Звёзды

Звёзды лучше всего наблюдать с крыши «Полыхающей лисицы» - в сухую ясную погоду здесь стелят множество матрацев и подушек, на которых вповалку — поздние посетители. Звёзды здесь — крупные, яркие, разноцветная сияющая россыпь. Смотришь на них и чувствуешь, как нет между ними воздуха. Как нет между ними вообще ничего кроме света, который несётся от звезды к звезде, невидимый в прозрачной тьме. Вдалеке, у самого горизонта — звезда. Она быстро движется слева направо. Это патрульный вертолёт обшаривает прожектором портальную зону. Далеко вверху неспешно плывёт ещё одна звезда — это прогулочная платформа катает зевак, кажется, под самым зенитом Предела. Я смотрю вниз — в звёздную россыпь затыпающего Катц Тлаак. Огни оазиса гаснут небольшими группками.
Я вижу прямоугольное окошко в секторе 36, пролёт 12, уровень 124. Почти у самой ветровой стены. Оно и ещё несколько соседних гаснут. На их месте вспыхивает новый свет — поначалу робкий, дрожащий — пока не прогреется двигатель. Над оазисом свинцовыми бусинами рассыпается грохот старомодного дизельного генератора. Фара глиссера моргает, ныряя и рыская, неспешно, лавируя между секторами по узким пролётам, то падая, то взлетая с уровня на уровень. Мраморный едет сюда со своей аппаратурой — фотографировать звёздное небо.
Он поднимается по скрипучей ржавой винтовой лестнице, с уютным гулким стуком ставит кофр рядом со мной. Я говорю ему, что увидел его, ещё когда он выезжал из дома. Он тихо ухмыляется в усы, и я чувствую его обжигающий, янтарный взгляд.
Мы никогда не здороваемся, поскольку никогда не прощаемся — когда долго общаешься, со временем это становится незачем. Я заглядываю в его глаза цвета карамельного эля, и вижу там мелкие искрящиеся пузырьки. Мраморный возится с камерой и объективами, а я слежу за его ловкими сильными руками.  Его плотный короткий мех искристо переливается в звёздном свете. Свете,  миллионы лет невидимо скользящем в пустоте, чтобы коснутся чьих-то глаз. Следящее устройство медленно поворачивает фотоаппарат вдоль Млечного Пути, кадр за кадром снимая панораму на долгих — по полторы минуты — выдержках. В крупной, отливающей фиолетовым линзе камеры отражаются звёздный свет,  впитавший миллиарды километров пустоты, тишины и покоя. Он тёплый, этот свет. Возможно, просто потому, что на него кто-то смотрит. Для меня — потому что я вижу его в глазах Мраморного.
Затвор открывается и закрывается с едва слышными щелчками, впуская в таинственную чёрную камеру свет, знающий все тайны Вселенной. И с каждым щелчком объектив всё более отворачивается от нас.
Верно настроенная камера делает своё дело. Верно настроенные скаа* — своё.

* Скаа — эййрльсв. Вся моя нежность (обращение).