Ополченец

  Владимир Никитин               
ОПОЛЧЕНЕЦ
                Ему на вид под пятьдесят. Лицо добродушное, а вот глаза чуть зеленоватые, какие-то грустные, словно в них поселилась тревога, и он не может её унять. Правая рука на привязи.
 - Вишь, река буянит… с характером, - сказал он мне, глядя на Дон, который сегодня был уж слишком неспокойный.
 - Низовка, ветер гонит волну от Азовского, - объяснил я ему.
 - Да знаю, - отмахнулся он. - Раньше, я часто здесь бывал. Друзья-афганцы из казачьего племени живут здесь на Дону. Я не к тому. У нас тоже реки  резвые. Чуть зазеваешься, и проглотит тебя, не успеешь опомниться. А вода холоднющая. На дворе жарища, а она, зараза, прости меня господи, достанет тебя до костей.
 - У вас, это где?
 - На Урале. В Пермской области. Бывал там?
 - Приходилось.
          Так мы и познакомились. Оказалось, что Харитон - редкое по нынешним временам имя - поджидал в Ростовском речном порту своего земляка из Таганрога.
- А с рукой что? - спросил я.
- Это там,- мрачно кивнул он, оглядываясь назад. - Под Луганском, миной шарахнуло, да мимо. То и обидно. Отбросило меня взрывной волной метров на пятьдесят от наших. На руку и упал. Думал, сломал. Боль такая… Я уж давно такой не испытывал. А мне ж стрелять надо. Я ж не левша, чай.
 - Вроде не по возрасту воевать, - заметил я.
  Ополченец скорчил гримасу:
 - Там же наши ребята бьются. А я дома буду отсиживаться. Не по-русски это. И, как назло, под мину попал. Пришлось  с беженцами  в Ростов добираться, чтоб подлечиться. Где ж мой кореш?- обеспокоено, оглядываясь по сторонам, нахмурился он. - Должон был уже появиться.
 - А ты что же, из ополчения?- спросил я его.
 - А по мне не видно? По одёжке камуфляжной хотя бы?
  - Да у нас многие сейчас так ходят. Особенно, если собрались на рыбалку с  ночевой, - пожал я плечами.
  - А ты сам-то кем будешь? Больно любопытный. И что в порту делаешь? - он подозрительно глянул на меня. - Я сразу приметил.
 - Не из нацгвардии, это точно,- рассмеялся я, не обидевшись на случайного знакомого. - Вообще-то журналист. А в Ростове работал когда-то. Вот с пацанами в те времена и приходили сюда пивца попить да рекой полюбоваться.
 - Да, Дон, это  река… - подобрев голосом, задумчиво глядя на волны, набегающие на бетонные плиты, согласился ополченец. - Только и у нас на Урале реки что надо. С характером. Взять хотя бы нашу Сылву. А места какие! Глаз не оторвёшь! Что на Каме, что на горных речушках.
        Я промолчал, вспомнив ту речушку, на которой мне как-то довелось порыбачить. Вроде бы сейчас и не к месту об этом говорить, но мне так захотелось расспросить моего знакомого о посёлке Чикали, где однажды я познакомился с паромщиком, который перевозил меня на ту сторону реки и рассказывал, как он воевал. По-моему, в тех же местах, где сражался сейчас Харитон. Дивные места на Урале действительно. Рядом лес, а на берегу, где мы тогда в палатке спасались от мошкары, росли густые кустарники.
 - Места там очень красивые, - чтобы прервать молчание, сказал я ему. - Просто вспомнил маленький посёлочек, в котором некогда бывал. Чикали. И паромщика, что возил меня много лет назад к Ермакову камню.
 Харитон просиял, радостно улыбнулся мне.
- Паромщика дедом Матвеем звали? Наверное, уже помер. Я тогда ещё пацаном был. Сказывали, что он в Кунгур уехал, вроде бы к дочке.
  - Да, дедом Матвеем,- вздохнув, подтвердил я, вспоминая то безмятежное время, когда мы с друзьями делали вылазки на природу. Тогда у нас была ещё великая держава, и никто не смел посягать на нашу страну.
 - А что побудило тебя отправиться на войну? - спросил я у Харитона. -Сообщения СМИ и трагические картинки по телеку с погибающими мирными жителями?
- Не только, - мрачно изрёк ополченец. - В наш посёлок приехала к родственникам семья беженцев. Послушал я их рассказы, поглядел на испуганные личики их деток и решил: всё, еду! Связался с друзьями-афганцами. Вместе и подались сюда. А здесь на Дону наших пацанов  тоже много. В Афгане повоевали, теперь вот Донбасс надо спасать.
 - А что, без тебя не обойдутся?
 - Во-во, и сын мой Василий так рассуждает. Говорит, что мол, не навоевался, батяня? Тебе ж землю пахать надо, а ты на войну… Обормот. Сам-то на земле трудиться не хочет. Поехал в Кунгур, это недалеко от нас. А там только и ждали. Теперь главная работа - торговля. С его-то крестьянскими лапищами…
          Мы как-то незаметно перешли на ты.
 - Нет что-то, ядрена вошь, моего кореша, хоть ты убейся. Из Таганрога должен подъехать. Верней подплыть. Нет, вот ты мне скажи, раз журналюга, как это могло случиться, что свои в своих стреляют? Убивают? В Афгане, конечно, тоже всякое бывало. Но чтобы по мирным людям из пушек, - он оглянулся по сторонам, хотел, видно, выругаться, но сдержался. Только зубами заскрипел. - Там, под Луганском и в Донбассе наших братанов тоже  хватает. Нас, афганцев, по земле русской раскидало. И на Украине, в том же Славянске… Я поначалу там в боях участвовал. А потом на подмогу отправили в Луганск. А сейчас прохлаждаюсь из-за руки… слава богу, что не сломана. С недельку побуду тут, и снова на войну отправлюсь. Этих, зараза, бандеровцев уму-разуму учить, - и выругался.
         Вечерело. Кто-то на той стороне реки палил из ракетницы. Небо украсило разноцветными полосами.
 - Ишь, резвятся, - пробурчал ополченец,- лучше б в добровольцы записались. Там боевыми палили бы.
 - Но ведь и твой Василий не очень-то одобряет своего папашу-вояку, - пытался я раззадорить Харитона.
 - Ты это брось,- нахмурился ополченец. - Я Афган прошел, и медали имеются. И потом. Может, ещё и прибудет. Это языком он мастак  потрепаться. А когда по ящику увидел, как ребёнок погиб, вскочил, бледный такой стал. Выбежал из хаты. Не-е, наш казачий род никогда не хоронился. Ежели что, и он, и его братья двоюродные, да и многие хуторские за ружья возьмутся. Благо все охотники.
 - Слушай, - спросил я его, - а тебе не страшно? - Ладно, руку вывихнул, а вдруг убьют?
 - Вдруг не вдруг, значит такая судьба выпала,- жестко глянул на меня ополченец. - Русские мы, понимаешь, русские. Ты сам-то каких кровей?
 - Да русский, - усмехнулся я. - И в ваших краях в свое время поработал. И в Кунгуре бывал. И в Соликамске.
         В это время сзади раздался громкий бас.
 - Чертяка! А я тебя на той стороне здания ищу! А ты туточки прохлаждаешься.
        Я оглянулся. Перед нами высился здоровенный мужичина.
 - Здоров, Захар! - радостно зарокотал мой знакомый. Они обнялись. - А мы тут  с этим товарищем поболтали маленько.
 - А я ведь не рекой прибыл, – Захар слегка мне кивнул, - на тачке с твоим Васькой. Нашел он меня, говорит, поехали батяню искать.
          Харитон победно глянул на меня и сказал на прощанье:
 -Ты, братан, приезжай к нам на Донбасс. Правда, вижу тебе не по возрасту, а всё равно приезжай. Увидишь, как русские за русских погибают.
  И мужики ушли. А я смотрел им вслед и только об одном жалел, что мне уже не по возрасту…

 
 
  Владимир Никитин               
ОПОЛЧЕНЕЦ
                Ему на вид под пятьдесят. Лицо добродушное, а вот глаза чуть зеленоватые, какие-то грустные, словно в них поселилась тревога, и он не может её унять. Правая рука на привязи.
 - Вишь, река буянит… с характером, - сказал он мне, глядя на Дон, который сегодня был уж слишком неспокойный.
 - Низовка, ветер гонит волну от Азовского, - объяснил я ему.
 - Да знаю, - отмахнулся он. - Раньше, я часто здесь бывал. Друзья-афганцы из казачьего племени живут здесь на Дону. Я не к тому. У нас тоже реки  резвые. Чуть зазеваешься, и проглотит тебя, не успеешь опомниться. А вода холоднющая. На дворе жарища, а она, зараза, прости меня господи, достанет тебя до костей.
 - У вас, это где?
 - На Урале. В Пермской области. Бывал там?
 - Приходилось.
          Так мы и познакомились. Оказалось, что Харитон - редкое по нынешним временам имя - поджидал в Ростовском речном порту своего земляка из Таганрога.
- А с рукой что? - спросил я.
- Это там,- мрачно кивнул он, оглядываясь назад. - Под Луганском, миной шарахнуло, да мимо. То и обидно. Отбросило меня взрывной волной метров на пятьдесят от наших. На руку и упал. Думал, сломал. Боль такая… Я уж давно такой не испытывал. А мне ж стрелять надо. Я ж не левша, чай.
 - Вроде не по возрасту воевать, - заметил я.
  Ополченец скорчил гримасу:
 - Там же наши ребята бьются. А я дома буду отсиживаться. Не по-русски это. И, как назло, под мину попал. Пришлось  с беженцами  в Ростов добираться, чтоб подлечиться. Где ж мой кореш?- обеспокоено, оглядываясь по сторонам, нахмурился он. - Должон был уже появиться.
 - А ты что же, из ополчения?- спросил я его.
 - А по мне не видно? По одёжке камуфляжной хотя бы?
  - Да у нас многие сейчас так ходят. Особенно, если собрались на рыбалку с  ночевой, - пожал я плечами.
  - А ты сам-то кем будешь? Больно любопытный. И что в порту делаешь? - он подозрительно глянул на меня. - Я сразу приметил.
 - Не из нацгвардии, это точно,- рассмеялся я, не обидевшись на случайного знакомого. - Вообще-то журналист. А в Ростове работал когда-то. Вот с пацанами в те времена и приходили сюда пивца попить да рекой полюбоваться.
 - Да, Дон, это  река… - подобрев голосом, задумчиво глядя на волны, набегающие на бетонные плиты, согласился ополченец. - Только и у нас на Урале реки что надо. С характером. Взять хотя бы нашу Сылву. А места какие! Глаз не оторвёшь! Что на Каме, что на горных речушках.
        Я промолчал, вспомнив ту речушку, на которой мне как-то довелось порыбачить. Вроде бы сейчас и не к месту об этом говорить, но мне так захотелось расспросить моего знакомого о посёлке Чикали, где однажды я познакомился с паромщиком, который перевозил меня на ту сторону реки и рассказывал, как он воевал. По-моему, в тех же местах, где сражался сейчас Харитон. Дивные места на Урале действительно. Рядом лес, а на берегу, где мы тогда в палатке спасались от мошкары, росли густые кустарники.
 - Места там очень красивые, - чтобы прервать молчание, сказал я ему. - Просто вспомнил маленький посёлочек, в котором некогда бывал. Чикали. И паромщика, что возил меня много лет назад к Ермакову камню.
 Харитон просиял, радостно улыбнулся мне.
- Паромщика дедом Матвеем звали? Наверное, уже помер. Я тогда ещё пацаном был. Сказывали, что он в Кунгур уехал, вроде бы к дочке.
  - Да, дедом Матвеем,- вздохнув, подтвердил я, вспоминая то безмятежное время, когда мы с друзьями делали вылазки на природу. Тогда у нас была ещё великая держава, и никто не смел посягать на нашу страну.
 - А что побудило тебя отправиться на войну? - спросил я у Харитона. -Сообщения СМИ и трагические картинки по телеку с погибающими мирными жителями?
- Не только, - мрачно изрёк ополченец. - В наш посёлок приехала к родственникам семья беженцев. Послушал я их рассказы, поглядел на испуганные личики их деток и решил: всё, еду! Связался с друзьями-афганцами. Вместе и подались сюда. А здесь на Дону наших пацанов  тоже много. В Афгане повоевали, теперь вот Донбасс надо спасать.
 - А что, без тебя не обойдутся?
 - Во-во, и сын мой Василий так рассуждает. Говорит, что мол, не навоевался, батяня? Тебе ж землю пахать надо, а ты на войну… Обормот. Сам-то на земле трудиться не хочет. Поехал в Кунгур, это недалеко от нас. А там только и ждали. Теперь главная работа - торговля. С его-то крестьянскими лапищами…
          Мы как-то незаметно перешли на ты.
 - Нет что-то, ядрена вошь, моего кореша, хоть ты убейся. Из Таганрога должен подъехать. Верней подплыть. Нет, вот ты мне скажи, раз журналюга, как это могло случиться, что свои в своих стреляют? Убивают? В Афгане, конечно, тоже всякое бывало. Но чтобы по мирным людям из пушек, - он оглянулся по сторонам, хотел, видно, выругаться, но сдержался. Только зубами заскрипел. - Там, под Луганском и в Донбассе наших братанов тоже  хватает. Нас, афганцев, по земле русской раскидало. И на Украине, в том же Славянске… Я поначалу там в боях участвовал. А потом на подмогу отправили в Луганск. А сейчас прохлаждаюсь из-за руки… слава богу, что не сломана. С недельку побуду тут, и снова на войну отправлюсь. Этих, зараза, бандеровцев уму-разуму учить, - и выругался.
         Вечерело. Кто-то на той стороне реки палил из ракетницы. Небо украсило разноцветными полосами.
 - Ишь, резвятся, - пробурчал ополченец,- лучше б в добровольцы записались. Там боевыми палили бы.
 - Но ведь и твой Василий не очень-то одобряет своего папашу-вояку, - пытался я раззадорить Харитона.
 - Ты это брось,- нахмурился ополченец. - Я Афган прошел, и медали имеются. И потом. Может, ещё и прибудет. Это языком он мастак  потрепаться. А когда по ящику увидел, как ребёнок погиб, вскочил, бледный такой стал. Выбежал из хаты. Не-е, наш казачий род никогда не хоронился. Ежели что, и он, и его братья двоюродные, да и многие хуторские за ружья возьмутся. Благо все охотники.
 - Слушай, - спросил я его, - а тебе не страшно? - Ладно, руку вывихнул, а вдруг убьют?
 - Вдруг не вдруг, значит такая судьба выпала,- жестко глянул на меня ополченец. - Русские мы, понимаешь, русские. Ты сам-то каких кровей?
 - Да русский, - усмехнулся я. - И в ваших краях в свое время поработал. И в Кунгуре бывал. И в Соликамске.
         В это время сзади раздался громкий бас.
 - Чертяка! А я тебя на той стороне здания ищу! А ты туточки прохлаждаешься.
        Я оглянулся. Перед нами высился здоровенный мужичина.
 - Здоров, Захар! - радостно зарокотал мой знакомый. Они обнялись. - А мы тут  с этим товарищем поболтали маленько.
 - А я ведь не рекой прибыл, – Захар слегка мне кивнул, - на тачке с твоим Васькой. Нашел он меня, говорит, поехали батяню искать.
          Харитон победно глянул на меня и сказал на прощанье:
 -Ты, братан, приезжай к нам на Донбасс. Правда, вижу тебе не по возрасту, а всё равно приезжай. Увидишь, как русские за русских погибают.
  И мужики ушли. А я смотрел им вслед и только об одном жалел, что мне уже не по возрасту…

 
 
  Владимир Никитин               
ОПОЛЧЕНЕЦ
                Ему на вид под пятьдесят. Лицо добродушное, а вот глаза чуть зеленоватые, какие-то грустные, словно в них поселилась тревога, и он не может её унять. Правая рука на привязи.
 - Вишь, река буянит… с характером, - сказал он мне, глядя на Дон, который сегодня был уж слишком неспокойный.
 - Низовка, ветер гонит волну от Азовского, - объяснил я ему.
 - Да знаю, - отмахнулся он. - Раньше, я часто здесь бывал. Друзья-афганцы из казачьего племени живут здесь на Дону. Я не к тому. У нас тоже реки  резвые. Чуть зазеваешься, и проглотит тебя, не успеешь опомниться. А вода холоднющая. На дворе жарища, а она, зараза, прости меня господи, достанет тебя до костей.
 - У вас, это где?
 - На Урале. В Пермской области. Бывал там?
 - Приходилось.
          Так мы и познакомились. Оказалось, что Харитон - редкое по нынешним временам имя - поджидал в Ростовском речном порту своего земляка из Таганрога.
- А с рукой что? - спросил я.
- Это там,- мрачно кивнул он, оглядываясь назад. - Под Луганском, миной шарахнуло, да мимо. То и обидно. Отбросило меня взрывной волной метров на пятьдесят от наших. На руку и упал. Думал, сломал. Боль такая… Я уж давно такой не испытывал. А мне ж стрелять надо. Я ж не левша, чай.
 - Вроде не по возрасту воевать, - заметил я.
  Ополченец скорчил гримасу:
 - Там же наши ребята бьются. А я дома буду отсиживаться. Не по-русски это. И, как назло, под мину попал. Пришлось  с беженцами  в Ростов добираться, чтоб подлечиться. Где ж мой кореш?- обеспокоено, оглядываясь по сторонам, нахмурился он. - Должон был уже появиться.
 - А ты что же, из ополчения?- спросил я его.
 - А по мне не видно? По одёжке камуфляжной хотя бы?
  - Да у нас многие сейчас так ходят. Особенно, если собрались на рыбалку с  ночевой, - пожал я плечами.
  - А ты сам-то кем будешь? Больно любопытный. И что в порту делаешь? - он подозрительно глянул на меня. - Я сразу приметил.
 - Не из нацгвардии, это точно,- рассмеялся я, не обидевшись на случайного знакомого. - Вообще-то журналист. А в Ростове работал когда-то. Вот с пацанами в те времена и приходили сюда пивца попить да рекой полюбоваться.
 - Да, Дон, это  река… - подобрев голосом, задумчиво глядя на волны, набегающие на бетонные плиты, согласился ополченец. - Только и у нас на Урале реки что надо. С характером. Взять хотя бы нашу Сылву. А места какие! Глаз не оторвёшь! Что на Каме, что на горных речушках.
        Я промолчал, вспомнив ту речушку, на которой мне как-то довелось порыбачить. Вроде бы сейчас и не к месту об этом говорить, но мне так захотелось расспросить моего знакомого о посёлке Чикали, где однажды я познакомился с паромщиком, который перевозил меня на ту сторону реки и рассказывал, как он воевал. По-моему, в тех же местах, где сражался сейчас Харитон. Дивные места на Урале действительно. Рядом лес, а на берегу, где мы тогда в палатке спасались от мошкары, росли густые кустарники.
 - Места там очень красивые, - чтобы прервать молчание, сказал я ему. - Просто вспомнил маленький посёлочек, в котором некогда бывал. Чикали. И паромщика, что возил меня много лет назад к Ермакову камню.
 Харитон просиял, радостно улыбнулся мне.
- Паромщика дедом Матвеем звали? Наверное, уже помер. Я тогда ещё пацаном был. Сказывали, что он в Кунгур уехал, вроде бы к дочке.
  - Да, дедом Матвеем,- вздохнув, подтвердил я, вспоминая то безмятежное время, когда мы с друзьями делали вылазки на природу. Тогда у нас была ещё великая держава, и никто не смел посягать на нашу страну.
 - А что побудило тебя отправиться на войну? - спросил я у Харитона. -Сообщения СМИ и трагические картинки по телеку с погибающими мирными жителями?
- Не только, - мрачно изрёк ополченец. - В наш посёлок приехала к родственникам семья беженцев. Послушал я их рассказы, поглядел на испуганные личики их деток и решил: всё, еду! Связался с друзьями-афганцами. Вместе и подались сюда. А здесь на Дону наших пацанов  тоже много. В Афгане повоевали, теперь вот Донбасс надо спасать.
 - А что, без тебя не обойдутся?
 - Во-во, и сын мой Василий так рассуждает. Говорит, что мол, не навоевался, батяня? Тебе ж землю пахать надо, а ты на войну… Обормот. Сам-то на земле трудиться не хочет. Поехал в Кунгур, это недалеко от нас. А там только и ждали. Теперь главная работа - торговля. С его-то крестьянскими лапищами…
          Мы как-то незаметно перешли на ты.
 - Нет что-то, ядрена вошь, моего кореша, хоть ты убейся. Из Таганрога должен подъехать. Верней подплыть. Нет, вот ты мне скажи, раз журналюга, как это могло случиться, что свои в своих стреляют? Убивают? В Афгане, конечно, тоже всякое бывало. Но чтобы по мирным людям из пушек, - он оглянулся по сторонам, хотел, видно, выругаться, но сдержался. Только зубами заскрипел. - Там, под Луганском и в Донбассе наших братанов тоже  хватает. Нас, афганцев, по земле русской раскидало. И на Украине, в том же Славянске… Я поначалу там в боях участвовал. А потом на подмогу отправили в Луганск. А сейчас прохлаждаюсь из-за руки… слава богу, что не сломана. С недельку побуду тут, и снова на войну отправлюсь. Этих, зараза, бандеровцев уму-разуму учить, - и выругался.
         Вечерело. Кто-то на той стороне реки палил из ракетницы. Небо украсило разноцветными полосами.
 - Ишь, резвятся, - пробурчал ополченец,- лучше б в добровольцы записались. Там боевыми палили бы.
 - Но ведь и твой Василий не очень-то одобряет своего папашу-вояку, - пытался я раззадорить Харитона.
 - Ты это брось,- нахмурился ополченец. - Я Афган прошел, и медали имеются. И потом. Может, ещё и прибудет. Это языком он мастак  потрепаться. А когда по ящику увидел, как ребёнок погиб, вскочил, бледный такой стал. Выбежал из хаты. Не-е, наш казачий род никогда не хоронился. Ежели что, и он, и его братья двоюродные, да и многие хуторские за ружья возьмутся. Благо все охотники.
 - Слушай, - спросил я его, - а тебе не страшно? - Ладно, руку вывихнул, а вдруг убьют?
 - Вдруг не вдруг, значит такая судьба выпала,- жестко глянул на меня ополченец. - Русские мы, понимаешь, русские. Ты сам-то каких кровей?
 - Да русский, - усмехнулся я. - И в ваших краях в свое время поработал. И в Кунгуре бывал. И в Соликамске.
         В это время сзади раздался громкий бас.
 - Чертяка! А я тебя на той стороне здания ищу! А ты туточки прохлаждаешься.
        Я оглянулся. Перед нами высился здоровенный мужичина.
 - Здоров, Захар! - радостно зарокотал мой знакомый. Они обнялись. - А мы тут  с этим товарищем поболтали маленько.
 - А я ведь не рекой прибыл, – Захар слегка мне кивнул, - на тачке с твоим Васькой. Нашел он меня, говорит, поехали батяню искать.
          Харитон победно глянул на меня и сказал на прощанье:
 -Ты, братан, приезжай к нам на Донбасс. Правда, вижу тебе не по возрасту, а всё равно приезжай. Увидишь, как русские за русских погибают.
  И мужики ушли. А я смотрел им вслед и только об одном жалел, что мне уже не по возрасту…

 
 
  Владимир Никитин               
ОПОЛЧЕНЕЦ
                Ему на вид под пятьдесят. Лицо добродушное, а вот глаза чуть зеленоватые, какие-то грустные, словно в них поселилась тревога, и он не может её унять. Правая рука на привязи.
 - Вишь, река буянит… с характером, - сказал он мне, глядя на Дон, который сегодня был уж слишком неспокойный.
 - Низовка, ветер гонит волну от Азовского, - объяснил я ему.
 - Да знаю, - отмахнулся он. - Раньше, я часто здесь бывал. Друзья-афганцы из казачьего племени живут здесь на Дону. Я не к тому. У нас тоже реки  резвые. Чуть зазеваешься, и проглотит тебя, не успеешь опомниться. А вода холоднющая. На дворе жарища, а она, зараза, прости меня господи, достанет тебя до костей.
 - У вас, это где?
 - На Урале. В Пермской области. Бывал там?
 - Приходилось.
          Так мы и познакомились. Оказалось, что Харитон - редкое по нынешним временам имя - поджидал в Ростовском речном порту своего земляка из Таганрога.
- А с рукой что? - спросил я.
- Это там,- мрачно кивнул он, оглядываясь назад. - Под Луганском, миной шарахнуло, да мимо. То и обидно. Отбросило меня взрывной волной метров на пятьдесят от наших. На руку и упал. Думал, сломал. Боль такая… Я уж давно такой не испытывал. А мне ж стрелять надо. Я ж не левша, чай.
 - Вроде не по возрасту воевать, - заметил я.
  Ополченец скорчил гримасу:
 - Там же наши ребята бьются. А я дома буду отсиживаться. Не по-русски это. И, как назло, под мину попал. Пришлось  с беженцами  в Ростов добираться, чтоб подлечиться. Где ж мой кореш?- обеспокоено, оглядываясь по сторонам, нахмурился он. - Должон был уже появиться.
 - А ты что же, из ополчения?- спросил я его.
 - А по мне не видно? По одёжке камуфляжной хотя бы?
  - Да у нас многие сейчас так ходят. Особенно, если собрались на рыбалку с  ночевой, - пожал я плечами.
  - А ты сам-то кем будешь? Больно любопытный. И что в порту делаешь? - он подозрительно глянул на меня. - Я сразу приметил.
 - Не из нацгвардии, это точно,- рассмеялся я, не обидевшись на случайного знакомого. - Вообще-то журналист. А в Ростове работал когда-то. Вот с пацанами в те времена и приходили сюда пивца попить да рекой полюбоваться.
 - Да, Дон, это  река… - подобрев голосом, задумчиво глядя на волны, набегающие на бетонные плиты, согласился ополченец. - Только и у нас на Урале реки что надо. С характером. Взять хотя бы нашу Сылву. А места какие! Глаз не оторвёшь! Что на Каме, что на горных речушках.
        Я промолчал, вспомнив ту речушку, на которой мне как-то довелось порыбачить. Вроде бы сейчас и не к месту об этом говорить, но мне так захотелось расспросить моего знакомого о посёлке Чикали, где однажды я познакомился с паромщиком, который перевозил меня на ту сторону реки и рассказывал, как он воевал. По-моему, в тех же местах, где сражался сейчас Харитон. Дивные места на Урале действительно. Рядом лес, а на берегу, где мы тогда в палатке спасались от мошкары, росли густые кустарники.
 - Места там очень красивые, - чтобы прервать молчание, сказал я ему. - Просто вспомнил маленький посёлочек, в котором некогда бывал. Чикали. И паромщика, что возил меня много лет назад к Ермакову камню.
 Харитон просиял, радостно улыбнулся мне.
- Паромщика дедом Матвеем звали? Наверное, уже помер. Я тогда ещё пацаном был. Сказывали, что он в Кунгур уехал, вроде бы к дочке.
  - Да, дедом Матвеем,- вздохнув, подтвердил я, вспоминая то безмятежное время, когда мы с друзьями делали вылазки на природу. Тогда у нас была ещё великая держава, и никто не смел посягать на нашу страну.
 - А что побудило тебя отправиться на войну? - спросил я у Харитона. -Сообщения СМИ и трагические картинки по телеку с погибающими мирными жителями?
- Не только, - мрачно изрёк ополченец. - В наш посёлок приехала к родственникам семья беженцев. Послушал я их рассказы, поглядел на испуганные личики их деток и решил: всё, еду! Связался с друзьями-афганцами. Вместе и подались сюда. А здесь на Дону наших пацанов  тоже много. В Афгане повоевали, теперь вот Донбасс надо спасать.
 - А что, без тебя не обойдутся?
 - Во-во, и сын мой Василий так рассуждает. Говорит, что мол, не навоевался, батяня? Тебе ж землю пахать надо, а ты на войну… Обормот. Сам-то на земле трудиться не хочет. Поехал в Кунгур, это недалеко от нас. А там только и ждали. Теперь главная работа - торговля. С его-то крестьянскими лапищами…
          Мы как-то незаметно перешли на ты.
 - Нет что-то, ядрена вошь, моего кореша, хоть ты убейся. Из Таганрога должен подъехать. Верней подплыть. Нет, вот ты мне скажи, раз журналюга, как это могло случиться, что свои в своих стреляют? Убивают? В Афгане, конечно, тоже всякое бывало. Но чтобы по мирным людям из пушек, - он оглянулся по сторонам, хотел, видно, выругаться, но сдержался. Только зубами заскрипел. - Там, под Луганском и в Донбассе наших братанов тоже  хватает. Нас, афганцев, по земле русской раскидало. И на Украине, в том же Славянске… Я поначалу там в боях участвовал. А потом на подмогу отправили в Луганск. А сейчас прохлаждаюсь из-за руки… слава богу, что не сломана. С недельку побуду тут, и снова на войну отправлюсь. Этих, зараза, бандеровцев уму-разуму учить, - и выругался.
         Вечерело. Кто-то на той стороне реки палил из ракетницы. Небо украсило разноцветными полосами.
 - Ишь, резвятся, - пробурчал ополченец,- лучше б в добровольцы записались. Там боевыми палили бы.
 - Но ведь и твой Василий не очень-то одобряет своего папашу-вояку, - пытался я раззадорить Харитона.
 - Ты это брось,- нахмурился ополченец. - Я Афган прошел, и медали имеются. И потом. Может, ещё и прибудет. Это языком он мастак  потрепаться. А когда по ящику увидел, как ребёнок погиб, вскочил, бледный такой стал. Выбежал из хаты. Не-е, наш казачий род никогда не хоронился. Ежели что, и он, и его братья двоюродные, да и многие хуторские за ружья возьмутся. Благо все охотники.
 - Слушай, - спросил я его, - а тебе не страшно? - Ладно, руку вывихнул, а вдруг убьют?
 - Вдруг не вдруг, значит такая судьба выпала,- жестко глянул на меня ополченец. - Русские мы, понимаешь, русские. Ты сам-то каких кровей?
 - Да русский, - усмехнулся я. - И в ваших краях в свое время поработал. И в Кунгуре бывал. И в Соликамске.
         В это время сзади раздался громкий бас.
 - Чертяка! А я тебя на той стороне здания ищу! А ты туточки прохлаждаешься.
        Я оглянулся. Перед нами высился здоровенный мужичина.
 - Здоров, Захар! - радостно зарокотал мой знакомый. Они обнялись. - А мы тут  с этим товарищем поболтали маленько.
 - А я ведь не рекой прибыл, – Захар слегка мне кивнул, - на тачке с твоим Васькой. Нашел он меня, говорит, поехали батяню искать.
          Харитон победно глянул на меня и сказал на прощанье:
 -Ты, братан, приезжай к нам на Донбасс. Правда, вижу тебе не по возрасту, а всё равно приезжай. Увидишь, как русские за русских погибают.
  И мужики ушли. А я смотрел им вслед и только об одном жалел, что мне уже не по возрасту…

 
 
  Владимир Никитин               
ОПОЛЧЕНЕЦ
                Ему на вид под пятьдесят. Лицо добродушное, а вот глаза чуть зеленоватые, какие-то грустные, словно в них поселилась тревога, и он не может её унять. Правая рука на привязи.
 - Вишь, река буянит… с характером, - сказал он мне, глядя на Дон, который сегодня был уж слишком неспокойный.
 - Низовка, ветер гонит волну от Азовского, - объяснил я ему.
 - Да знаю, - отмахнулся он. - Раньше, я часто здесь бывал. Друзья-афганцы из казачьего племени живут здесь на Дону. Я не к тому. У нас тоже реки  резвые. Чуть зазеваешься, и проглотит тебя, не успеешь опомниться. А вода холоднющая. На дворе жарища, а она, зараза, прости меня господи, достанет тебя до костей.
 - У вас, это где?
 - На Урале. В Пермской области. Бывал там?
 - Приходилось.
          Так мы и познакомились. Оказалось, что Харитон - редкое по нынешним временам имя - поджидал в Ростовском речном порту своего земляка из Таганрога.
- А с рукой что? - спросил я.
- Это там,- мрачно кивнул он, оглядываясь назад. - Под Луганском, миной шарахнуло, да мимо. То и обидно. Отбросило меня взрывной волной метров на пятьдесят от наших. На руку и упал. Думал, сломал. Боль такая… Я уж давно такой не испытывал. А мне ж стрелять надо. Я ж не левша, чай.
 - Вроде не по возрасту воевать, - заметил я.
  Ополченец скорчил гримасу:
 - Там же наши ребята бьются. А я дома буду отсиживаться. Не по-русски это. И, как назло, под мину попал. Пришлось  с беженцами  в Ростов добираться, чтоб подлечиться. Где ж мой кореш?- обеспокоено, оглядываясь по сторонам, нахмурился он. - Должон был уже появиться.
 - А ты что же, из ополчения?- спросил я его.
 - А по мне не видно? По одёжке камуфляжной хотя бы?
  - Да у нас многие сейчас так ходят. Особенно, если собрались на рыбалку с  ночевой, - пожал я плечами.
  - А ты сам-то кем будешь? Больно любопытный. И что в порту делаешь? - он подозрительно глянул на меня. - Я сразу приметил.
 - Не из нацгвардии, это точно,- рассмеялся я, не обидевшись на случайного знакомого. - Вообще-то журналист. А в Ростове работал когда-то. Вот с пацанами в те времена и приходили сюда пивца попить да рекой полюбоваться.
 - Да, Дон, это  река… - подобрев голосом, задумчиво глядя на волны, набегающие на бетонные плиты, согласился ополченец. - Только и у нас на Урале реки что надо. С характером. Взять хотя бы нашу Сылву. А места какие! Глаз не оторвёшь! Что на Каме, что на горных речушках.
        Я промолчал, вспомнив ту речушку, на которой мне как-то довелось порыбачить. Вроде бы сейчас и не к месту об этом говорить, но мне так захотелось расспросить моего знакомого о посёлке Чикали, где однажды я познакомился с паромщиком, который перевозил меня на ту сторону реки и рассказывал, как он воевал. По-моему, в тех же местах, где сражался сейчас Харитон. Дивные места на Урале действительно. Рядом лес, а на берегу, где мы тогда в палатке спасались от мошкары, росли густые кустарники.
 - Места там очень красивые, - чтобы прервать молчание, сказал я ему. - Просто вспомнил маленький посёлочек, в котором некогда бывал. Чикали. И паромщика, что возил меня много лет назад к Ермакову камню.
 Харитон просиял, радостно улыбнулся мне.
- Паромщика дедом Матвеем звали? Наверное, уже помер. Я тогда ещё пацаном был. Сказывали, что он в Кунгур уехал, вроде бы к дочке.
  - Да, дедом Матвеем,- вздохнув, подтвердил я, вспоминая то безмятежное время, когда мы с друзьями делали вылазки на природу. Тогда у нас была ещё великая держава, и никто не смел посягать на нашу страну.
 - А что побудило тебя отправиться на войну? - спросил я у Харитона. -Сообщения СМИ и трагические картинки по телеку с погибающими мирными жителями?
- Не только, - мрачно изрёк ополченец. - В наш посёлок приехала к родственникам семья беженцев. Послушал я их рассказы, поглядел на испуганные личики их деток и решил: всё, еду! Связался с друзьями-афганцами. Вместе и подались сюда. А здесь на Дону наших пацанов  тоже много. В Афгане повоевали, теперь вот Донбасс надо спасать.
 - А что, без тебя не обойдутся?
 - Во-во, и сын мой Василий так рассуждает. Говорит, что мол, не навоевался, батяня? Тебе ж землю пахать надо, а ты на войну… Обормот. Сам-то на земле трудиться не хочет. Поехал в Кунгур, это недалеко от нас. А там только и ждали. Теперь главная работа - торговля. С его-то крестьянскими лапищами…
          Мы как-то незаметно перешли на ты.
 - Нет что-то, ядрена вошь, моего кореша, хоть ты убейся. Из Таганрога должен подъехать. Верней подплыть. Нет, вот ты мне скажи, раз журналюга, как это могло случиться, что свои в своих стреляют? Убивают? В Афгане, конечно, тоже всякое бывало. Но чтобы по мирным людям из пушек, - он оглянулся по сторонам, хотел, видно, выругаться, но сдержался. Только зубами заскрипел. - Там, под Луганском и в Донбассе наших братанов тоже  хватает. Нас, афганцев, по земле русской раскидало. И на Украине, в том же Славянске… Я поначалу там в боях участвовал. А потом на подмогу отправили в Луганск. А сейчас прохлаждаюсь из-за руки… слава богу, что не сломана. С недельку побуду тут, и снова на войну отправлюсь. Этих, зараза, бандеровцев уму-разуму учить, - и выругался.
         Вечерело. Кто-то на той стороне реки палил из ракетницы. Небо украсило разноцветными полосами.
 - Ишь, резвятся, - пробурчал ополченец,- лучше б в добровольцы записались. Там боевыми палили бы.
 - Но ведь и твой Василий не очень-то одобряет своего папашу-вояку, - пытался я раззадорить Харитона.
 - Ты это брось,- нахмурился ополченец. - Я Афган прошел, и медали имеются. И потом. Может, ещё и прибудет. Это языком он мастак  потрепаться. А когда по ящику увидел, как ребёнок погиб, вскочил, бледный такой стал. Выбежал из хаты. Не-е, наш казачий род никогда не хоронился. Ежели что, и он, и его братья двоюродные, да и многие хуторские за ружья возьмутся. Благо все охотники.
 - Слушай, - спросил я его, - а тебе не страшно? - Ладно, руку вывихнул, а вдруг убьют?
 - Вдруг не вдруг, значит такая судьба выпала,- жестко глянул на меня ополченец. - Русские мы, понимаешь, русские. Ты сам-то каких кровей?
 - Да русский, - усмехнулся я. - И в ваших краях в свое время поработал. И в Кунгуре бывал. И в Соликамске.
         В это время сзади раздался громкий бас.
 - Чертяка! А я тебя на той стороне здания ищу! А ты туточки прохлаждаешься.
        Я оглянулся. Перед нами высился здоровенный мужичина.
 - Здоров, Захар! - радостно зарокотал мой знакомый. Они обнялись. - А мы тут  с этим товарищем поболтали маленько.
 - А я ведь не рекой прибыл, – Захар слегка мне кивнул, - на тачке с твоим Васькой. Нашел он меня, говорит, поехали батяню искать.
          Харитон победно глянул на меня и сказал на прощанье:
 -Ты, братан, приезжай к нам на Донбасс. Правда, вижу тебе не по возрасту, а всё равно приезжай. Увидишь, как русские за русских погибают.
  И мужики ушли. А я смотрел им вслед и только об одном жалел, что мне уже не по возрасту…