Крепость. Последнее новое утро

Никита Попов

«Крепость». Последнее новое утро.


Пьеса в одном действии.

(Посвящается героическому русскому духу, а также 100-летию Первой мировой войны)

Действующие лица:

Солдаты.

Иван – 25 лет

Егор – 26 лет.

Другие.





…Потому что ты пропал для меня и для страны
Ты себя не убивал. Это сделали они.
Наточив свой острый нюх, подавив чуть слышный шум
Они стёрли русский дух из учебников и дум…


Пролог.


Одна обычная, заурядная квартира.

На красном пузатом диване лежит не менее пузатый, хмурый человек с налипшими на уголках рта крошками. В его глазах лень, усталость и апатия вцелом. Перед ним журнальный столик, на котором стоят три банки пива, одна из которых то и дело оказывается у него в руке, и телевизор. Он лежит, шурша пакетом с чипсами, и, нехотя щелкает пультом от телевизора. По его взгляду можно понять, что на экране нет ничего интересного.

Человек: (ворочаясь на диване) Что за фигня? За целый день ничего путного. То реклама, то политика, то сериалы, то какая-то историческая хрень. Надоело. Лучше б футбол показали или эротику какую-нибудь. Лежишь и не знаешь чем себя занять. Ну не книжки же читать, в самом то деле?


Первая мировая война. Восточная Пруссия. Август 1915 год. Крепость «Осовец»

Полуразрушенная крепость, из-за стен которой отовсюду к небу тянутся большие клубы чёрного смрадного дыма. Кое-где в пробоинах и брешах стен ещё видны языки пламени. Повсюду разрушенные укрепления, смятые оборонительные позиции, куски искорёженного металла, прорванная колючая проволока и тела убитых солдат. В воздухе устойчивый смог вперемешку с запахом пороха. Зловещую тишину над разбитыми траншеями нарушают лишь тревожные крики воронья, облепившего поле брани и делающего своё грязное дело.
На верхнем этаже крепости, на полу, в луже, прислонившись спинами в холодной ледяной стене, сидят два усталых солдата с чёрными от копоти и грязи лицами, с винтовками в руках. На них кирзовые сапоги и грязные шинели. Слышно, как с потолка на пол падают капли, звонко разбиваясь о каменный пол.

Уже давно не было столь гнетущей суровой тишины, которая зависла в воздухе и заполнила собой всё пространство.

Иван: (бодро и резво) Ха, здорово, мы их, да? Они так бежали, что мамку родную позабыли! Бежали, дохли на проволочных сетях, и, сверху мы ещё их артиллерией крепостной долбили. Ха, нет, ну, ей богу! Да, ведь?

Егор: (более сдержанно) Да уж! Я всегда знал, что победа будет за нами, при любом раскладе! А тут просто убедился в очередной раз, что им нас никогда не взять.

Иван: У них просто не было шансов против нас! Ишь, чё захотели! Быстрой победы? Не выйдет, братцы! Хотели с ходу взять крепость, да? Ха, подавились! Три раза уже отбивались, что, мы, и в четвёртый раз не отобьёмся, что ли? На что надеялись? Вон, в начале февраля, как долбили нас и толку то?

Егор: Да и в июле не слабее было. А сколько интересно у них дивизий было?

Иван: Не знаю, но полковник говорил, что нас осаждают около восьми тысяч фрицев.

Егор: Ого! Вот так мы! Вот что значит дух русского солдата! Ну, ничего, ничего, мы ещё повоюем! До Берлина и до Вены дойдём! Вот увидите! Там устроим вам танцы у костра.

Иван: (Вскакивает на ноги и начинает быстро ходить по комнатке, при этом живо жестикулируя руками) Это точно. Они нас и «Большими Бертами», «Шкодами», даже с аэропланов бомбили, но ни шиша не вышло! Крепость как стояла, так и будет стоять! Такое важное значение имеет, считай, за нами дорога на Петербург и Москву, а обойти её никак нельзя, всюду болото. Те, кто строил её всё-таки молодцы, всё продумали.

Егор: (На выдохе) Да уж! И мы молодцы! Скоро уже должно всё закончиться! Поймут, может, наконец, что это всё бесполезно и уйдут.

Иван: Быстрее бы! Но, Гинденбург не так прост. Нам говорили, что он превосходный тактик. Мне кажется, что он так просто не отступит. Сейчас вот, тишина. Но она какая-то, знаешь, зловещая что ли. Сидит там, наверное, в штабе своём свинья немецкая и думку думает, как бы нас добить.

Егор: Ну, и дурак, значит! На его месте я бы давно мир заключил с нами. А лучше бы вообще не воевал. А то, что им светит? На штыках этого твоего, как ты там сказал? Хильденмурга?

Иван: Гинденбурга.

Егор: (нервно) Ну, да, его самого, вообщем, притащим на штыках в Берлин.

Иван: Ха! Ну, да.

Егор: (злобно) Ненавижу их! Всех бы расстрелял.

Иван: Ещё бы. За что их любить то? Мы хотя бы честно дерёмся, а они нас газами травят. Ты видел, как у Володьки из тринадцатой роты… ну из «землянского» после газов лёгкие выпали… это ужас, зрелище не для слабонервных. Там на первой линии, ну «двор Леонова» то, первым ведь попал… Я видел. Он бежал и выплёвывал что-то кровавое на ходу, а потом санитары сказали…

Егор: Не напоминай! Видел… Знаю. Харкался кровью и органами. Жуть.

Иван: Ещё какая жуть… А, Лёшка… ну помнишь? Вижу бежит в штыковую. Лицо повязка закрывает. Она потом спала… смотрю… у него носа и губ нету… всё в запёкшейся крови. А ведь всё равно бежит и фрица колет…

Егор: Да, слышал. Пятерых фрицев штыком заколол. Потом упал и больше не поднялся…

Иван: А ещё этот… ну…из…

Егор: (сухо прерывая Ивана) Перестань, не надо. Я всё видел, всё знаю…

Иван: (обиженно) Так я просто…

Егор: Не надо.

Иван: Ладно. Просто хотел сказать, что ненавижу фрицев.

Егор: А что тут говорить то? Их бить надо, вот и всё. Слова тут не помогут. Надо на штыки их всех поднять и начинить пулями. Ладно, всё. Давай спать.

Иван: Давай.

Замолкают.

Иван: Тихо то как…

Егор: Да.

Иван: А это вообще нормально? Ну, ведь даже ни взрывов снарядов не слыхать, ни оружейного залпа, да, даже далёкого гула орудий… Ещё вчера такого не было. Жутко как то даже… Вообще мёртвая тишина.

Егор: Ну, нормально это или нет, я не знаю, но это же лучше, что не стреляют.

Иван: Ну, да, просто может, отступили или ушли вовсе?

Егор: Было бы не плохо если так.

Иван: Если действительно не стреляют, может, война закончилась?

Егор: Вот это вряд ли. Приказов ведь никаких не поступало.

Иван: А кто их должен отдать то? Полковник? Но, никого ведь больше нет, кроме нас с тобой! Все погибли. Или нет...? Хотя, может, и ещё кто-то остался. А, может, про нас и забыли вовсе?

Егор: (разгневанно) Не говори ерунды! Этого не может быть! Все знают стратегическое значение наших позиций, и сдавать их никто не собирается. Как такое можно вообще говорить? Ведь за нами прямая дорога на Петербург. Вот какой здравомыслящий генерал решится на такое? Так что не дрейфь! Нормально всё будет.

Иван: (сконфузившись) Ну, ладно, ладно. Я же так просто, размышляю вслух. Слушай, а как мы теперь будем? Как защищать крепость? Нас же только двое.

Егор: Двое это уже не мало. Сила!

Иван: Смеёшься, сила? Да какая же мы сила? Ну, хотя, патроны ещё есть вроде…

Егор: Вот видишь! Так что не падай духом. В любом случае, скоро наши на помощь придут.

Иван: А если фрицы сейчас в атаку полезут?

Егор: Это навряд ли!

Иван: Почему ты так считаешь?

Егор: Так нас же вчера газом травили. Видишь эту дымку в воздухе?

Иван: Ну, вижу.

Егор: Это газ ещё не до конца рассеялся. (С насмешкой) Они же не самоубийцы чтобы лезть в отравленное газовое облако. А это что значит?

Иван: Что?

Егор: Что у нас ещё есть время.

Иван: Время на что?

Егор: (нервно) Как на что? На то! Авось наши подтянутся.

Иван: Это хорошо, если так. А, вот, если ты говоришь, что кругом газ, то почему он тогда на нас никакого воздействия не оказал?

Егор: Потому что мы с тобой высоко в башне, на верхотуре. Газ досюда не достал видимо. К тому же, ветер.

Иван: А, тогда ясно.

Егор: Тем более, приказ же был намочить одежду  и прикрывать ею лицо во время газовой атаки. Ты же прикрывал?

Иван: Ну, да.

Егор: Ну, вот и я прикрывал. И, как видишь, мы оба живы.

Иван: Ладно.

Егор: Так, что не горюй, друг Ваня, мы с тобой ещё повоюем!

Иван: (приободряясь) Конечно повоюем! Слушай, а раз мы с тобой вдвоем остались, то, как у нас с командованием будет?

Егор: Ну, как?.. По званию, наверно. Ты вот кто по званию?

Иван: Рядовой.

Егор: (чешет затылок) Хм… и я рядовой. Значит, будем по старшинству. Тебе сколько лет?

Иван: Двадцать пять

Егор: (улыбаясь) Вот, хоть в чем-то разница. Мне двадцать шесть. Я старше. Значит, я буду командиром.

Иван: Ну, хорошо. И какой будет твой приказ, командир?

Егор: (гордо) Держать оборону!

Иван: (воодушевлённо) Так точно! Есть держать оборону!

Егор: Держать ухо востро! И не поддаваться эмоциям!

Иван: Как скажешь, командир! (прикладывает руку к козырьку)

Егор: (хлопает его по плечу) Ну, вот, другое дело. Так и надо. А то, знаешь, кто злейший враг солдата?

Иван: Немец! Да?

Егор: (смеётся) Нет, это эмоции. Если им поддаться, то всё… пиши, пропало. К тому же кто-то разве сейчас нападает? Ты же видишь, что всё тихо и спокойно. Никто не стреляет. Так, что главное сейчас держать себя в руках.

Иван: Да, ты прав. Что делать будем?

Егор: Давай уже спать.

Иван: А может в карты?

Егор: У тебя есть карты и ты молчал?

Иван: Как-то всё случай не представился.

Егор: А сейчас представился?

Иван: Ну, да.

Егор: Во что играть будем?

Иван: Раз денег всё равно нет, то давай в дурака?

Егор: На что играем?

Иван: На интерес.

Егор: Нет. Так не интересно. Давай уж тогда на щелбаны? На десять штук.

Иван: Ну, давай.

Играют.

Егор: Валет бубей!

Иван: (Весело) Дама пик! А это козырь, между прочим.

Егор: А, чёрт с тобой! Валет пик!

Иван: (поник, подав в наклоне голову вперёд) Беру.

Егор: (весело) Моя победа! Подставляй черепушку! (Ставит ему десять щелбанов, при этом смакуя каждый) Вот так! Пять! Эх, смотри, как ложатся пальцы то. Больно?

Иван: (Прищуриваясь) Мало приятного.

Егор: Ну, ничего, я не сильно. Десять! Ух. Здорово, да?

Иван: (убирая карты в карман) Да уж.

Егор: Теперь то спать?

Иван: (обиженно) Да. Ещё десяток щелбанов я не вынесу.

Егор смеётся.

Замолкают.

Иван: Егор, слушай, а у тебя есть жена, ну, или там подруга?

Егор: Нет, никого нету. А почему ты спросил?

Иван: А у меня вот дома девушка. Ждёт меня. Я тут что решил, как приду с войны, то сразу женюсь. Вот, даже раздумывать не стану, а так, сразу.

Егор: Ха, и ей даже выбора не оставишь, да?

Иван: Захочет, я ж её знаю. Люблю я её, сильно, понимаешь? (Достаёт фотокарточку) Смотри.
 
Егор: Красивая.

Иван: Ага, красивая. Наташей зовут.

Егор: Пишет хоть твоя ненаглядная?

Иван: Последнее письмо полгода назад было. Хочешь, прочитаю?

Егор: Зачем?

Иван: Ну, так…

Егор: Это же слишком личное, вроде? Этим не любят делиться.

Иван: Ну, личное, конечно, но не знаю как-то... сейчас подумал о ней, и так тяжело стало на душе. Как она там? А так хоть письмо ещё раз прочту, и глядишь, легче станет. У меня всегда так. И тебе интересно и мне приятно. Хочешь?

Егор: Ну, хорошо, хочу, читай.

Иван лезет в нагрудный карман и достаёт из него маленькую свёрнутую бумажку. Разворачивает её и читает.

Иван: Здравствуй, Иван, хочу сказать, что безумно соскучилась и очень сильно люблю тебя. Мы с мамой гордимся тобой и всей русской армией в целом. От тебя давно не было вестей. Понимаю, война, не до этого, но всё же, если будет возможность и свободная минутка, напиши, я буду ждать. Мы слышали, что ваш корпус в Восточной Пруссии. Как страшно. Там же сейчас идут самые кровопролитные, тяжёлые бои. Надеюсь, что у тебя все хорошо и у вас там не стреляют. Ты по возможности на рожон не лезь, ладно? А то, как я буду без тебя? Мало ли чего? Родненький мой, возвращайся скорее домой. У меня всё хорошо, если не считать разлуки с тобой. Посещаю музыкальную школу по классу фортепиано и курсы художника. Мастер нам дал задание нарисовать самое дорогое, что есть на свете. Я решила нарисовать тебя.  Думаю, что месяца через два-три допишу твой портрет. Сейчас у нас в городе тепло, хорошо. Купаемся, ходим на чтения в вечернюю школу. Очень интересно. А помнишь тот мысок, ну, тот, что косой уходил на середину озера? Я туда очень часто прихожу. Приду, сяду на камень и плачу. Ведь нам с тобой так хорошо там было. Помнишь? И я помню. Мне кажется, что, читая это письмо сейчас, на твоём лице улыбка. Вот и на моём лице тоже улыбка. Про войну много всякой ерунды говорят. Про то, что наша армия разбита и повсеместно отступает. Везде терпит поражения за поражениями. Люди говорят, что раз ты не пишешь, может ты и вовсе убит. Но я не верю. Потому что я чувствую тебя. Чувствую, что ты жив и здоров. Сердце то не обманешь. Я тебя очень люблю. Возвращайся скорее, любимый. Жду ответного письма. Твоя Н.

Иван: Вот. Всё, конец (улыбается).

Егор: Мда… даже мне как-то тоскливо стало на душе.

Иван: Отчего тоскливо? У тебя ведь нет никого?

Егор: Ну, родители то куда делись? Ну и что с того, что нет девушки? Родители то ждут меня, да и друзья… хотя друзья наверно все тоже на фронте.

Иван: Нет, ты прости, я ничего не говорю, просто… Да, всем домой хочется.

Егор: (серьёзно) Сначала разобьем врага, а потом и домой отправимся.

Иван: Конечно. А я вот как представлю, что вернусь домой,  свадьбу с Наташкой сыграем, да так, что весь город гулять будет! Неделю пировать будем! Позову всех друзей, родственников!

Егор: А потом что?

Иван: А потом я хочу за город переехать. Там чистый воздух, там хорошо. Хочу своё хозяйство завести, скотину, кур. Чтоб всё своё, понимаешь?

Егор: Я то понимаю, а вот если она не захочет менять городскую жизнь на сельскую? Ты об этом подумал? Или ты и здесь поставишь её перед фактом?

Иван: Да как не захочет то? Захочет! Ещё как захочет! Что ж я, Наташи своей не знаю?

Егор: Ну тогда ладно. Я ведь и сам деревенский. Из Воронежской губернии. У нас с отцом большое хозяйство. Там, как раз, как ты хочешь, есть и куры и скотина. Три лошади даже. Вообщем большое хозяйство. Вот этим я и живу. С самого раннего утра заботы начинаются. Мы же, как вы, городские, подолгу спать то не можем. С утра скотину накорми, коров на пастбище, дров наколи, воды принеси и так далее. Очень много забот. Но мне даже это очень нравится. Всё время чувствуешь себя занятым, а не как вы городские, болтаетесь сутками, да в кабаках торчите. 

Иван: Ну, да. Тяжеловато, конечно, только знай, что не все в городах повесы и лодыри. Есть и нормальные люди. Профессора, доктора наук, офицеры, которые приносят столько пользы обществу, ничуть не меньше, чем сельское хозяйство. А так то мне нравится то, о чём ты рассказываешь. Не знаю почему, но я чувствую, что душой я деревенский. Так и манит меня туда. Повезло тебе.

Егор: Ну, это как сказать. Вот ты младше меня, а вон, читать умеешь, а я, надо признаться, к стыду своему, даже грамоте не обучен.

Иван: Это почему? Сейчас же в школе всех вроде учат.

Егор: А я ходил в школу только полгода. Потом, когда отец ушёл на Русско-японскую, то мужиков больше в доме не осталось и мне пришлось с матерью тянуть лямку хозяйства. Вообщем было не до учёбы. Сам понимаешь.

Иван: Понимаю. Тяжело. А отец то с войны вернулся?

Егор: Вернулся. Да хвор стал совсем…  Вот не знаю, как они с матерью теперь там справляются… Он ведь, когда я уходил на фронт, уже ходить стал с трудом. Года берут своё, как ни крути.

Иван: Эх… А вот мы как поженимся, нарожаем кучу детей, мальчишек, и они будут помогать по хозяйству.

Егор: А если девочки родятся?

Иван: Ну, вообще то у меня в планах мальчики, но если будут и девочки, то тоже хорошо, и они без дела не окажутся.

Егор: (улыбаясь) Ха, смешной ты Ваня.

Иван: Это почему ещё?

Егор: Я в хорошем смысле. Вот радуешься всё чему-то и мечтаешь, когда тут такое происходит.

Иван: Я просто считаю, даже в любой самой сложной ситуации, нужно искать хорошие моменты, планировать что-то, устраивать свою судьбу, ведь всё равно рано или поздно закончится же эта война. К тому же, ты и сам мне говорил, что нельзя отчаиваться и поддаваться эмоциям.

Егор: Это верно.

Иван: Егор, расскажи, а дом у вас какой?

Егор: Ну, как какой? Большой деревянный. На пять комнат. Большая стайка, огород и сад. Мать особо гордится этим садом. Там яблок видимо-невидимо. Сейчас, как вспомню, такие все сладкие, сочные, спелые… эх…сейчас бы хотя бы одно яблочко.

Иван: Здорово. А тёплый?

Егор: Дом то?

Иван: Да.

Егор: Очень.

Иван: А баня у вас есть?

Егор: Ну, ещё бы не было! Какой же деревенский дом да без бани? Это не дом, это конура собачья получается! Большая, добротная баня. Обожаю париться. Как поддашь пару, потом выскакиваешь и… если зима то в сугроб прыгаешь, а если лето, то в ямку с водой. Мы специальную яму вырыли возле бани и заполняем её водой на лето. Вот, купаемся.

Иван: А у меня нет родителей, они погибли. Когда поезд сошёл с рельс. Это на Кавказе было. Не знаю, что тогда произошло, тёмная история, но, как говорят, прямо в пропасть рухнул. 

Егор: Печально. Мои соболезнования.

Иван: Да уж. Я сам из Тульской губернии. Живу в Туле, на окраине города, в комнате на третьем этаже. У меня маленькая тусклая комнатка, но почему-то, я её люблю. Зимой тепло, а летом в ней прохладно. Сама комнатка маленькая, зато библиотека очень большая. Вот придёшь с учёбы, ляжешь на софу, возьмёшь с полки какую-нибудь увлекательную книжку, сделаешь себе горячего чая… эх… хорошо. Так и ночь незаметно пройдёт. Я просто очень люблю читать.

Егор: Я заметил.

Иван: Да… здорово.

Егор: Наверно. А ты когда-нибудь был на покосе?

Иван: Нет.

Егор: Ты многое потерял. Особенно, если говоришь, что в деревне жить хочешь.

Иван: И что там?

Егор: (Мечтательно) Вот у нас покос, всем покосам покос! Вот представь. Большой луг. Коровы пасутся. Солнце, жара. Наработаешься и как завалишься в стог свежескошенной травы с устатку, выпьешь кружку молока,  пригреешься на солнышке и разморишься совсем. Красота. А потом, в полдень, как поднимется духота, то на речку бежишь, благо она рядом. Вода тёплая-теплая, как парное молоко. Заберёшься туда по уши, да так что и вылезать не хочется, и сидишь там, пока уже отец не закричит. Эх, хорошо то как. 

Иван: (представляя это, улыбается) Хорошо. Вот поэтому я и хочу за городом жить. Природа, простор, чистый воздух.

Егор: Это да.

Иван: Непременно так сделаю.

Егор: (собравшись с чувствами) Так, ладно. Хватит мечтать да вспоминать. Нужно быть наготове.

Иван: Так нет ведь никого!?

Егор: Это сейчас нет, а как расслабимся, то и беды не миновать.

Иван: Это точно. Ладно, а что делать будем?

Егор: Как что? Тоже, что и раньше! Держать оборону.

Иван: Ладно.

Замолкают.

Иван: Тихо так… Интересно, снаружи есть ещё выжившие из наших?

Егор: Так иди и проверь.

Иван: Точно. Надо сходить! (встаёт)

Егор: (Хватает его за рукав) Ты, что, дурак?

Иван: А что?

Егор: А ничего! Я кому только что говорил про газовое облако?

Иван: Так прошло наверно уже, газ то рассеялся?

Егор: Если бы рассеялся, немчура давно бы уже поползла сюда.

Иван: Ладно. Как же эта тишина давит на психику. «Берты» молчат, словно и нет никакой осады. Знаешь, Егор, я просто, что думаю? А почему они замолчали? Почему не добьют нас? Ведь газ газом, но так-то, если разобраться, можно ведь и не идти сюда пехотой, а пушками добить. Ведь мы всё ещё живы и они должны это знать. Я, вон, развевающимся флагом дразнил фрицев из бойницы, они не могли этого не заметить! Ха, знаешь, а я им в проёме стены даже зад показал. Так стрелять ведь стали. Чуть не подстрелили (смеётся). Представляешь?

Егор: Представляю. А почему так я не знаю. Наверно снаряды берегут. Они же денег стоят, а они расчётливые. Что-то у меня так голова разболелась. Давай спать. Правда, а? Давай?

Иван: Да, как-то и не хочется спать.

Егор: Это приказ!

Иван: Ладно, давай.

Замолкают.

Иван: (сначала себе под нос, но затем вслух) Так что они, сволочи, всё прекрасно знают про нас. Только не знают, сколько нас здесь? Поэтому может, и боятся? Конечно, боятся! (Егору) Нет, ты спи, спи, я так, сам с собой. Ладно? Я не помешаю.

Егор спит.

Иван: Ведь в последней штыковой вон их куда откинули! Бежали, гады, побросав оружие и раненых. Сколько же всё-таки их там было, а? Интересно. Три тысячи? Пять? Может десять? Нас то от силы человек пятьдесят было, но откинули же, смогли. Жаль, что почти все наши полегли. Смогли, выстояли! И сейчас сможем! Пускай нас уже всего двое осталось. (Егору) Да ведь, Егор? А, ну, да. Ты спи, спи. (Вздыхает) Как же там моя Наташенька?.. Истосковалась, наверное? (Егору) Я не громко? Нет? Ну, ладно.
Да почему же так тихо то кругом, а? Ладно, наших нет, я уже попривык, но, ведь и фрицев тоже не слыхать. Ещё вчера, вон, как горланили вовсю. (Передразнивая) «Сдавайся, русский!» - говорят, «Мы твои друзья». Ага, друзья! Друзья газами не травят, друзья не убивают, друзья не воюют. Ладно, и вправду, спать надо. А, вдруг, сейчас я усну, а немцы в атаку пойдут? Нет, нельзя спать, Ваня, нельзя! (растирает ноги) Как же затекли ноги… и тело такое каменное, даже руки не шевелятся.

(Тихо Егору) Егор… (в полголоса) Егор… (громко) Егор! Я хотел спросить… (подползает к нему) Мда… мог бы ты посмотреть на себя, друг… хотя нет, лучше не надо. Жутко. Ты спи, спи, крепко спи, а я буду на стрёме. Ты устал? Конечно, устал. Я тоже. А ты говоришь, мокрые повязки, бинты, одежду на лица наматывать… да? А толку то? Ну, живы и живы и что от этого? Газ разъел всё твоё лицо и шею… а, эти глубокие нарывы, эти гноящиеся раны… кошмар… (Вздыхая, прижимается к стене) Я знаю, что и у меня то же самое. То же самое, да? (совсем тихо) Да. Я чувствую, как зубы обдаёт холодным ветром, тут по бокам, там, где когда-то были щёки. А теперь я понимаю, что их просто нет. Нос абсолютно ничего не чувствует. Я вижу, как кожа отстаёт пластами с шеи, со лба. Я даже боюсь прикоснуться к лицу, потому что знаю, что его уже и нет вовсе.
Два мертвеца, да? Смешно, правда? Вот. Но ничего! Не надо унывать и отчаиваться. Да, ведь, Егор? Скоро война закончится. Поедем домой, в деревню, там, на природе всё быстро заживёт. Природа ведь лечит, исцеляет? Будем купаться, валяться в стогах сена…. Я познакомлю тебя со своей Наташей. Ты ей понравишься, я уверен. Ты, вон, какой отличный парень. Приедем, я скажу, Наташа, знакомься, это мой сослуживец Егор, мой друг Егор, нет, это мой лучший друг Егор. (Плачет) Мой единственный друг Егор.

(Кашляет) Кровь. Опять? Да сколько же её во мне? Я уж думал, что всю выхаркал, а, нет. Ещё осталась. Невыносимо. Легкие, словно начинены взрывчаткой и сейчас взорвутся. Как же тяжело дышать… (Егору) Ты то чего приуныл? Егор? Спишь? А, ну, да, конечно, спи, друг. Я тоже очень устал. Нет, ну, ты спи, спи. Я не буду тебя будить. Просто, знаешь, я так соскучился по дому. Господи, как же я хочу домой… чтобы  всё это поскорее закончилось.

Раздаётся звук шагов.

Иван: Стой,! Кто идёт (пытается подняться. Не получается)?

Незнакомец: Тихо ты, свои, свои! Отставить, солдат!

Иван: Я стрелять буду! Кто свои? Какие свои? А, ну, стой! Стой! Кому говорят?

Из-за угла появляется царь. Император Николай II. На нём белый парадный мундир с орденами и  аксельбантом, белые перчатки, чёрные штаны с красными лампасами, лакированные сапоги и золотая сабля на поясе.

Иван: Батюшка… государь-император, прости, Христа ради… не узнал, каюсь, виноват. Прости. Я бы поднялся, хотя бы для того, чтобы вновь упасть тебе в ноги, но не могу, сил совсем нет… Государь, разреши обратиться?

Царь: Разрешаю. Обращайся.

Иван: Ты откуда здесь? Как здесь оказался? Как прошёл? Там же осада!? Или она уже снята?

Царь: Да, осада. Но я царь, помазанник божий, а, следовательно, для меня не существует преград.

Иван: Прости, государь, а что ты тут делаешь?

Царь: Да вот, Иван, вижу, что плохи дела твои. Прибыл сам, лично подбодрить тебя, чтобы ты не унывал.

Иван: Да разве я, государь?..

Царь: Вот именно, что пока нет, не пал духом. Дух русского солдата непоколебим. Ты должен честно сражаться и если даже придётся погибнуть, то сделать это с честью.

Иван: Я всё понял, государь, скажи, а подкрепление с тобой прибыло?

Царь: Нет, Иван. Я один.

Иван: А когда его ждать? Ты ж, государь, отдал приказ?

Царь: Послушай, Ванюша. За тобой Россия, любимая твоя, я, в конце концов.

Иван: Да, ваше величество.

Царь: Вот видишь, есть, за что стоять насмерть. Есть то, ради которого стоит жить. Держись, Иван.

Царь уходит.

Иван: Царь-батюшка! Государь! Ваше величество!  Подожди! Я не могу встать! Я ещё столько всего хотел спросить. А Егор, вон, (показывает на спящего Егора) и вовсе спал. Вот бы он удивился, если бы увидел живого царя. (Кричит) Егор! Егор! Да сколько можно спать то? Ну, да, ладно, поспи ещё маленько, отдохни. Завтра будет тяжелый день. А я подежурю. Мамочки, как же спать то хочется.
А, знаешь, Егор, что самое страшное? Как подумаешь о том, что, то, что мы сейчас делаем, вскоре будет бесславно забыто. Представляешь? Возьмут и вычеркнут из истории. Перевернут страницу учебника и там, где должны были быть мы, окажется пустое место, или что-нибудь совсем другое, не то, чтобы хотелось видеть. Вдруг, немцы победят в войне и напишут совсем иную историю, свою. Хотя, нет. Немцы народ не глупый, они до такого никогда не опустятся. А вот если, вдруг придёт кто-нибудь к власти, скажем, например, большевики, меньшевики, кадеты или ещё кто-нибудь там… то, что тогда? Представь? Нет, конечно, я не считаю, что будет так, и даже более чем уверен, что так не будет, и мы победим… просто, хотелось бы, когда наши дети спросили бы нас об этом, мы им сказали, что воевали на той войне, и они гордились бы нами, и мы сами были бы горды этим. А то, пройдут года и всё забудется, как то так…само собой… Прости, если что, Егор. Если в моих словах читалось сомнение, просто… я очень устал… да и ты тоже… Нам просто нужно отдохнуть.

Он закрыл глаза и только стал засыпать, как, вдруг, услышал где-то рядом заунывную мелодию скрипки. Он приподнял голову и увидел в углу у стены скрипача в белой рубашке и черном фраке. Он, закрыв глаза, не спеша, играл какую-то жалостливую мелодию, от которой на глазах Ивана выступили слёзы.

Иван: (Удивлённо)Ты откуда здесь, музыкант? Ты не шпион?

Скрипач: Нет. Не надо ничего говорить, Вань, ты просто слушай.

Иван: (Расслабляется) Хорошо. Действительно очень хорошо. Так хорошо мне уже давно не было. Играй, скрипач, играй, дорогой!

Скрипач играет. Музыка заполняет все этажи, коридоры и тоннели крепости.

Иван: Ты зачем здесь?

Скрипач: Чтобы тебе было легче, Иван.

Иван: Правда? Ты только поэтому здесь?

Скрипач: Только по этому.

Иван: А, скажи еще?..

Скрипач: (Прерывая речь Ивана) Тшь… Ничего не говори, Вань, просто слушай. Расслабься и просто слушай.

Иван: Хорошо, как скажешь (закрывает глаза).

Из-за угла к нему навстречу выходит Наташа.

Наташа: Здравствуй, любимый. Как ты? (с укоризной) Совсем забыл обо мне. Не пишешь… даже весточки никакой от тебя. Вот, я, не дождавшись твоего ответа, сама решила приехать к тебе. Вижу, что и вправду некогда тебе,… война. Но, ничего, Вань, ты главное держись… скоро всё кончится. Говоришь, в деревню хочешь? Не переживай обо мне, я согласна. Ты же знаешь, что я с тобой хоть на край света. Ты только вернись, родненький мой.

Иван, улыбаясь, подходит к ней, крепко обнимает и молча делает кивок головой, как бы приглашая на танец.

Танцуют.

Иван: Как же я соскучился по тебе…Ты знаешь… я всегда хотел с тобой потанцевать. Раньше как-то всё не было подходящего случая, а теперь… (На выдохе) а теперь я счастлив. Прости меня за всё…

Наташа: Я люблю тебя, Вань.

Иван: (плачет) И я тебя люблю, больше всех на свете.
 
Музыка звучит всё громче и громче и, наконец, резко замолкает. Музыкант и Наташа исчезают. Иван снова садится и прислоняется к стене.

Откуда-то неподалеку доносится коровье мычание, и помещение заполняется резким солнечным светом.
Иван открывает глаза и жмурится. Посреди комнаты стоит огромный стог свежескошенной травы, которая так и манит ароматами лета. Он, не в силах подняться, ползёт к нему на четвереньках.

Иван: Сено? Откуда? Боже мой, я схожу с ума, да? Верно, всё… я поплыл. (Начинается барахтаться по полу, будто плывёт) Капитанам дальнего плавания и капитанам всех морей я шлю привет! Ха-ха! Я плыву к вам на выручку! Боже, помогите мне, вытащите меня отсюда! (Оборачивается назад) Егор! Проснись! Как ты и говорил. Смотри, как светло и какой огромный стог душистого сена! Ты был прав! Это замечательно. Можно я на него лягу? Ну, пожалуйста, хоть разочек! Правда, можно? Спасибо. Вот только бы подняться…

Кое-как встает на ноги, вскрикивая от боли, и карабкается на стог. Залазит.

Иван: Это воистину великолепно. Как же тепло, хорошо… Ещё бы речку поблизости… эх, искупаться, умыться чистой водой.

За окном слышится всплеск воды.

Иван: Ха, ну, нет, этого точно не может быть. Прощай голова, прощай рассудок, да?

Слазит со стога. Подходит к окошечку бойницы. Внизу раскинулась широкая река с прозрачной водой.

Иван: (Оборачивается к Егору) Егор! Егор! Ну, как ты можешь спать, когда тут такое? Давай просыпайся! Эх, ты! Пошли купаться! Так ведь можно и всё проспать. Эх, ладно, спи.

Снова забирается на стог.

Иван: Эх, хорошо то как! (раскидывает в стороны руки) Егор был прав.

Сзади слышится звук приближающихся шагов.

Иван оборачивается и звонко, больно ударяясь о пол, падает. (Стог с сеном мгновенно исчезает) Кто идёт? Предупреждаю, я вооружен! Стрелять буду! Отзовись!?

Появляется Николай II

Иван: Батюшка царь, здравствовать тебе! Прости меня, дурака.

Царь: Эх, Ваня, Ваня, фриц под носом, а ты на соломе полёживаешь. Разве так русский солдат должен Родину защищать?

Иван: Так, вроде же никого нет поблизости?

Царь: Они того и ждут, что ты потеряешь бдительность, и сразу нападут.

Иван: (падает на колени) Прости, государь-самодержец… больше этого не повторится! Мы тут с товарищем моим немного расслабились. Егор! Вставай! Егор! Тут царь!

Царь: Не надо, Вань, пускай Егорка, отдохнёт. Не буди, не надо.

Иван: Как скажешь, мой император. Ответь, как там в России?

Царь: Пока держимся, с божьей помощью, Вань, и, благодаря тебе держимся. Ты давай не падай только духом, ясно? Это приказ!

Иван: Так точно, ваше величество! Разрешите приступить к исполнению?

Царь: Разрешаю!

Иван: Ваше величество?

Царь: Что Иван?

Иван: Можно одну просьбу?

Царь: Слушаю тебя.

Иван: Вы же в Россию теперь?

Царь: Конечно.

Иван: А вы не могли бы передать вот это письмо одной девушке?

Царь: Отчего же не могу? Могу! Я же царь! Я всё могу! Возлюбленной, или жене?

Иван: (смущаясь) Возлюбленной. Там адрес указан. Возьмите.

Царь: (Берет письмо) Эх, Ванюша, Ванюша (одобрительно хлопает его по плечу). Обязательно передам!

Иван: Спасибо, ваше величество!

Царь: Удачи, Иван!

Уходит.

Сквозь щели в стене и на потолке пробиваются первые озорные лучи тревожного солнца. Они бегают по лицу Ивана и щекочут его. Иван открывает глаза.

Снаружи слышны выстрелы и взрывы.

Иван: Началось… (Его губы трясутся, и он натянуто улыбается) Последнее новое утро моей жизни. Это так прекрасно…и страшно. (Крестится и сжимает в кулак крестик на груди) Господи, помоги мне, не оставь меня.

Громыхают «Берты» и «Шкоды», с воздуха бомбами крепость начинают забрасывать аэропланы. В комнату залетает земля и щепки деревьев. Под потолком облако пыли и порохового дыма.

Иван: (Кричит) Егор! Егор! Вставай! Началось! Война! Егор! Егор? (склоняется над ним)

Егор не дышит. Его голова упёрлась в грудь. Иван поднимает голову Егора и в ужасе отталкивает назад. При виде пустых глазниц и уничтоженного химией лица товарища его стошнило.

Иван: (Кричит) Ааа! Господи! За что мне всё это (Садится на пол прямо под окно бойницы)? За что, боженька? (беспомощно опускает руки на пол) Егор… вставай, брат! Егор… прости меня… не уберёг… Как же теперь стог с сеном? А речка? А родители больные? Я ж хотел тебя с моей Наташей познакомить… (плачет)

Вдруг он ощущает на своём плече прикосновение чьей-то руки.

Царь: Иван! А, ну, вставай! Ты действительно нарушишь царский приказ?

Иван: (Вскакивая на ноги и вытягиваясь в струну) Ваше величество… (опуская голову) Егор умер.

Царь: Я знаю, Вань, но пока последний русский солдат жив, крепость не сдана и война продолжается! Ты понял?

Иван: Так точно!

Царь: Я передал твоё письмо твоей любимой.

Иван: (Запинаясь от волнения) И что она?

Царь: Вот, возьми. Она выслала тебе это (Протягивает Ивану фотокарточку)

Иван: (Берёт) Спасибо… (всматривается в неё, пытается сдержаться, но всё равно начинает рыдать) А она при этом что-нибудь сказала?

Царь: Сказала. Сказала, что любит тебя, ждёт домой и очень гордится тобой!

Иван: Правда?

Царь: Тебя царь когда-нибудь обманывал?

Иван: (мгновенно берет себя в руки) Простите ваше величество! Просто…соринка в глаз попала…

Царь: Россия верит в тебя, Иван! Ты нужен стране! Родина тебя не забудет никогда! Твой подвиг будут помнить вечно!

Царь исчезает.

Стены дребезжат, с потока сыплется каменная крошка, пол гудит. Снаряды рвутся всё ближе и ближе. Наконец ураганная канонада прекращается и тут же становятся слышны яростные крики воодушевлённых немцев, которые предприняли очередную, теперь уже последнюю атаку.

Иван: (опускаясь на пол) Вот и всё. И что мне остаётся? Бежать? А что там, за крепостью? Болота… непроходимые топи… Может сдаться? А смысл? Всё равно убьют. Сражаться? А как? В одиночку? Смешно… (выглядывает наружу через брешь в стене)

Тугой, прочной серой шеренгой немцы, не встречая никакого сопротивления, занимают один укрепрайон за другим. Вот они уже почти вплотную приблизились к последней защитной линии.

Вдруг, сзади доносится какой-то шум. Из угла в угол перебежками мелькают непонятные тени.

Иван: (Поднимаясь на ноги) Я знаю, что мне делать! Знаю! Мне был отдан приказ, и я обязан его исполнить! За Россию! За царя! За Родину!

С отчаянным рёвом, вскинув винтовку штыком вперёд и зажав её крепко в руках, он, освободив лицо от марлевой повязки и собрав последние силы в кулак, не оборачиваясь, побежал вниз по винтовой лестнице, вперёд навстречу врагу.

Раскалено-пурпурное солнце, минуя все стадии пробуждения, резко взмывает вверх, нещадно паля землю. Затем становится всё более и более бледным, безысходно отдавая себя во власть эмоциям. Наконец его цвет тускнеет, и оно камнем падает вниз, за туго натянутую острую леску горизонта.

Посреди башенной комнаты, рядом с телом Егора, навалившегося на стену, взад-вперёд мечутся резкие тени. Вдруг, они приобретают человеческую окраску. И вот уже целой вереницей тени тянутся из дальнего угла комнаты к окну бойницы, и прыгают вниз. Вот уже среди теней отчётливо различим Ленин с красной газеткой в руках, выкрикивающий какие-то лозунги. За ним следом, размахивая косой во все стороны и куря трубку, проходит Сталин. Наступая Сталину на пятки, с башмаком в руке, гневно фыркая, бежит Хрущев. От него ни на шаг не отстаёт Брежнев в гермошлеме от скафандра на голове. Он бренчит медальками и целует всех подряд. Далее Горбачев, прячущий за пазуху чёрствую булку хлеба и трусливо кланяющийся кому-то. Следом с бутылкой водки в руках и изрядно навеселе, пританцовывая, шатается Ельцин. За Ельциным в чёрных очках и с рацией возле уха, не спеша, вальяжно идёт Путин c автоматом на плече.
Все они прыгают из окна и исчезают из вида…

Темнота.

Вновь вспышка света, которая озаряет помещение.

Посреди комнаты появляется маленький мальчик, который, не обращая ни на что внимания, сидит на крутящемся стуле и играет в компьютерную игру.

Снова темнота.
Вспышка света.

Щелкая семечки и плюясь во все стороны, присев на корточки, смеются гопники. Они вертят в руках чётки, курят траву и пьют «Ягуар».

Вдруг земля начинает дрожать, осыпается штукатурка, стены и пол трескаются, воздух наполняют множественные стоны. Крепость рушится. С башен вниз летят монолитные плиты, земля гудит от боли, всё вокруг объято огнём. Повсюду упирающиеся в небо столбы черного едкого дыма и смоляного пепла.

Через некоторое время всё затихает.

На месте руин, на горящем пепелище появляются очертания обычной, ни чем не примечательной квартиры. На красном диване лежит спящий человек. Его рука в беспомощной истоме свесилась с дивана. На его лице приятная усталость. Перед ним телевизор и залитый пивом журнальный столик, на котором лежит смятая алюминиевая банка из-под пива. Рядом валяется пакет с разбросанными по полу чипсами и пульт.

Темнота.



Эпилог.


Социологический опрос людей на улице. Корреспондент ходит из стороны в сторону и высматривает тех, кто на его взгляд более-менее адекватен и разумен. Но таких мало. Таких почти нет. Наконец, спустя полчаса, он таки находит тех самых, адекватных и разумных.

Корреспондент: Добрый день, скажите, пожалуйста, что вы знаете про «Осовец»?

1: Хм… А что я должен про это знать?

Корреспондент: Ну, что это, по-вашему? Или кто?

1: Ммм… Это птица, вроде.

Корреспондент: Спасибо. (Второму) Простите, можно вопрос?  Чем для вас является «Осовец»?

2: В смысле?

Корреспондент: Вы знаете что-нибудь про «Осовец»?

2: Эээ… ммм… да, знаю.

Корреспондент: Ну, и что это такое, по-вашему?

2: Растение, вроде. Да точно растение! У меня его бабка в деревне собирает.

Корреспондент: Спасибо. (Третьему) Здравствуйте, ответьте, пожалуйста, на вопрос. С чем у вас ассоциируется понятие «Осовец» и что это, вообще, по-вашему? 

3: Это… это…

Корреспондент: Птица?

3: Да, точно, птица, живёт там, где то на севере, вроде.

Корреспондент: (Воспаляясь) Да какая это птица? Какое растение? Это крепость, которую героически защищали русские солдаты в Первую мировую.

3: И чё? Ваще пофиг.

Корреспондент: Ну, как?

3:  Ваще параллельно. Извиняюсь за выражение, но мне насрать. Ты чё, самый умный что ли? Или тебе больше всех надо? Решил нас, честных людей высмеять, дебилами сделать? Так ты у любого спроси в городе, вряд ли тебе кто-то вообще на этот дурацкий вопрос ответит. Я вот не помню даже, что в школе проходили такое. А если не проходили, значит фигня это полная.

Корреспондент: (Запинаясь от испуга) Это просто социологический опрос и всё, понимаете?

3: А чё нервничаешь тогда? Забегал тут, понимаешь. Козёл, блин. Приехал тут, уму-разуму учить. Вали отсюда! Найди себе другую, нормальную работу, а то фигнёй какой-то занимаешься. Людей достаёшь.

Корреспондент: Я… Я… Просто…

3: Слушай, закрой свою «яколку» и пошёл отсюда, по-хорошему. Целее будешь.


Они не забыли, они помнят всё
Как ветер трепал их одежды огнём
Как поднимались, в атаку идя
Как умирали, себя не щадя
Им очень больно смотреть лишь на то
Как в памяти нашей всё быстро прошло
Хотят, чтоб забвений закончился плен
И в памяти нашей подняться с колен.



Конец.



Нижний Тагил. Апрель 2014 г.