна, по прогнозу астрологов уже несколько лет «летела над пропастью».


Фиса умирала. Ее сжигал рак легких. Она билась в постели, иногда кричала:
-Убейте меня, убейте! 
Зина тихонько уговаривала ее:

-Мама, мама, сейчас я сделаю укол, тебе будет легче.
Иногда Фиса затихала в беспамятстве. Приходя в себя, спрашивала:
- Витя не приехал?

-Нет, не приехал, - отвечала Зина.
-Пить, хочу пить, Пещеру бы выпила, - грезила больная.
Витю уже давно поджидали.   Видимо, и больная только и  ждала его, чтоб проститься.
 Виктор вошел в избу, и тихонько присел рядом с  умирающей бабушкой. Она, казалось, уже не видела его, глаза были закрыты, но тут же вздохнула, в горле что-то захрипело, затихнув навсегда.


 Ее затуманенного сознания уже никак не касалось то, что происходило в стране. А великий Советский Союз тоже доживал свои последние дни. Фисе было всего шесть лет, когда произошла революция, так круто изменившая жизнь.

Сейчас СССР также  бился в агонии. Анфиса умерла 5 апреля 1991 года. Совсем на немного пережил ее Советский Союз. 25 декабря 1991 года его не стало. 


Родственники оплакивали Фису, а политики тщетно пытались переименовать день 7 ноября, день Великой Октябрьской Социалистической   революции, день горя и слез великого народа, в день «Согласия и примирения».

 Соглашаться и примиряться никто не хотел. У всех были свои счеты с этим днем. Кто считал его смыслом всей своей жизни, кто просто  ненавидел.

 Еще года через четыре  после развала Союза день 7 ноября тихо ушел со сцены.   (Виктор был бесконечно рад этому, теперь это только его день - день рождения!)

Праздничным днем объявили 4 ноября.   Никто так и не может запомнить, как именно он  называется, пока власти в очередной раз, в очередную годовщину не огласят его название. 


Виктор очень любил Подберезово, дедушку Сано, бабушку Фису, Надежу, и когда их не стало, вместе с ними умерла  какая-то часть его души, а  Подберезово потеряло своё очарование. Но это, как и прежде его родная деревня, его Родина.
         

 Теперь эта деревенька навевает на него грусть и меланхолию. Нет уже того Подберезово, которое он знал раньше. И дома обветшали, а новые не строят, и люди, кто разъехались, а кто умерли. И нет там уже клуба,  начальной школы, а медпункта  и почты не было отродясь.

Иду по России  травою некошеной,
Поля золотые - платочек наброшенный.
Глаза как ромашки, а косы – березы.
Ты вытри, Россия,  непрошены слезы.


Но катятся слезы  осенним дождем.
Раскисла дорога,  которой идем.   

Идем по России  травою некошеной.
Плачет Россия  слезою непрошенной.
Плачет Россия  осенним дождем.
А той ли дорогой  мы с вами идем?

               
                Эпилог

Я рассказала историю моей семьи,  моей Родины,  опираясь на подлинные события и факты, на записи в  дневнике  моего двоюродного деда;

 на скупые рассказы о себе моих родственников.  Все персонажи повествования – реальные люди, жившие в то непростое время.
 Мои предки были крестьянами, они жили и работали на земле, они выращивали хлеб.   

  Скульптор Вера Мухина поставила на пьедестал рабочего и колхозницу. 

Я  же сознательно не задевала тему «Рабочий» и достижения страны в других отраслях народного хозяйства.

 Крестьяне долгие годы были самым бесправным и бедным классом  в Советской России.

Причиной огромных жертв была форсированная индустриализация страны и связанное с ней стремление подавить сопротивление крестьян, изъять у них хлеб, не считаясь с их жизнеобеспечением.
         

Трудно было втиснуть в рамки документальных событий некоторые художественные домыслы, но мне не хотелось также оперировать только цифрами и фактами.

 Мне хотелось показать живых людей, их боли и радости, что б все это не кануло в лету вместе с ними. Ведь мы живы до тех пор, пока о нас помнят.

 Я обращаюсь к нашим потомкам, может быть, кто-то из них продолжит эту тему: расскажет о нас, родившихся в период «хрущевской оттепели», выросших во время многочисленных попыток усовершенствовать существующий социальный строй, влюблявшихся в эпоху «развитого социализма». И все-таки на первом месте у нас была Родина. Так нас воспитали. 


Выросло целое поколение убежденных атеистов,  но только  Бог, оказывается, был, есть и будет, как и утверждала  бабушка Фиса.

  А те учебники истории, по которым  мы учились?  Теперь  понятно, что каждая правящая партия перекраивает историю по-своему усмотрению, а истина выясняется гораздо позднее.

 История - это дама под черной вуалью, она не любит открывать свое лицо и очень неохотно делится  тайнами.               
       

Потом мы радовались Горбачевской перестройке, выбирали первого президента страны, с горечью прощались с великой страной Советским Союзом, содрогались от невесть откуда взявшихся олигархов, дефолтов, платной медицины и образования.
       

 Если «призрак коммунизма» только бродил по Европе, то разгул «дикого капитализма» мы видели воочию.

И опять некоторые из нас оказались по разную сторону баррикад: одни вознеслись на вершину богатства и удачи, другие падали в беспросветную нищету.
       

 Одно осталось неизменным в этом постоянно меняющемся мире: крестьян за три мешка зерна до сих пор сажают в тюрьму, а укравшим у страны миллионы и миллиарды,  природные ресурсы, заводы и пароходы - грозят пальчиком.
      

 Менее  чем за сто лет сменилось два общественных строя. Не все смогли приспособиться  к новым условиям и ухватить птицу счастья за хвост.
   

  Но наша жизнь еще не закончилась. Мы с удивлением наблюдаем за молодым поколением, с сожалением оглядываемся назад, но верим, что все будет хорошо.
   

  Иначе просто не может быть.