Идеальная грешница. Глава 20

Глава 20. ВРАГИ И ДРУЗЬЯ


Теперь Ева каждый день приходила в кафе возле парка, смотрела, как Тарасов с сыном идут по аллее. Если была хорошая погода, они задерживались на детской площадке, когда шел дождь – проходили мимо. Мальчик в желтом дождевике особенно забавно выглядел, когда поднимал голову, чтобы разглядеть дорогу из-под капюшона. Теперь она знала, что вместо общественного транспорта они шли пешком через парк, рассказывая друг другу о том, что с ними произошло за день. Иногда Ева приходила на площадку, и они подолгу разговаривали с Тарасовым. Через пару недель он как-то признался:
- Знаете, Ева, вы – удивительный человек. У вас очень добрый взгляд. С вами приятно общаться. Да и Гоша ждет, когда вы придете.
- Да? – эти откровенные слова прошибли болью, как пулеметной очередью.
А, может, ну их нафиг, обиду и желание отомстить? Она смогла бы приручить мальчика, выйти замуж за его отца, и, возможно, даже неплохо жить с ними. А что дальше? Воспитывать чужого ребенка? Спать с человеком, который навсегда лишил ее счастья материнства? Секундное замешательство, накатившее неожиданной волной, отступило, освободив место для других, более глубоких чувств.
- Володя, а пригласите меня на свидание, – улыбнулась Ева. – Мне кажется, мы достаточно с вами знакомы, чтобы провести вечер вдвоем. Вам просто необходим отдых, иначе вы так скоро с катушек слетите. Думать о себе надо, Володя. Хоть иногда. Ну так что насчет свидания?
- Я бы с удовольствием, но мне Гошу не с кем оставить, – он заметно смутился, отвел взгляд, но она читала его эмоции, как на вокзале – табло с расписанием прибытия поездов. Крупными яркими буквами на нем было написано: «У меня давно не было женщины!»
- Вы говорили, что иногда обращаетесь за помощью к соседке. Как же ее зовут? Гаяне…
- Гаяне Баграмовна.
- Может, это тот случай, когда стоит попросить еще раз? Тем более, Гоша ее хорошо знает, капризничать не будет.
- Да! Точно! – Тарасов ожил, глаза его заблестели. Буквы на табло стали еще ярче. – Как же я про нее забыл-то? Не знаю, правда, согласится ли? Обычно я прошу ее загодя.
- Думаю, все будет нормально, – Ева улыбнулась. Еще бы та не согласилась! Пара хрустящих бумажек в кармане халата сутулой пожилой армянки с большим носом и лохматыми бровями – и можно не беспокоиться, что у той не найдется времени посидеть с мальчиком хоть днем, хоть ночью. Эти деньги – треть ее месячной пенсии. – Где встретимся?
- Ева, – Тарасов замялся, – а если я просто вас приглашу к себе?
- Да? А что, хорошая идея! Я могу приготовить ужин.
- Нет, ужин за мной. Сегодня в восемь.
- Отлично. До вечера? – Ева посмотрела на него так, что он заерзал.

Казалось, день наполнился смыслом. Она долго и с наслаждением плескалась в джакузи, напевая, прихорашивалась перед зеркалом. Когда в ожидании такси, стояла у окна, позвонила Света:
- Привет, подруга! Хотела узнать, как твои дела.
- Светка! Как я рада тебя слышать! У меня все замечательно. А ты где? Все еще в Исландии?
- Нет, в Германии.
- Как Игорь?
- Я по этому поводу и звоню. Слушай, у нас тут слух прошел, что Шишкина банкротят. Это так?
- Наверно. Когда я узнала, что им занялся господин Бауэр, решила, что это будет лучший мститель, чем я. Так глобально, как сможет сделать он, у меня не получится. Я так, по мелочам мщу, а с Шишкиным нужен мастодонт, динозавр. Ну, в общем, ты поняла. 
- А я тут познакомилась с этим Бауэром. Мужик просто офигительный! Если бы не Игорь, я бы, наверно, подумала, как его заграбастать.
- Имей совесть, Светка! У тебя уже есть один жених. Этот-то старик тебе зачем?
- Какой старик?
- Ну, Бауэр.
- Ой, не могу! Уморила! – захохотала Светка. – Ему всего тридцать семь. Он ростом метр девяносто, плаванием увлекается. И на рояле Хельмут классно играет. Кстати, с ним ужасно интересно общаться. А еще у него собственная конюшня. Его Гранат в этом году дерби выиграл.
- А ты откуда знаешь?
- Довелось пересечься на одной вечеринке для очень узкого круга лиц. Мы там с Игорем были. Да! Я чего звоню-то! Мы с ним решили пожениться.
- С кем? Бауэром?
- Дура что ли? Фуф! Ну, ты даешь, подруга. С Игорем, конечно.
- Вот как? Поздравляю.
Да что же за напасть? Анька замуж выходит за Илью. Светка тоже в невесты записалась. А ее очередь когда-нибудь наступит? Или она всю жизнь так и проведет, прыгая по чужим койкам и затаскивая малознакомых мужиков в свою? Зависть оказалась настолько сильной, что в горле запершило.
- Мы планируем пожениться на рождественских каникулах. Игорь уже просил моей руки, и предки согласились. Это, наверно, история с Шишкиным помогла – выбрали из двух зол меньшее. Свадьба будет очень скромная. О-очень скромная. Только родственники и никого больше. И друзья, конечно. Ты – в первую очередь.
- Я рада за вас. За приглашение большое спасибо. Буду думать над подарком. Ой, подруга, извини, у меня такси подъехало.
- Ладно, потом созвонимся. Все, целую!
Всю дорогу до дома Тарасова Ева выстукивала дробь по коленке. Она давно так не волновалась. Сводило скулы, до тошноты сжималось что-то в животе. Кажется, последний раз ее так трепыхало на пути из Германии в Россию. Дожила! Едет в чужую постель, а сама волнуется, как девственница перед толпой озабоченных мужиков. И ладно бы ее принц ждал! Сидит там отец-одиночка, который забыл, что такое личная жизнь, и мечтает, наверно, захомутать хоть кого-нибудь, лишь бы домашние хлопоты свалить. А тут такая королевна перед ним ножками сучит да по собственной воле. Волна злости накрыла с головой.
- Можно побыстрее? – глянув в окно, спросила Ева водителя.
- Можно, – равнодушно пожал тот плечами. – Вертолетом.
Дом Тарасова оказался старой панельной девятиэтажкой с темной лестницей и вонючим лифтом. После зеркального «Отиса» в ее подъезде ехать в таком оказалось невозможно. Зажав нос, Ева с трудом дотерпела до пятого этажа. Выскочив на лестничную площадку, перевела дух, понюхала рукав куртки. Ей казалось, за несколько секунд она вся пропиталась этим ужасным запахом. Господи, а жильцы в нем ездят не меньше двух раз за день! Кошмар какой! Неужели нельзя привести все в порядок, покрасить, вымыть, почистить? До чего сильно русское «авось»! Авось кто-то придет и сделает, как надо. А всего-то надо не мусорить, не рисовать на стенах, не плевать на пол и не бить стекла. Куда уж проще!
Сморщившись, Ева нажала кнопку звонка. Она посмотрела по сторонам, оглядела закопченный, словно после пожара, потолок.
- Ева! – выдохнул Тарасов, открыв дверь. Можно подумать, он кого-то ждал еще. – Как я рад, что вы пришли.
- Ну мы же договаривались. Вот, Володя, держите. Это конфеты и фрукты для Гоши. А чем это вкусно пахнет?
- Я приготовил мясо по-французски, – смутился он. – Ни и так, по мелочи, пара салатов.
Квартира Тарасова была крохотной, но на удивление уютной. Ева никогда бы не подумала, что в этом доме нет женской руки. Две небольшие комнаты, кухня с современной техникой.
- А вы молодец, так все чистенько и аккуратно, – похвалила Ева и удивилась искренности, с которой она это сказала.
- Стараюсь. Мойте руки и проходите в комнату, а я еще пару минут там… мне… в общем, я скоро.
Стол был вполне прилично сервирован, плавающие в прозрачных пиалах розы ее насмешили. Похоже, Тарасов задумал романтический ужин. Только свечей не хватало для этого бреда. Спектакль получался каким-то недотягивающим до женских слезливых мелодрам.
Они оба чувствовали себя неловко. Тарасов краснел, торопливо ухаживал за ней, подливал вина. Казалось, напряжение нарастало с каждой минутой. Ева шутила, старалась выглядеть беззаботной и веселой, но что-то внутри сжималось.
- Знаете, Володя, я предлагаю выпить на брудершафт.
- Согласен. Я что-то растерялся. У меня так давно не было… гостей, что я уже забыл, как это все делается. Ах, да, давайте выпьем!
Сплетенные руки, глаза в глаза. Ева чувствовала его дрожь, а блеск в глазах выдал ей все его желания. Но она тянула время, заводила, манила и отталкивала, пока Тарасов не стал пыхтеть, с трудом сдерживая себя.
- А куда у тебя выходят окна? – спросила Ева и поднялась. Казалось, ей надо было срочно узнать, нет ли под окном помойки. – Немного душно. Ты не против, если я приоткрою окно?
- Конечно. Давай помогу, у меня тут…
Дальше тянуть Ева не захотела. Его глаза так близко! Руки больно стиснули ей плечи. Он оплетен ее обаянием и дерзостью, как дерево – лианой, он в ее власти. Волны его желания так осязаемы, что их можно завязывать в узел. Приподнявшись на цыпочки, она поцеловала его, и он словно сошел с ума. Господи, как давно это было! Как она в школе мечтала, чтоб Тарасов любил ее!
Ева постоянно ловила себя на мысли, что анализирует его действия, взгляды, слова. Она хотела расслабиться и не могла. Казалось – закроет глаза, и зашипит на коже живота сигарета. Он был безудержен и жаден. Стискивал груди, словно мял тесто. Своей порывистостью и жаром Тарасов напомнил ей Антона в начале их отношений. Они и впрямь чем-то были похожи. Не внешне, конечно. Тарасов – обаятельный и симпатичный, бабы на нем должны висеть гроздьями, как перезревший виноград соскальзывая к ширинке.
- У тебя, правда, давно не было женщины? – не удержалась Ева, когда он, сытый сексом и проваливающийся в дрему, гладил ее волосы.
- Очень давно. Когда на тебя вдруг сваливается разом куча проблем, не до романтики. Я иногда реально валился с ног. Гошка заснет, а я рядом на полу, потому что доползти до кровати уже не было сил. Потом привык, втянулся. Но отношения на час-два… нет, не хочу.
- Скажи, а ты о чем-нибудь жалеешь? Я о той жизни, когда ты был еще совсем молодой.
- Конечно! Жалею, что не удержал Юлю от той прогулки. Мы хотели пойти вместе, но меня что-то задержало, и они с Гошей пошли вдвоем.
Если бы он хоть словом обмолвился о школьной поре, о девочке, которой он с друзьями исковеркал жизнь, Ева бы ушла. Вот честно – проснулась утром и ушла навсегда, отказавшись от мести. Но он думал только о погибшей жене. А замученная, изуродованная, окровавленная одноклассница, оставленная умирать в подвале, его не беспокоила. И ненависть, как гадюка, снова подняла голову для броска.
- Ты такая красивая, – шептал Тарасов, и снова касался губами ее груди. – Ева… божественная Ева…
Когда он уснул, она отвернулась и тихонько заплакала, смывая слезами накатывающую жалость к нему. Откуда в ней эта сентиментальность? Что за каприз души? Он враг! Но тут же вспоминался хромающий мальчик с сияющими глазками, и Ева закусывала уголок подушки, чтоб не зареветь в голос. Она впервые не понимала, что делать. В ней все раздвоилось. Одна половина требовала мести, страшной и безжалостной, вторая – просила отпустить Тарасова на все четыре стороны и забыть. В конце концов, Ева махнула рукой – утро вечера мудренее, вот и посмотрим, насколько права пословица.

Разбудил ее запах свежесваренного кофе и горячих бутербродов.
- Проснулась? С добрым утром. Я забыл тебя предупредить, что нам рано вставать – надо Гошу забрать от соседки и отвести в садик.
- Да, я знаю. Сейчас соберусь.
Они завтракали, о чем-то болтали, и Ева всматривалась в Тарасова, словно искала в его глазах ответ на свой вопрос. Но он был весел, глаза блестели, движения стали уверенными и спокойными. Казалось, в нем появилась какая-то сила.
- Может, сходим сегодня куда-нибудь? – Тарасов допил кофе, посмотрел на нее так, словно ничего кроме «да» не ожидал.
- Извини, – развела руками Ева, – я сегодня уезжаю.
- Как? Далеко? Надолго? – он даже не пытался скрыть разочарование: уголки губ опустились, блеск в глазах погас, пальцы сжали салфетку.
- Я пока сама не знаю, когда вернусь.
- Ты вчера так ничего о себе и не рассказала.
- Не о чем рассказывать. Все просто и банально. Володя, извини, мне пора бежать. Гоше привет передавай.
- Он расстроится.
- Я понимаю, но ничего изменить не могу.
- Ева… – Тарасов коснулся ее руки. – Мы еще увидимся?
- Ты хочешь честный ответ? Не знаю.
- Вот, – он протянул сложенный листок. – Это мой телефон. На всякий случай. Вдруг тебе понадобится помощь или просто станет одиноко… Я буду очень рад.
Ева не ответила, молча сунула бумажку в карман и быстро собралась. Она прошла под окнами Тарасова, не оборачиваясь, хотя чувствовала: он смотрит вслед сквозь припудренное городской пылью стекло. Как добралась до дома, не помнила и с удивлением посмотрела на чашку чая в руках. Нет, с ней, действительно, что-то не так. Дурацкие слезы, накатывающие без всякой на то причины, непонятная жалость к человеку, которого мечтала порвать на куски, странные сны. Она что, сходит с ума? Или это взбудораженные нервы после недавних событий? Надо просто успокоиться, съездить куда-нибудь в теплые страны, отвлечься, переключиться на что-нибудь такое, чтоб времени на раздумья не оставалось. Может, вернуться в Германию, лечь на обследование в клинику профессора Леманна? Мысли, одна страшнее другой, крутились в голове. А вдруг у нее вообще опухоль мозга? Ведь такие перепады настроения не могут быть сами по себе, должна быть причина. Она достала бутылку коньяка, налила в бокал, понюхала и поморщилась. Пить не хотелось. Покрутив телефон, набрала почти забытый номер. На том конце долго не отвечали. Наконец, женский голос тихо произнес:
- Алё.
- Привет, мам.
- Доча… Господи, где ж ты пропадала? Я столько раз тебе звонила, отправила смс, а ты так ни разу не перезвонила.
- Прости, мамуль, закрутилась совсем.
Как же, «закрутилась»! По клубам она шарилась да постели с мужиками обминала. Всё думала – ничего ж не случилось, потом перезвоню, завтра или после завтра, ну, на следующей неделе, может, даже в гости заеду. Деньги раз в месяц переводила – и, вроде, все в порядке.
- Я понимаю – дело молодое. Как у тебя дела?
- Да все также. Мам, а ты сейчас где?
- Дома, где ж еще? Вот Женя зовет на дачу, думаю съездить. Может, и ты с нами? На выходные. Она говорит, там сейчас хорошо, все в снегу. Погуляем, сосновым воздухом подышим. А то потом все растает. Да и соскучилась я по тебе.
- Я тоже соскучилась.
- Так что, я тогда Жене скажу, что ты едешь?
- Ладно, уговорила, – улыбнулась Ева.
- Правда? Ты не шутишь? – не поверила та.
- Не шучу. Где встречаемся?
- Ой… А где же мы встречаемся-то? Подожди, так на вокзале и встречаемся. Электричка в семь утра. Успеешь? А то можешь попозже, мы тебя потом встретим.
- Я с вами поеду. В семь? У пригородных касс?
- Да, там.
- Ну и договорились. Только ты тетю Женю предупреди, чтоб ее кондрат ненароком не хватил.
- Хорошо, дочура, скажу. Она как раз вчера тебя вспоминала.
- С чего это?
- Да у нее такие дела…
- Какие дела? Чего ты замолчала?
- Давай она сама тебе завтра расскажет. Что я тут испорченным телефоном буду выступать?
- Господи, ты меня пугаешь!
- Да нет, все в порядке, все живы-здоровы. Проблемы там кое-какие, не знаем, как решить. Вот, может, ты заодно и посоветуешь что. Ты у меня девушка современная, знаешь, как и что.
- Ну, мам, ты и навела тень на плетень. Ладно, не хочешь рассказывать, дотерплю до завтра.
Положив телефон, Ева долго сидела, прислушиваясь к себе. Велико ли дело – маме позвонила, а как на душе полегчало! Словно на сердце обруч лопнул. Она достала из письменного стола альбом с детскими фотографиями, забралась с ногами на диван и принялась разглядывать снимки, поглаживая глянцевую бумагу.

* * * * *

Когда Ева закончила второй класс, ее на целую смену отправили в летний лагерь. Ехать она не хотела, но мама сказала, что достала путевку по большому блату. Кто такой Блат и почему у него надо что-то доставать, Ева не поняла, но напугалась. Блат представился ей огромным волосатым дядькой с усами и длинной бородой. Она пообещала маме хорошо себя вести, не шалить и слушаться старших. Пасмурным июньским днем большую группу ребят разного возраста посадили в несколько автобусов и куда-то повезли. Ей досталось место у окна, и она смотрела на пробегающие деревни и леса, не отрываясь ни на мгновение. Часа через два их завезли на огороженную территорию и высадили на площади с трибуной. Среди сосен стояло несколько кирпичных одноэтажных зданий. На каждом из них висела большая табличка с номером корпуса. 
- Вересова Ева, второй корпус… Вересова! Где Вересова? – услышала Ева. Раскрыв рот, она смотрела, как высоко над головой проплывали белые облака. – Девочка, ты Вересова?
- Я, – она посмотрела на жилистую тетку в спортивном розовом костюме. Та глядела на нее сердито.
- Иди с вожатой во второй корпус. У тебя седьмой отряд. Так, ребята, всем напоминаю: воспитателя седьмого отряда зовут Роза Моисеевна, вожатую – Оля.
Ева вместе со всеми пошла по асфальтированной дорожке, с трудом неся сумку с вещами. Возле входа в здание их ждала женщина в шортах и клетчатой рубашке. Ева не могла оторвать взгляда от кривых волосатых ног воспитательницы, но когда посмотрела на ее лицо, пришла в ужас. У той были самые настоящие усы и цепкий взгляд маленьких близко посаженных глаз.
- Она, наверно, ведьма, и по ночам летает на метле, – тихо сказал кто-то за спиной Евы. Она обернулась. На нее смотрел худенький бледный мальчик. Черная панамка делала его лицо совсем белым. На виске мальчика красовалось большое родимое пятно. – Меня Петя Лучников зовут. Давай дружить?
- Объясняю правила! – громко сказала воспитательница, и ребята затихли. – Днем на кроватях сидеть и лежать запрещается. После обеда тихий час. Выход за территорию только в сопровождении взрослых. Зарядка для всех обязательна. Завтрак в девять, обед в час, ужин в семь.
- А полдник? – робко спросил Петя.
- Обойдетесь, – рявкнула воспитательница. – Наказания здесь очень строгие, поэтому советую следовать правилам.
Отряд быстро сдружился, девчонки сильно не доставали, а после того, как Ева оттаскала за волосы зазнайку Киру с золотыми сережками, зауважали еще больше. Сначала она вела себя прилично, но в лагере было скучно, и они с Петей и еще тремя ребятами решили сделать подкоп под старый заброшенный сарай за густыми кустами. Однажды в тихий час они сбежали через окно кладовки, чтобы продолжить свое дело. Но вскоре с противоположной стороны послышался скрип замка. Ребята припали к заколоченному досками окну, выходящему на глухой забор. Сквозь грязное стекло, они увидели, как внутри сарая их вожатая Оля, высокая худая близорукая девушка, и физрук Кирилл Яковлевич занялись чем-то странным.
- Что это они делают? – шепотом спросил кто-то из мальчишек.
- Наверно, играют во врача, – со знанием дела ответил Петя. – Вон, видите, он ее уже раздел.
- А сам зачем разделся? И халата у него нет.
- Наверно, не нашли.
- А зачем он на нее сверху залез?
- Наверно, меряется ростом. Да тише ты! Давайте смотреть.
- Ой, какая у него писька большая! – фыркнула Ева.
- Так он и сам немаленький, – со знанием дела ответил Петя.
Прильнув к окну, они смотрели и хихикали, пока не послышались вскрики и протяжные стоны. Испугавшись, ребята убежали.
- А давайте после ужина тоже в эту игру поиграем, – предложил Петя.
- А кого раздевать будем? – спросила Ева.
- Тебя. Ты у нас одна тут девочка.
Они боялись, что их отсутствие обнаружат, но Роза Моисеевна с другой воспитательницей пила вино в своей комнате, и до них никому не было дела. После ужина той же компанией ребята отправились за сарай. Заглянув через окно внутрь и никого там не увидев, Петя повернулся к Еве:
- Чур, я первый буду тебя раздевать. А вы все в очередь становитесь.
Он стянул с нее футболку, шорты и трусы:
- А теперь ложись. Я сейчас буду делать, как физрук.
Петя разделся догола, лег на Еву сверху, поелозил, как это делал Кирилл Яковлевич, поднялся и ткнул пальцем в одного из мальчишек.
- Теперь ты раздевайся и ложись на нее.
Так они играли каждый день, пока однажды дворник дядя Сережа не застукал их за этим занятием и не отхлестал крапивой. Он плохо видел, в тот день был без очков, поэтому никого узнать не смог. Ребята потом искали новое место для своей игры, но вскоре обнаружили, что в сарай приходит не только физрук с Олей, но и некоторые мальчики и девочки из старших отрядов, и теперь развлекались тем, что подсматривали за ними сквозь огромные щели в стенах.
Тогда в лагере они много чего насмотрелись. Ева даже обиделась на маму: спровадила незнамо куда, а она вынуждена дядьку Блата бояться, когда столько таинственного вокруг происходило. Воспитатели бухали, как сказал Петя, вожатые с другими вожатыми по кустам и кладовкам обнимались и терлись животами, а утром на линейке с помятыми лицами и засосами на шее поставленными голосами что-то вещали в рупор. Тогда в лагере Ева полюбила дождь. В ненастье их не выгоняли ни на зарядку, ни на линейку, и можно было подольше поспать.
Время пролетело быстро, и однажды на лагерной площади появились автобусы. Петя оставался на вторую смену, и Еве так его было жалко, что она отдала ему свой сухой паек – банку сгущенки с двумя пробитыми гвоздем дырками на крышке, чтоб высасывать молоко, и печенье.
- Вот мой адрес, – сказал Петя и протянул листок из блокнота. – Ты мне будешь писать?
- Конечно, буду.
- Я хочу подарить тебе бусы.
- Бусы? А где ты их взял?
- Сам сделал. Выпросил у поварихи макароны, собрал их на нитку и покрасил. Вот, держи, это мой подарок.
- А я тебе тоже сейчас что-то подарю.
Ева порылась в сумке, достала огромный-преогромный толстый карандаш – ее самое большое богатство, и протянула Пете:
- На, рисуй. Тебе его навечно хватит.
Снова долго ехали на автобусе. Их привезли к зданию какого-то кинотеатра. Всех встречали родители, а Ева одиноко стояла под деревом и плакала, потому что ее мама где-то задерживалась. Это было так обидно, что она потом долго дулась и не отвечала на расспросы. Бусы из макарон мама носить не разрешила, а потом они и вовсе куда-то пропали вместе с листком, на котором был записан адрес Пети.

* * * * *

Закрыв альбом, Ева улыбнулась. Петя! Лучников! Тот самый парень, который в Германии учил ее паркуру. А она все вспомнить не могла, откуда его лицо и родимое пятно на виске знакомо. Ну, конечно! Надо же, как тесен, оказывается, мир.
    Весь день Ева провалялась перед телевизором. Идти никуда не хотелось, и когда Анька Морозова позвонила и позвала в клуб, она отказалась, сославшись на головную боль. Видеть ее счастливую физиономию было выше всяческих сил. Она написала Илье смс с коротким «спасибо» и в ответ получила сердечко. На душе снова стало муторно.
Ближе к вечеру раздался звонок в дверь. Решив, что привезли пиццу, которую она заказала, Ева открыла дверь.
- Какого черта? – ошарашено спросила она и отступила.





Продолжение: http://www.proza.ru/2014/08/05/1888