У Ивана фрау

  Клавдия чистила на кухне подмёрзшую картошку, которую она принесла из гуртов за железнодорожной станцией, после того, как немецкое начальство разрешило использовать её местному населению. За дверью большой комнаты, у поселившегося там офицера были гости, слышен был смех и нерусская речь.
  Сосед Ефимыч суетился с утра, стараясь услужить им. Вот он опять вышел из комнаты, и кухня наполнилась звуками мужских голосов и противным хохотом. Через плечо она увидела, как он осторожно лезет на печку, держа перед собой тарелку с бутербродами. Слюна подступила к горлу, затошнило, и сразу же болью пронзила мысль о её шестнадцатилетнем сыне, который вот уже третий день не мог встать от истощения.
  Опять открылась дверь, и вышел молодцеватый немец. Взглянув на неё, он захохотал и, обернувшись к жующему соседу, сказал по-русски:
- У Ивана фрау?!
Из открытой двери высыпали гогочущие гости и стали разглядывать Клавдию.
- Что же ты, Иван, не угостишь свою фрау? - под смех присутствующих задал он вопрос.
- Предлагал, не хочет,- прожёвывая заработанное угощение, ответил Ефимыч.
Смех поднялся с новой силой.
Вжав голову в плечи, Клавдия склонилась над миской с очистками. Шум уменьшился, скрипнула закрываемая дверь.
  Через некоторое время кто-то тронул её за плечо. Она вздрогнула. Русскоговорящий немец поставил перед ней тарелку с хлебом и копчёной свининой. Она заплакала.